Вероника, которую на сей раз пропустили первой – из опасения, как бы заклятие вдруг не вернулось в последний миг, – даже не устояла от неожиданности на ногах. Так и села, где была, прямо в высокую, по колено, траву.
…Сколько раз ей снилась эта земля, сколько раз она силилась представить себе ее красоту!.. Но действительность превосходила все ожидания, и самые смелые фантазии блекли перед истинной прелестью колдовской страны, которую, как теперь только поняла Вероника, невозможно описать никогда, никакими словами…
Спутники ее один за другим тоже опустились наземь, словно бы и их не держали ноги. Но Веронике сейчас было не до них.
В Квейтакке вставало солнце – настоящее солнце, и половина неба пламенела огненно-розовой зарей. Небольшая лужайка, на краю которой они очутились, выйдя из Тарианы, находилась еще в тени холма, возвышавшегося по левую руку. Но трава, вся в брызгах росы, сама по себе излучала нежное зеленоватое сияние, и разноцветными радужными искрами сверкали разбросанные в ней мелкие полевые цветы. По правую руку начинался лес, высокий, прозрачно горящий зелено-золотым костром, и в кронах его звенели дивно слаженным оркестром голоса небывалых птиц. Куст шиповника пышно раскинулся на берегу мелкого ручья, пересекавшего лужайку, и… тихо пел тоже – алые светящиеся цветки перекликались тонкими, едва слышными голосками.
За ручьем лужайка поднималась, постепенно переходя в склон холма, на котором там и тут росли кряжистые, похожие на дубы деревья с раскидистыми кронами. Надо ли говорить, что они тоже светились, каждым листком, каждой морщинкой коры?..
К стволу одного из них, стоявшего ближе к вершине, прилепился крохотный домишко, желтый с красной крышей, – поместиться в таком мог разве что енот. В стене, обращенной к путникам, виднелось круглое окошечко с кружевной занавеской, еноту явно не надобной… В боковой стене домика была овальная дверь. На ней висел миниатюрный замочек.
Что-то упало с дерева, возможно, желудь, мелькнуло на лету оранжевой искоркой, кануло в траву. В лесу застучал дятел, послышался чей-то далекий, тихий, серебристо звучащий смех. На цветок шиповника опустилась большая бабочка, синяя с позолотой. Повернулась к Веронике и неожиданно погрозила ей тонюсенькой лапкой…
– …Стоило пережить всю эту кучу неприятностей, чтобы увидеть такое лицо, какое сейчас у Вероники Андреевны, – услышала сказочница смеющийся голос капитана Хиббита и повернулась к нему.
Кароль смотрел на нее, улыбаясь, и сам выглядел… таким капитана она еще не видела. Лицо – смягчившееся, растроганное. В глазах – тепло, в улыбке нежность… пожалуй, сейчас он был даже красив. Почти как эльфы, что явились его арестовывать.
За эту улыбку Вероника простила ему разом все былые обиды. И так же легко улыбнулась в ответ.
Он отвел взгляд. Посмотрел на Антона, на Овечкина. Она тоже взглянула на них и поняла, что имел в виду капитан Хиббит. Ради того, чтобы увидеть такие лица, можно было пережить и побольше!
Притихшие, побледневшие, с широко распахнутыми глазами, оба казались завороженными до конца своей жизни. Два маленьких мальчика, попавшие в волшебный сон наяву, сидели перед Вероникой, а не взрослые мужчины, давно и хорошо знающие, что такое страдание, борьба, любовь, смерть… Антон, закусив губу, смотрел на поющий куст шиповника так, словно хотел запомнить его навеки, и в глазах ее старого друга стояли слезы. А Михаил Анатольевич замер, уставясь на пламенеющие лесные кроны, и, казалось, ничто и никогда не заставит его отвести от них взгляда.
Но тут Кароль заговорил снова.
– Как ни жаль разрушать очарование момента, – сказал он, – но я вынужден поднять вас на ноги, друзья. Надо двигаться дальше – даже здесь еще слишком опасно для нас. И граница рядом, и городок Туна, где скоро, как я надеюсь, будет полно правительственных войск…
Оба медленно повернули к нему головы. Заморгали растерянно, пробуждаясь от волшебного сна. Потом Антон опять отвернулся, а Михаил Анатольевич тяжело вздохнул. Провел по лицу рукой, и взгляд его, утратив отрешенно-мечтательное выражение, вновь сделался спокойным и твердым.
И даже несколько холодным, как будто он еще помнил последний разговор с Каролем на Бродяжьей пустоши и до сих пор сердился на капитана за мстительные его планы. Так, во всяком случае, подумалось Веронике, и сердце у нее слегка екнуло. Похоже, «очарование момента» сейчас разрушится окончательно и бесповоротно…
И когда Овечкин заговорил, подозрения ее полностью подтвердились.
– Дальше… надеюсь, вы не забыли, капитан Хиббит, что я не обещал сопровождать вас до самого конца? – спросил он, глядя на Кароля испытующе. – Моя роль почти завершена, и очень скоро я с вами расстанусь!
После чего он поднялся на ноги и принялся расстегивать куртку.
До сих пор никто и не вспомнил, что одеты они соответственно тарианским морозам. Теперь же Кароль, вскочив на ноги, последовал примеру Овечкина и торопливо сбросил ненужную куртку с плеч.
– То есть? Что вы этим хотите сказать?
Маленький, легкий, гибкий, ростом он был даже ниже Михаила Анатольевича и казался рядом с ним пятнадцатилетним подростком. Овечкин так и посмотрел на него – чуть снисходительно, как на неразумного ребенка.
– До Квейтакки вы добрались, и мне осталось помочь вам только в одном, – спокойно объяснил он. – Защитить Веронику Андреевну от ментального вмешательства. После чего с моим обратным эффектом будет покончено, и я смогу вернуться домой, где меня, между прочим, давно ждут жена и дети.
Кароль досадливо цокнул языком.
– Черт… я, конечно, не забыл, но…
– Думали, что я уже никогда не расстанусь с вами? – Овечкин сдержанно улыбнулся. – Увы! Мавр сделает свое дело, и может, как говорится, уходить. Так что простите меня, конечно, и не обижайтесь, но далее все возникающие проблемы лягут исключительно на ваши плечи, капитан.
– Я понял, – сказал Кароль.
Он бросил быстрый взгляд на Веронику, на Антона, нахмурился. Затем снова вскинул глаза на Овечкина.
– Разумеется, никаких обид быть не может. Я очень благодарен вам за все, что вы сделали для нас… но одна только просьба, Михаил Анатольевич… последняя!
– Какая же?
– Не могли бы вы не просто защитить Веронику Андреевну, но и научить ее ставить защиту самостоятельно? На всякий пожарный случай? Это ведь недолгое дело, учитывая способности нашей с вами очаровательной подопечной – день, два, не более!
Вероника встрепенулась и поспешно поднялась на ноги, скинув заодно подбитую мехом курточку, ставшую вдруг невыносимо жаркой.
– Да, Михаил Анатольевич, пожалуйста, – сказала она, умоляюще глядя на него. – Я тоже прошу вас об этом!
Мысль о том, что он может уйти, испугала ее так, что даже чудеса колдовского мира внезапно потеряли в ее глазах всякую привлекательность. Уж кому-кому, а Веронике было совершенно ясно, что без Овечкина их маленькая, и так-то не слишком дружная компания сразу же развалится окончательно. Антон смотрит на капитана Хиббита волком. Капитан Хиббит как был, так и остается темной лошадкой… никто не знает, о чем он думает, а спрашивать – и страшновато, и бесполезно. Сама она реагирует на каждое не понравившееся слово, как минный взрыватель… да, положеньице! И представить только, что никто уже не улыбнется им мягкой, подкупающей улыбкой и не уведет разговор в безопасную сторону…
Михаил Анатольевич как будто заколебался.
– Вы же хотели увидеть Квейтакку, помните? – торопливо добавила Вероника. – Вы даже говорили, что обратный эффект поймал вас в ловушку только из-за этого желания. И неужели вам нельзя задержаться еще немного? Хотя бы на два дня?
– Я увидел Квейтакку, – сказал Овечкин. – И ни о чем не жалею.
– И вы думаете, этого достаточно? – удивилась Вероника. – Силы судьбы сорвали вас с места ради вот этого короткого мгновения?
– Разумеется, нет, – спокойно ответил он. – Суть я понял не сразу… но все-таки понял.
Михаил Анатольевич окинул вновь смягчившимся взглядом волшебную поляну, пламенеющие лесные кроны, осиянные светом дубы на склоне холма. И, повернувшись к сказочнице, продолжил:
– Я сказал вам тогда, Вероника Андреевна, что Квейтакка долгое время была моей несбыточной мечтой. Несбыточной потому, что попасть сюда можно только с помощью магии, а ею я заниматься я не хотел. Так вот… я перепутал причину и следствие – я думал, что меня вовлекло в ловушку обратного эффекта и заставило заняться магией именно это желание, которое я таил от себя самого, – увидеть Квейтакку. Оказалось, наоборот – я хотел увидеть ее, для того чтобы вернуться к магии. Вроде бы просто… но отчего-то самые простые вещи бывает труднее всего понять!
Пять лет я боялся смертельно… себя самого. Я был уверен, что стоит мне хотя бы один раз снова ощутить свою силу, свою власть над вещами и людьми, как этот гибельный соблазн завладеет мною целиком. И я опять стану тем, кем был когда-то, в другой жизни – безжалостным, бессердечным человеком, которого не будет интересовать уже ничто, кроме этой власти и знаний, ее дарующих.
Я ошибался. Вот я попробовал… и ничего не случилось. Я остался самим собой. И понимаю теперь, что возврата к прошлому нет. И страха больше нет.
Он перевел дух, светло улыбнулся Веронике и Каролю, слушавшим его с напряженным вниманием.
– На самом деле это путешествие дало мне так много, что я не знаю, как и отблагодарить вас за то, что вы меня в него вовлекли. Всю жизнь, должно быть, буду благословлять тот миг, когда открыл дверь и увидел на пороге вас – двух вестников судьбы. Великое счастье – свобода от прошлого!.. Не знаю, к чему в конце этой дороги придете вы, но от всей души желаю того же – понять, зачем вы туда шли. Все неспроста – помните, Вероника Андреевна? Уж вы-то всяко поймете.
Михаил Анатольевич перевел взгляд на Кароля.
– Надеюсь, поймете и вы, капитан… невзирая на все ваше упрямство. И вы… – он повернул голову к Антону.
Тот, сидя в стороне, тоже напряженно слушал, не сводя с Овечкина горящих странным огнем глаз. И Михаил Анатольевич продолжил:
– Вы, Антон Николаевич, кажетесь на первый взгляд человеком, угодившим в ловушку судьбы совершенно случайно. Но это не так. Вы мужественны и сильны, и как будто хорошо знаете, чего вы хотите. Но и это не так. Как и все мы, вы находитесь в ловушке, которую на самом деле создали для себя сами. Выберитесь из нее, пожалуйста. У вас достанет для этого силы.
Антон коротко кивнул, и Овечкин снова повернулся к Веронике и Каролю. Увидел их растерянные, ожидающие лица и, смущенно улыбнувшись, сказал:
– Ну вот, целую речь произнес! Как будто и впрямь уже прощаюсь с вами. Ладно… так и быть, задержусь на пару дней. Вы правы, капитан. Надо научить Веронику Андреевну защищаться самостоятельно. На всякий случай…
Лицо капитана Хиббита просветлело, а Вероника, испытав невероятное облегчение, еле удержалась от того, чтобы броситься Овечкину на шею.
– Михаил Анатольевич, милый… спасибо! – пролепетала она, сама не зная толком, что говорит. – Я так рада! Я давно… может быть… когда-нибудь… потом вы возьмете меня в настоящие ученицы?
– А что, и возьму, – сказал он с добродушной усмешкой. – Когда мы все вернемся домой. Если, конечно, к тому времени у вас не появится другой учитель… И если вы признаетесь наконец, – добавил он неожиданно, – кто же все-таки направил вас с капитаном ко мне? Надеюсь, теперь вы уже не думаете, что я способен оторвать ему голову?
Вероника несколько растерялась.
– Ой, – сказала она, хлопая глазами. – Кто направил… я бы и сама хотела это знать! Кот какой-то, серенький, тощий, назваться отказался…
Овечкин состроил недоуменную мину. Потом лицо его прояснилось.
– Мой домовой, не иначе. Вот ведь холера неугомонная! Во второй раз уже засаду устраивает! Ну да ладно, прощу. Был он у меня безымянный, а теперь так и буду его звать – Засада… Что ж… полагаю, все решено, пора и в путь. Куда вы собирались нас переправить, капитан?
Кароль широко улыбнулся.
– Я очень рад, что вы согласились задержаться, Михаил Анатольевич. Уверен, не пожалеете. Так… для начала давайте-ка сюда все свои курточки. Надо закинуть их подальше, чтобы следа не осталось. Чертов подпоручик Кичига наверняка слышал наши разговоры о Квейтакке. И здесь нас тоже будут искать.
«Пусть ищут!» – с легким сердцем подумала Вероника, вспомнив, как лихо разобрался капитан с посланными за ним эльфами. А вслух спросила:
– И что же мы теперь будем делать?
– Ну, – сказал Кароль, поворачиваясь к ней, – ваше первое желание, благородная дама, исполнено еще не до конца. Эту прелестную лужайку нельзя считать всей Квейтаккой. Полетаем, посмотрим страну. Отдохнем заодно от треволнений – все-таки убивать нас здесь никто не станет! А потом займемся последним желанием…
Антон, до сих пор сидевший в стороне, после этих его слов поднялся, сбросил свою куртку в общую кучу. И снова отошел к ручью.
– Куда вы, масьёр? – окликнул его Кароль. – Мы не задержимся здесь ни на секунду!
– Сейчас, – глухо отозвался тот. Встал на колени и принялся умываться, щедро плеща в лицо и на волосы голубой, прохладной водой.
Вероника посмотрела на него не без зависти, потом перевела взгляд на крошечный домик на склоне холма. И задала наконец вопрос, мучавший ее с первой минуты пребывания на квейтанской земле:
– Интересно, кто там живет?
– Суслик какой-нибудь, – без всякого интереса в голосе ответил капитан Хиббит, мановением руки отправляя в никуда их теплую верхнюю одежду. Потом смерил взглядом скромный Вероникин наряд – она опять была в костюме для верховой езды. Чудесное синее платье затерялось безвозвратно в какой-то из шеморских гостиниц.
– А может, хоббит? – спросила она.
– Может, и хоббит… Вы не против, Вероника Андреевна, переодеться по здешней моде? Не скажу, что я от нее в восторге, но так здесь одеваются многие, и вы не будете бросаться в глаза.
– Пожалуйста, пожалуйста, – сказала она. – А скажите, капитан, ваша фамилия… то есть псевдоним… часом не от слова «хоббит»?
– Не знаю, – рассеянно ответил он, продолжая присматриваться к ее фигуре взглядом опытного портного. – Предлагали разное, но мне понравилось звучащее в нем ехидство. Хи-и-иббит… Я и согласился.
Кароль щелкнул пальцами.
– Готово! – и повернулся к Антону. – Масьё-ор!
Вероника критически осмотрела свой новый наряд – широкая темно-красная юбка ниже колен, терракотового цвета корсаж со шнуровкой, белая блузка, плетеные кожаные сандалии. К поясу подвешена маленькая, шитая бисером сумочка. На руке – тарианский тинтаровый браслет. Должно быть, неплохо… жаль, зеркала нет!
Кароль тем временем столь же быстро разобрался с костюмами Антона и Михаила Анатольевича. И когда сказочница взглянула на них, все трое были уже одеты, как эльфы с Бродяжьей пустоши – в светлые рубашки апаш, в узкие черные штаны, подпоясанные широкими черными кушаками, и обуты в мягкие сапоги с короткими голенищами.
Они посмотрели на нее с таким же восхищением, какое вызвали у Вероники их наряды. После чего капитан Хиббит патетично провозгласил:
– Пейзане и пейзанки! Слушайте мое предложение! После всех злоключений лично у меня, бедняжки, остался только призрак здоровья. И потому я предлагаю совершить небольшую экскурсию в замечательное курортное местечко, которое называется Дом Безумного Магнуса. Кто такой этот Магнус, знает один лишь камень Шиль… а я, со своей стороны, смею уверить, что климат там превосходный, вода целебная, солнце самое лучистое во Вселенной! Вперед, господа!
И не успела любопытная Вероника поинтересоваться, что такое «камень Шиль», как теплая рука капитана уже крепко стиснула ее руку и телепортация в Дом загадочного Безумного Магнуса совершилась.
* * *
– …Вот, – завершил свой доклад Тинтаэль и выложил на стол серебряные наручники, которые им с напарником так и не удалось применить по назначению.
Кавалер-майор Эме Каваль закусила губу.
– Это не капитан, это черт! – сказала она после небольшой паузы. – Он опять выполнил задание, которое ему еще даже не успели поручить!
Эльфы согласно кивнули и потупились.
– Что ж, – продолжила Эме, – я не виню вас, кавалер-лейтенанты. Ваше сообщение куда важней задержания капитана Хиббита. Надо немедленно связаться со штабом действующей армии… – Она коротко вздохнула и добавила: – Хорошо все-таки, что мы не стали обращаться к Страже по поводу этой его выходки. Разберемся сами. Но что с ним были за люди?
– Трое землян, – пожал плечами Тинтаэль. – Разглядеть как следует мы не успели, но, кажется, кто-то из них тоже маг.
– Дама, – скрипнул подпоручик Кичига. – Та самая… последнее задание капитана.
– Дама – маг? – удивилась Эме. – Скорее уж, ведьма…
– Нет, маг один из кавалеров, – сказал Тинтаэль. – Остальные двое – просто люди.
– Не совсем, – поправил его Кичига. – Дама – ведьма, правильно говорит кавалер-майор. Только умения нет. А сила есть.
– Зачем же он их водит за собой?
Эме Каваль устремила взгляд в пространство, полагая свой вопрос безответным.
– Не зачем, а куда, – неожиданно проскрипел подпоручик. – Они идут в Квейтакку. И все время ругаются.
Эме устремила на хрхойха долгий задумчивый взгляд.
Затем хлопнула себя по лбу, выдвинула ящик стола, достала оттуда листок бумаги, испещренный неровной вязью букв староквейтанского алфавита, и внимательно в него всмотрелась.
– «Именем… Отца связываю сердца», – пробормотала она себе под нос. – Так. Кое-что складывается, – и подняла голову. – Кавалер-лейтенанты, вы продолжаете следовать за капитаном. Завтра…
– Прошу прощенья, кавалер-майор, – перебил ее Галлиэль. – Но нам нет смысла следовать за ним. Капитан сказал, что сдастся только полковнику Герьеру.
Она тяжело вздохнула.
– Он так сказал?.. Ну, что ж, значит, вы свободны. Мы побеседуем с полковником Герьером – кажется, он уже вернулся. Ты, подпоручик, возможно, нам еще понадобишься. А возможно, и нет. Пока отдыхайте. Удачи!
– И тебе удачи, – хором откликнулись ее подчиненные и покинули кабинет.
А кавалер-майор Эме Каваль, зажав в руке листок с загадочной надписью, отправилась с докладом к своему непосредственному начальнику, полковнику Рон Аннону.
Не прошло и часа, как в походном штабе Первой Лучистой армии закипела жизнь. Забегали ординарцы, понеслись в разные стороны вороны-рассыльные с синими конвертами в клювах… Засидевшиеся без дела командующие разом оживились, подтянулись, зашуршали картами и начали припоминать в ожидании военного совета, что им известно о Тариане и Ордене Люмьер Нуар.
Разведывательного управления все это уже не касалось. Передав важное сообщение в штаб действующей армии, там вплотную занялись списком с талисмана некоей земной сказочницы, ибо полковник Рон Аннон по-прежнему полагал главнейшей своей заботой немедленное пресечение незаконной героической деятельности капитана Хиббита. И через час у него в кабинете собрались маг-лингвист, эльф-шифровальщик и два гнома-реставратора – все из числа наилучших в стране, мастера на все руки.
Полковник Себастьян Герьер, тоже приглашенный на это совещание, удивленно вскинул бровь при виде столь блистательного общества.
– Что тут происходит? Нам прислал ультиматум на Первоязыке сам Люцифер? – скептически поинтересовался он. – Или вы откопали где-то мемуары Архистратига Михаила?
– Ни то, ни другое, – сердито ответил Рон Аннон. – Твой дружок, капитан Хиббит…
– А! – сказал Герьер и махнул рукой. – Так это из-за него началась военная кампания.
– Да, – вздохнул Рон Аннон. – Он, конечно, молодец, но видишь ли, Себастьян…
– Вижу. Как всегда, противозаконные действия. Заслуги заслугами, а порядок есть порядок…
– Именно! – еще больше рассердился старый разведчик. – Вечно ты ему потакаешь! Но, в конце концов, он мой подчиненный, а не твой! И я требую…
– Что от меня-то нужно? – бесцеремонно перебил его полковник Герьер, падая в кресло и вытаскивая сигареты.
Рон Аннон поморщился.
– С помощью этих уважаемых магистров, – он повел рукой в сторону собравшихся, – я надеюсь выяснить, куда капитан в данный момент направляется. И когда я это узнаю, ты отправишься туда же и арестуешь его. Вот и все.
– Почему я? – спросил Герьер, закуривая. – У меня что, других забот нет?
– Твой полк остается в резерве, – напомнил Рон Аннон. – А этот паршивец заявил, что сдастся только тебе!
Полковник Герьер подавился дымом и закашлялся.
– Ну, если так… – прокаркал он сквозь кашель, и непонятно было, задыхается он или пытается удержаться от смеха. – Ну, если этот паршивец так заявил…
Начальник разведывательного управления полковник Рон Аннон, обычно носивший обличье солидного немолодого мужчины интеллигентного, но неприступного вида – под стать должности, поправил свой строгий галстук и уставился на этого черноволосого красавца-асильфи – вечно растрепанного, в расстегнутом мундире, выглядевшего едва ли на тридцать, – с негодованием.
– Себастьян!..
– Всё, всё, – полковник Герьер подавил наконец свой не то кашель, не то смех и поднялся с кресла. – Я все понял. Позовёте, когда придет время, и я его, так и быть, арестую…
Он, посмеиваясь, удалился из кабинета.
А Рон Аннон и его специалисты не мешкая приступили к исследованию листка бумаги, исписанного рукою капитана Хиббита – этого вечного нарушителя спокойствия, так и не утратившего привычек своего бурного прошлого…