– Все хорошо, Сия. Все хорошо.

Проходит целая минута, прежде чем голос проникает сквозь оболочку страха. Я не сразу соображаю, что меня тянут вверх, а не сталкивают вниз. Сообразив, перестаю отбиваться и покоряюсь. Меня тянут вверх, вверх, и вот опасность отступает, я оказываюсь на твердой почве.

Сердце ухает, я с трудом дышу, тем не менее выдавливаю каркающее «спасибо», едва различая перед собой лицо Томаса. Он смотрит на меня со смесью сочувствия и настороженности, но старается говорить беззаботным тоном.

– Когда мы вернемся в Тозу-Сити, тебе придется потренироваться в прыжках в длину.

Шутка так себе, но я невольно улыбаюсь и даже забываю ненадолго, где нахожусь. И зачем. Короткое мгновение я чувствую себя в безопасности. Выпрямляясь, оглядываюсь на мост, пытаюсь высмотреть арбалетчика.

– Надо отсюда убираться. Неподалеку засел тип с арбалетом, задумавший уменьшить конкуренцию. Он на меня напал, когда я искала тебя. А потом нагнал на мосту.

Томас, щуря глаза, тоже оборачивается. Ищет подтверждения, что стрелок существует? Не доверяет моим словам? Если бы не сны отца, не предательство Романа и не предостережение Майкла, я бы сама не поверила, что кто-то из кандидатов способен на такое. Разве можно упрекать Томаса за недоверие?

– Кто бы это ни был, он тоже должен искать способ переправиться через реку. Поразительно, что ты спаслась. Увидев такой прыжок, я испугался за твою жизнь.

Он поправляет рюкзак на плече и протягивает мне руку. Я готова ее схватить, но замечаю, что моя рука в крови. Увидев порезы, Томас говорит:

– Давай-ка промоем. Только заражения не хватало! Но сначала уйдем с солнцепека.

Мы преодолеваем целую милю в западном направлении, прежде чем я останавливаюсь у груды камней и перекрученного железа, достающей мне до пояса. Она послужит хоть каким-то укрытием, пока я приведу в порядок пораненные руки и перекушу. Теперь, перестав бояться, я умираю с голоду.

Томас садится рядом.

– Если надо, я могу порвать на бинты свою простыню.

– Это лишнее. – Впрочем, мне приятно убедиться в своей правоте: Томас действительно захватил с собой простыню с койки. – У меня при себе аптечка первой помощи.

Чтобы не перепачкать кровью все содержимое своего рюкзака, я прошу Томаса достать оттуда аптечку и наполовину полную фляжку с водой. Намочив дезинфицирующим раствором клок ваты, я промываю раны и с облегчением убеждаюсь, что это всего лишь царапины. Антибактериальная мазь, бинтовая повязка – и я готова утолить голод. Прячу аптечку в рюкзак, вынимаю яблоко и предлагаю Томасу. Надо же хоть чем-то отблагодарить своего спасителя!

Он ухмыляется:

– Аптечка – один из твоих трех предметов со склада? – Я киваю, и он расплывается в улыбке. – Я сам чуть не прихватил аптечку, но вовремя подумал, что ты тоже так поступишь. Зачем нам брать одно и то же? Мы же договорились о встрече.

Он сильно рисковал, ведь мы вполне могли разминуться. На счастье, этого не случилось. Оттого что он, бродя по складу, помнил, что мы – команда, я чувствую прилив счастья, труднообъяснимый при данных обстоятельствах.

За яблоками и бубликами с корицей – вкладом Томаса в перекус – мы сличаем содержимое наших рюкзаков. Я демонстрирую воду и химикаты для ее очистки: об этом моем выборе он тоже догадался, а вот о третьем – нет. Решил, что я выберу компас – предмет, без которого ни один кандидат не сможет обойтись в пути. Поэтому его брови взлетают на лоб от удивления, когда я достаю из бокового кармана рюкзака револьвер и признаюсь, что уже пускала его в ход.

– Так это была ты?

Мне опять становится стыдно за свои действия, и я опускаю глаза, чтобы не видеть осуждения в его глазах. Но он приподнимает мне подбородок и заставляет смотреть на него. Оказывается, он все хорошо понимает, переживает за меня, гордится мной.

– Ты все сделала правильно. Чтобы защищаться, нужна отвага, и я рад, что она у тебя нашлась. Не представляю, что бы я делал, если бы с тобой что-то случилось. – От его ласковой улыбки у меня в животе оживает стая мотыльков. – Хочешь взглянуть, что отобрал я?

Набор инструментов, в который входят спички. Атлас конца XXI века с подробными картами всех пятидесяти штатов США, в том числе тех мест, по которым нам предстоит путешествовать. Наконец, большой, устрашающего вида нож в кожаном чехле. Не припомню, чтобы я видела такой нож, если это можно так назвать, в оружейной секции – наверное, проглядела. Его длинную рукоятку можно сжимать двумя руками, клинок имеет целых два фута в длину и зазубрины у основания, он такой острый, что к нему страшно прикоснуться.

– Я подумал, что эта штуковина пригодится нам, если придется прорубаться сквозь заросли.

Он вкладывает свой меч в ножны и крепит их у себя на поясе. Он очень хорошо, даже опасно вооружен.

Я собираю свой рюкзак и показываю Томасу вещи из дому: приемник-передатчик своего брата и складной карманный нож. Понимая, что мы оснащены для выживания лучше большинства кандидатов, я готова снова углубиться в разрушенный город, через который лежит наш путь на запад. Томас считает, что мы должны немного продвинуться в ту сторону, а потом повернуть на юг. Меня это удивляет.

– Разве мы не пойдем к забору?

– Зачем?

– Чтобы встретиться с остальными. Ты же сказал Зандри и другим про встречу у забора?

Томас останавливается:

– Я сказал одной тебе.

– Но… – Мне хочется спросить почему, но вспоминаю про арбалетчика, кукурузные лепешки Райм, подножку Романа Малахии, когда мы впервые пришли в столовую. И, конечно, следующую выходку Романа. Все дело в доверии. Мне Томас доверяет, и его доброта ко мне, которую я наблюдаю с самого детства, убеждает меня, что я тоже не напрасно ему доверилась. Тем не менее я не удерживаюсь от вопроса:

– Что, если по пути мы набредем на Зандри или на остальных?

Предоставим им выкручиваться самостоятельно или позволим присоединиться к нам? Как можно уйти от людей, которых мы называем своими друзьями?

Я вижу, что Томасу нелегко ответить на мой вопрос. Он долго молчит, уверенно шагая на запад.

– Нам сказали, что нас будут оценивать по тому, какой выбор мы предпочтем, – говорит он наконец. – Наверное, это как раз такой случай.

Мы преодолеваем еще несколько миль почти молча. Пейзаж на горизонте делается все менее загроможденным. История учит, что за городом тянулись мелкие городки, что сотни тысяч людей жили и работали поблизости от Чикаго, пользуясь выгодным соседством. Признаков этого почти не осталось. Те, кто разрушил город, погубили и населенные пункты вокруг него. Во всяком случае, от тех, которые мы минуем, мало что осталось, только груды железа, развалины стен, кучи битого стекла, потрескавшаяся земля – свидетельства взаимной беспощадности людей.

Солнце прячется. В сгущающихся сумерках мы видим заросший дикой растительностью домишко. Неужели он устоял в войне, или его построил кто-то из тех, кому удалось спастись? Домишко как будто цел. Мы переглядываемся и молча решаем идти к нему. Можно было бы двигаться дальше, но найдем ли мы другое убежище? От мысли о ночевке под открытым небом, когда вокруг рыщут кандидаты Испытания и дикие звери, вынюхивающие добычу, мне становится жутко.

До домика мы добираемся потные и обессилевшие. В небе гаснут последние лучи отошедшего ко сну светила. Домик маленький, это квадрат со стороной в восемь футов, с цементным полом. Все четыре стены устояли, но крыша частично провалилась, и в дыры можно любоваться туманным небом. Я рада, что погода жаркая, а не дождливая. Обугленный угол внутри дома – признак того, что кто-то – возможно, кандидат прошлогоднего Испытания – разводил здесь костер.

Томас считает, что стены послужат нам достаточным укрытием, если мы тоже захотим развести костер. С костром, конечно, было бы неплохо, но мы оба не желаем рисковать. В беспросветной ночи огонь будет виден за много миль. Мы ужинаем сухофруктами и хлебом. Тем временем опускается ночь, и даже свет луны не позволяет увидеть что-нибудь, кроме контура двери. Дома, в Пяти Озерах, я привыкла к темным ночам, но это какая-то другая чернота. В ней ощущается угроза – так и представляются чудища, которые прятались под моей кроватью, когда я была маленькой. По меньшей мере один из кандидатов не прочь совершить убийство. Рука Томаса находит в темноте мою руку, и я с трудом сдерживаю слезы благодарности: если бы не он, мне бы пришлось трястись в темноте от страха одной.

– Спи, Сия. Я на всякий случай покараулю.

Я держусь из последних сил, чтобы не провалиться в сон. Все тело дрожит от изнеможения, но я знаю, что стоит закрыть глаза – и меня одолеют кошмары. Поэтому лучше поговорить.

– Как ты думаешь, сколько времени у нас уйдет на возвращение в Тозу-Сити?

Я уже установила при помощи своего прибора координаты нашей хижины и сравнила их с координатами капсулы, в которой меня сбросили на развалины Чикаго. За день пути мы преодолели около 18 миль. Страшно подумать о том огромном расстоянии, что лежит между нами и целью похода.

– Недели три-четыре. Чем дальше будем уходить от города, тем легче будет идти. Найдем на чем ехать – значительно ускоримся. Помни одно, Сия: твой отец тоже проходил Испытание и вернулся. Мы тоже сможем.

Его слова помогают мне выбросить из головы тревожные мысли по поводу воды и пропитания, коварства других кандидатов. Представляя себе улыбку отца и чувствуя, как крепко пальцы Томаса сжимают мою руку, я засыпаю.

Внезапно проснувшись, я недоуменно моргаю, видя над собой небо, затянутое розовато-красной дымкой. Где я? Потом все вспоминаю. Медленно поворачиваю голову и вижу лежащего рядом Томаса. Подложив под голову свой рюкзак, тихонько дышит. Видимо, уснул, не успев разбудить меня, чтобы я сменила его в карауле. То, что разбудило меня, не потревожило его сон.

От хруста сучка где-то неподалеку у меня сердце уходит в пятки. Ветер? Животное? Или что-то гораздо страшнее? Я впиваюсь в руку Томаса и прижимаю палец к его губам, когда он медленно поднимает веки. Его глаза расширяются, когда я, указывая на дверь, произношу одними губами:

– Я что-то слышала.

Снова хруст, шуршание листьев. Я тянусь к карману на рюкзаке, где лежит револьвер. Томас нашаривает рядом с собой огромный нож. Мы молча ждем. Если рядом собратья-кандидаты, они увидят нашу хижину. Захочется ли им сюда заглянуть, чтобы поискать чего-нибудь полезного? Я бы так и сделала. Сжимая в руке револьвер, я жду появления врага.

Но никто не появляется.

Мы с Томасом упорно ждем. Проходит минута за минутой. Я вспоминаю, как накануне застряла в железной конуре, вокруг которой кто-то бродил. Теперь я по крайней мере не одна.

Сколько ждать? Мне кажется, что минула вечность, хотя в действительности – от силы четверть часа. Больше никаких звуков не слышно. Томас медленно встает и идет к двери с намерением выглянуть. Я киваю и тоже тихо встаю. Если за дверью кто-то есть, то появление сразу нас обоих станет для него неожиданностью.

Томас на цыпочках подбирается к двери, берется обеими руками за рукоятку ножа, делает глубокий вдох и выходит. Я шмыгаю за ним.

Ничего.

Мы обходим свою хижину в поисках признаков чьего-либо присутствия, но ничего не находим, кроме собственных следов, не считая следов мелкой живности. Мой страх прошел, и, разглядывая эти крохотные отпечатки, я не могу удержаться от улыбки. Лиса, кролик… Нам понадобится какая-нибудь пища, кроме припасенных в рюкзаках фруктов и хлеба. Я думаю о проволоке и других материалах для силков и с этой мыслью возвращаюсь следом за Томасом в хижину, собирать вещи. Если мы хотим добраться до Тозу-Сити, то нельзя засиживаться.

Наш завтрак состоит из бубликов с корицей и изюмом. Я откупориваю первую фляжку с водой, чтобы запить еду. Нас двое на мой скудный запас воды, так что он быстро иссякнет, особенно в такую жару. Вчера я думала только о том, чтобы убраться подальше от разрушенного города, а сегодня сосредоточена на поиске всего необходимого для выживания в предстоящие недели. Надо найти относительно малоядовитую воду, которую можно превратить в питьевую при помощи моих химикатов, причем побыстрее.

За едой мы изучаем карту Иллинойса в атласе Томаса. Бо́льшая часть городов разных размеров и почти все дороги не устояли перед войной и временем, но мы надеемся, что хотя бы некоторые из отмеченных на карте озер и рек еще сохранились. Найдя реку, которая кажется нам подходящей, мы вводим координаты в прибор. Согласно его показаниям, река протекает в пятнадцати милях к юго-западу. Надев рюкзаки, мы выступаем в заданном направлении, ориентируясь по компасу.

Мы шагаем по плоской равнине, по хрустящей, ломкой почве. Все это – последствия применения биологического оружия против города и его окрестностей. Совершенно не похоже на тот холмистый край, где я выросла. По пути мы прикладываемся к воде, возмещая влагу, потерянную на солнцепеке, и болтаем о мелочах: о наших любимых детских играх, о колыбельных, которые нам пели наши мамы, о всяких вкусностях. Томас – любитель моркови в меду, я обожаю свежую малину. Принимается решение отпраздновать наш успех на Испытании тем и другим.

После нескольких часов пути мы набредаем на рощицу невысоких деревьев, где можно передохнуть. Когда Томас сбрасывает на землю свой рюкзак, я радостно вскрикиваю. Под деревьями россыпи беленьких цветочков с острыми лепестками. Клевер! Отец говорил, что это одно из немногих растений, совершенно неприхотливых к качеству почвы. В детстве, когда случалась нехватка еды, мать, бывало, кормила меня клеверным салатом. Забавно, что некоторые вещи никогда не меняются!

Мы с Томасом срываем много клевера, делим его на две кучки и, усевшись в тени, хрустим свежими цветочками и зелеными стеблями, как кролики, разве что с хлебом и с фруктами. Мы срывали растения, оставляя корни в земле, чтобы выросли новые цветы. Вдруг пригодятся кандидатам на Испытании в следующем году?

Дневное солнце безжалостно, земля у меня под ногами раскалена. Мы обливаемся потом, облеплены висящей в воздухе пылью. Мы уже осушили первую фляжку и принялись за вторую. Надо срочно искать источник воды. Прибор подсказывает, что до реки всего две мили ходу.

Под конец дня мы добираемся до места. От реки осталось лишь сухое русло. Мы дважды сверяемся с картой, чтобы убедиться, что не заблудились. Какой-то катаклизм – возможно, землетрясение – изменил ландшафт и осушил реку со времени создания карты. Удивляться тут нечему, но я не могу справиться с разочарованием и с пришедшим ему на смену страхом. Чтобы не поддаться ему, я сосредоточиваюсь на решении проблемы. Для этого нас и испытывают: чтобы выявить тех, кто способен справляться с проблемами даже в условиях сильного стресса. Испытателям нужны кандидаты, добивающиеся успеха. Где-то должна быть вода, требуется только сообразительность и терпение – и мы ее отыщем.

Указывая на холмик на юго-западе, я говорю:

– Вода из этой реки должна была куда-то уйти. Может, посмотрим на местность сверху?

Томас убирает атлас в рюкзак:

– Звучит обнадеживающе.

Идти до холма дальше, чем казалось сначала, зато он выше, чем можно было подумать. Пока мы на него взбираемся, солнце перестает палить с прежней силой. От вида пейзажа внизу мне хочется рыдать. Во все стороны тянется растрескавшаяся серо-бурая земля, кое-где виднеются корявые, больные на вид деревья с сухими скрученными листьями. Но что это там, вдалеке? Я щурюсь на заходящем солнце. Да, там зеленое пятно. Такая зелень означает живую растительность. А она невозможна без воды.

Томас с широкой улыбкой берет меня за руку, и мы торопимся в ту сторону. Но по пути меня посещает тревожная мысль: мы побывали на вершине холма не зря, но сильно рисковали. Если неподалеку есть кто-то, ищущий нас, то он наверняка нас увидел. Я делюсь своими опасениями с Томасом, но поделать уже ничего нельзя. На этом пустом пространстве негде спрятаться. Остается лишь идти к намеченной цели и надеяться на лучшее.

Чем ближе мы с Томасом подходим к зеленому островку, тем острее я чувствую опасность. Короткое расстояние между холмом и зеленью, рядом с которой может находиться источник воды, начинает казаться мне не только совпадением. То, что эта часть страны официально не подвергалась возрождению, еще не значит, что здесь не ступала нога правительства Соединенного Содружества. Д-р Барнс и другие Испытатели хотят проверить, как мы мыслим, как обозначаем проблемы и как их решаем. Экзамен состоит из небольших проверок. Преграды у нас на пути вряд ли случайны.

Приближаясь к островку зелени, я прихожу к выводу, что этот оазис – еще один тест. Идеальный овал травы, сверкание чистого, незараженного пруда посередине. Два дерева с пышной листвой по краям. Весь оазис имеет всего 20 футов в длину и вдвое меньше в ширину. Я больше не сомневаюсь, что этот маленький рай создан людьми.

При виде воды Томас ускоряет шаг, но, заметив, что я отстала, останавливается:

– Что-то не так, Сия?

Я делюсь своими подозрениями, и он озабоченно морщит лоб, с тоской смотрит на пруд и говорит:

– Они знают, что нам нужна вода, вот и устроили кое-где источники, чтобы мы не умерли от жажды. Иначе никто не сдал бы проклятый экзамен! Разве в этом их цель?

Томас говорит дело. С другой стороны, он не слышал бесстрастного рассуждения д-ра Барнса о гибели Райм. Не видел, как погиб Малахия. Если бы я этого не слышала и не видела, то тоже поверила бы, что этот уголок – подарок Испытателей. Но для меня это ловушка.

– Давай обойдем его по периметру и хорошенько разглядим.

Томас готов спорить, я вижу это по его стиснутым челюстям. Так же он реагировал на уроках на ошибку учителя или ученика. Не вступая в спор, я подхожу к колеблемой ветром изумрудной траве, не ступая на нее. На краю пруда растут благоухающие цветы, высокие прямые деревья манят живительной тенью. Так и тянет растянуться под ними, чтобы отдохнуть после утомительного пути. В краю, где взор оскорблен нескончаемым уродством, стоит ли удивляться, что я отказываюсь поверить в клочок рая посреди ада?

– По-моему, все в порядке, – доносится с другого края оазиса голос Томаса.

– Подожди еще немного. Пожалуйста! – кричу я и отворачиваюсь, надеясь, что это прекратит наш спор. Чутье подсказывает мне, что надо уносить отсюда ноги, но я должна убедить Томаса. Он всегда был так добр с другими людьми, особенно с теми, у кого на душе скребут кошки. Неудивительно, что он ждет помощи от правительства, которое нас сюда забросило. Перед нами единственный источник воды после вчерашней отравленной реки, поэтому я не виню его за готовность поддаться соблазну. Если бы только поблизости нашелся другой источник! Неподалеку есть еще один холм. Вдруг, забравшись на него, я обнаружу искомое?

– Я сейчас вернусь. Оставайся здесь.

Я бегу на холм. Ноги устали, но я спешу. Меньше чем за пять минут я взбираюсь на холм. Я запыхалась, но то, что я вижу, заставляет меня весело смеяться. Неподалеку, ярдах в ста, наверное, течет речушка. Вода в ней не блестит, окружающая ее растительность совсем не пышная, но то, как она вьется, свидетельствует о том, что ее создала сама природа. Вода! Зараженная? Не исключено, но на этот случай у меня есть набор обеззараживающих химикатов. Впервые за сегодняшний день я испытываю облегчение.

И тут мир взрывается.