В надежде поступить в Университет порог Испытательного центра пересекли 108 кандидатов. Сегодня в столовой сидят оставшиеся 29, хотя, судя по доносящимся из холла голосам, это число еще может вырасти.

По словам Испытателей, с тех пор как я пересекла белую линию, то есть сдала экзамен, минуло девять дней. Почти все это время я провела без сознания. Инфекция, проникшая в организм через рану на руке, оказалась опаснее, чем я предполагала. Если бы я не выдавила большую часть яда, то не выжила бы. Врачам понадобилось несколько часов, чтобы понять, изгонят ли его из организма медикаменты, которыми они меня накачали. Благодаря особому снадобью сама рана затянулась, но шрамы остались. Испытание оставило на мне пожизненные отметины – что ж, я и не сомневалась, что так произойдет.

Томас выздоравливал стремительнее, чем я. Его лечили успешнее, чем меня, и избавили от шрамов. Но те взгляды, которые бросают друг на друга они с Уиллом, заставляют меня опасаться, что шрамы еще появятся. Хорошо, что, по правилам Испытания, сразу после сдачи четвертого экзамена у кандидатов отбирают все оружие. Если бы не это, я бы не смыкала ночью глаз.

Я вижу, что Уилл наблюдает за мной через зал. Встретившись со мной глазами, он ухмыляется и подмигивает. Он сидит вместе с группой кандидатов, большинство из которых мне не знакомы. В этой группе Брик. Он еще не обращался ко мне, и я рада этому, потому что не уверена, смогла ли бы с ним общаться, не вспоминая ту бойню, которую он учинил ради меня. Не знаю, понимает ли он, что его жертвы были людьми, и преследуют ли его по ночам, как меня, их окровавленные лица.

У противоположной стены столовой сидит Стейша. Лицо у нее такое же непроницаемое, как во время экзамена. Она избегает Вика, вместе с которым путешествовала, и предпочитает одиночество. Рыжий Вик сидит далеко от нее. Трейслин, девушку, скучавшую по своему возлюбленному и мечтавшую стать учительницей, нигде не видно. Я догадываюсь, что ее участь – причина обеспокоенного вида Вика и понимающей улыбки Стейши.

Мы с Томасом ни с кем не разговариваем, просто ждем начала собеседования. Едим мы вместе и, когда разрешено, гуляем на свежем воздухе. Когда мы не вспоминаем дом, Томас шепчет мне на ухо, что он, возможно, нашел способ сохранить память. В больнице он подслушал разговор врача с кем-то из Испытателей про лекарство, которое давали ему и другим раненым кандидатам. Испытателя беспокоило то, что это лекарство может снизить эффект предстоящих процедур Испытания. Он настаивал, чтобы врачи очистили организм Томаса и других от этих лекарств к началу решающего отбора поступающих в Университет.

– Они думали, что я сплю. Когда медсестры принесли лекарство в следующий раз, я притворился, что принял его. Так я спрятал одну таблетку. На новых медицинских обследованиях я постараюсь припрятать еще. Одних медсестер легче отвлечь, других труднее. Все зависит от того, кто из них дежурит.

Я не удивлена, что неотразимая улыбка Томаса с ямочкой и его ясные серые глаза способны отвлекать медсестер от обязанностей: я сама от его поцелуев млею. За следующие дни его запас таблеток пополняется еще одной. Тем временем белую финишную линию пересекают еще пятеро кандидатов. Когда появляется кто-то из них, у меня возникает надежда, что это Зандри, последняя из наших земляков. Но ее все нет. Наконец, мы слышим за ужином объявление, что завтра начнутся собеседования, и я понимаю, что Зандри уже не вернется.

Ночью она присоединяется к привычным персонажам моих кошмаров. Ее светлые волосы рассыпаны по потрескавшейся бурой земле, рот удивленно разинут, птицы выклевывают ей глаза.

Я испуганно открываю глаза и давлюсь криком. Проходит несколько минут, прежде чем я понимаю, где нахожусь. Это уже не равнины, а Испытательный центр, мне больше ничего не угрожает.

Потом я вспоминаю, что сегодня начнутся собеседования и что опасность далеко не миновала.

Я таращусь в потолок, вцепившись в свой рюкзак, пока не проклевывается заря. Я в комнате одна, и спать с рюкзаком под боком не обязательно, но старые привычки прилипчивы. Когда за окном становится светло, я спускаю ноги с кровати и бреду в ванную. Там я принимаю душ, потом роюсь в кармане брюк, которые носила накануне, и нащупываю пузырек, жидкость из которого должна выпить перед собеседованием. Как мне и обещали, он был среди моих вещей, когда меня отпустили из больницы.

Сидя на полу, я верчу пузырек и вспоминаю слова Седого: «Перед собеседованием вам дадут снадобье, которое заставит ответить на вопросы честно, ничего не утаивая».

Я тогда ответила ему, что мне нечего скрывать, но это не так. Мне самой мои ответы ничем не грозят, а вот другим… Если меня спросят про отца, Зина, нашу бывшую учительницу, мои ответы могут им навредить, а то и стать им приговором. Если содержимое пузырька позволит их спасти, то я должна использовать этот шанс. Или д-р Барнс и его сотрудники-Испытатели специально подсунули его мне, чтобы лишний раз проверить? Если его выпить, чем это грозит – болезнью или смертью? Я обязана сделать выбор: выпить жидкость или оставить пузырек полным.

Громкоговоритель уже зовет завтракать, а я еще не приняла решение. Надо торопиться. Скоро станут выяснять, почему я сижу в своей комнате, и задавать вопросы, на которые лучше не отвечать правдиво. Скорее!

Я откупориваю пузырек и выпиваю его содержимое. На первом месте для меня безопасность семьи. Если я приняла неверное решение, то скоро узнаю об этом. А пока что я хватаю рюкзак, вскакиваю и несусь навстречу тому, что готовит наступивший день. Хорошо это или плохо, но сегодня Испытание завершится.

В столовой шумно. Большинство кандидатов сгрудились вместе посередине зала, словно показывая, что им нечего бояться. В центре группы Уилл, не устающий шутить. Когда я прохожу мимо, он умолкает. Я сажусь в глубине зала и жду Томаса.

Я жую кусочек хлеба и жду, когда подействует. Не замечаю, как подходит Уилл, и поднимаю глаза, только когда напротив меня скрипит стул, на который он плюхается.

Кусая яблоко, он разглядывает меня через стол.

– Я подумал, что тебе будет интересно узнать, что я едва не издох. Твоя последняя пуля угодила мне в аппендикс. Хорошо, что это лишний отросток, иначе меня бы здесь не было. – Я не отвечаю, и он перестает улыбаться. – Ладно, знаю, это звучит глупо, но я рад, что не убил тебя, хотя собирался.

– Ты прав, это звучит глупо. – Ничего не могу с собой поделать и добавляю: – Я тебе доверяла.

– Это и есть твоя ахиллесова пята. Лидеры должны внушать доверие. Это не то же самое, что доверчивость.

– Ты доверял Джилу.

В его глазах боль. Ее сменяет недобрая улыбка.

– А это моя ахиллесова пята. Когда он вылетел, я не мог сосредоточиться на втором туре. На собеседовании мне поставят это в упрек, но, думаю, в третьем и в четвертом турах я доказал, что способен сосредоточиться на цели.

– Зандри не говорила, что ты что-то натворил в третьем раунде.

– Потому что она пошла первой, – смеется Уилл. – Когда ты вышла и рассказала, как провел вашу группу Роман, до нее стало доходить. Только после конца третьего экзамена, когда никто из других членов нашей группы не вернулся, Зандри поняла, что я сделал.

Я проникаюсь смыслом признания Уилла, глядя на него в упор. Он сделал тот же выбор, что Роман: предать свою команду и уменьшить число конкурентов. Я должна была сама это понять, но так ждала возвращения Брика, что не обращала внимания на своих друзей. Иначе Томасу не досталась бы пуля. С другой стороны, если бы не Уилл, мы с Томасом не выжили бы, когда на нас напал Роман.

– Я думала, ты хороший парень, Уилл.

– Я и есть хороший парень, – говорит он и смеется.

– Хорошие парни не убивают.

– Подумаешь – убийство! Это как охота на волков у нас в колонии. Прицелился, выстрелил – и проблема решена.

– Ты думаешь, это так просто? – От негодования я чувствую горечь во рту. – Разве блондинка, которую ты убил из арбалета, – животное? У нее была семья, друзья, люди, которые ее любили. Она пыталась выжить в этом экзамене, как и ты.

Я жду, что он будет оправдывать свои действия, объяснять их необходимость, рассказывать о своем горячем желании поступить в Университет. Вместо этого Уилл тихо произносит:

– Ее звали Нина. Она была из колонии Пьер. Одна из девушек, дошедших до финиша, училась с ней в одной школе.

– Нина… – Я вспоминаю про ее браслет в своем рюкзаке и радуюсь, что хоть что-то про нее узнала. То, что я знаю ее имя, не оживит ее, но для меня это важно.

Уилл кивает:

– А вообще-то ты права. Это непросто. Убивать-то легко, а вот жить с этим… – Он смотрит мимо меня и вздыхает. – Наверное, в этом и был весь смысл экзамена. Лидерам все время приходится убивать. Потом они учатся жить с принятыми ими решениями. Вот и я буду учиться жить с моими.

– Думаешь, мы сдавали четвертый экзамен для этого? Чтобы узнать, можем ли мы убивать и потом с этим жить?

Он пожимает плечами:

– Мы вот-вот это узнаем, правильно?

Я вспоминаю слова Стейши, такие близкие по смыслу к речам Уилла и даже д-ра Барнса, бесстрастно наблюдавшего, как тело Райм вынимают из петли. Он считал, что ее смерть – это к лучшему. Мне страшно, что Уилл может оказаться прав. Что все дело было в том, чтобы убивать и учиться с этим жить. Я тоже убивала и не должна беспокоиться, что не подойду по этим критериям. Но я больше не уверена, что стремлюсь стать лидером. Если для моей страны убийство ценится дороже сострадания, это не для меня.

Я замечаю у входа в столовую движение, поднимаю глаза и впервые за этот день улыбаюсь. Томас. Увидев Уилла, он сжимает челюсти, но к нам не торопится. Сначала он берет тарелку и накладывает на нее еду. Если Уилл не дурак, то не станет ждать Томаса и уйдет.

Уилл смотрит туда же, куда я, и стонет:

– Я должен был догадаться, что ты найдешь способ спасти его, как спасла меня. Учти, я вовсе не рад видеть его живым. Не обижайся. – Он наклоняется вперед: – Мне неприятно это говорить, но он все равно не заслуживает твоего доверия, Сия. И твоей любви. Черт… – Он оглядывает столовую, потом опять смотрит на меня: – Никому из нас нельзя доверять.

Не дожидаясь, пока Томас подойдет, Уилл встает, подмигивает мне напоследок и возвращается к своим друзьям.

Томас ставит свою тарелку рядом с моей, но не сводит глаз с Уилла:

– Чего ему надо?

Хороший вопрос. Не уверена, что у меня есть ответ. Но я пытаюсь ответить:

– Он хотел сказать, что рад, что я жива. А вот видеть тебя он не рад.

Томас улыбается:

– Ему можно посочувствовать, я ведь собираюсь жить долго.

– Лично я счастлива это слышать.

– Я надеялся, что ты это скажешь. – Он оглядывается на веселую компанию и спрашивает: – Ты готова к собеседованию?

Я слышу, как Уилл хохочет на весь зал, и думаю, не был ли он прав насчет того, чего ищут Испытатели. Отбрасывая сомнения, я отвечаю:

– Подумаешь, ответить на несколько вопросов! После всего, что было, это ерунда.

– Доброе утро. – Д-р Барнс улыбается нам со сцены лекционного зала. – Поздравляю сдавших все четыре экзамена. Не могу передать, как сильно мы впечатлены вашим умом, находчивостью и упорством. На четвертом экзамене вы смогли побывать за пределами своих возрожденных колоний и понять, какие вызовы ждут наших руководителей. Задачи, которые мы перед вами ставили, были тяжелыми, шансы на неудачу были велики, но так же тяжелы задачи и велики шансы на неудачу наших руководителей. Мы понимаем, какие высокие требования к вам предъявили, и очень рады, что большее число из вас, чем мы ожидали, покорило эту высоту.

Я думаю, как мало нас осталось по сравнению с тем, сколько было вначале. Просто дрожь пробирает при мысли о том, как мал был процент выживаемости в прежние годы, если д-р Барнс считает высоким этот.

– Конечно, всех вас волнует сегодняшнее собеседование. Рад вас успокоить: беседы будут короткими и относительно нетрудными. Вы уже доказали свой интеллект и умение мыслить стратегически, способность выживать в сложных условиях и решать проблемы, когда все складывается против вас. Мы знаем о вашей сообразительности. А теперь вы будете интересовать нас как личности. Мы станем спрашивать про вас самих, про семью, колонию, решения, которые вы принимали на Испытании. Просим быть честными и открытыми. Собственно, главное – будьте собой. Вы не сможете сказать ничего неправильного, кроме, разумеется, лжи. От наших лидеров мы, как члены Соединенного Содружества, ждем честности и прямоты. Сегодня мы просим о том же самом вас.

Я не могу не задуматься, как они будут добиваться выполнения этого правила и как накажут тех, кто покажется не вполне правдивым.

Но д-р Барнс уже перешел к дальнейшим инструкциям.

– С каждым из вас будет беседовать комиссия из пяти Испытателей. Собеседование не может тянуться дольше сорока пяти минут. Не стоит придавать специального значения этой цифре. Потом каждого из вас проводят в спальню, где вы будете ждать результатов. Предупреждаю, что на решение нам требуется много времени. Просим проявить терпение, потому что мы будем выбирать наилучших кандидатов для Университета. Некоторые из нас известны своим упрямством.

Последняя теплая улыбка напоследок.

– Всем удачи! С нетерпением жду работы со многими из вас в Университете в следующем году. Знаю, вместе мы свернем горы.

После ухода Барнса на сцену выходит седая женщина в кроваво-красном комбинезоне.

– Услышавший свое имя встает и выходит в коридор. Оттуда сотрудник проводит вас на собеседование. Виктор Джосслим!

Рыжий Вик вскакивает и выходит, повесив голову. Я замечаю, какой он исхудавший и бледный по сравнению с тем, каким был спустя неделю после начала четвертого экзамена. Он здорово изменился, как и все мы. Звучат имена, а я не выпускаю руку Томаса и думаю, что угадала причину, по которой Испытатели стирают нам память. Они запускают часы в обратную сторону, превращают нас в тех ребятишек-оптимистов, какими мы сюда заявились, воображающих, будто способны переделать мир.

Когда вызывают Томаса, он напрягается всем телом. На прощание я целую его в щеку, остаюсь одна и жду, пока прозвучит мое имя. И внезапно вспоминаю, что Томас унес обе таблетки, наш единственный шанс сохранить воспоминания об Испытании после собеседования. Остается одна надежда: что Испытатели позволят нам увидеться хотя бы разок до того, как наша память будет стерта. Если нет, то пусть Томас сам примет таблетки и помнит все за нас обоих.

Аудитория постепенно пустеет. Я заставляю себя не ерзать, но куда там: не могу не думать о вопросах, которые будут задавать Испытатели, о том, каких ответов они будут ждать. Д-р Барнс утверждал, что неправильных ответов не может быть, но я знаю, что это неправда. На этом этапе будут отсеяны еще 14 кандидатов. Испытательный комитет наверняка ищет чего-то определенного. Вот бы знать, чего именно!

– Маленсия Вейл.

Ноги подкашиваются, когда я выхожу в коридор, а сердце колотится как сумасшедшее. В голове беспрерывно звучат слова Барнса: «Будьте самими собой», пока я иду за сотрудником к двери в конце коридора. Он просит меня подождать и проскальзывает в дверь. Изнутри доносятся голоса. Я грызу ноготь, изнемогая от волнения.

Через несколько минут дверь распахивается.

– Входи!

«Будь собой!» – призываю я себя, переступая через порог. Но от этого заклинания сердце бьется только еще отчаяннее. Дело в том, что я не знаю, как это – быть собой. Я уже не та, какой уезжала из Пяти Озер. Тогда я верила, что в день выпуска из школы ребенок становится взрослым. Я еще не была взрослой, а теперь…

После всего того, что я видела и делала, приходится сознаться себе, что уже не знаешь, кто ты. Одно понятно: надо поскорее в этом разобраться, чтобы не оплошать на последнем собеседовании. Последний экзамен уже начался.