Пятью минутами позже, вежливо отклонив еще одно приглашение принять участие в празднике и дружески распрощавшись с мастером Миннмарком, они покинули его дом и спустились по просьбе Вероники к морю, на узкий песчаный пляж.

Солнце уже коснулось горизонта, выкрасив тихую бухту перед Ульмовым Стойбищем в нежные розово-сиреневые тона и перебросив через нее сверкающую золотыми бликами широкую алую полосу. Прибрежные скалы, дома Вожатых, конус Священной горы, возвышавшийся над всем островом, тоже полиловели, стали выглядеть какими-то призрачными, похожими на гряду диковинных, необыкновенной красоты облаков, заполонивших восточную сторону небес. Драконов возле входов в пещеры было уже не разглядеть, но Вероника об этом не жалела.

Окинув прощальным взглядом великолепный, казавшийся почти нереальным в зыбком вечернем свете береговой пейзаж, она отвернулась к морю. И, разжав руку, посмотрела на талисман Иана Дорэ.

Волшебный лазурит тоже казался сейчас фиолетовым. Серебристые искорки звезд, голубая луна. Никаких драконов…

– Последнее желание так и осталось неисполненным, – услышала она мягкий голос Овечкина. Он шагнул вперед и остановился рядом с нею. – Вас это и вправду не огорчает, Вероника Андреевна?

– Нет, – сказала она, переводя взгляд с талисмана на мелкую переливчатую рябь, игравшую на поверхности моря. – Более того… я никогда не пошлю на Драконий остров ни свою дочь, если она у меня будет, ни внучек.

– Так вы поняли…

– Наконец-то, – кивнула Вероника. – Вы были правы, Михаил Анатольевич, самые простые вещи порой труднее всего понять. Это ничего, что я скажу, как и вы, при всех?.. Подумать только, я полжизни своей – пятнадцать лет! – мечтала о человеке, который увидит дракона! Все гадала, каким же он должен быть, этот мужчина, если ради моей встречи с ним кто-то потрудился даже сделать волшебный талисман. И он представлялся мне самым совершенным созданием Божьим – героем, магом, мудрецом, ангелом… я наделила его всеми мыслимыми и немыслимыми достоинствами, какими только может обладать человек, – умом, силой, добротой, отвагой, поэтическим даром и даром врачевания… всего не перечислить! – Вероника покачала головой. – И что же? Его попросту не существует!.. – Она коротко рассмеялась. – Вместо него есть всего лишь пятилетний ребенок со славной мордашкой и с леденцом в руке… который вырастет и станет Вожатым драконов. Конечно же, он будет добрым и храбрым, и, разумеется, настоящим мужчиной. Но не лучше и не хуже других…

Боже, сколько я встречала достойных людей! Сколько раз я могла бы любить и быть любимой! Но проходила мимо – ради «идеала», которого никогда не существовало на свете…

Она порывисто повернулась к Овечкину.

– Это действительно великое облегчение – свобода. Теперь я вас вполне понимаю. Вы освободились от прошлого, я – от мифа, который создала себе сама. Увидела наконец «дракона», который застил мне свет! И могу жить и любить, ничего не боясь, ни на кого не оглядываясь… Так неужели же я передам этот проклятый талисман своей дочери и обреку бедняжку на те же бесплодные и безумные мечты, которые сделали несчастными стольких женщин рода Дорэ? Да ни за что и никогда!..

Вероника снова посмотрела на море.

– Вот где ему самое место!

Она решительно размахнулась, собираясь швырнуть талисман в воду.

Но не успела.

Со звоном, похожим на звук лопнувшей струны, он вдруг треснул у нее в руке. И пролился сквозь пальцы фиолетовой сверкающей пылью.

Сказочница, вскрикнув от неожиданности, отступила на шаг от полосы прибоя. Разжала кулак.

В руке осталась одна серебряная цепочка. Ни следа волшебного камня. Даже пыль – и та развеялась…

Несколько мгновений все молча, не веря своим глазам, смотрели на раскрытую ладонь Вероники.

Потом она медленно повернула руку. Цепочка соскользнула и упала в песок.

И, проводив ее взглядом, капитан Хиббит озадаченно протянул:

– Красиво… Да вы настоящая ведьма, Вероника Андреевна?

– Нет, – ответила она. – Я не знаю, как это вышло, – и в растерянности посмотрела на Овечкина.

– Все правильно, – Михаил Анатольевич многозначительно покивал головой – в отличие от остальных он совсем не выглядел удивленным. – Так и должно было случиться. Вы действительно свободны, дорогая моя. Талисман свое отслужил…

И снова ненадолго наступило молчание.

– У вас сейчас совершенно бирюзовые глаза, – сказал вдруг Веронике капитан Хиббит. – Отчего бы это?

– От счастья, – сказала она и улыбнулась ему.

Он, вопреки ожиданию, на улыбку не ответил.

Еще мгновение пытливо смотрел на нее. А потом глубоко вздохнул и повернулся к Вероникиному рыцарю.

Тот, кажется, не произнес ни слова с тех самых пор, как они расстались с хранителем Бросельянского леса. И вид у Антона почему-то даже и в эту минуту был рассеянный и отсутствующий, как будто столь неожиданное и столь благоприятное для него завершение поисков жениха для любимой женщины его вовсе не радовало.

– Ну, а теперь, – медленно сказал капитан Хиббит, – когда все закончилось… вызвать вас, что ли, на дуэль, масьёр Антуан? Или так расколетесь?.. Давайте уж – самое подходящее времечко для задушевных признаний. Может, мы и простим на радостях все доставленные неприятности…

Антон вздрогнул. Перевел на него непонимающий взгляд.

– О чем ты?

– О Маго и Тариане, – сказал капитан. – Особливое за пиратов тебе спасибочко… да впрочем, и все остальное было ничуть не лучше.

Антон на мгновение зажмурился, как от сильной боли.

Затем открыл глаза и решительно покачал головой.

– Маго – это чистое недоразумение. Но… как ты догадался?

Кароль усмехнулся.

– Я же все-таки профессионал. Хотя доказательств, надо отметить, у меня нет до сих пор – маскировка великолепна, игра безупречна. Искренне восхищен!

Вероника, глядевшая на обоих в полном недоумении, снова бросила растерянный взгляд на Овечкина. Михаил Анатольевич слушал этот странный разговор с живым интересом и, похоже, опять-таки не был удивлен!..

– И все же – как? – спросил Антон.

Кароль пожал плечами.

– Ну, подозревать тебя я начал сразу – когда выяснилось, что мы попали не в тот мир, в который собирались. Кто-то умудрился изменить направление открытого прохода – вещь почти невозможная сама по себе, и вдвойне невероятная, если представить, что это сделали, находясь не внутри прохода, а где-то снаружи. Простая логика подсказывала, что поработал один из нас. Но кто? Не Михаил же Анатольевич! И не Вероника Андреевна. И не я.

Ты на редкость некстати появился у кладбищенских ворот. Ты начал умирать в Маго, как это случилось бы с каждым, кто наделен магической кровью… Однако не умер, что меня и смутило – на время. Как тебе удалось? Даже личины не утратил!

– Чуть не умер и чуть не утратил, – сказал Антон. – Ты просто знаешь далеко не все о природе асильфи, они живы не одной магией… Но в этот ужасный мир мы попали случайно, честное слово. Я решил, что вы нашли-таки способ снять с Ники заклятие и идете в Квейтакку. Вот и ломанулся с перепугу сам не зная куда. И когда Нике там тоже сделалось плохо под конец, я проклял все на свете!.. Ладно, продолжай.

– Какого же черта ты тащил нас на корабль?! Надо было бежать на холм Призраков…

– Нет, – перебил его Антон. – После того, как ты бросил монетку, я сразу же почувствовал себя лучше. И понял, что магия вернулась. Ника была в безопасности.

Кароль покачал головой.

– Ну-ну… Что ж, как я уже сказал, на время я свои подозрения отринул. Оставалось только считать, что наш преследователь обладает воистину сверхъестественной силой!.. Но когда заклятие Вероники Андреевны вдруг восстановилось – после целого дня трудов Михаила Анатольевича, я подумал о тебе снова. Очень нехорошо подумал… и тут появился фантом.

Антон кивнул.

– Это был единственный способ хоть как-то сбить вас с толку. Я же понимал, что вы с Овечкиным оба не дураки!

– Ну да, и сбил-таки! Фантомной техникой я еще не владею, но знаю, что двойники должны в точности повторять обличье оригинала, какое он носит в момент их создания. А этот был совсем на тебя не похож. Тоже ваша особая природа?..

Антон снова кивнул, и капитан Хиббит продолжил:

– Потом мне на некоторое время стало не до тебя и не до фантомов – тинтар там, черные рыцари… Однако я замечал, как ты кривился всякий раз, когда я обзывал нашего Меченого скотиной и козлом. Нежный, думаю, какой человек! – даже таких невинных ругательств не выносит… И вдруг – когда до некоторых дошло, что даме грозит настоящая опасность, а капитан Хиббит и не думает ее спасать – заклятие ни с того ни с сего исчезает!.. Больше уж я не сомневался в том, чья это работа. И окончательно уверился в Квейтакке, когда увидел, какими глазами ты смотрел… на тот поющий куст. Сколько веков ты не был дома?

Антон вздохнул.

– Много… Почему же ты молчал?

Кароль чуть замешкался с ответом.

– Ты сдался, как я понял… И козней нам больше не строил. Если тебе хотелось продолжать играть в эти игры, зачем было мешать?

– Значит, говоришь, играл неплохо?

– Весьма. Вылитый земной придурок!

– Спасибо за комплимент, – Антон изобразил кривую усмешку. – Я слишком долго жил среди людей.

Он вдруг повернулся к сказочнице.

– Ника…

Увидел, что она смотрит на него чуть ли не с ужасом, и поморщился. Тихо сказал:

– Прости меня.

Она потрясла головой, надеясь избавиться от наваждения.

– Ничего не понимаю… Что за бред вы несете?

– Это не бред, Ника.

– То есть… ты хочешь сказать… Антон… не Антон?!..

Он снова поморщился. Молча поднял руки, провел обеими ладонями по лицу…

И Вероника невольно попятилась.

Человек, которого она знала с детства, ее вечный поклонник и друг, голубоглазый красавец Антошка исчез. Перед нею стоял асильфи Меченый – стройный худощавый мужчина среднего роста, со шрамом на щеке, с белокурыми волосами, собранными в хвост, с усталыми и печальными карими глазами.

– Кавалер Антоний ван Хорн, к твоим услугам, благородная дама, – сказал он со вздохом. – Любить и жаловать уж не прошу…

– …Я очень виноват перед тобой. Оправдать меня может лишь одно – и лишь в моих собственных глазах, разумеется, – находясь при тебе почти неотлучно, я не однажды сумел уберечь тебя от… неважно, от чего. Но поверь, что не от одних только претендентов на твою руку.

Вероника закусила губу.

Теперь все стало понятно. Алмазная гарда, тот случай, когда она думала, что ей удалось помочь Овечкину… и многое другое, происходившее в прошлом и казавшееся необъяснимыми чудесами. Наверняка он делал и такое, о чем она ведать не ведала!..

Все четверо сидели на берегу, на песчаном пляже, и сказочница, слушая исповедь ван Хорна, не отрываясь смотрела на закат. В сторону этого чужого человека – ангела! – который когда-то был Антоном, она боялась и взглянуть. Даже села подальше от него, спрятавшись за Михаилом Анатольевичем. Но слушала тем не менее с неослабевающим интересом.

Он тоже не сводил глаз с горизонта. Говорил тихо, и в голосе его звучала бесконечная усталость.

– Иан Дорэ был моим лучшим другом. До тех пор, пока мы не встретили и не полюбили одну и ту же земную женщину…

Она жила во Франции, звали ее Вероника, у нее были пепельные волосы и серые, меняющие цвет глаза – точь-в-точь, как у тебя. Дочь простого ремесленника, она растерялась, когда за нею вдруг начали ухаживать два таких высокородных кавалера, как мы с Ианом. И ухаживать нам пришлось долго. Ей нелегко было сделать выбор между нами, мы оба видели и понимали это. Но в конце концов она все же выбрала – Иана.

Тогда он захотел, чтобы я ушел. Чтобы перестал смущать ее далее своим присутствием и своим безутешным горем. И не вызвал бы, не дай Бог, со временем жалости и желания меня утешить… Мы жестоко поссорились, – белокурый асильфи непроизвольно поднял руку и коснулся шрама на щеке. – Он был прав, позднее я понял это, мне действительно следовало уйти. Но в то время я, должно быть, и впрямь хотел в глубине души именно того, чего он опасался – сочувствия к себе и жалости, которые могут далеко завести женщину… Как бы там ни было, в запальчивости я сказал ему, что далеко не уйду и что никто, даже он, не сможет помешать мне взять в жены дочь Вероники, раз уж мне не суждено жениться на ней самой. Он же ответил, что не допустит этого и что напрасно, видимо, считал меня своим другом.

Мы оба были еще очень молоды. Только тем и можно объяснить поступок Иана – он сделал этот проклятый талисман, желая уберечь от меня дочерей своего рода. Мне же свое поведение объяснить и вовсе нечем. Я упорствовал тысячу лет, как последний глупец, и дождался, пока на свет не появилась ты – точная копия моей любимой…

А уж тогда я спятил окончательно. Мне и прежде случалось свататься к женщинам из рода Дорэ – тем, кто походил хоть немного на ту, первую Веронику. Но их отказы меня не слишком печалили. Теперь же… я повел себя, как последний идиот. Чтобы не разлучаться с моей, как я считал, Вероникой, я подружился с твоей матерью и почти все вечера проводил у вас в доме – ты, может быть, еще помнишь старичка-соседа, который дарил тебе кукол, а потом пропал неведомо куда… А днем я превращался в ребенка, чтобы ходить с тобой в школу… я хотел с первых же дней твоей жизни стать для тебя самым близким человеком, единственным возможным избранником! Старался быть лучше всех, умнее, знаменитей, краше… Если б я мог догадаться, что ты ждешь волшебника и ангела!.. – ван Хорн невесело усмехнулся. – Ты еще лежала в колыбели, когда я ночей не спал, колдуя над твоим талисманом, чтобы свести имена и названия, – словно чувствовал, что именно теперь и откроются ворота в Квейтакку, простоявшие запертыми тысячу лет!

Он посмотрел на капитана Хиббита.

– Кстати… разве это не было еще одним препятствием? Я ведь знал, о чем говорится в надписи, и ты знал, что я знаю. Почему же все-таки не выдал меня? И повел нас в Броселиану?

Кароль ответил не сразу. Захватил горсть песка, рассыпал ее. Потом сказал неохотно:

– Ты допустил этот поход. Считай, что я воспринял твое молчание, как вызов.

Овечкин покачал головой.

– Прямо мальчишки, ей-богу, – проворчал тихо, себе под нос, но Вероника услышала.

Остальные услышали тоже.

– М-да, – сказал ван Хорн. – Оба хороши. Асильфи, капитан, только называются ангелами, к твоему сведению. Но отнюдь ими не являются.

– Ну, знаешь! – тихо возмутился Кароль. – Чего тогда ждать от обыкновенного смертного человека?

Ван Хорн тяжело вздохнул.

– Хороший вопрос! Ты когда-нибудь задумывался о том, почему бессмертных магов, и не только магов, но и эльфов, фей и прочий волшебный народ так тянет к смертным людям?

– В каком смысле «тянет»?

– Почему мы с такой охотой живем среди вас и так часто вступаем с вами в браки? Это при необыкновенных-то достоинствах и красоте самих квейтанцев?

– А… думал, конечно.

– И до чего додумался?

– Лучше я промолчу, не то как-то нескромно выйдет. Сам скажи.

Антоний ван Хорн вздохнул снова.

– В людях таится великая загадка, которую мы не можем разгадать. Что позволяет им – таким слабым и уязвимым по сравнению с нами, так мало живущим и так легко умирающим – ни в чем нам не уступать? Ни в мужестве, ни в силе духа, ни в уме, ни в достоинстве… взять хоть Михаила Анатольевича – в свои сорок лет он куда умнее меня, прожившего на свете тысячу с лишним!..

– Ну, – сказал Овечкин, – во-первых, мне не сорок, а больше, учитывая память о прошлом. Во-вторых… мы ведь взрослеем гораздо быстрее вас, бессмертных, которым некуда торопиться. Вы можете позволить себе веками искать ответы на важные вопросы, а мы не можем, и вынуждены порою принимать решение за минуту… Надо думать, потому и заблуждения ваши, как и озарения, отличаются воистину «ангельским» размахом – лет этак на тыщу… в полном соответствии с жизненным потенциалом.

– Благодарю, – хмыкнул ван Хорн. – Теперь мне будет о чем поразмыслить в ближайшую пару веков… Но что нам всего непонятнее в вас – это ваше отношение к смерти. Вы боитесь ее. И тем не менее способны рисковать жизнью с такой легкостью, будто вы на самом деле бессмертны. Это еще можно понять, когда речь идет о высоких принципах, чести, любви… однако мне случалось встречать смельчаков, которые шли на смерть исключительно из того, что капитан Хиббит называет «куражом»! Как такое возможно?..

– То-то же, – сказал капитан. – Знай наших! Но довольно восхвалений… рассказывай лучше, чем там закончилось-то у вас с Ианом Дорэ? Я бы на его месте не стал полагаться на один жалкий талисман. Еще и сам охранял бы своих девчонок!

– Вероника умерла, рожая первую дочь. После этого Иан добровольно ушел из жизни, – ответил ван Хорн. – Без нее он ничего не хотел. Иногда я ему завидую.

На лицо его вновь легла тень неизбывной усталости. И, помолчав немного, он тихо сказал, обращаясь к сказочнице:

– Ника… я знаю, ты меня простишь… потом, когда-нибудь, хоть я и не стою этого. Кому, как не мне, следовало понимать, что тебя обмануть невозможно? Я лгал тебе – всегда, и ты это чувствовала. И не могла ответить на любовь, которая была любовью лишь наполовину. Все остальное – оскорбленное самолюбие… за тысячу лет я так и не смог справиться с ним – не отомстив Иану Дорэ.

Голос его дрогнул, перешел почти в шепот.

– Как справедливо заметил наш мудрый спутник, я сам создал для себя ловушку. Жаль, что от этого страдала и ты. Но… все уже позади. Я тоже разглядел наконец своего «дракона», и мы оба теперь свободны.

Но, Боже мой, как же я устал! Одного хочу – проспать лет сто в Заветной роще асильфи, чтобы забылись все черные думы…

Он прочел это все тем же полушепотом, не сводя глаз с заходящего солнца, и умолк.

Капитан Хиббит, глядя на понурившуюся Веронику, тихонечко скрипнул зубами.

– Ты и впрямь опасный тип, кавалер ван Хорн! – сказал он ровным голосом. – Твои стишки?

– Нет, – ответил тот. – Их написал человек – петербургский поэт, ныне покойный. Ника его знала. Солнце вот-вот зайдет… Кажется, я сказал все, что хотел. Твоя очередь, капитан.

– В смысле?

– Все мы поняли что-то важное в конце пути, как и предвещал Михаил Анатольевич. А ты?

Кароль на мгновение вытаращил на него глаза. И фыркнул насмешливо:

– Я?.. Ничего я не понял. У вас все так красиво, ребята, до чертиков! Куда уж мне, с солдатским-то рылом, в ваш поэтический ряд! Увольте.

Он встал и принялся отряхиваться от песка.

– Всё позади, все свободны, я рад. Разбегаемся сразу или посидим на прощанье в каком-нибудь славненьком кабачке? Есть у меня такой на примете, да не один, и я бы, например, с удовольствием…

Овечкин поднялся тоже, протянул руку Веронике.

Капитан не договорил. Проклятье… она так и не взглянула на ван Хорна, и по виду ее было совершенно невозможно определить, о чем она думает. Рада, что встретила наконец своего ангела, или не очень?..

– И я не откажусь, – сказал вдруг Михаил Анатольевич. – Бокал шампанского был бы сейчас очень кстати. Не правда ли, Вероника Андреевна?

Кароль напрягся в ожидании ответа.

Бокал, другой… а там, глядишь, и станет ясно, кого она предпочитает в провожатые…

И тут, не дав Веронике ответить, прямо посреди их маленькой компании неожиданно появился из воздуха какой-то незнакомец, заставив всех четверых в испуге шарахнуться по сторонам.

После секундного замешательства оказалось, впрочем, что капитану Хиббиту этот внезапный визитер был знаком очень даже хорошо.

– Ба! – радостно воскликнул Кароль. – Себастьян! Какими судь…

И осекся, увидев в руках у новоприбывшего ярко блеснувшие в последних лучах солнца серебряные наручники.