Видок. Неживая легенда

Шаргородский Григорий Константинович

Часть вторая

 

 

Глава 1

Солнце упорно пыталось заглянуть за тяжелые шторы спальни, напоминая одному чудику, что уже давно пора вставать. Но этому чудаку совершенно не хотелось вылезать из мягкой постели.

Никогда не считал себя ярым оптимистом, да и малахольным нытиком тоже вроде не являлся. Но поди ж ты, депрессия догнала и меня. Попытки разобраться в себе постоянно заканчивались резко усиливающимся желанием напиться, которое я гнал от себя, потому что знал – будет только хуже. Даже не могу сказать, что именно так замотало меня. Наверное, всего понемногу – и ощущение собственного бессилия, и чувство вины.

Мне пришлось три дня безвылазно провести у постели чудом пережившего ритуал Евсея, но, как только он очнулся, я понял, что больше не могу поддерживать друга. Едва казак осознал, что с ним случилось, он тут же отвернулся, желая спрятать горевший в его глазах упрек и обиду.

Мы не кисейные барышни, охающие над трагедиями в любовных романах, и когда шли в тот особняк, знали, что обратно нас могут вынести вперед ногами. Впрочем, как и десятки раз до этого. Но потеря энергента-симбионта, похоже, была для Евсея хуже смерти, и виновником этой потери стал я.

Еще два дня длилось мое добровольное заточение в гостевых комнатах графского особняка. Читать не хотелось, пить тоже, а осознав, насколько я отвратен в плохом настроении, Даша тоже решила держаться на расстоянии.

Может, все-таки напиться?

Эта крамольная мысль оказалась сродни заклинанию, вызывающему джинна, – именно в этом момент дверь моей комнаты с треском раскрылась, и на пороге появился Дава.

– Игнат, кикимору тебе в тещи, и в жены, да и в любовницы тоже! – нагло своровав мое ругательство, вскричал неправильный еврей. – Потому что только нечисть болотная может соблазниться подобным убожеством.

– Иди к черту, – вяло отмахнулся я.

– Сам туда иди! – Даву так просто с настроя не собьешь. – Я тут едва ли не вручную пихал паровоз, чтобы быстрее добраться до своего гениального друга, а у него, видишь ли, ипохондрия приключилась.

Продолжая вещать, как уличный проповедник, Дава распахнул шторы и впустил в комнату явно разозленный моим затворничеством солнечный свет. И от гнева небесного светила меня покорежило, как трехсотлетнего вампира.

– Отвратительное зрелище, но я знаю, что тебе поможет. Сандуны!

Я попытался возразить, но Даву сейчас не смогла бы остановить даже знаменитая женщина из русских селений, на скаку тормозящая першеронов. Впрочем, единственная властная женщина в этом доме никого останавливать не собиралась. Наоборот, она всячески помогала возмутителю моего спокойствия. Мало того, к нашему неожиданному выезду решил присоединиться Антонио, чем вызвал у меня непонятную Даве озадаченность.

Этот мир продолжал удивлять меня своими странностями, объяснения которым я так и не смог найти. С одной стороны, здесь не было ни Петра Первого, ни Шекспира, ни Пушкина. При этом в наличии имелись – Да Винчи, Ломоносов и Сила Сандунов. Раньше мне казалось, что некоторые исторические личности являлись настолько краеугольными камнями в течении исторического потока, что просто обязаны существовать в любой реальности. Но факт наличия в Старой Москве Сандуновских бань разбил мою теорию в пух и прах.

Новое путешествие по Старой Москве также внесло трещину в ее сказочно-лубочный образ. Ближе к Кремлю архитектурное единство стало не таким фундаментальным, и хватало вкраплений каменных домов европейского стиля. Сандуновские бани располагались на берегу небольшой речки Неглинки. Кажется, в моей истории они находились там же.

Нашу компанию радушно встретила учтивая прислуга, а узнав графа, они вообще забегали вокруг нас, как тараканы.

Когда мы добрались до раздевалок и явно восхищенный посещением столичной достопримечательности мой еврейский друг начал раздеваться, я все же решил его предупредить:

– Дава, тут такое дело, – тихо, чтобы не услышал Антонио, сказал я, – Антонио Пьерович не совсем традиционный человек.

– В смысле?

– Он, как бы так мягче выразиться… не по барышням, а совсем даже наоборот.

Дава дернулся и покосился на невозмутимого графа, но затем легкомысленно отмахнулся:

– Ерунда.

– Ну, мое дело предупредить. Лично мне на это плевать, но вдруг ты посчитаешь подобное знакомство угрозой своей репутации.

Дава опять на секунду задумался, но тут же улыбнулся еще шире и горделиво произнес:

– Дорогой друг, в глазах всего мира мой народ окончательно испортил свою репутацию почти две тысячи лет назад. Так что мне бояться уже нечего. Главное, чтобы деньги у него были традиционные.

– С деньгами там все в порядке.

– Ну, тогда не морочь мне голову, – отмахнулся Дава, но все же немного задумался. – Хотя особо оголяться перед ним я не стану, дабы не смутить его своим великолепием. Да, и не вздумай упоминать сие знакомство при родителях. Ты не успеешь договорить, а я уже окажусь женатым на какой-то выхухоли. Так сказать, во избежание.

Оголяться и не пришлось, потому что мы на время перевоплотились в римских патрициев. Не знаю, как в двадцать первом веке моего мира было в Сандуновских банях, но здесь мы словно попали на самый настоящий Олимп.

Густой пар и душистые веники в умелых руках профессиональных банщиков действительно вернули меня к жизни, почти полностью разогнав хандру. Осознав, что я ожил, Дава прямо в бане клещом вцепился в Антонио. Вот уж кому плевать на условности, если речь идет о серьезных барышах.

Граф отбивался, как мог, и сумел все-таки выиграть отсрочку, ссылаясь на отсутствие третьего компаньона.

Ох и наивные же графья водятся в столичных дебрях!

Банные процедуры тут же были свернуты, и Дава едва ли не в простынках потащил нас в театр. Отдаваться во власть Мельпомены он не собирался, просто сейчас именно в театре под руководством Сержа проходили репетиции синемапьесы.

То, что меня немного недопарили, я понял, когда вид этой самой репетиции вызвал подспудное раздражение. В итоге я испортил настроение всем, довольно грубо прервав хрупкий и возвышенный полет творческой мысли. Начал с режиссера, увлеченного просмотром очередной репетиционной сцены.

– Серж, – после приветствия серьезно сказал я, – мне кажется, вы допускаете серьезную ошибку.

– Какую? – нахмурившись, спросил антрепренер-режиссер.

– Игра актера, без сомнения талантливого, – добавил я, дабы не ранить слишком уж чувствительную душу высокого брюнета, – выглядит немного утрированно.

– Но это и есть высокий стиль театрального искусства.

Ну и как его переубедить? Ладно, попробуем по-другому.

– Вы не могли бы подойти ближе, – попросил я актера, и тот сразу выполнил мою просьбу, что уже хорошо. – Еще ближе.

Актер подошел практически вплотную. Между нами осталось метра полтора.

– Теперь повторите свой монолог.

Актер принял торжественную позу и завопил нам в лицо о своей ненависти к подлому Тибальту, горя желанием отправить супостата вслед за убиенным Меркуцио. Под конец лицедей едва не подвывал, так что я не удержался и поморщился.

– Спасибо, – остановил я вопящего Ромео и повернулся к Сержу. – Мой друг, я не режиссер и не актер, а простой зритель. Но не для зрителей ли мы стараемся? Простите, но я не верю ни в его боль от потери друга, ни в ненависть к врагу. А мне хочется верить и сопереживать, как товарищу, который зашел ко мне поделиться своими бедами. Но я не верю!

Для убедительности я решил своровать основной догмат великого Станиславского.

Антрепренер задумался, явно не желая расставаться со своими убеждениями.

– Просто он стоит слишком близко к нам. Расстояние снизит пафос.

– Не думаю, – спокойно возразил я. – Тем более что для особо чувственных моментов не мешает подвести камеру ближе, дабы крупно показать лицо героя. Это и отличает кино от театра.

– Но так не снимают! – не унимался Серж.

Он прав, все производящиеся сейчас кинокартины снимались в одном приближении – кажется, у киношников это называется «средний план».

– Так же, как не снимают и со звуком, и в цвете, – продолжил я давить на делового партнера.

Серж стушевался, но вместо того чтобы сразу согласиться, решил сменить тему:

– Это нужно обдумать. Не желаете ли узнать, чего добились наши ученые?

Я легко согласился, так как затягивать спор не очень-то и хотелось. Судя по наличию в зале камеры, вместе с репетицией проводились пробные съемки. Рядом с оператором отирались доктор механики Воскобойников и незнакомый мне парень. Почти такой же высокий, как его коллега, но значительно более худой и болезненно-бледный. Если не ошибаюсь, это был специалист по изучению света.

Мы поздоровались, и тут же представившийся доктором Клишасом парень сунул мне под нос кусок кинопленки. Он явно надеялся на похвалу, Серж рассчитывал на смягчение моего скепсиса, а Воскобойников просто хотел, чтобы я не особо лез в их дела. Пришлось разочаровать всех троих. Не то чтобы мне хотелось усложнить людям жизнь, но общее раздражение тоже сказалось. Причиной моих претензий стала звуковая дорожка в виде ровной светлой полосы с разной степенью затененности.

В прошлой жизни я никаким боком не соприкасался с технологическим аспектом киноискусства, но точно помню, что звуковая дорожка имела вид линии, амплитудно меняющей толщину, при этом имеющей одинаковое насыщение светом. А это значит, что запись велась не усилением свечения лампы, а как-то по-другому.

Это я и высказал офонаревшему от моей наглости Клишасу и едва не скрежетавшему зубами Воскобойникову. Они смотрели на меня так, как я когда-то в прошлой жизни смотрел на собственного начальника, который заставил меня переписать годовой отчет, дабы сделать его таким, как у Светочки Царевой. В смысле с симпатичными графиками и кружочками. Я очень хотел тупо дать в рыло тому уроду, но сдержался, как это сделали и стоявшие передо мной ученые.

Уходя из театра, я оставил за собой вселенский сумбур и рваные раны в тонкой психике творцов от искусства и науки. Но, как ни странно, это выровняло суматоху в моей собственной голове. Правда, тот факт, что я испоганил настроение неплохим людям, нивелировал положительный эффект. Нужно будет как-то загладить свою вину. С другой стороны, я знал, что прав, просто не сумел выбрать правильных слов.

В графский дворец пришлось возвращаться в одиночку. Дава остался в театре со сладкой парочкой и наверняка вымотал им всю душу. В итоге зарождающийся киноконцерн имел уже не троих учредителей, а четверых.

И это точно не предел его жадности!

От мыслей о том, что еще может натворить наконец-то вырвавшийся в столицу Дава, у меня на лице расползлась довольная и немного злорадная улыбка. Так что обратно в дом Дарьи я вернулся уже в хорошем настроении. Даже появилась мысль все же попробовать навестить Евсея. Может, он уже перегорел и понял, что жить, хоть и простым человеком, намного лучше, чем умереть оборотнем. Но, как оказалось, суетиться не стоило. Через сутки мы и так встретимся на малом приеме в Зимнем дворце. Даша собственноручно доставила приглашение для меня и уверила, что такое же отправилось в госпиталь.

Мое хорошее настроение тут же передалось княжне. Мы мило общались, причем как друзья, хотя бесенята в глазах Даши говорили, что сегодня ночью мне придется отдуваться за все дни депрессивной недееспособности.

За обедом мне пришлось рассказать о том, что же на самом деле произошло в злополучном особняке. Как оказалось, в докладах полиции и жандармов нам с Евсеем и ведьмакам была отведена вспомогательная роль. Нет, они не отрицали того, что вампиршу убил все же я, но, по их сведениям, удалось мне это совершенно случайно и лишь благодаря решительным действиям жандармов. Не будь моей собеседницей и покровительницей любимая доченька императора, захолустный видок так бы и остался малозначительным статистом в этой истории.

Описывая происшедшие события, я неожиданно вспомнил о спасшем нас с Евсеем подарке характерника, который так и остался в теле упырицы. Не откладывая дела в долгий ящик, я попросил Дашу прощупать ситуацию. Пришлось заканчивать обед и перемещаться в кабинет. Там княжна взялась за телефон. Дело неожиданно оказалось сложным. Давешний подполковник включил дурака и сказал, что копаться во внутренностях упырицы не собирался, так что труп отправили в мертвецкую Императорского Медицинского института в том виде, в котором его нашли. Патологоанатом – виднейший светила медицины – на вопрос Даши ответил, что внутри тела не нашлось никаких инородных предметов.

Положив трубку на рычаги, Даша задумалась, и было о чем. Слушая ее переговоры, я прекрасно понимал, что у меня не было бы шансов даже дозвониться до первого абонента. Попал бы на помощников и был послан в длиннющее пешее путешествие по несуществующему здесь МКАДу.

– Они врут, причем оба, – чуть подумав, сказала Даша. – Сейчас попробую позвонить дяде.

Увы, до великокняжеских ушей дяденьки Дашу не допустил кто-то из его адъютантов, а для этого, скажу я вам, нужно иметь стальные бубенцы. Так что отказ был явно санкционирован шефом жандармского корпуса.

– Вот сволочь! – ругнулась Дарья, чуть не разбив о стол трубку телефона.

– Фи, ваше высочество, нельзя же так отзываться о своем дражайшем дядюшке. А еще ты говорила, что он будет мне благодарен.

– Этот старый боров даже мне «спасибо» не сказал, – недобро ощерилась княжна, поглаживая шею рядом с заветной защелкой.

Меня этот жест откровенно напряг.

Как ни странно, мой мимолетный испуг развеселил Дашу. Она засмеялась и буквально запрыгнула мне на колени.

Нет, в кабинете точно придется делать капитальный ремонт…

За ужином к нам присоединились Дава с Антонио. Странно, что не притащили с собой Сержа, но, как выяснилось в разговоре, Даша недолюбливала антрепренера, так что в этом доме он хоть и не являлся персоной нон грата, но все же возникал очень редко.

Кто бы сомневался, что эти двое успеют поссориться, – с Давидом Ароновичем вообще тяжело разговаривать, когда речь идет о деньгах. Так что пришлось их мирить. Мало того, после ужина Дава не дал мне уединиться с Дашей, а зачем-то потащил в мою комнату.

– Игнат, дело мы затеяли серьезное, так что нужно кое о чем поговорить!

Ну да, «мы» затеяли!

Впрочем, на Даву я обижаться не мог, поэтому просто кивнул.

– Ты не потянешь полную долю, – решительно сказал мой нагловатый друг.

– А ты потянешь? – нахмурился я, услышав это неожиданное заявление.

– Моя семья потянет, – ответил Дава и, заметив мой хмурый взгляд, тут же начал объяснять: – Ты не понял, твоих денег хватит, но только если быстро распродать все права на патенты и взять еще как минимум десять тысяч кредита.

Довольно неожиданное заявление. Если честно, влипать в столь затратную авантюру не очень-то и хотелось. Нет, в успехе данного проекта я не сомневался, но все происходило как-то слишком уж быстро и чересчур масштабно. С другой стороны, не давать же заднюю, тем более что вон как у Давы глаза блестят. Похоже, парень нашел свое призвание в качестве кинопродюсера. К тому же я ничем особым не рисковал – в темных щелях моего дома, кои являлись царством Кузьмича, было припрятано китайских монет как минимум тысяч на пятнадцать, так что голышом меня сия затея уж точно не оставит.

– Только мастерские мы трогать не будем.

– Конечно, – со всей серьезностью кивнул новоявленный кинопродюсер, – это было бы форменным свинством по отношению к Леше и Боре.

– Хорошо. Что требуется лично от меня?

– Ты вряд ли сможешь надолго остаться в столице, поэтому нужно подписать доверенность на ведение дел с правом продажи всех твоих активов и оформления кредита.

– Давай, – равнодушно сказал я и, взяв бумагу, которую Дава достал из портфеля, тут же подписал ее.

– Странный ты человек, Игнат, – с задумчивым видом глядя на доверенность, сказал Дава.

– В смысле?

– Мы с тобой, конечно, закадычные друзья, но вот так запросто отдать кому-то право распоряжаться всем своим имуществом…

– Дава, – по-доброму улыбнулся я, глядя на терзания рыжего еврея, – если ты вдруг поведешь себя как-то неправильно, думаешь, я буду жалеть о том, что потерял деньги?

Дава как-то по-детски нахмурился и поджал губы. Затем искренне улыбнулся:

– Ну вот как у тебя получается разбудить в моей душе то, чего там не может быть ни по определению, ни по происхождению?

– Зря ты клевещешь на себя, да и на свой народ тоже, – хлопнул я по плечу своего друга и с намеком начал подпихивать его в двери.

Поняв пикантность ситуации, Дава отправился в гостиницу. Несмотря на утреннюю благодарность Даши, ей не понравилась ссора хитрого дельца с графом, и ночевать во дворце его не оставили, хотя в гостевых комнатах можно было разместить полк гусар.

 

Глава 2

Прямо спозаранку во дворце Скоцци начался форменный дурдом.

Они здесь в столице совсем с ума посходили от скуки и устраивают бедлам по поводу и без.

На некоторое время я почувствовал себя манекеном в швейной мастерской. Мною манипулировали, практически не давая двигаться самому, – то руку поднимут, то ногу отодвинут в сторону. Портные от Сержа были хотя бы веселыми ребятами, а тут какие-то старые хрычи с постными лицами.

Вырвавшись из рук этих странных кукловодов, я решительно направился в кабинет Даши, где застал ее в аналогичном состоянии. В отличие от меня она служила марионеткой для четырех чопорных дам в строгих платьях. Они тут же зашипели как гадюки, но были быстро осажены Дашей и замолчали.

– Ваше высочество, – хмуро заявил я, не забывая заинтересованно поглядывать на полуодетую княжну, – к чему весь этот балаган? Чем вам не угодил мой мундир?

Портнихи после этих слов замерли, как громом пораженные. И если меня их вытянувшиеся лица озадачили, то Дашу рассмешили.

– Ах, мой друг, – отсмеявшись, сказала она, – как можно выйти на пусть и малый прием к императору в чем-то пошитом не придворными портными?

– Легко, – парировал я, чем вызвал еще больший шок у старых мегер.

Даша в ответ смогла лишь отмахнуться:

– Не смешите меня, а то корсет лопнет. Лучше пойдите съешьте чего-нибудь. Когда вы голодны, вы становитесь совсем невыносимым.

Эва как, она уже о моих психологических особенностях знает. Прямо как опытная жена, только меня в их шведскую семью совсем не тянет. Впрочем, она права, нужно пойти перекусить, а то всякая муть в голову лезет.

Стоит отдать должное этим самым придворным портным: мой новый мундир был готов всего за час и выглядел действительно шикарно. Не то чтобы они внесли какую-то новизну в шаблонный фасон, но теперь форма сидела на мне как влитая, да и материал смотрелся очень дорого. Уверен, в этом мундире можно появиться даже на бал в Топинске, и плевать, что он полицейский. А учитывая, что вскоре на мундире наверняка появится какая-нибудь висюлька, я в который раз стану исключением из устоявшихся правил.

Так и сделаю, и не потому что люблю носить форму, а чтобы встряхнуть заплесневелую публику провинциального городка.

После одевания то, что отразилось в зеркале, мне определенно понравилось. Не красавец, конечно, но почти симпатяга. К своему новому лицу я уже давно привык и воспринимал как должное, и лишь порой в кошмарных снах видел осунувшуюся, с морщинами и посыпанной седой щетиной физиономию старика.

– Ты великолепен, – послышался за спиной голос Даши.

Повернувшись, я повторил в голове то же самое в ее отношении, но совершенно искренне.

Одного жаль, что декольте – это не ее выбор.

– Комплименты? Что дальше, цветы и конфеты? – парировал я ее нестандартный заход, но, заметив, как хитро блеснули глаза княжны, тут же опасливо ткнул в нее пальцем. – Не вздумай.

– А что делать, – фыркнула Даша, – если ты мне цветов не даришь?

– Ну уж лучше я тебе, – притворно нахмурился я.

– Вот именно. Мне нравятся гортензии, – манерно вздохнула княжна, но тут же посерьезнела. – Ты готов?

– Знать бы еще, к чему.

– Малый прием не так уж страшен, – с легким апломбом заявила Даша. – Народу будет немного, но честь это великая.

– Я уже говорил, что предпочитаю получать благодарность деньгами?

– Деньги тоже будут. Со времен предка нашего Рюрика принято выделять отважных воев не токмо почестями, но и монетой звонкой такожде. – Кажется, она сейчас цитирует какую-то летопись. – Поверь, даже такой жадина, как ты, будет доволен.

Через полчаса за нами прикатила карета, украшенная как по случаю свадьбы. С шашкой на поясе, в перчатках и фуражке я чувствовал себя не совсем уютно. К тому же давил слишком высокий воротник.

Во всем удобен новый мундир, но воротник они сделали словно в насмешку. Вернусь в Топинск – обязательно исправлю сей недостаток, и плевать на строгость дресс-кода.

За дни моего пребывания в столице Зимний дворец уже успел примелькаться, но сейчас мы ехали к нему напрямик, и он все больше нависал, давя своим великолепием.

То, что с большого расстояния выглядело просто квадратными башнями, в приближении оказалось шедевром оформительского искусства. Даша, выступавшая в качестве экскурсовода, горделиво сказала, что Зимний вошел в полусотню самых выдающихся зданий в стиле рококо.

Знать бы еще, чем это рококо отличается от барокко или готики.

Эти термины тоже были услышаны мной в комментариях княжны, но, увы, не осмыслены. Нужно будет почитать на эту тему чисто для расширения кругозора.

Карета отвезла нас к правой башне, но внутрь мы не попали. Как оказалось, в основном башни являлись визитной карточкой и непосредственным жилищем для императорской семьи. Официальные же мероприятия проводились в расположенном неподалеку здании Андреевской ассамблеи. Выглядело оно как огромная шайба, украшенная в стиле барокко.

Так мне пояснила Даша, и тут я не выдержал:

– Ну и в чем разница между этим твоим барокко и рококо?

Да, я родом из мира победившей информационной революции и ношу в голове кучу всякой нужной и ненужной информации, но в такие дебри Инета меня не заносило.

– Во-первых, не мой, а общий, – улыбнувшись, сказала Даша. – Как бы тебе объяснить, такому темному?

– Попроще.

– Рококо – это своеобразное наследие барокко. Этот стиль легче и изящнее своего родителя. Но это я так считаю. Даже однажды поссорилась с папенькиным архитектором, отрицавшим любую связь этих стилей. Присмотрись к разнице экстерьера здания ассамблеи и, скажем, вон той художественной галереи.

Я присмотрелся, благо карета двигалась плавно, величаво и очень медленно, а широченные окна давали прекрасный обзор. Действительно, галерея оформлена почти как башни и выглядела свежо и легко, а вот здание ассамблеи давило увесистыми золочеными завитушками и мясистыми барельефами греческих богов.

Эва как меня облагораживает компания великой княжны! Таким макаром скоро стану ценителем живописи и балета. Хотя вряд ли. После того как я удостоился чести лицезреть выступление звезд Пекинской оперы на празднике мною же и убиенного дракона, приобщаться к классическому искусству как-то не хотелось.

Пока я пытался утрамбовать в голове противоречивые мысли о вечном, мы покинули карету и подошли к монументальному входу в здание Андреевской ассамблеи. Над широченными ступенями мраморной лестницы нависал карниз, который подпирали два десятиметровых атланта.

Вот тут я был согласен с выражением Евсея: «Это же сколько золота они сюда ухнули?» И в целесообразности подобных трат уверенности у меня уже не было.

Я, конечно, не архитектор и даже не любитель, но и мне было понятно, что вход, давящий массивной лепкой и поражающий просторами холл, а также необъятный главный зал ассамблеи должны были тупо раздавить хрупкую самооценку провинциала, дабы он почувствовал себя мышью у трона великого императора.

Права была Даша, когда назвала это самое барокко жемчужиной с пороком. Какое-то все давящее и неестественное. Даже бальный зал в топинской ратуше уже не казался мне слишком уж вычурным. Возможно, он, как и галерея, «рококошный».

Главное, не ляпнуть что-то подобное на людях. Меня и так тут считают дикарем с дремучих болот.

Особенно стремно было идти по невообразимо огромному и пустому, как космос, главному бальному залу ассамблеи. Вот уж где царские дизайнеры разошлись во всю ширь своего больного воображения. Самая маленькая настенная фреска имела размеры футбольной штрафной площадки, а уж сцены там были представлены самых эпических масштабов и мотивов.

В общем, все-таки придавило. Добивающим фактором стало эхо наших с Дашей шагов по мраморному полу. Казалось, что мы бродили где-то в глубинах царства Аида. Провожавший нас лакей двигался беззвучно и воспринимался как бестелесный дух – слуга потустороннего владыки.

И все же в тот момент мне очень захотелось оказаться здесь на Новогоднем балу. Зрелище наверняка феерическое, особенно учитывая магические возможности иллюзионных артефактов.

Может, грубо намекнуть об этом Даше? Вот так и развращает нас столица.

Пройдя зал по диагонали, мы подошли к небольшой двери. За нею был широкий коридор, который вывел нас в комнату, на контрасте показавшуюся мне сказочно уютной.

А вот кого действительно расплющило от лицезрения местных красот, так это бедного казака. Как только мы с Дашей вошли в небольшую комнату с декоративным камином и щадящим стилем интерьера, я сразу увидел Евсея. С одной стороны, он выглядел презентабельно в новеньком казачьем мундире с шашкой на боку. А с другой – обряженная в дорогие одежды ссохшаяся фигура изможденного человека взгляд совсем не радовала. Как и трость, на которую он тяжело опирался.

Но вот что откровенно согрело мне душу – так это прямой взгляд казака и легкая улыбка, тронувшая его губы при моем появлении.

– Командир, – почти шепнул Евсей и кивнул, робко покосившись на стоявшего рядом с ним лакея.

Еще бы, тот выглядел как царь Соломон, которому по непонятной причине пришлось стоять рядом с золотарем. Этот павлин и на меня вздумал посмотреть свысока, но нарвался на такой злобный взгляд, что тут же сдулся. Оно и понятно – когда на тебя так смотрит недобро оскалившийся парень, которого под ручку держит великая княжна, никакая лакейская спесь не выдержит.

Я уже шагнул к Евсею, чтобы поговорить, но тут распахнулась большая дверь в следующую комнату, и в ней появился совсем уж расфуфыренный лакей.

– Вас ожидают, – торжественно провозгласил он, глядя куда-то в потолок.

Выдав это заявление, лакей отошел в сторонку, пропуская нас с Дашей и Евсея. Провожатые остались в предбаннике с камином.

Следующая комната оказалась проходной, и мы сразу направились к широко открытым дверям, рядом с которыми застыли два казака с массивными золотыми цепями вместо аксельбантов.

Царские беролаки выглядели более чем внушительно. Колючие глаза, почти спрятанные под надвинутыми на самые брови папахами, отслеживали каждое наше движение, словно лазерные целеуказатели.

Зрелище, конечно, впечатляющее, но через секунду мне стало не до него. За позолоченными дверьми обнаружился относительно небольшой зал в том же тяжеловесном стиле, как и все здание в целом. В помещении собралось человек двадцать, но взгляд притягивал только один – в окружении свиты стояла фигура, словно только что шагнувшая с портрета, который висел в кабинетах всех чиновников империи. Его императорское величество Петр Третий Рюрикович выглядел величаво, но при этом смотрел милостиво, чего не скажешь о вельможах из свиты.

Если честно, сама церемония награждения прошла для меня как-то смазанно. Речи царедворцев и даже самого императора были пустыми и напыщенными. Я лишь сумел понять, что орден Архистратига Михаила был выдан мне как выдающемуся борцу с нечистью.

Странно было слышать слово «нечисть» от людей, которые точно неплохо осведомлены о достижениях энергетической науки. Впрочем, орден наверняка учреждался тогда, когда с домовыми и упырями боролись исключительно молитвой, святой водой и крестным знамением. Да, хороший удар серебряным крестом в этом деле помогал, а вот святая вода действует слабо. Проверено на практике.

Евсею, который пребывал в перманентном шоке и двигался как робот, досталась медаль того же наименования – небольшой крестик с полосатым золотисто-красным бантом. Глядя на ошалевшего казака, я почему-то подумал о том, имелся ли аналог подобного ордена в моем мире. О «Георгии» я слышал, а вот о «Михаиле» не доводилось. Впрочем, этим вопросом я совершенно не интересовался, так что в родной реальности могло быть все что угодно.

Наконец-то изматывающая процедура была окончена, и нас выпустили обратно в комнату с камином, где дожидались лакеи-проводники. Даша потерялась сразу после нашего входа в церемониальный зал, и больше я ее не видел. Похоже, домой придется добираться в одиночку. Впрочем, у меня появилась другая идея, которую в зародыше удавил заговоривший лакей:

– Ваше благородие, – обратился он ко мне тихим, но внятным голосом, – вы удостоены личной аудиенции его императорского величества.

Словно сообщив мне о самом счастливом событии в моей жизни, лакей развернулся с намерением указать дорогу, но теперь уже я порушил его планы.

– Евсей, – не став преследовать лакея, подошел я к казаку, – как ты?

– Теперь уже не знаю, – все еще ошарашенно ответил Евсей.

– Дождись меня у входа, пожалуйста.

– Добро, – кивнул казак, в глазах которого появилась осмысленность.

Повернувшись, я увидел возмущенный взгляд оскорбленного в самых святых чувствах лакея. Впрочем, на его лице эти чувства не отразились. Но кое-что все же дрогнуло, когда в комнату влетела Даша и утянула меня в уголок.

Честно, мне даже стало жаль бедолагу.

– Извини, но у меня ничего не получилось. Дядя наотрез отказался отдать твою вещь. Сказал, что это изъятие на благо государства и возврат не обсуждается.

– Ну почему же, – набычился я, – вот прямо сейчас пойду и обсужу это дело с твоим папенькой.

– Ты совсем ума лишился? – удивленно спросила Даша, причем вопрос явно не был риторическим.

– Нет, просто вы меня уже задолбали.

– Не дури, – с нажимом чуть ли не приказала княжна, впиваясь мне в руку своими коготками.

– Попробую, – ответил я с примиряющими интонациями в голосе, но при этом жестко глядя прямо в глаза, и добавил чуть громче: – Простите, ваше императорское высочество, меня ожидает император.

Отпустила, при этом ее взгляд не предвещал мне ничего хорошего.

Я честно постараюсь не делать глупостей, но это смотря как пойдет разговор с монархом.

Бедолага-лакей, ставший свидетелем самой жуткой сцены в его жизни, шел с таким видом, будто его ведут на эшафот. Но меня его личная трагедия не волновала, нужно было как-то настроиться на предстоящую беседу.

Император ждал меня в небольшом кабинете, который явно не был его личным. О чем говорил собственный портрет за спиной. Да и масштабы стола для этого великана не те. У стенки в кресле восседал еще один персонаж, в котором я без труда узнал братца императора, по совместительству являвшегося шефом жандармского корпуса.

Увы, посетителю стул не полагался. Хорошо, что я не стал оглядываться в его поисках. Уверен, это добило бы бедолагу-лакея, который сейчас пятился обратно к двери.

Император разглядывал меня как заморскую зверушку, а я опять применил защитный прием. Ну, тот, который «лихой и придурковатый».

– Ну, здравствуй, борец с нечистью, – явно скрывая в пышных усах улыбку, сказал император.

– Здравия желаю, ваше императорское величество! – не выпадая из образа, завопил я.

На что Петр Третий улыбнулся уже в открытую и повернулся к брату:

– Правду писал Петр Александрович, как есть лицедей. – Переведя взгляд обратно на меня, он добавил: – Да вы не тянитесь так, Игнат Дормидонтович. Видно же, что вам неудобно.

Нарываться я не стал и перешел в положение «вольно».

– Тут на мой запрос ваш патрон ответил, что вы человек строптивый, на почести и награды не падкий, вот я и решил узнать – довольны ли вы тем, что получили? Или, может, есть какие просьбы? К тому же сыновья отзывались о вас очень противоречиво, но ярко, так что и мне захотелось поглядеть на столь примечательного человека. Так как, будут дополнительные просьбы?

– Так точно, ваше императорское величество!

Император улыбнулся еще раз, потому что с одной стороны он наверняка привык слышать в подобных ситуациях, что награждаемый всем доволен до счастливых соплей. При этом Петр подозревал, что со мной будет не все так просто.

У меня, конечно, были сомнения по этому поводу, но я их отбросил. Любви у нас с шефом жандармов точно не случится, так что можно использовать обострение отношений для собственной безопасности в будущем, как бы странно это ни звучало. Незаметную сошку очень легко смахнуть с игрового стола, а вот засади он за решетку наглого видока – придется объяснять венценосному братцу, не является ли сие действо мелочной местью за дерзкие слова.

В тот момент данный довод показался мне весомым и обоснованным.

– Ваше императорское величество, господа жандармы, как бы это сказать… – стараясь не коситься на великого князя, выдал я, – …потеряли одну мою вещь, хотя я очень просил их этого не делать.

С трудом сдерживая улыбку, император перевел взгляд на брата:

– И как это понимать?

Было видно, что великий князь очень хочет изобразить непонимание, но явно опасается, что я точно приплету сюда Дашу.

– Помимо личных интересов господина Силаева есть еще интересы государства, кои требуют изучения ценных артефактов, – проворчал шеф жандармов.

Император с легкой улыбкой перевел взгляд на меня.

Да он издевается! Похоже, их императорская морда скучают и желают увидеть битву Давида с Голиафом, ну или моськи со слоном. Ну а что, если на то есть монаршее соизволение, почему бы и не порезвиться? От моей наглости в осадок выпали бы и старый статист, и юный выпускник школы видоков, но получавшаяся в итоге личность испытывала от этой ситуации истинный восторг. Ну действительно, когда еще можно будет относительно безнаказанно потроллить великого князя и шефа жандармского корпуса?

– Закона империи о частной собственности еще никто не отменял.

Император с удовольствием перевел взгляд на брата, словно теннисный судья на вышке, следящий за перелетом мячика.

– Есть закон о запрещенных артефактах, – парировал великий князь.

– Вот поэтому я и не стал требовать у ваших подчиненных вернуть мне кинжал ведьмака, – не дожидаясь взгляда Петра Третьего, ответил я и тут же на всякий случай добавил: – Ваше императорское высочество. Что же касается пули, то она точно ничего темного не несет и вредит только упырям. Даже оборотню от нее нет никакого урона.

Это мы с Евсеем проверяли. Он брал пулю в руки, лизал и даже на зуб пробовал. Хорошо хоть не проглотил – процесс извлечения был бы довольно хлопотным.

– И все же этот артефакт подлежит изучению, для пользы государства, – явно начал закипать великий князь, впрочем, как и я.

– Много бы было пользы империи, окажись эта пуля в вашей лаборатории, а не у меня в пистолете, когда мы гнались за упырицей?

Внезапно шеф жандармов успокоился и даже позволил себе легкую улыбку.

Ох, как нехорошо-то.

– Ничего бы страшного не случилось, – откинувшись в кресле, сказал он. – Судя по отчету подполковника Гришковца, ваша с казаком роль в этой охоте сильно переоценена.

Такой вспышки эмоций у меня давно не было. Ярость чуть не выбила из головы весь здравый смысл, тем более что там его и так с гулькин нос.

Как ни странно, меня успокоил стук открывшейся двери и тяжелые шаги за спиной. Даже не оборачиваясь, я точно знал, что там стоит беролак с золотой цепью на груди.

Он что, почувствовал вспышку моего гнева? Неплохая у императора охрана. Впрочем, ничего удивительного.

– Да уж, – прошипел я, – от ворот подполковнику было все видно очень хорошо. Он даже в сад войти не рискнул. В той мясорубке выжили только трое, и до конца в сознании остались лишь я и князь Вачнадзе. Думаю, он будет свидетелем понадежнее, чем ваш не в меру осторожный подчиненный.

– Скользкий Ваха? – удивленно переспросил император, жестом остановив возмущенный спич брата. – Он-то что там забыл?

– Мы поспорили о том, как лучше всего мужчина может доказать свою храбрость, вот я и пригласил его поохотиться на упырей.

– И он не выкрутился? – удивленно спросил Петр Третий.

– Пробовал, но я был настойчив.

Император искренне рассмеялся и даже хлопнул в ладоши.

– Ай, маладца! Ну и как себя проявил не в меру находчивый князь?

– Любить мне его не за что, но на этой охоте князь вел себя достойно, – совершенно серьезно ответил я, потому что правду говорить легко и приятно.

– Даже так, – хмыкнул император и задумался. Его раздумья вылились в жесткий приказ брату: – Артефакт верни.

– Но…

– Верни, – добавил монарх стали в свой голос.

Атмосфера в комнате сгустилась, и сразу стало понятно, кто в этом доме хозяин.

– Оставьте нас, – добавил император.

Когда сибиряк и великий князь вышли, Петр перевел все еще тяжелый взгляд на меня:

– Вижу, что смел и отважен до безрассудства, но вежество знай. Ты служишь империи как видок, а не шут гороховый.

– Так точно, ваше императорское величество!

В этот раз я не стал перегибать с придурковатостью, потому что мой собеседник внушал заслуженное уважение.

– И еще – постарайся не втягивать мою дочь в неприятности.

Услышав это заявление, я невольно вздохнул и не сумел сдержать не совсем уместные слова:

– У меня здесь только и забот, как бы она меня никуда не втянула. – Опомнившись, я встал по стойке «смирно». – Ваше императорское величество!

– Теперь понимаю, что они в тебе нашли, – хмыкнул император, откидываясь в кресле. – Более вас не задерживаю, господин видок. Благодарю за службу.

– Рад стараться, ваше императорское величество!

Очень хотелось спросить, кто именно эти самые «они», но я благоразумно промолчал, лишь по-армейски сделал поворот «кругом» и промаршировал к двери – благо не лакей и пятиться задом наперед не обязан.

Сразу на выходе из кабинета шефство надо мной опять взял многострадальный провожатый. Он уже немного оправился от шока и вернул себе профессиональную чопорность.

Обратно мы двинулись совсем другим путем. Я уже хотел остановить лакея, но тут мы вышли в еще одну комнату, и я увидел Евсея. Казак успел полностью оправиться от культурного шока и сейчас открыто улыбался, чем неимоверно порадовал меня.

Я уже боялся, что больше никогда не увижу этой нагловато-задорной ухмылки.

Судя по виду за окном комнаты, мы находились где-то на задворках дворца ассамблеи, так что передо мной встал выбор – искать либо Дашу, либо левый транспорт.

– Любезный, – приняв решение, повернулся я к явно собравшемуся улизнуть лакею, – можно ли нам организовать какой-нибудь транспорт?

Ответом мне был лишь легкий поклон и жест, приглашающий нас пройти к выходу.

Уже через минуту мы с Евсеем усаживались в дорогую коляску с дворцовым кучером на передке и императорским гербом на дверцах.

Диву даюсь, как они здесь все до сих пор не полопались от непомерно надутой напыщенности. На мою просьбу отвести нас в ближайший кабак кучер ответил снисходительным взглядом, но, поняв, что может и в морду получить, тут же хлестнул лошадь кнутом.

Нужно отдать должное, кабак он выбрал неплохой, на третьей линии проспекта, где все уже не так шикарно, но еще не перешло в специфику кварталов Испанского района.

Заведение было стилизовано под русскую старину, хотя и имело каменный фасад. Мы быстро нашли свободный стол в полутемном углу и устроились там. Тут же подскочивший половой за пару минут организовал нам настоящий пир горой.

– А тебе можно пить? – спохватился я, уже подняв графин с водкой.

– Да, – уверенно кивнул казак, – тело не так уж сильно пострадало. Так что доктор пить разрешил, но наказал не злоупотреблять.

Последнее слово казак явно процитировал.

Выпили по первой и немного расслабились. Я уже собрался толкнуть покаянную речь, но Евсей опередил меня:

– Командир, прости меня ради бога.

– За что? – искренне удивился я.

– За злобу и вину, которую переложил на твои плечи.

Хотелось возразить казаку, но он остановил меня решительным жестом.

– Мы, казаки, знаем свою долю с младых когтей, особливо волколаки. Знаем, что ходим под ручку со смертушкой, и завсегда готовы встретить ее веселым оскалом. Да чего уж там, сколько мы с тобой, командир, ходили по краю? Но я оказался не готов к потере куска своего естества. Словно душу вынули. Вот и обозлился. Но та дурь уже ушла, и мне стало совестно за вину, за упрек. Прости меня, командир.

– Не за что прощать, – положил я руку на плечо казака и тут же сменил тему: – Как дальше жить думаешь?

– А что дальше? – повеселел Евсей. – Шаман сказал, что здоров буду аки бык. Оборотнем мне уже не быть, но сколь простых казаков служат царю-батюшке? Поживу пока в станице, хоть вспомню, как косу в руках держать да за плугом ходить.

– Подожди, – нахмурился я, – а как же решение круга и приговор старшин?

Казак хищно оскалился, и даже без частичной трансформации это выглядело зловеще.

– А никак. – Он выудил из-за ворота кителя пенал с наградой и раскрыл его.

Золотисто-алый крест закачался на такой же расцветки банте-планке.

– С этой красотой мне можно даже плюнуть на лысую башку деда Ивана, который сидит в кругу старшин от нашей станицы.

– Прям уж плюнуть? – недоверчиво спросил я. – У него ведь и у самого наверняка полна грудь таких крестов.

– Таких, да не таких, – хитро прищурившись, заявил казак. – Не с золотой каемкой.

Заметив непонимание в моих глазах, казак удивленно фыркнул:

– Ну ты даешь, командир. Золотая канва на наградах говорит о том, что получена она прямо из рук императора. Нас теперь даже судить могут лишь особым порядком, в присутствии уполномоченного от канцелярии генерал-губернатора. У деда Ивана медальки попроще будут.

– Даже так? – удивленно переспросил я и достал свой пенал.

Похоже, я сильно недооценил выданную императором награду. Не такая уж это побрякушка.

В отличие от Михайловского креста для нижних чинов, который Евсей будет носить на груди подобно медали, у меня был крест побольше и предназначался для ношения на шее. Сейчас я вспомнил, что видел что-то похожее у отца Лехи, но там был именно Георгиевский орден стандартной, уже набившей всем оскомину расцветки, предназначавшийся для военных. Я же заполучил награду для истребителей нечисти.

Под крестом в пенале обнаружился узкий чек на пять тысяч рублей.

Так вот о чем говорила Даша.

– Евсей, а тебе рубликов отсыпали?

– Да, – довольно заулыбался казак, – тыщу целковых. Буду в станице как сыр в масле кататься.

Не особо задумываясь, я протянул свой чек ему:

– Держи.

– Да вы что, ваше благородие! – тут же напрягся казак, особенно когда увидел сумму на чеке. – Разве ж так можно!

– Можно и нужно. Ты же знаешь, что денег у меня в достатке, а тебе еще хозяйством обзаводиться и женой с ребятишками.

В общем-то эти деньги для меня не были лишними. Я даже не сомневался, что Дава стряхнет с дерева моего благосостояния все, что оттуда может упасть. Так что не исключено, что в данный момент меня можно назвать голодранцем. И в то же время не было никаких сомнений, что рыжий еврей увеличит изъятую сумму до неприличных размеров.

Евсей совсем растрогался. К тому же на его ослабший организм сильно повлияла выпитая водка. Да и я немного расслабился.

– Слушай, а почему бы тебе не обзавестись хозяйством в Топинске? Оклемался бы и опять вернулся в нашу лихую компанию.

– Нельзя мне, – посмурнел казак, – шаман наказал года два держаться подальше от любого чародейства. Что-то там с какими-то потоками силы и другой мутью. Так что ты, командир, присмотри за Орликом, пока не пришлю за ним кого-то из родичей.

– Не беспокойся, будет он жить как на курорте.

– Как на курорте не надо, зажиреет, пусть Осипка гоняет его, да почаще.

Вот за таким расслабленным разговором протекали наши посиделки, и тем неприятнее было грубейшее вмешательство со стороны.

К нашему столу решительно подошла пара господ в темных сюртуках и невысоких цилиндрах. Из образа добропорядочных граждан выпадали перчатки с манжетами поверх рукавов сюртука и шпаги, которые были замаскированы под трости, да и то чисто символически – ну не бывает тростей с гардой.

Я не особый спец в этих вопросах, но даже мне стало понятно, что по наши души явились профессиональные бретеры.

Ситуация до предела неприятная. И как только эти твари сумели так быстро выйти на меня? И послать их с ходу не получится из-за дуэльного кодекса и этой тупой дворянской Игры.

В империи дворянские вольности, конечно, недотягивали до анархизма шляхты времен Речи Посполитой моего мира, но все равно были довольно отвязными. Так что цвет нации резал друг друга весело и с размахом. Целая плеяда императоров смогла лишь создать некую лазейку для тех, кто не хотел драться. Позорная лазейка, но хоть какая-то. Правда, пользоваться ею я не собирался, потому что вариантов у меня было чуть больше, чем предполагали бретеры.

– Господа, – с ходу заявил мужик в возрасте с тронутыми сединою усами, – вы своим мерзким видом оскорбляете и это заведение, и наши взоры.

Это что, стандартный заход? Если честно, не впечатляет.

Более молодой бретер пока помалкивал. Судя по тому, как немногие посетители начали бочком пробираться к дверям, здесь подобные ситуации не так уж редки. А вот внимательно-напряженный взгляд стоявшего за стойкой кабатчика мне совсем не понравился. Похоже, именно он опознал нас по заранее разосланному описанию. Ну а где еще им меня ловить, если не получается заманить на великосветские приемы? Или все же постарался дворцовый кучер?

– У вас, господа, плохо со слухом? – Бретер презрительно сморщил порченное какой-то инфекцией лицо.

Мужик, точнее дворянин, наверняка служилый, явно работал по не раз опробованному сценарию, а вот мы будем рвать шаблоны. Иначе никак – против двух профессионалов со шпагами нам не потянуть, даже учитывая наше церемониальное оружие. Особенно учитывая наличие оного.

Я нарочито медленно начал подниматься, затем резко левой рукой подцепил блюдо с селедкой и швырнул его в усатого бретера. Пока он резким жестом отбивал сей нестандартный снаряд рукой, я метнул следом графин из толстого стекла.

Хороша работа стеклодува – графин, угодивший в лоб бретера донышком, так и не разбился, а вот цель на некоторое время выпала из расклада.

Молодой бретер настолько удивился подобному ходу событий, что обнажил свою шпагу.

Это он зря – теперь разбираться с последствиями мне будет намного легче.

– Стол! – крикнул я, и, как обычно, Евсей понял все с полуслова.

На это действие его здоровья хватит с лихвой, тем более что ворочать тяжелый стол мы взялись на пару.

Гастрономическое великолепие самым возмутительным образом съехало на пол, зато столешница, встав вертикально, превратилась одновременно в щит и таран.

Да уж, недооценил я парня.

За мгновение до того, как мы врезались в вооруженного бретера, он сумел ткнуть меня шпагой в голень.

– Ах ты, скотина! – завопил я.

Когда столешница сбила бретера, накрыв его, я заполз сверху и ударил по торчащей наружу голове.

Затем двинул второй раз, но третий удар сдержал – бретер уже был в отключке, а излишнее зверство впоследствии может выйти мне боком.

– Лежать! – послышался за спиной крик Евсея.

Когда обернулся, я видел, что казак все же разбил основательное творение стеклодува об голову поднимающегося на четвереньки усача.

Совершив еще один поворот головы, я уставился на кабатчика:

– Что застыл, мерзавец? Высвистывай околоточного.

Кто бы сомневался, что у кабатчика найдется свисток, которым он воспользовался, едва выскочив из дверей заведения.

Околоточный в компании здоровенного городового прибыл буквально через минуту, и это тоже настораживало.

– Что здесь происходит?! – грозно взревел еще один носитель пышных усов, но теперь в полицейской форме.

К этому времени мы с Евсеем успели оправить свою одежду и даже прицепить обратно на пояса оружие – он шашку, а я нелюбимую саблю. Осмотр раны на ноге показал, что это небольшая царапина, которую достаточно было смочить водкой. А ведь могло быть намного хуже, и понимание этого не добавляло мне хорошего настроения.

– Форменное безобразие здесь происходит! – заорал я, изображая вздорного дворянчика в подпитии. – Мы здесь тихо сидим и обмываем награды, а тут явились два каких-то быдлана и давай нас оскорблять.

С этими словами я ткнул свой орден под нос околоточного, и блеск золотой каймы на кресте отразился в его глазах нешуточным страхом. Околоточный мгновенно побледнел до позеленения кожи лица.

Да он у нас в этом деле замазан по самые уши, сволота такая! А может, кабатчик использовал его втемную? Похоже на правду, учитывая свирепый взгляд околоточного в сторону распорядителя заведения.

– Но это же дворяне, – попытался ухватиться за соломинку околоточный с тем же успехом, как и утопающий.

– Да? – сыграл я удивление. – Они не представились.

Еще бы. Я сделал все, чтобы бретеры не успели этого сделать.

Кроме простого и унизительного отказа от дуэли имперская власть в данном вопросе проявляла маниакальную тягу к формальностям. Так что любое отступление от дуэльного кодекса каралось по всей строгости закона. На этом и строился мой расчет.

Околоточный оказался не так уж туп. Он посмотрел на кабатчика, который с недовольным видом кивнул, подтверждая мои слова.

Тоже не дурак, потому что понимал: в деле дворян, получивших знаки отличия из рук императора, может всплыть и судебный видок с магическим детектором лжи. К тому же от полицейского не укрылся обнаженный клинок молодого бретера и наше оружие, явно не покидавшее ножны.

Было видно, что околоточному очень не хочется раздувать происшествие, которое наверняка повлечет за собой непростое общение с участковым приставом, а то и с обер-полицмейстером.

Недолгий анализ подви́г полицейского на принятие кардинального решения.

– Устин, – повернулся он к городовому, – зови Петра и Захара. Пеленайте этих молодчиков. А еще найди господам извозчика.

Опомнившись, он повернулся ко мне, чтобы понять, не переборщил ли с командами. В ответ я лишь согласно кивнул.

– Вы не сумлевайтесь, ваше благородие. Мы уж поспрошаем с супостатов, а для вас никаких беспокойств не будет, – уверил нас околоточный.

Ну что же, можно сказать, что этими словами он реабилитировался в мох глазах, так что можно и не гадать о степени вовлеченности полицейского в это дело.

Здоровяк Устин справился с заданием очень быстро, и через минуту еще два городовых вязали начавших приходить в себя бретеров, а мы с Евсеем направились к пролетке.

Когда вышли на улицу, я увидел, что солнце уже зашло.

Да уж, в приятной компании время летит очень быстро. Увы, повторить подобное не получится еще очень долго. Пару лет Евсей не сможет посещать Топинск, а у меня вряд ли получится наведаться к нему в станицу.

Глянув на небо, я все же решил не искать приключений на свою голову и приказал извозчику править во дворец Даши. Уверен, там найдут где приютить хворого казака, а в госпиталь он вернется утром.

Переезд прошел без малейших проблем, и спустя некоторое время нас встретила чем-то встревоженная охрана графского дворца.

Евсея я сдал его старой знакомой горничной, которая пообещала позаботиться о раненом казаке. Ее озорной взгляд вызвал у меня беспокойство. Евсей еще слаб, и вряд ли ему до постельных утех. Впрочем, человек он взрослый, пусть решает сам.

Теперь мне нужно было как-то тихо и незаметно добраться до своей комнаты.

Не вышло.

– Где тебя носило? – нахмурившись, спросила Даша, которая явно вернулась домой задолго до меня.

Княжна стояла на верхней площадке лестницы и гневно смотрела сверху вниз. Ей бы еще кулачки в бока упереть, и получится вылитая сварливая жена, встречающая непутевого мужа.

– А что случилось? – на всякий случай не став ерничать, спросил я.

– Тебя хочет видеть князь Романов.

– Это отец первой жертвы?

– Да.

– И на кой я ему сдался?

– Хочет отблагодарить, – таинственно прищурив глаза, сказала княжна, но мне от этой загадочности почему-то стало не по себе. – Ладно, поговорим об этом завтра с утра. А сейчас лучше скажи, где ты умудрился так измазать новенький мундир? И что это у тебя на ноге? Кровь?

Пришлось рассказывать о происшествии в кабаке, за что я выслушал еще один разнос.

– Нужно обработать твою рану, – закончила свое показательное выступление Даша.

Хмель еще витал в моей голове, так что я позволил себе некую вольность:

– А может, проще будет обработать эту царапину вместе с другими, которые вот-вот появятся у меня на спине?

Как-то она плохо на меня влияет. Похоже, мне начали нравиться жесткие развлечения со стригой, часто заканчивающиеся некоторой порчей моей шкурки. Главное – от царапин не перейти к хлыстам и шипованным битам.

Взбежав по лестнице, я подошел к княжне вплотную и попытался ее обнять.

Увы, на этот раз ко мне прилетела птица обломинго.

– Сударь, вы пьяны и вообще вели себя сегодня совершенно отвратительно. Извольте удалиться в свою комнату.

Неприятно, но пришлось подчиниться. Похоже, я засиделся в гостях. Пора и честь знать. Тем более что мавр сделал свое дело, мавр может удалиться в милый его дикому сердцу Топинск.

Даша все же прислала горничную, которая обработала мне раны, и после этого сон окончательно сморил меня. В голову лишь непрошеной гостьей вернулась эгоистичная мысль о том, что после всех этих приключений я лишился поддержки такого сильного бойца, как Евсей. В будущем это может иметь самые печальные последствия, и стоило бы подумать о собственном усилении.

 

Глава 3

Если честно, меня уже утомили все эти подготовки к визитам, раутам и приемам. Я в полной мере осознал, что чувствует свадебный конь, у которого голова в цветах, а противоположная часть туловища в мыле. Попытку обрядить меня в очередной шедевр столичных мастеров я пресек в зародыше и на прием к князю Романову решил отправиться в запасном полицейском мундире от омских мастеров, который теперь украшал крест ордена Архистратига Михаила третьей степени.

Князь – старый вояка, и такой внешний вид гостя не должен оскорбить его взор.

Мне кажется или Даша суетится даже больше, чем перед церемонией награждения?

– Не забывай, что князь хочет отблагодарить тебя как единственно сумевшего отомстить за смерть сына. Только не вздумай опять ляпнуть, что хочешь денег за свои подвиги.

– Это когда я такое говорил?

– Ну как же. Тебе ведь чести и наград не надо, а денег подавай.

– Это пословица такая, – постарался я оправдаться, но Даша была настроена слишком серьезно.

– Держи свои пословицы при себе. Хватит с меня выходки на приеме у отца, – вздохнула княжна, все же припомнив мне наглое поведение с ее родственниками.

Ей наверняка досталось на орехи и от папеньки, и от дражайшего дядюшки.

– А пулю мне так и не вернули, – пожаловался я без малейшей надежды на сочувствие.

Вот теперь Даша разозлилась серьезно:

– Как с тобой тяжело. Иногда я думаю, что ты лишь играешь роль храбреца без царя в голове, но порой кажется, что так оно и есть, – злобно зашипела она, а затем устало посмотрела мне в глаза. – Прошу тебя, будь с Никитой Александровичем вежлив. Он мне очень дорог. Ему и без того тяжко.

– Я постараюсь.

Мое серьезное лицо и ровный тон успокоили княжну, так что мы продолжили сборы в гости относительно спокойно.

У общения с высшим светом Москвы есть свои недостатки, но чего не отнять, так это удобства переездов. Почти вся знать плотно набилась в окрестности Андреевского проспекта, так что в гости можно и пешком ходить. Увы, именно в этом случае меня ждал облом – дворец князей Романовых находился в центре Москвы, но не Новой, а Старой, поближе к Кремлю.

Уже когда мы подъехали к потемневшему от времени особняку, я вспомнил о мыслях, которые всплывали в моей голове вчера вечером.

– Ваше высочество, вы не знаете, где сейчас находится ваш супруг?

По случаю хорошей погоды мы ехали в коляске, и при кучере вольности в общении с великой княжной были недопустимы.

– А что случилось? – спросила Даша. – Кажется, он занят делами с этим вашим рыжим и наглым другом.

– Мне будет нужна его помощь, а возможно, и ваша тоже.

– Хорошо, поговорим об этом позже. – Княжна была так напряжена, что даже не стала проявлять любопытства.

Очень нехороший признак.

Особняк, отгородившийся от соседних дворцов не только высокой кованой оградой, но и целой рощей монументальных дубов, встретил нас угрюмой настороженностью.

Здесь даже слуги выглядели не как напыщенные индюки, а как осознающие свою силу и оттого спокойные волкодавы.

В доме все дышало стариной, и это при том, что особняк был полностью каменным. Первый этаж вообще сложен из позеленевших от времени огромных, грубо обработанных валунов.

Внутри не было ни картин, ни гобеленов, ни старинного оружия на стенах – только обитый благородным дубом камень и узоры на темном дереве.

Уже когда мы поднимались по лестнице на второй этаж, меня кольнула неожиданная мысль.

А как обращаться к князю? Ваше сиятельство или ваша светлость? Вроде Романовы в старину были боярским родом, а не княжеским, хоть по могуществу они могли переплюнуть большинство простых князей, да и некоторых великих. Значит, княжество у них жалованное, а это – «светлости». Но уверенности в своей правоте у меня нет.

– Даша, – тихо, чтобы не услышал наш звероподобный провожатый, прошептал я, – Никита Александрович «светлость» или «сиятельство»?

Княжна посмотрела на меня как на умственно отсталого и ответила шепотом, больше похожим на змеиное шипение:

– Он – светлейший князь.

Ага, значит, пожалованный. Мысль о том, кто из Рюриковичей такой щедрый, я подавил в зародыше как несвоевременную.

Моя выходка явно окончательно расстроила Дашу, и она опасливо косилась на меня в ожидании очередной пакости.

Да уж, силен бывший боярский род, если даже самая строптивая и неадекватная из ныне живущих Рюриковичей ведет себя в этом доме столь опасливо. Значит, не случайно в моем мире Романовы взобрались на опустевший престол.

Светлейший Никита Александрович встретил нас в предсказуемо мрачно-монументальном кабинете. За громаднейшим столом из темного дерева оказалось пусто. Усталый, явно сильно сдавший старик сидел в кресле-каталке возле невысокого стола в углу комнаты. Там имелись удобные кожаные кресла для гостей, куда нас и направил жест старческой руки.

Перед тем как присесть, Даша подошла к старику и поцеловала его в щеку.

– Здравствуйте, Никита Александрович.

– Здравствуй, дочка, – прокряхтел старик и уставился на меня. – И ты здравствуй, добрый молодец.

– Здравия желаю, ваша светлость!

– Бодрый какой, – по-доброму хмыкнул князь и принялся меня рассматривать.

Не скажу, что чувствовал себя так уж неловко, но все равно узоров на мне вроде нет и цветы не растут. Что он вообще собирался высмотреть?

Пока мы с Дашей устраивались в креслах, все тот же звероподобный слуга притащил огромный поднос с принадлежностями для чаепития. Когда сервировка закончилась и слуга ретировался, князь взял слово:

– Позволь, воин, отблагодарить тебя за услугу великую, да не в том она, что упокоил ты тварь мерзкую, а в том, что теперь долг крови у меня перед тобой, вьюнош, да перед милой и шебутной Дашенькой. А ее дядюшка остался с носом. Все его старания прахом пошли, но в том тоже лихо есть. Злобу затаит великий князь и на тебя, и на меня.

– Если бы только это, – фыркнула как кошка Даша. – Наш пострел везде поспел.

И тут она практически дословно передала старику Романову нашу перебранку с шефом жандармов. Такое впечатление, что княжна сидела под дверью и подслушивала.

Рассказывала она эту историю как некий курьез, но меня не покидало ощущение, что все эти откровения не просто так. Еще бы понять, чем это грозит лично мне.

Выслушав княжну, Никита Александрович задумался. Да так глубоко, что мне показалось, будто он уснул. В это время Даша начала распоряжаться чайным сервизом и обеспечила всех порциями ароматного напитка. От нечего делать я приложился к чашке, предварительно слопав две ложки вкуснейшего малинового варенья. И только тут заметил, что князь опять пытается насверлить во мне дырок своим взглядом.

Неуютно как-то.

Дальше разговор пошел ни о чем, и я в нем особого участия не принимал, до тех пор пока Даша не вспомнила о погибшем княжиче. В ответ на ее утешительные слова Романов только отмахнулся:

– Видать, согрешили мы перед Господом, что отсек он главную ветвь рода, аки больной побег. Старшой мой бездумно сгинул в дуэли дурной, на потеху жадным до крови злопыхателям. А младшой искал приключений на свою буйну головушку и нашел. Похоже, сие знак свыше и древо Романовых нуждается в прививке.

С этими словами он жестко посмотрел мне в глаза.

– Не осталось в роду прямых наследников. Так, седьмая вода на киселе. Ныне не в чести старый обычай принимать в род свежую, не тронутую златою ржой кровь, но предки наши мудры были, и нам надобно брать с них пример. Что скажешь на это, воин?

Не понял? Это что за фигня? Я до сих пор думал, что подобное возможно только в приключенческих романах, да и то не самого высокого пошиба. А еще в сказках допусти́м подобный прыжок из грязи да в князи.

Ошарашенно посмотрев на Дашу, я увидел, что она тоже вперилась в меня взглядом, словно чего-то требуя.

Так, стоп, тут важнее не осмыслить сие чудо чудное, а понять, нужно ли мне оно. Не думаю. Точнее, думаю, что точно не нужно. И никаких сомнений в этом нет. Теперь осталось грамотно донести эту крамольную мысль до слишком уж заинтересованных слушателей:

– Не растет яблоко на березе, как ни прививай. Я мало что знаю о роде Романовых, но уверен, найдется в нем достойный юноша, хотя бы с третьей или второй водой в том самом киселе. Только брать нужно помоложе да учить пожестче. Ну, с этим, думаю, у вас, ваша светлость, проблем точно не будет.

Немая сцена – они же, но только слегка подофигевшие.

Честно, я думал, что Даша прямо сейчас нахлобучит мне на голову здоровенный заварник с горячим чаем. Даже удивился, что она сдержалась.

Князь пришел в себя первым и ухмыльнулся в жиденькую бороденку, явно знавшую лучшие времена.

– Возможно, ты и прав, Игнат Дормидонтович, но тяжкий то выбор будет, и труд немалый. Благодарствую и за подвиг твой, и за совет мудрый, весьма дивный для столь юного ума. Ежели надобность в помощи какая будет, ты обращайся без стеснения, как к другу.

– Ваша дружба для меня и есть высшая честь и награда.

Я не поленился и, встав, отвесил старику малый поклон.

Даша все это время шалым взглядом смотрела то на меня, то на князя.

Откашлявшись, старик продолжил:

– Но кое-что могу сделать и ныне. Знаю, что наступил ты на хвост драной кошке, играющей сердцем сдуревшего на старости лет Голицына, аки клубком ниток. Помню, что обещался не лезть более в Игру, но с легкой душой порушу слово свое. Отныне не тронут тебя убивцы или узнают, сколь неприятен я бываю во злобе грешной.

В ответ я уважительно поклонился и тут понял, что садиться обратно в кресло не стоит. Даша тоже уловила немой посыл князя и, подскочив, добавила свой поклон к моему. Затем повторила процедуру целования и буквально потащила меня из кабинета.

– Ты нормальный?! – насупившись, спросила она, когда мы спускались по ступеням высокого крыльца. – Надеюсь, тебе хватило ума понять, что сейчас произошло, точнее, не произошло?

– И понял, и хорошо обдумал, – спокойно ответил я. – Не нужно мне этого.

– Как не нужно? – искренне удивилась Даша.

– А зачем? – вопросом на вопрос ответил я.

– Ну… – сказала княжна и задумалась. Похоже, подобные мысли еще не поселялись в ее голове. – Но ведь от дворянства ты не отказался?

– Потому что в сословном обществе это как минимум удобно, а вот влезать в великосветский гадюшник с этой вашей странной Игрой – тут уж увольте. Даша, у меня есть призвание и дело, а все остальное лишь мишура. Скажи еще, что тебе не душно в маске принцессы, будь она сто раз золотая и почетная?

Похоже, я тронул в душе княжны какую-то потаенную струну. Это заставило ее хорошенько задуматься, и пребывала она в этом слегка пришибленном состоянии до самого возвращения домой. Лишь когда мы выгружались из коляски, княжна опомнилась:

– Игнат Дормидонтович, вы спрашивали о том, где мой супруг. Так зачем же он вам понадобился? – Увидев, как я покосился на кучера, Даша добавила: – Идемте в мой кабинет.

Когда мы остались одни, я наконец-то свел разрозненные идеи вместе и окончательно определился со своими желаниями:

– Помнишь случай, когда меня чуть не зарезал дух в посольстве?

– Да, – настороженно кинула Даша.

– Тогда Антонио, спасая меня, что-то применил, а насколько я понял, маг из него как из меня балерина. И даже на статус ведьмака не потянет, но что-то же было.

– Бабушка постаралась защитить меня, вот теперь Антоша и мучается.

– Понимаешь, – чуть замявшись, сказал я, – теперь, без Евсея под боком, я словно без оружия. Мне бы что-нибудь эдакое на крайний случай.

– Даже не знаю, – задумчиво протянула Даша, – бабушка возила Антонио куда-то в заповедную Рощу. Но я там не была, хотя вроде и имею право. Надо проверить. Но это дело небыстрое, так что ответ будет либо завтра, либо послезавтра.

– Я подожду, хотя, если честно, мне уже давно пора домой.

Похоже, слабо скрытое недовольство в моем голосе стало триггером для прорыва сдерживаемого раздражения Даши.

– И что ты забыл в своем болоте? Как вообще можно отказаться от шанса стать князем Романовым?!

Если честно, что ей ответить, я не знал, потому что и сам до конца не понял своих мотивов. Сожалений как не было, так и нет. Мой взгляд на бытие, которое явно земной жизнью не ограничивается, сильно изменилось. Доказательство наличия души и ее мобильности не только приглушило страх во всех его проявлениях, но и расставило приоритеты в совершенно другом порядке. Я по-прежнему хотел жить в молодом теле, наслаждаться вкусной пищей и бытовым комфортом, любить красивых женщин и любоваться чудесными видами, но это все вторично и может прекратиться в любой момент. И вот то, что будет дальше, имеет намного большее значение. Если подумать, величие империи, спесь великих князей и совершенно глупая дворянская Игра кажутся не более чем копошением насекомых в муравейнике.

– А какой в этом смысл?

– Сила, власть и возможность никого не бояться, – выпалила Даша, наверняка успевшая обдумать наш недавний разговор.

– У себя в Топинске я никого и не боюсь, а здесь опасаться приходится даже императору. У вас все так закручено, что сам черт ногу сломит. Тебе, может, и интересно играть во все это, а мне нет. Вы готовы резать друг друга за косой взгляд и неосторожное слово. Так скажи мне, какой во всем этом смысл?

– Если так думать, смысла нет вообще ни в чем, – не унималась княжна.

– Неправда, то, что я делаю, как минимум восстанавливает справедливость и спасает жизни.

– Ну, если думать так, – сузила глаза княжна, – то в столице ты сможешь сохранить больше жизней, чем в маленьком городке.

– Или окончательно потерять к себе уважение, когда поймаю за руку кого-то из твоих родичей.

Даша побледнела и зло посмотрела на меня. Похоже, она восприняла мои слова как намек на давнишнее убийство любовника, за которое она не понесла никакого наказания.

Да, он был влюбленным идиотом, и его наверняка предупреждали о последствиях, но родственникам парня от всех этих доводов легче не станет.

– Вы можете идти, господин Силаев, – опять превратившись в Снежную королеву, заявила Даша.

Можно было бы как-то объясниться, но вряд ли получится, так что я по-военному кивнул и ушел в отведенную мне комнату собирать вещи.

Но, как выяснилось через полтора часа, я слишком уж недооценил умственные способности своей любовницы.

– Ты куда это собрался? – спросила Даша, без стука войдя в мою комнату.

Впрочем, ей это простительно, как хозяйке, к тому же пребывающей в расстроенных чувствах.

– Домой.

– А как же насчет козырей и всего такого? – Княжна с ехидцей улыбнулась, показывая, что уже не злится на меня.

Похоже, последний час она провела, не лелея свой гнев и уязвленную гордость, а нагружая работой столичных телефонисток.

– У нас очень мало времени, – не дождавшись моего ответа, продолжила Даша. – Начну с того, что узнала, куда пропал Антонио. Его вызвали в министерство. Кстати, мое начальство отправило в Бухарест ноту протеста, но в ответ пришла телеграмма, что они знать не знают, о чем мы толкуем, и принадлежность их господина к гематофагам еще не означает, что валашское правительство отвечает за действия всех вампиров на свете. Но на данный момент это не так уж важно, важнее другое – завтра с утра нам с супругом нужно отправляться в Вену. Так что в Рощу мы поедем прямо сейчас. Не забудь при случае поблагодарить князя Никиту. Он не обиделся на твой отказ и даже замолвил слово перед волхвами, послав особого гонца. А еще рассказал мне много интересного по этому вопросу.

Меня, конечно, насторожило упоминание языческой заповедной Рощи, почему-то находящейся под Москвой, – мне и в голову не могло прийти, что в насквозь православной империи найдется открыто работающее языческое капище.

Как оказалось, оно не только работало, но и находилось едва ли не в сердце столицы. Переодевшись по-походному, мы с Дашей уселись в легкую коляску и направились в сторону Старой Москвы.

Едва покинув Баварский квартал, кучер свернул упряжку влево, и буквально через пять минут мы оказались в пригороде. Обе части столицы действительно соединяла не такая уж толстая перемычка. Еще через несколько минут вокруг нас пропали даже пригородные усадьбы и выселки, а над не очень-то наезженной дорогой склонились вековые деревья. Это был, как пояснила Даша, Битцевский лес – место заповедное и сакральное.

Где-то через пару километров после того, как нас окончательно окружила дремучая дубрава, дорога закончилась. Причем совершенно неожиданно. Значит, дальше придется идти пешком.

Хорошо хоть не наугад. Как только мы появились на поляне, с другой стороны тут же вынырнул молодой парень в длинной холщовой рубахе, подпоясанной наборным поясом.

Я спрыгнул с коляски и помог сойти Даше.

– Вас ждут? – угрюмо спросил парень.

– Я явилась сюда по праву наследницы Слова.

Парень лишь кивнул в ответ и, развернувшись, пошел прямиком в кусты.

Как оказалось, заросли были не такими уж непроницаемыми, так что между кустами мы прошли без проблем и встали на хоженую тропку. Она и вывела нас под сень огромной рощи колоннообразных дубов метров пяти в обхвате каждый. Земля под деревьями была устлана не травой, а чем-то больше похожим на мох. Между выпирающими корнями оставалось не так уж много ровного места. Некоторые избы показавшегося вдали поселения цеплялись к нижней части деревьев как наросты. В центре этого странного поселка расположилась небольшая площадь с десятком деревянных идолов, окруженная невысоким частоколом с насажанными на острия черепами. Туда мы и пошли.

Похоже, местное начальство действительно было предупреждено о нашем появлении, потому что на площадке за кругом идолов у остывшего кострища сидели три седобородых старца. Вокруг обложенного камнем очага лежали украшенные резьбой бревна, на одном из них и восседали старцы в белых, украшенных вышивкой балахонах. Длинные седые волосы стариков обхватывали широкие повязки с той же вышивкой.

На гостей волхвы смотрели не так уж милостиво:

– Здравствуйте, благородные старцы, – старорусским поклоном до земли поприветствовала дедов Даша.

Пришлось и мне кланяться в стиле Ивана-царевича.

Сразу после попадания в этом мир я очень боялся, что буду иметь проблемы в общении с окружающими. Но опасения оказались напрасными – все говорили на почти нормальном русском языке, правда, без неологизмов, которые мне приходилось постоянно сдерживать. Даже говор крестьян из глухих деревень не особо отличался от манеры изъясняться у жителей аналогичных деревушек Тульской области, куда мне доводилось заезжать к родственникам по отцовской линии.

И вот совершенно неожиданно эта проблема нагнала меня чуть ли не в сердце столицы империи. Я сначала вообще не понял, о чем говорит сидящий в центре старец. Даже заподозрил в нем иностранца, но затем смысл начал проступать в его витиеватой речи.

Он в чем-то упрекал Дашу, но затем все же перешел к вопросу о причине ее появления в заповедной Роще.

– Мне нужна помощь для друга, – ответила княжна, сделав легкий кивок в мою сторону.

– Ведаешь ли ты, дщерь мирского владыки, каково воздаяние за труд наш?

– Ведаю, мудрейший.

– Ступайте за мной, – кивнул сидящий в центре старец и с усилием поднялся на ноги.

Двое других остались сидеть на месте. Они весь разговор хранили молчание, и у меня почему-то возникло ощущение, что это просто статисты на каком-то представлении.

Опираясь на резной посох, волхв повел нас к проему в частоколе с черепами. Оттуда мы пошли к полуземлянке с покрытой дерном, доходящей почти до земли крышей. На ней даже пара цветочков росла.

По трем ступеням сошли в полуподвальное помещение. Здесь все тоже, так сказать, дышало стариной – широкий топчан, накрытый медвежьей шкурой, лавки у стен, тяжеловесный стол и лучина, горящая над плошкой с водой. И все же меня не покидало ощущение какой-то неестественности. Словно мы рассматривали экспозицию краеведческого музея.

Старец не стал использовать ни один из имеющихся здесь предметов мебели, а прошел к дальней стене, в которой виднелась нарочито грубо сколоченная дверь.

Когда мы прошли в следующее помещение, все наконец-то встало на свои места. Просторный подземный зал с высоким потолком находился на пару метров ниже уровня предыдущей комнаты и имел не меньше чем полсотни квадратов. Современная для этого мира мебель создавала интерьер эдакой смеси рабочего кабинета и лаборатории. Причем нигде не было ни единой детали, намекавшей на старославянский стиль. Так что балахон хозяина этого дома сейчас смотрелся диковато.

Комнату освещали вставленные в стены магические лампы, потому света хватало. Дабы хоть немного соответствовать обстановке, волхв стянул с головы повязку и набросил на плечи обычный белый халат ученого.

– Проходите, садитесь, – хладнокровно предложил старец.

– Господин, э-э… – Похоже, Даша пребывала в неменьшем шоке, чем я.

– Называйте меня Велимиром Ждановичем, – улыбнулся волхв, усаживаясь за письменный стол и еще раз указывая нам на два удобных кресла.

– Велимир Жданович, – наконец-то справилась с удивлением княжна, – если честно, я несколько сконфужена.

– Не вы первая, – ехидно улыбнулся старик. – У ее императорского величества вашей бабушки было точно такое же лицо, когда она впервые пришла ко мне.

– Ну, значит, мне нечего стесняться, коль уж вы даже бабушку сумели ошарашить, – мило улыбнулась Даша. – Конечно же ваша маленькая тайна останется между нами.

– Я не сомневаюсь, – ответил волхв, – ни в вас, ни в господине Силаеве. Как не сомневался в вашем супруге, который сумел сдержать свое слово.

Ох и влетит же бедолаге Антонио за этот подвиг разведчика. Важнее то, что старец знал мою фамилию.

Похоже, мое удивление отразилось на лице.

– Да-да, – кивнул старик, – я наслышан о вашей охоте. Не подскажете, как вам удалось справиться с высшим вампиром?

– Самоотверженность друга и подаренный характерником артефакт, – ответил я, даже не пытаясь ничего скрывать.

Сейчас этот старик нужен мне намного больше, чем я ему.

– Позволю себе полюбопытствовать: и что это за артефакт такой?

– Характерник назвал его «семя жизни». Не могу сказать с уверенностью, но, по-моему, попавшая в упырицу пуля сделала ее на какое-то время живой, и мне удалось добить умертвие как обычную женщину.

– Оригинально, – хмыкнул волхв, озадаченно запустив тонкие старческие пальцы в седую бороду. – Позволю еще один, возможно, бестактный вопрос: и где же этот артефакт сейчас?

– У жандармов, но, надеюсь, ненадолго.

– Если там, то я сумею договориться с Никоном Арсеньевичем, – проворчал старец, кивнув каким-то своим мыслям. – А вот насчет быстрого возврата у меня есть серьезные сомнения.

Ответить я ничего не смог, потому что волхв заметил недовольные взгляды Даши.

– Простите, ваше императорское высочество, так в чем состоит ваша просьба?

– Думаю, Игнат Дормидонтович объяснит лучше, что именно ему нужно, – перевела стрелки Даша.

– Вы выступаете гарантом? – спросил посерьезневший волхв и, увидев утвердительный кивок Даши, вопросительно уставился на меня.

Нужно будет узнать, чем тут расплачиваются с волхвами. Не хотелось бы прослыть альфонсом пусть даже в нашем крайне узком дружеском кругу.

Пока я катал в голове эту мысль, вопрошающий взгляд волхва никуда не делся.

– Как вы уже знаете, – собравшись с мыслями, сказал я, – недавно у меня была схватка с упырицей, в которой удалось выжить лишь чудом, к тому же потеряв друга и соратника.

– Он погиб? – нахмурился волхв.

– Слава богу, нет, – ответил я и тут же напрягся, осознав, кому это говорю.

В ответ последовал ироничный взгляд языческого жреца с подозрительно широкими взглядами на жизнь.

– В общем, был у меня за спиной оборотень, а теперь нет, – продолжил я. – Это все заставляет чувствовать себя крайне неуютно. У меня достаточно средств, чтобы хорошо вооружиться, но этого мало. Дело в том, что полгода назад я видел, как граф Скоцци развоплотил свободного энергента чем-то из ведьмачьего арсенала, при этом не имея ни тени Таланта.

Старец понял намек и остановил меня жестом руки.

– Да, я сам вживлял рунные камни в плоть графа по просьбе ее императорского величества вдовствующей императрицы. Но это болезненный процесс, как и использование подобного оружия.

Было видно, что он хочет меня припугнуть.

Ох, дядя, не того ты пугаешь:

– Когда какой-то упырь или оборотень станет выдирать из меня внутренности, уверен, будет больнее.

Мрачноватая шутка понравилась волхву, и он улыбнулся в бороду:

– Хорошо, давайте посмотрим, что мы можем сделать. Раздевайтесь, – сказал старец и, покосившись на Дашу, добавил: – Вы не возражаете, ваше императорское высочество?

В ответ Даша лишь фыркнула как кошка.

Раздевшись до пояса, я по приглашению волхва присел на вращающийся стульчик у длинного стола с какими-то инструментами. Старец устроился рядом на таком же стуле и, поворачивая меня, принялся рассматривать мои татуировки сквозь очки модного фасона.

– Ну что же, молодой человек, – изрек он, закончив осмотр. – В отличие от графа у вас есть слабая искра Таланта, на которую и была завязана рунная цепь видока. Если не ошибаюсь, работал Сила Варфоломеевич Дубин?

В ответ я кивнул. К счастью, это имя мне было известно. Так звали преподавателя по ритуалистике в школе видоков. Но о том, что татуировки Игнаше делал именно этот человек, в записях моего предшественника не было ни слова. Так что соглашался я с некоторой опаской.

– Хорошая работа, но чуток небрежная. Впрочем, этот недостаток свойственен почти всем новгородцам. Слишком уж вы уверовали в свою исключительность.

– Вот-вот, – поддакнула Дарья, которой явно надоело сидеть молча. – Вы даже не представляете, как с ним бывает трудно.

В ответ волхв благоразумно промолчал, лишь в его карих глазах засверкали смешинки.

Вот что значит житейская мудрость! Мне бы научиться пониманию момента, когда нужно просто заткнуться и изображать из себя умника.

– Увы, – продолжил консультацию волхв, – в этой вязи намеренно обойдены божественные знаки, и вживить вам руны Перуна я не смогу. Даже руна Ярилы, что сейчас обороняет графа, у вас будет слишком слабой.

– Значит, вы не сможете мне помочь? – разочарованно спросил я.

– Почему же? – опять усмехнулся волхв. – Я могу вплести в уже имеющиеся у вас рунные цепи крылья Семаргла. Это даст вам скорость, что будет очень кстати, когда вы вновь окажетесь лицом к лицу с упырями. Только я не знаю, насколько хватит вашей искры. Сразу скажу, на многое рассчитывать не стоит. И есть еще одна сложность. Вам придется участвовать в том, что поклонники Единого называют языческим ритуалом.

С этими словами волхв покосился на мой нательный крест, доставшийся мне еще от Игнаши.

После переселения души я, конечно, уверовал в высшую силу, но особой набожности в конфессиональном смысле это мне не добавило. К тому же никто так и не опроверг моих прежних подозрений о том, что за всеми религиями мира стоит одна и та же сила.

– Ну, если там не будет пентаграмм и никто не станет резать черных козлов, – пожав плечами, ответил я, – сопротивляться точно не буду.

– Козлов мы не режем, да и быков в последнее время тоже. К тому же предстоящий вам обряд вообще не требует жертвоприношений. Да, кстати, крылья усилят хорошее отношение к вам духов-русалок и берегинь. Семаргла еще называют Переплутом – покровителем русалок.

Очень интересно. Даже не сомневаюсь, что столь продвинутый волхв хорошо ознакомлен с последними достижениями в теоретической энергетике. Но он по-прежнему считает свободных энергентов слугами старых богов, к тому же изначально обладавших собственной волей. Что-то не похоже это на религиозные заблуждения. Нужно будет как-нибудь обсудить с ним данную тему.

– Хорошая новость, – кивнул я своим мыслям, – а то у меня с ними что-то не складывается.

– Что так? – удивленно спросил старик и, тут же подметив скучающий вид Даши, повернулся к ней: – Ваше императорское высочество, вам придется оставить вашего друга здесь до завтра. Ну а после я жду вас с обещанной платой.

Даша враз поскучнела, и меня неприятно кольнуло подозрение о том, что это, возможно, из-за оплаты жреческих услуг. Так что я встал и отвел княжну в сторону.

– И чем придется платить?

– А, – небрежно отмахнулась Даша, – какие-то старые камешки с рунами, которые мне достались от бабушки. Она советовала мне заглянуть сюда при случае, но я вспомнила об этом только после твоей просьбы. Так что не обращай внимания. Могу же я сделать своему полюбовнику подарок, раз уж цветы моему миленку не по сердцу.

– Я не козел, чтобы цветы любить, – перефразировал я одного мультяшного домовенка, чем вызвал у почему-то печальной Даши легкую улыбку.

– Скорей всего, мы не скоро увидимся, – наконец-то прояснила она свое ухудшившееся настроение. – Ты можешь оставаться у нас сколько захочешь. Я распоряжусь. Но не думаю, что дядюшка позволит тебе задержаться в столице. Мы ведь еще увидимся?

От этого грустного вопроса у меня защемило в груди.

– Конечно.

Любим ли мы друг друга? Возможно, но все равно романтической истории со счастливым концом у нас не получится. Просто встретились два одиночества со сложными жизненными обстоятельствами и отдохнули друг с дружкой душой и телом. А завтра она вернется в свою жизнь Снежной королевы, а я в свою – с кровью, убийствами и монстрами разнообразного пошиба.

И все же я был благодарен судьбе за этот маленький отпуск для души, сердца и разума.

Похоже, невеселые мысли отразились в моем взгляде, и Даша вновь улыбнулась. Ее ладошка легла на мою щеку. Стрельнув глазами в волхва, княжна быстро поцеловала меня и сделала шаг назад.

– Я готова идти, Велимир Жданович.

– Я провожу вас, – откликнулся старец и добавил уже для меня: – А вы, юноша, присядьте пока.

Вернулся он через десять минут, но, вопреки моим ожиданиям, не приступил к немедленному вплетению в мои рунные вязи волшебных крыльев. Мы просто начали делиться опытом. Если честно, этот разговор напомнил мне общение с Федором Андреевичем. Воспоминания о кровавом профессоре, как обычно, отозвались в мозгу противоречивыми чувствами.

Со слов Велимира Ждановича, вырисовывалась немного другая картина мироздания, нежели та, которую проповедовал профессор Нартов и другие энергетики-теоретики. Да и вообще, по словам волхва, мой «Бестиарий» годился только на растопку.

Проговорили мы до трех часов ночи, и тут пришло время ритуала.

Не знаю, так ли уж это было необходимо, но к предстоящему действу волхв подошел со всей серьезностью. Меня приодели в длинную холщовую рубаху и повязали на голову повязку. Даже раскрасили лицо и грудь, как какому-то индейцу. Хорошо хоть штаны и обувь остались родными.

Когда мы вышли из полуземлянки старшего волхва, в кругу идолов произошли определенные изменения. Там кроме круга костров и целой толпы ряженых появилось бревно, одним концом приподнятое на козлы. К этому наклонному лежаку меня и привязали животом вниз, предварительно избавив от только что надетой рубахи.

Если честно, я даже немного струхнул. Черных козлов и быков мы с Велимиром Ждановичем обсудили, а вот о человеческих жертвоприношениях не прозвучало ни слова.

Сначала были какие-то пения и речитативы на старославянском, а затем мною занялся совсем уж престарелый дедок. Осталось только надеяться, что от старости у этой полумумии не развился перманентный тремор рук.

Вопреки моим ожиданиям, крылья Семаргла дедок набил не на спину, а на верхние части рук – от плечевого сустава и практически до локтей.

Не знаю, как там было у Игнаши с его татуировкой видока, но для меня этот процесс прошел довольно болезненно. Впрочем, об этой боли я сразу забыл, когда дело дошло до инициации. Старцы начали повышать голос и под конец практически вопили. Внезапно кожа на моих руках будто вспыхнула. Крик удалось сдержать неимоверным усилием воли. Казалось, что меня не татуируют, а тавруют. К счастью, буквально через несколько секунд боль прошла, причем бесследно.

Уже в лаборатории волхва он смазал мне свежий узор каким-то маслом и сказал, что в дальнейшей обработке обновка не нуждается.

Хорошо жить в магическом мире. Как минимум удобно.

Увы, первая попытка запустить крылья ничего не дала, несмотря на то что я прилежно выполнял все инструкции. Да и было их не так уж много. Работа с обновкой не особо отличалась от активации рун видока, просто нужно было акцентировать внимание именно на этом участке узора. Велимир Жданович посоветовал мне не отчаиваться и продолжать попытки. Еще он предупредил, что магических сил у меня очень мало и нужно учитывать то, что новые руны завязаны на старые. Еще из конспектов Игнаши мне было известно, что использование ритуала видока чаще раза в сутки может привести к серьезному недомоганию. Теперь мне придется учитывать в этом же раскладе еще и крылья. Так что раз в сутки либо то, либо другое.

Чем грозит это самое недомогание, я пока не знал, и, если честно, проверять не хотелось.

Спать меня уложили в «аутентичной» части жилища волхва, и не скажу, что на медвежьей шкуре спалось так уж плохо.

 

Глава 4

Утром мы по-доброму распрощались со стариком, и он даже взял с меня обещание посетить его при первой же возможности. Нам действительно было что обсудить. От всех попыток старика обратить меня в свою веру я вежливо отбился, впрочем, Велимир Жданович не так уж усердствовал.

Обратно в город пришлось идти пешком, но не так далеко – километра два. Когда начали появляться выселки, я подошел к первому же дому и нанял за два рубля мужика с возом. Уже в пригороде пересел на извозчика и через двадцать минут был у дома графини. Как и обещала Даша, меня там приняли спокойно, демонстрируя хоть и сдержанное, но все же искреннее желание выполнять приказы. Злоупотреблять полученными правами у меня не было никакого желания, а как оказалось чуть позже, и времени тоже.

Вымывшись в купальне, я вернулся в свою комнату, подошел к шкафу с зеркалом и начал вертеться перед ним, как барышня в новом платье. К старым татуировкам, которые змеились по груди и спине, частично переходя на руки, я уже привык, а вот крылья смотрелись странновато. Впрочем, увиденное мне понравилось – престарелый мастер оказался настоящим художником. Новая татуировка, как и прежние рунные цепи, была выполнена в зеленовато-синем цвете с красными прожилками. Только в крыльях красного было чуть больше, но общий стиль сохранялся. Похоже, видоки все же как-то связаны со старой верой. Учитывая то, что Новгород возник еще до крещения Руси, в этом нет ничего удивительного. Хотя не стоит забывать упоминание волхва о том, что в моих старых татуировках нет символов славянских богов.

Интересно, а в крыльях они есть? И чем мне это грозит в будущем? Вроде вернувшийся на свое место серебряный крестик кожу не обжигал, но на всякий случай нужно сходить в церковь. Чисто в экспериментальных целях.

Увы, сему благому намерению не было суждено осуществиться. В дверь постучался дворецкий и сообщил, что в гостиной меня дожидается фельдъегерь.

Спустившись по лестнице, я увидел офицера в серой форме с большим пакетом, запечатанным пятью сургучными печатями. Но больше всего меня заинтересовало непонятное наличие здесь же двух жандармов.

– Титулярный советник Игнат Дормидонтович Силаев? – строго уставившись на меня, поинтересовался царский посланник.

– Так точно.

– Вам предписание из собственной его императорского величества канцелярии.

Расписавшись в ведомости, я вскрыл конверт, все еще косясь на жандармов, а затем мне стало не до посторонних раздражителей. Известия оказались не из самых приятных. В послании мне предписывалось незамедлительно отправиться в Бессарабскую губернию, где было совершено убийство, очень похожее на нападение упырицы.

– Кто пойдет в сопровождении? – спросил я фельдъегеря, но ответил мне почему-то жандармский штаб-ротмистр:

– Никакого сопровождения. Вы поступаете в распоряжение ротмистра Зверева, начальника Кишиневского отделения жандармского корпуса. Он и определит вам сопровождение и охрану из местных сил.

Они издеваются? Похоже, что да: на губах штаб-ротмистра играла снисходительная улыбка. Ладно, попробуем вытянуть из этой ситуации хоть что-то.

– У вас должно быть кое-что из моих вещей.

– Разве? – все еще продолжая улыбаться, спросил штаб-ротмистр. – Письменных распоряжений по этому поводу мне не поступало.

Это он зря, потому что, судя по брезгливо поджатым губам фельдъегеря, у меня здесь имеется если не союзник, то точно недруг моего недруга. Так что следующие слова были направлены к посланнику императорской канцелярии:

– Мне казалось, что даже устный приказ императора является непреложным законом для всех офицеров империи. Не подскажете, могу ли передать с вами жалобу в собственную его императорского величества канцелярию?

– Прекратите паясничать, господин видок, – стерев с лица ухмылку, окрысился штаб-ротмистр.

Вот не везет мне с ротмистрами в частности и с жандармами в целом, включая разлюбезного шефа этой «славной» организации. Похоже, штабсу был отдан приказ попытаться развести меня на одну такую махонькую пульку – глядишь, у тупого провинциала случится приступ забывчивости. Вот он и бесится из-за неудачи.

Достав из кармана маленький кисет, жандарм небрежно бросил его мне. Кто бы сомневался, что снарядить пулю в патрон они и не подумают.

– Нам нужно заехать в оружейную мастерскую. Какую посоветуете?

Да уж, с издевкой я перестарался, потому что штаб-ротмистр окончательно слетел с нарезки:

– Никаких поездок! Вы направитесь прямо на вокзал, или же я вынужден буду арестовать вас за неподчинение приказу его императорского величества.

Вот с таким сложнее всего – если закусит удила, может наломать столько дров, что пожалеем и я, и он, да и наше начальство тоже.

Решив не нарываться, я от греха подальше спрятал пулю в карман и пошел собираться. Из одежды выбрал полицейский мундир, потому что в таком виде путешествовать по империи намного проще – некоторые вопросы решаются автоматически. Когда люди видят перед собой не обывателя, а служилого человека, отношение резко меняется.

На вокзал меня доставили практически как арестанта. Казалось, что взбрыкни я даже в шутку – дальше жандармы поведут меня под дулами револьверов. Пока они только нервно держали ладони на рукоятях. Подчиненный штаб-ротмистру унтер вел себя поспокойнее – просто подыгрывал начальству, при этом злобы в его глазах не было, лишь легкое раздражение.

Единственной приятной новостью было то, что в кассе штаб-ротмистр взял лишь один билет, а это значило, что дальше я поеду без столь веселой компании. Ближайший поезд до Киева отправлялся через три часа, которые оказались далеко не самыми приятными в моей жизни. Хорошо хоть позволили пообедать в привокзальном буфете.

После утомительного ожидания конвой оставил меня в покое, к нашему общему удовольствию. Усевшись на свое место в четырехместном купе, я попытался осмыслить перспективы, а они были очень далеки от радужных.

Только сейчас на меня снизошло похмелье от столичного угара. Не скажу, что раскаиваюсь в своих московских проделках, – случить все сызнова, вряд ли поменял бы так уж много. Поэтому, в принципе, готов принять заслуженные последствия. Сам не знаю, почему мне казалось, что, набедокурив, укачу я в свой дорогой сердцу Топинск и буду поплевывать в сторону столицы с ехидным смешком. Но поди ж ты – ехать пришлось совсем в другую сторону. Подгадил все же Дашин дядюшка, причем очень грамотно. Кто бы сомневался – ведь опыта у него в подобных делах хоть отбавляй.

Ну а что, все честь по чести – не придерешься. Поступил сигнал о странных убийствах, в которых начальство усмотрело связь с недавними столичными событиями, – значит, нужно отправить туда доморощенного Ван Хельсинга. Небось шеф жандармов обещал братцу прикрыть прославленного охотника на нечисть всей мощью седьмого отделения. Впрочем, не факт, что император вообще знал об этой истории. Собственная его императорского величества канцелярия – структура полумистическая и родить могла все что угодно, вплоть до приятных царскому братцу приказов. В итоге нахамивший великому князю нахал едет в неизвестно чем славный город Кишинев, от которого до границы с Валахией можно доплюнуть.

А в Валахии у нас кто? Правильно, кровососы, так сказать, в широком ассортименте.

Впрочем, что это я наговариваю на славный городок? Скоро он точно прославится тем, что там загрызут новоиспеченного кавалера ордена Архистратига Михаила, получившего награду из рук самого царя-батюшки.

Ладно, хватит причитать. Что мы имеем на данный момент? Прикрытия у меня нет. Можно было бы порадоваться своевременному походу к волхву, но новый скилл, как любят говорить геймеры, что-то не хочет запускаться. Уже три раза пробовал – и никакого отклика. Да что уж там говорить о моих куцых умениях, даже пулю, способную убить вампира, я ношу в кармане, а не в пистолете.

Это минусы, а что в плюсах? Мизер, но только на первый взгляд. Пока что в поезде мне ничего не грозит, по крайней мере, будем на это надеяться. Не думаю, что валашским вампирам известно о моем переезде поближе к их границам – вряд ли императорская канцелярия и шеф жандармерии договорились с упырями, чтобы подставить такого красивого меня. Это уже за гранью любой конспирологии. Так что есть реальный шанс приехать в Кишинев, запудрить мозги наверняка не самым умным провинциальным жандармам и под шумок свалить в Топинск. Сделать это прямо сейчас нельзя – нарушение прямого приказа закончится для меня где-то во глубине сибирских руд, причем не на берегах Стылой, а на той же Колыме.

Как-то сведя в голове концы с концами, я немного успокоился и даже умудрился задремать, потому что после ритуала в заповедной роще толком поспать так и не удалось. Разбудили меня явившиеся попутчики. Два студента направлялись в Киев, и, естественно, начали они свое железнодорожное путешествие в вагоне-ресторане.

В принципе, в плане возраста мы были примерно равны, так что изобразить из себя нелюдимого старца не получилось. Пришлось общаться.

Нужно отметить, что студенты в империи имели особый статус и стояли как бы особняком от сословного разделения, хотя по окончании обучения вновь возвращались на ступени общей иерархической лестницы.

Когда мы отъехали от столицы на солидное расстояние и за окном купе начали сгущаться сумерки, мои попутчики увели разговор в сторону гипотетического ужина. У парней явно большие проблемы с наличкой, что для студентов совершенно неудивительно. Не скажу, что я хорошо отношусь к любителям халявы, но на данный момент мне и самому не помешало бы выпить, так что можно и проявить щедрость, так сказать, ради компании. Тем более что количество народу в плане совместной выпивки, можно сказать, каноническое.

– Господа, а не заказать ли нам ужин в купе?

В ответ попутчики жарко заспорили, описывая, как все круто устроено в вагоне-ресторане. В их словах был определенный резон, так что я поборол лень и согласился.

Наш вагон от ресторана отделяли еще три. Первый переход мы миновали без проблем, а вот когда вышли во второй тамбур, меня почему-то кольнуло опасение, особенно напрягло наше странное построение. Так уж получилось, что из купе я вышел вторым и сейчас двигался между студентами. Еще я успел заметить, что в тамбуре стоит человек в котелке, развернувшись лицом к наружной двери, но через секунду мне стало не до незнакомца.

Да уж, расслабила меня столичная жизнь, даже схватка с упырицей не заставила окончательно прийти в норму. Когда идущий сзади студент обхватил меня, блокируя руки, а его подельник резко развернулся и ударил кинжалом, я успел только удивиться. Особенно меня поразило, что убийца не стал завершать удар, а почему-то замедлил его почти у моей шеи.

Сознание еще удивленно осмысливало происходящее, а тело начало действовать на вбитых Евсеем рефлексах. Я резко присел, с силой разводя руки в стороны, тем самым разрывая кольцо не самых нежных объятий псевдостудента. В итоге кинжал убийцы, вместо того чтобы войти мне в межключичную впадину, лишь пропахал борозду на скальпе.

Очень удивило то, что двигаться мне было неожиданно трудно, окружающая среда сопротивлялась как вода. И только ощутив, как нагрелись татушки на руках, я понял, что всплеск адреналина сумел все же активировать крылья Семаргла.

Все еще продолжая ощущать сопротивление воздуха, я ударил кинжальщика кулаком в живот и тут же начал заваливаться на бок. Стоявший до этого спиной к нам господин в котелке успел развернуться, выхватить револьвер и даже прицелиться в меня.

Последнее, что удалось сделать под воздействием крыльев, – это завести в падении руку за спину, где по-прежнему под кителем уютно ждал своего часа мой двуствольный коротыш. Реальность навалилась на меня во всем своем разнообразии. Я услышал противный всхлип и бульканье горла «обнимальщика», пробитого кинжалом своего же подельника, и тут же по ушам ударил грохот выстрела. Пуля пробила дверь рядом с моей головой. Незнакомец в котелке попытался выстрелить еще раз, но двуствольник был уже в моей руке, и серебряная пуля ударила убийцу в грудь, отбрасывая его на противоположную дверь. Это, конечно, не дробовик и сила удара вышла не такой уж сильной, но ее хватало, чтобы дверь открылась и уже потерявший котелок господин выпал из поезда.

Так вот как они собирались избавиться от тела, просто…

Додумать я не успел, потому что получивший кулаком в живот фальшивый студент успел оправиться от удара и даже выхватить кургузый «кобальт».

Шустрый малый, но шансов у него все равно нет. Проворот спаренного ствола я уже давно проделывал на автомате сразу после первого выстрела, даже не задумываясь об этом. Так что теперь мне осталось только вскинуть руку и нажать на спусковой крючок. Заряд посеребренной дроби разворотил убийце нижнюю часть лица, шею и грудь. Он ударился о переходную дверь и сполз на пол. Кричать бедолага уже не мог, только сипел, точно так же как убитый им подельник. Кровь несколькими струйками фонтанировала из пока еще живого человека. Вместе с ослаблением этих фонтанчиков угасала и его жизнь.

Я как завороженный смотрел на все это, понимая, что никогда не смогу привыкнуть к подобным картинам.

Может, оно и к лучшему.

От созерцания своей жертвы меня отвлек скрип ведущей в вагон двери, через которую мы только что вошли. В узкую щель заглянул проводник. Вот уж кто оказался абсолютно не готов к подобному зрелищу. Бедолагу тут же вырвало, но это не помешало ему через пару секунд завопить во все горло и умчаться в обратном направлении.

Я заставил себя встать. Если честно, ощущение так себе. Все тело болело, как после интенсивной силовой тренировки. Легкая слабость у меня бывала и после ритуала видока, но о ноющих мышцах волхв не говорил. Главное – не забыть его предупреждение, что нельзя использовать свои силы в течение суток.

Пока я перезаряжал двуствольник и прятал его обратно за спину, в тамбур заскочил жандарм. Это был не мракоборец, а простой работяга из второго отделения, курировавшего железные дороги.

– Ва-ваше б-благородие, – с трудом, но намного лучше проводника справился с собой жандарм в чине младшего унтер-офицера.

Мужику было лет тридцать, и он явно выслужился из нижних чинов.

– Да уж, действительно, наше благородие, – закряхтел я как старик, затем поправился и перешел на командный тон: – Вызови старшего по поезду. Опишите здесь все и уберите куда-нибудь трупы, пока не началась паника.

Если честно, я старался не для себя, а для офонаревшего мужика. Было видно, что подобную бойню ему видеть еще не доводилось, хотя, уверен, на железке происходит много всякого интересного. Жандарм, как только услышал внятный приказ, тут же вытянулся и откозырял мне:

– Слушаюсь, ваше благородие. Разрешите выполнять?!

– Выполняйте.

Жандарм лихо вылетел из тамбура, а я остался сторожить трупы. Арестовывать здесь было некого, и это очень плохо.

Теперь гадай, откуда именно растут ноги…

Может, кровососы решили, что уже и так слишком наследили в чужой стране, и обратились к наемникам? Версия так себе. Более реальным было предположение, что после возвращения старого Романова в Игру обиженная мной княгиня сменила профессиональных бретеров на не менее профессиональных уголовников. Но и тут доказать ничего не получится – слишком уж лихая получилась разборка. Особенно меня смущала оперативность убийц. Было совершенно непонятно, как они умудрились заполучить билеты в мое купе. Впрочем, на вокзале мы с жандармами торчали почти четыре часа, как три тополя на Плющихе, и времени у моих недругов было хоть отбавляй. В то же время это говорило о серьезном уровне противника.

Ох, не было печали.

Следующим посетителем мобильного отделения бойни был отвечавший за безопасность всего поезда вахмистр. Седоусый дядька, явно битый жизнью, и не только, тут же пробежался цепким взглядом по общей картине и уставился на меня, но не злобно, а обеспокоенно.

– Ваше благородие, у вас кровь.

Себя я мельком осмотрел еще раньше, так что в ответ лишь хмыкнул:

– Где именно?

Подразумевалось, что кровь на мне практически везде. Когда кинжальшик воткнул свое оружие в горло подельника, меня в буквальном смысле окатило кровавым душем.

Как ни странно, мой вопрос вахмистра не смутил.

Говорю же – тертый калач.

– У вас рана на голове.

Действительно, после адреналиновой атаки и последствий активации крыльев чувствительность у меня что-то притупилась. Прикоснувшись к макушке, я ощутил боль и влагу на пальцах. Чужая кровь уже свернулась, так что это точно моя.

– Вы бы прошли в свое купе, ваше благородие, – с тем же заботливым выражением на лице предложил вахмистр, – сейчас я пришлю фельдшера. – Затем он посерьезнел и уверил меня: – Тела уберем и все в точности запротоколируем, будьте покойны.

Ну уж нет, стать покойным у меня имелся шанс пару минут назад, и я им благоразумно не воспользовался.

Незамысловатая шутка заставила меня хихикнуть. Получилось немного нервно из-за адреналинового отходника.

Беспокойство в глазах вахмистра усилилось вместе с заботой:

– Фанарькин! – позвал вахмистр младшего унтер-офицера. – Помоги его благородию добраться до купе и переодеться.

Я все никак не мог опомниться, и недавняя бойня здесь ни при чем. Наезды и злоба со стороны жандармов «волшебного» отделения стали уже привычными, а вот забота вызывает самый настоящий когнитивный диссонанс. Или же этот вахмистр просто исключение из злобного правила?

Как ни странно, помощь жандарма мне действительно понадобилась, даже пришлось на него пару раз опереться.

В купе он помог мне стянуть китель и сапоги. Штаны я снял сам, так что прибывший к нам фельдшер застал меня в рубахе и кальсонах, но этому сухому дядьке предпенсионного возраста к подобным картинам явно не привыкать.

Фельдшер сноровисто очистил рану и продезинфицировал ее.

Кинжальщик, падла, постарался на славу и распахал мне скальп до черепа, так что пришлось шить. Лечебного артефакта у простого фельдшера с собой не могло быть по определению. Так что он смазал шов чем-то жгучим и просто забинтовал мне голову.

Следующий раз меня побеспокоили посреди ночи, во время остановки в Мценске. Странно, что не раньше. Похоже, ближайшее серьезное отделение жандармов было только в этом городе.

Жандармский поручик вошел в купе после вежливого стука. Был он старше меня лет на десять, но, как ни странно, не выказывал негодования тем, что при всем этом я стою на ступень выше в табели о рангах.

– Как же вы так неаккуратно, господин титулярный советник? – удрученно покачав головой, спросил поручик после того, как мы поприветствовали друг друга.

Похоже, вахмистр успел доложиться, потому что я в этот момент был в гражданском платье.

– Да уж, господин поручик, – в тон вопрошающему ответил я, – свидетелей не осталось, и доказать, что я не кровавый маньяк, попросту некому. Но, поверьте, это не специально.

– Ну что вы, – возразил поручик, – и в мыслях не было. Вахмистр уже предоставил отчет о телах, и у меня нет ни малейших сомнений в том, что это были убийцы. Хватило знаков на телах. Знакомы-с нам сии картинки с бубями.

Очень интересно. Надо запомнить на тот случай, если меня нелегкая опять занесет в столицу и я решу покопаться в этом деле.

Заметив мой явный интерес, поручик охотно поведал мне о том, что же это за «буби» такие. Оказалось, что привокзальная преступная группировка, работающая по железке, для форсу бандитского использует карточную масть. Лично мне достались валеты, то есть наемные убийцы.

С мертвецов поручик постепенно перешел к живому фигуранту, то есть ко мне. Меня не удивила его просьба предоставить к осмотру оружие убийства, а вот то, что он его даже не попытался конфисковать, вызвало откровенный шок. Да и вообще разбирательство прошло по какому-то предельно упрощенному варианту. Прямо на столике в купе был написан протокол, который я заверил своей печатью видока. Возможно, на железнодорожного жандарма так подействовал предоставленный для ознакомления указ из императорской канцелярии и сопроводительная записка от собственного шефа. А может, действительно во втором отделении работают нормальные люди – просто на всю жандармерию отморозков не хватает.

К моменту, когда после получасовой остановки на обслуживание послышался паровозный гудок, предупреждавший о скором отправлении, все вопросы следствия были решены. Трупы сгрузили, а меня отпустили с миром.

 

Глава 5

Все вернулось на круги своя ближе к вечеру следующего дня, когда поезд наконец-то добрался до Киева. Там меня прямо у вагона встретили жандармы из «любимого» седьмого отделения и сопроводили прямо к привокзальной гостинице. Как и положено, они были злобными и предельно раздраженными. На любую мою попытку нарушить спущенный сверху график передвижения жандармы рычали и чуть ли не хватались за рукояти револьверов. Даже возле номера оставили дежурного вахмистра, чтобы я ненароком не убег.

И все же нужно отдать должное, их строгость была компенсирована расторопностью – прямо в номере со мной поработал доктор, почти полностью залечив рану с помощью медицинского артефакта. Там же появился портной, который к утру привел в относительную норму пострадавший мундир и подогнал новый, из пошитых на продажу.

Ну а утром подлатанного и причесанного меня погрузили в вагон поезда Киев – Одесса и отправили в путь. В этот раз рисковать не стали и выдали в сопровождение угрюмого дядьку в чине вахмистра.

В общем, эту поездку можно было сравнить с путешествием во времени. В Москве, да и в Киеве, осень не просто полностью заявила свои права на окружающий мир, но и намекала, что скоро собирается сдать их сестрице-зиме. Так что нечего пенять на сырость и мелкий дождь, готовьтесь к более суровым испытаниям. И вот после трех суток в дороге я вышел на перрон одесского вокзала, и мне показалось, что кто-то всемогущий отмотал назад пару месяцев. Здесь царило неприлично загулявшее бабье лето.

Увы, насладиться видами Южной Пальмиры в оформлении приятной погоды мне не довелось. Пересадка на поезд до Кишинева прошла в том же режиме, что и в Киеве, за вычетом гостиницы: ждать полугрузовой состав пришлось всего полчаса, не выходя из здания вокзала. В итоге, подъезжая к столице Бессарабской губернии, я все еще имел пулю в кармане, а не в стволе.

Чем ближе становился пункт назначения, тебе больше меня одолевали мрачные предчувствия. Правда, удалось внести в эти раздумья разумный конструктив. За пару последних суток я вспомнил почти все, что читал об этой части мира, причем в обеих реальностях.

Российская империя прибрала к рукам данный кусок земли триста лет назад, когда новоиспеченный господарь Валашский Влад Третий Басараб, он же Дракул – сиречь дракон, он же граф Дракула, показал османам ту самую кузькину мать. Перед этим Дракула успел заполучить прозвище Цепеш, рассадив по колам кучу народа, причастного к убийству его отца. Никто толком не знает, был ли Цепеш к этому моменту вампиром или все еще являлся теплокровным человеком. Скорее всего, упырем он стал значительно раньше, потому что, по уверениям ученых-энергетиков, для обретения собственного сознания энергенту в мертвом теле нужно лет двадцать, а то и тридцать.

Как бы то ни было, Влад Цепеш освободил свое княжество от ига османов, но не успел освоить Молдавию и Бессарабию, которую очень шустро подхватил русский царь. Раздел земель провели по Дунаю и дальше на север, почти по границе известной мне Румынии.

Это была присказка, а невеселая сказка состоит в том, что молдаване по сей день с тоской смотрят через границу. И это очень плохо лично для меня. У нас, у людей, любимой забавой является тоскливое заглядывание через пограничный забор – ведь хорошо только там, где нас нет.

В лице Бессарабской губернии империя, как и множество раз до этого, получила захребетника, которого нужно кормить, да еще и постоянно ждать от оного ножа в спину. На кой ей – в смысле империи – нужен этот геморрой, не могу понять ни я, ни, боюсь, сам император. Даже поляки, заполучившие себе в относительно автономные цари наследника Пястов, вели себя поспокойнее.

В моем мире все знают, насколько молдаване трудолюбивый и не особо конфликтный народ, и никто слыхом не слыхивал о молдавских националистах и тем более экстремистах, а здесь, поди ж ты, как раздухарились работяги.

Нехорошими ветрами веет со стороны валашской границы, по крайней мере, по уверениям столичной прессы, коей верить тоже нужно до известной степени.

Вот в это непонятное болото мне и предстоит залезть по самые брови. Впрочем, насчет болота я немного погорячился. Стоит отметить, что как только мы пересекли границу земель, где обитали молдаване, виды за окном сильно изменились. До этого я наблюдал обычные мазанки с соломенными крышами, характерные для юга Украины. Подворья были ухожены до той степени, чтобы хозяевам было удобно и люди не особо придирались, но не более. Имелись, конечно, хаты пошикарнее, но то скорее исключение, чем правило. Здесь же налицо было стремление всех и каждого доказать соседям, какой он справный хозяин. Дома вылизаны, украшены узорами и рисунками и по возможности подведены под черепичную крышу.

Сам Кишинев от близлежащих селений отличался только размахом и более нарядными домами. В общем, это была просто очень большая деревня.

Предчувствия меня не обманули, и после первых же шагов по куцему перрону я словно окунулся в застывшее время. Здесь никто никуда не спешил. Даже теплая, но унылая осень словно позабыла об отведенных ей сроках.

Действительно деревня. Топинск со своей славой медвежьего угла и неторопливой жизнью по сравнению с этим городом казался суетным мегаполисом.

Кто бы сомневался, что меня здесь будут ждать, но, как ни странно, лица жандармов в приветственной делегации аж из трех участников – моложавого подпоручика и двух унтеров преклонных годов – не выражали ничего, кроме скуки и легкого недовольства. Киевский коллега на фоне местных выглядел настоящим волкодавом рядом с зажиревшими дворнягами.

Что-то тут не так. Над губернией витает дурная слава очага сепаратизма, рядом живет целое государство вампиров, а вид у господ жандармов такой, будто они спят на ходу. А вот мой сопровождающий ничему не удивлялся. Похоже, для него эта картина вполне привычна. Только насмотревшись на жандармов, я увидел стоявшего в отдалении человека в полицейской форме с погонами титулярного советника – так сказать, мой одноуровневый коллега. Но он почему-то не спешил подходить.

Вот уж кто совсем не напоминал разжиревшую дворнягу. Уж этот – точно матерый волчара, покруче вахмистра. Со смуглого лица сквозь прищуренные веки на меня смотрели колючие карие глаза. Смотрели настороженно, однако без особой агрессии.

Жандарм небрежно откозырял мне и лениво предложил проследовать за ним. Со своим коллегой пришлось знакомиться уже на ходу.

– Позвольте представиться, титулярный советник Мунтяну Ионел Маринович.

Так, нечего хмыкать, наверняка отчество пошло не от Марины. Скорее всего, батюшку коллеги звали Марин, и это нормальное для молдавского мужчины имя.

– Титулярный советник Силаев Игнат Дормидонтович, – ответил я на крепкое рукопожатие, проделывая это все так же на ходу.

У здания вокзала нас ждали две пролетки. В одну уселись жандармы, а вторую заняли я и Ионел. В нее же вокзальные носильщики загрузили все три моих чемодана. В итоге молчаливому конвоиру-телохранителю пришлось сесть рядом с извозчиком. Хотя мы и провели два дня в одном купе, я до сих пор с ним так толком и не познакомился. Знал лишь, что его фамилия – Лавриков. Вахмистр по-прежнему сохранял угрюмый вид и настороженно зыркал по сторонам. И это как раз неудивительно. Странно то, что я так расслабился. Видно, повлияли мирные, можно даже сказать сонные, пейзажи вокруг.

Прохожие двигались так, словно никогда никуда не спешили с самого рождения и никаких важных дел у них нет и быть не может. Нас они провожали равнодушными взглядами. Хотя должен сказать: девушки здесь очень красивые.

Мое первое впечатление об этом городе оказалось не очень верным. Ближе к центру дома стали вытягиваться вверх и местами даже достигали трехэтажной высоты. Эти относительно новые на вид здания явно построили архитекторы из центра империи и, скорее всего, по заказу жильцов, происходивших оттуда же. Уверен, русских здесь хватает. Обычно в таких местах все начальство неместное. Тут уж ничего не поделаешь, неформальные связи – это второй становой хребет империи. А есть еще и третий, но пусть о нем думает третье же отделение собственной его императорского величества канцелярии, занимающееся ловлей мздоимцев. Мне и своих забот хватает.

Здание, к которому мы подъехали, было построено в стиле, который Даша называла «барокко». Если, конечно, я ничего не путаю. Тяжеловесная лепнина и какой-то нежилой вид. Тут бы музей организовать, а не отделение жандармского корпуса.

Внутри было столь же пафосно, но слишком уж бедно для заявленных на фасаде амбиций. И вообще царила местечковая атмосфера. Я опять с тоской вспомнил любимый Топинск. Да, там тоже провинция, но вкус у наших все-таки есть.

«Торжественная» делегация полным составом отвела меня в кабинет ротмистра Зверева – главы жандармского отделения, что тоже многое говорило об отношении центральной власти к этой губернии.

Опять странный диссонанс заявляемого в газетах сепаратизма и расслабленной реальности. Теперь пойми – либо борцы за национальную свободу очень уж замаскировались, либо власти в очередной раз просто нашли козла отпущения.

А вот сам ротмистр оправдал все мои ожидания. Даже громкая фамилия не помогла человеку в борьбе с чревоугодием. Я понимаю, что над тучными людьми подшучивать некрасиво. Мало ли какие причины могут быть у появления лишнего веса, но, если на мундире имеются жирные пятна от недавнего обеда, а глазки главного жандарма губернской столицы пребывают в перманентно сонном осоловении, тут уж никаких скидок делать не хочется.

– Здравия желаю, ваше высокоблагородие, – вполне искренне пожелал я толстяку, потому что оно, это самое здоровье, ему точно понадобится. – Позвольте представиться, титулярный советник Силаев Игнат Дормидонтович. Прибыл в ваше распоряжение для поисков зловредных упырей.

Моя шутка в официальном докладе ротмистру явно не понравилась, но не с его пятнами на мундире кривить лицо.

– Мне сообщили о вас, – надменно ответил ротмистр. – Но я по-прежнему не понимаю причин всей этой кутерьмы. В телеграмме из главного управления было что-то о ведьмаках и даже характерниках, кои должны завтра прибыть вам в помощь. И все это из-за двух трупов каких-то голодранцев?

– Но ведь это же вы сообщили о противоестественной природе кончины сих покойников? – искренне удивился я.

– Все вопросы к Мунтяну, это он нашел подозрительные трупы и подал запрос в седьмое отделение.

Я, все еще не снимая с лица удивленной мины, повернулся к коллеге. В ответ местный сыщик успокоительно кивнул, явно намекая, что все ответы даст чуть позже.

Было, конечно, желание узнать, почему главный губернский жандарм не сам полюбопытствовал, чем же эдаким противоестественным отличались данные трупы от всех остальных, но я промолчал из-за нежелания попусту сотрясать воздух.

Ротмистр еще что-то проворчал и милостиво позволил нам удалиться, наверняка уже пребывая в грезах о предстоящем ужине.

Дурдом какой-то, одно хорошо – меня перевели в зону ответственности наиболее адекватного человека в этой странной компании. Но даже он своим поведением начал вызывать у меня определенные сомнения:

– Давайте для начала сходим к моей квартирной хозяйке и перекусим, – едва мы вышли из кабинета ротмистра, заявил следователь. – Кстати, там же можно снять комнату на пару дней вашего пребывания в городе и оставить вещи.

Говорил мой коллега по-русски с сильным молдавским акцентом, но при этом правильно произносил слова и строил фразы. Разве что иногда путал ударения. Но это вполне нормально.

В его речи почему-то насторожило другое – упоминание моих вещей.

– Я не очень люблю снимать комнаты у частных лиц. В городе ведь есть гостиница?

– Конечно, – явно сдержав недовольство, ответил полицейский, – но отобедать все равно прошу ко мне. Домна Марица великолепно готовит, и ей есть чем вас удивить.

Если честно, меня соблазнило именно упоминание о талантах молдавской поварихи. Я большой любитель поесть, причем вкусно и разнообразно, так что познакомиться с молдавской кухней точно не откажусь.

Мои чемоданы так и оставались в коляске дожидавшегося нас извозчика. Ионел что-то быстро сказал ему по-молдавски, и как только шедший за нами вахмистр устроился рядом с водителем кобылы, тот щелкнул кнутом. Может, я преувеличиваю, но и удар хлыста, и манера поступи лошади были какими-то ленивыми и несерьезными, что ли, как и все вокруг.

Как только мы отдалились от жандармского управления, я вспомнил еще об одном важном деле:

– Ионел Маринович, не подскажете, где у вас можно найти мастера-оружейника?

– А вам зачем? – почему-то насторожился полицейский, – Есть неплохое оружие в магазине. Моим землякам туда путь заказан, но у вас точно не будет никаких проблем.

– Нет, с оружием у меня все в порядке. Просто нужно кое-что сделать.

– Что именно? – тут же спросил Мунтяну, но быстро осознал бестактность своей настойчивости и добавил: – У нас при полицейской управе есть такой специалист. Предлагаю поехать к нему после обеда.

Моя чуйка опять возбудилась, и в голову пришла мысль, что посещать рекомендованного оружейника лучше самому, а то и вовсе пообщаться по данному вопросу с наверняка русским начальником полиции.

Посмотрев на коллегу, благодушно улыбавшегося идущим по тротуару девушкам, я сам удивился беспричинной настороженности. Кроме профессионально настороженных взглядов следователя, никакой агрессии со стороны Мунтяну замечено не было, поэтому я постарался выбросить параноидальные мысли из головы, пока для них не появится более реальный повод.

Нагло проигнорированная чуйка повертела виртуальным пальцем у виска и им же ткнула в сторону валашской границы.

Рекомендованная Ионелом гостиница оказалась двухэтажным кирпичным зданием скорее в турецком стиле, но со значительными переделками. Хозяевами заведения были высокий худой молдаванин и его похожая на пышку супруга, которая, к моему удивлению, оказалась хохлушкой. Так что мы быстро нашли общий язык.

Мне выдали ключ с номером десять на толстенном деревянном брелоке. Вахмистр получил такой же, но с номером одиннадцать. Вещи наверх помог отнести парнишка лет шестнадцати, судя по лицу, еще один представитель семейного бизнеса.

Комната порадовала опрятностью и чистотой. Правда, все немного портила излишняя, по мне, простота. Особенно огорчило наличие кувшина и медного таза на небольшой табуретке. Становилось понятно, что на нормальный умывальник и теплый туалет рассчитывать не приходится.

По-быстрому умывшись, я сменил рубашку, а затем собрался выйти в коридор, но, как только взялся за ручку двери, опять дала о себя знать расшалившаяся чуйка.

Все вокруг как-то слишком уж пасторально, словно в фильмах ужасов как раз накануне появления чего-то мерзкого. Тут же вспомнился интерес Мунтяну к моим оружейным проблемам.

Достав мешочек с пулей из кармана, я повертел его в руках. Оставлять такую ценность в гостиничном номере не хотелось, но обратно в карман я ее не вернул. Чуть подумав, сунул в потайную полость на дне планшета. Это у меня уже третья модификация сумки подобного типа, и сокровенных мест там хватало. Конечно, вдумчивого потрошения этот схрон не выдержит, но все же…

Незамысловатое действие хоть как-то успокоило неунимавшуюся чуйку. А ведь, помнится, я истово клялся прислушиваться к ней всегда и во всем. Но, если честно, пока не понимал, что сейчас можно предпринять для предотвращения гипотетической угрозы.

Приготовившись к походу в гости, я спустился вниз и уселся в пролетку рядом с коллегой. Вахмистр оказался шустрее и уже взгромоздился на передок рядом с извозчиком.

Нужно будет вечером поинтересоваться, как его зовут. А то неловко как-то получается – сколько времени вместе, а ведем себя как два поссорившихся подростка, при этом без малейшего повода для личной вражды. Его накрутило начальство, а мне не дает покоя хоть и обоснованное, но все же слишком уж предвзятое отношение к «волшебному» отделению жандармерии.

Дом, где снимал комнату холостой следователь, мало чем отличался от соседних – аккуратный, беленький и с кричаще нарядными воротами. Во дворе все тоже было опрятно – прямо какой-то кукольный домик. Внутри здания практически все пространство было устлано узкими ковриками, сплетенными из матерчатых полосок, которые, как и все вокруг, то ли радовали, то ли резали взгляд слишком уж яркими красками.

Расхваленная Ионелом домна Марица оказалась колоритной дамой, ступившей на порог преклонного возраста, но по-прежнему довольно стройной и с признаками былой красоты.

Они с Ионелом заговорили по-молдавски, и я разобрал только свою фамилию. Было опасение, что хозяйка встретит заезжего полисмена настороженно, как истовая патриот-революционерка, но дурные предчувствия оказалась напрасными. Меня тут же начали обхаживать, как дорогого гостя.

Все было очень вкусно и экзотично – от зеленого супа с лапшой под названием «зама» до слоеных пирогов с брынзой, именуемых «плациндами». Последние были особо хороши своими тончайшими слоями теста. Не скажу, что этот обед можно отнести к изысканному и утонченному, но даже самые простые блюда имели свой определенный шарм. К примеру, чем таким может удивить «мамалыга»? Простая кукурузная каша со свиными шкварками. Но поди ж ты, еле оторвался, да и то лишь бы оставить место для «мусаки» – запеченного в горшке мяса с овощами.

Все эти диковинные названия мне по ходу пиршества сообщал Ионел. И вообще, коллега как принимающая сторона проявил себя с наилучшей стороны.

В общем, обожрался я, что тот боров, чему немало поспособствовало подливаемое Ионелом терпкое сухое вино, не только веселящее, но и подстегивающее аппетит.

Вахмистр, которому хозяйка накрыла на кухонном столе возле печки, хоть и хмурился, но не отказывался ни от предложенных блюд, ни от вина.

Молдавское красное оказалось немного коварным напитком. На вкус легкое, по сравнению с водкой практически компот, но попытка встать показала, что с моими ногами этот напиток обошелся не очень ласково. К счастью, подобный эффект был временным – когда мы вышли на улицу, свежий ветерок быстро взбодрил меня и привел в относительную норму.

Как оказалось, столовничали мы почти до заката. Еще больше удивило, что давешний извозчик все так же ждет нас у ворот гостеприимной домны Марицы. Впрочем, по довольной роже было понятно, что и ему досталось от хозяйкиных щедрот.

Надеюсь, это не приведет к возникновению ДТП.

– Куда едем, Игнат Дормидонтович? – небрежно поинтересовался Мунтяну. – Можем отправиться в гостиницу, чтобы вы отдохнули, а делами займемся завтра. Если хотите, можем навестить нашего оружейника.

Посмотрев на Ионела, я отмахнулся от зудящей чуйки, как от назойливой мухи, и согласился.

Настроение было если не великолепным, то точно очень хорошим. Наконец-то сонное спокойствие Кишинева одолело и меня, действуя совместно с сытостью и легким опьянением. Сжимавший меня последнее время нервный узел наконец-то ослаб. Только сейчас я понял, насколько вымотала меня поездка в столицу, где за каждым углом сидит по бретеру, а за следующим прячется упырь. Мало того, и в разговорах с людьми, которые относились ко мне хорошо, нужно было взвешивать каждое слово, ибо – высшая знать и все такое.

Даже когда я наконец-то вырвался из этого змеиного клубка, нападение убийц и общение с обозленными жандармами не давали расслабиться. Исходя из этого, вполне понятно, почему молдавский коллега показался мне таким настороженным и опасным. А как еще можно относиться к столичному мажору, явившемуся на твою голову, хоть и по собственному запросу?

Когда мы познакомились поближе и распили по паре стаканов вина, Ионел уже не казался мне столь угрюмым, да и я, надеюсь, сумел развеять его мрачные мысли насчет моей юности и неопытности. Мы многое успели обсудить за столом, в том числе и соседство с государством вампиров. Со слов коллеги, все оказалось не так уж страшно – даже в самой Валахии обыватели видят своих господ не так уж часто, а за границу упыри вообще отлучаются лишь в крайнем случае.

Интересно, что же заставило вампиршу отправиться в Москву? Или власти Бухареста не врут и упокоенная мной упырица не имеет к Валахии никакого отношения?

– Ионел Маринович, – повернулся я к коллеге, когда мы не спеша катили по вечернему Кишиневу, – вот вы говорили, что ваши соседи за границу и носа не кажут, но как же обнаруженные вами жертвы?

– Я сам удивился, потому-то и забил тревогу, – пожал плечами Ионел. Немного подумав, он добавил: – Если честно, после слов ротмистра и меня начали одолевать сомнения. Вид у тел, конечно, очень нехороший, но откуда мне знать, как должны выглядеть жертвы вампиров. Вы ведь их видели?

– О да, – вздохнул я, – и могу с уверенностью сказать, что такое ни с чем не спутаешь.

Мунтяну опять задумался и вдруг предложил со слабо скрываемой надеждой:

– А не наведаться ли нам в мертвецкую? Это как раз по пути в управу. Может, вампиры здесь и вовсе ни при чем? – Сказав это, он тут же осекся. – Но не думаю, что после сытного ужина подобное зрелище будет уместным.

Я был с ним полностью согласен, но шальная мысль о том, что есть шанс решить все одним махом и уже завтра утром укатить на поезде в Одессу, подальше от валашской границы, оказалась очень соблазнительной. Да чего уж там, даже если признаки того, что жертвы убиты вампирами, окажутся не очень уж явными, то я…

Стоп, господин титулярный советник! Совсем от страха ополоумел? Кто бы ни был виновником смерти бедолаг, нужно приложить все силы, чтобы найти убийцу, а свой страх можешь засунуть себе в… портмоне.

Встряхнувшись, я с сожалением мысленно погладил живот и обратился к Ионелу:

– А давайте съездим. Может, действительно задачка намного проще, чем нам кажется.

Мой коллега явно повеселел. Пара слов на молдавском взбодрила извозчика, и он устроил невиданную для этого города гонку.

Местная больница оказалась большим каменным зданием, причем очень старым и явно построенным еще до османской оккупации. Крупные камни кладки, покрытые серо-зеленым мхом, шептали о пролетавших мимо этих стен веках. Как по заказу, тучка набежала на закатное солнце, и обстановка резко помрачнела. Мы как раз были у каменной лестницы в подвал, которая находилась в задней части здания. Тень в полуподвальной арке выглядела угрожающе.

Опять из глубины сознания поднялись нехорошие мысли.

– Может, все-таки отложим все до завтра? – спросил Мунтяну, увидев перемену в моем настроении.

Блин, носится со мной как с институткой. А чего еще ожидать, если веду я себя словно пугливая барышня.

– Нет, раз уж приехали, давайте разъясним все до конца, – взбодрившись, ответил я и первым шагнул на истертые ступени.

В подвале оказалось не так уж темно – света электрических ламп вполне хватало для уверенного передвижения. Пришлось пройти метров сорок по арочным переходам, пока мы не оказались в обширном помещении, опущенном метра на четыре ниже общего уровня подвала. Здесь вместо знакомых мне по топинской больнице прозекторских столов для тех же целей имелись четыре каменные тумбы. Да и вообще обстановка была аутентично-средневековой. Из четырех возвышений были заняты только два – с накрытыми простынями телами. В помещении, как и положено, царил изрядный холод, который обеспечивали вмонтированные в стены покрытые изморозью полусферы артефактов. Но запашок все же присутствовал.

Врач обнаружился у большого деревянного шкафа с наполовину стеклянными дверцами. Внутри виднелись толстые прозрачные колбы, но мне совершенно не хотелось знать об их содержимом.

Да уж, действительно неприятное место, и Ионел не зря беспокоился – мой желудок недовольно заурчал. Пока не мутило, но за этим дело не станет, так что нужно быстрее заканчивать с этой странной экскурсией.

Кикимору мне в тещи!

Повернувшийся ко мне врач с легкостью мог претендовать на роль Игоря – ассистента доктора Франкенштейна, и это несмотря на отсутствие горба. Местный патологоанатом молча кивнул мне и подошел к ближайшей тумбе. Ему явно не нужно было объяснять, на кой черт сюда явились двое полицейских в компании жандарма. Так что мне оставалось лишь пройти за ним.

Как только простыня была сдернута с ближайшего тела, у меня едва не вырвался вздох облегчения. Изможденное тело мужчины средних лет выглядело не самым лучшим образом – бедолага явно недоедал и наверняка много пил, но он точно не был жертвой вампира. Могу сказать это с уверенностью как специалист. Даже колотая рана на шее не могла ввести меня в заблуждение. Но это меня, а вот Ионел вполне мог ошибиться.

Я не успел сообщить коллеге радостную весть, потому что услышал, как он за моей спиной обращается к кому-то по-молдавски:

– Домнуле, ам факут тотуль.

Из всего сказанного я понял только «домнуле». Но кого он мог называть господином, причем с глубочайшим почтением в голосе?

Волосы на моем затылке в буквальном смысле встали дыбом, а по спине прокатилась волна холода. Я резко развернулся, забрасывая руку за спину, одновременно усилием воли активируя крылья. Увы, тот, чье лицо я увидел после разворота, был намного быстрее «бубновых». Так что замедленной картинки не получалось, и мертвенно-бледный кулак жуткого типа с серым лицом врезался мне в лоб на вполне нормальной скорости. В глазах вспыхнул свет и тут же погас, боюсь, уже навсегда.

 

Глава 6

Да уж, похоже, на рай я все-таки не заработал. Впрочем, на ад окружающая обстановка тоже не очень тянула. К тому же в случае смерти моя бренная тушка должна сейчас лежать в кишиневском морге, а не болеть каждой клеточкой вместе с терзаемой сомнениями и страхом душой.

Освещенное лишь еле тлеющей магической лампой помещение было похоже на классическое узилище – каменные стены, покрытые то ли плесенью, то ли мхом, обитая металлом дверь с зарешеченным окошком и кучка соломы в углу. А на этой куче восседал я, прикованный к стене как собака. Причем ассоциация очень точная – меня действительно посадили на железную цепь, нацепив ошейник, да еще и полностью раздели.

Очень, скажу я вам, неприятные ощущения… будут, когда перестанет болеть все тело. Сейчас меня больше волновало, как бы так лечь, чтобы не ныла побитая тушка. Судя по всему, меня не то чтобы били, а так, мутузили. Скорее всего, это просто последствия небрежной транспортировки пленника в бессознательном состоянии.

Вляпался я совершенно по-глупому, но с другой стороны, ловушку организовали грамотно, не давая мне возможности увильнуть, чтобы при этом не выставить себя паникером. Да и господин Мунтяну оказался великолепным актером.

Ну не мог же я начать вопить посреди чужого города об охотящихся на меня упырях и требовать запереть меня для безопасности в карцере управы до приезда ведьмаков и характерников? Нет, конечно, выход можно найти всегда, но в тот момент вариант был только один – просто уехать из города. Правда, после этого пришлось бы сразу собирать вещи и бежать уже за границу.

Так что хватит тут заниматься самобичеванием, и надо начать искать выход из ситуации, которая и на первый, и на второй взгляд выглядит безвыходной.

Увы, ничего умного в голову не приходило. С уверенностью можно сказать только одно – упокоенная мной упырица действительно была подданной Цепеша…

Кикимору мне в тещи!

От воспоминания прозвища господаря Валахии и о том, как именно он его заработал, мне вдруг стало жарко даже в холодном каменном мешке. Образ остро заточенного кола никак не хотел уходить из головы, пока с жутким скрипом не открылась массивная дверь в камеру. Новый персонаж в этой депрессивной мизансцене выглядел угрожающе. Он был чем-то похож на кишиневского патологоанатома, но значительно шире в плечах и облачен в явно форменную одежду. В руках надзиратель нес цилиндрическую миску.

– Эй, ты! – крикнул я здоровяку, грозным голосом стараясь перебить собственный мандраж. – Где я и за что меня сюда посадили?!

В глазах вошедшего не отразилось ни грана понимания. Да и не могло отразиться. Его форму я никогда не видел, но почему-то не сомневался, что она валашская. Еще одно подтверждение того, что упырица действительно связана с Дракулой, причем очень плотно. Ради мелкой сошки никто не стал бы разворачивать операцию такой сложности.

Надсмотрщик подошел ближе, но у меня не возникло даже мысли попробовать напасть на него. Недавняя попытка встать на ноги сообщила, что как минимум легкое сотрясение я заработал. Куда уж тут трепыхаться, особенно если противник значительно сильнее тебя. В таких условиях даже крылья не помогут.

Хмуро посмотрев на меня, надсмотрщик положил на пол свою ношу, одновременно похожую на высокую миску и широкую кружку, а затем все так же молча вышел из камеры.

Есть мне совершенно не хотелось, да и подташнивало немного, но при этом мучила дикая жажда. К тому же нужно было набираться сил, правда, уверенности в том, что у меня получится воспользоваться этими самыми силами, не было никакой.

С трудом встав на четвереньки, я передумал подниматься выше и как есть пополз к кружке-миске.

Ох, и какие же они здесь все продуманные!

Точка постановки посуды была далеко не случайной. Натянувшаяся цепь позволила мне уверенно взять миску, но не больше.

Пойло оказалось не таким мерзким, как я боялся. Жидкий холодный суп из каких-то злаков. Не скажу, что эта бурда насытила меня, но жажду утолила. Дырка в полу неподалеку от соломенной подстилки помогла решить другую, так сказать, противоположную проблему. Головокружение и тошнота отступили, но тут в полный рост встала проблема обогрева. В камере не так уж холодно, и, имея хотя бы рубаху с кальсонами, можно было бы устроиться довольно комфортно. Тем более что солома подо мной достаточно сухая. Но из одежды в наличии не было ни клочка. Так что постепенно холод начал пробирать до костей, да и психологическое состояние лишь ухудшалось.

Поначалу я пытался осмыслить ситуацию, а для развлечения тер цепь о каменный пол, хотя понимал бессмысленность этих действий. Даже пытался сделать что-то с ошейником. Эти попытки приходилось прерывать во время кормежки, которая по прикидкам происходила два раза в день. Определить время точнее было невозможно за неимением окна наружу.

Да уж, не получится из меня графа Монте-Кристо. Впрочем, Эдмон Дантес тоже не сразу начал предпринимать попытки к побегу. Постепенно меня накрывала непроглядная апатия. Прокатывать в голове по кругу скудную информацию быстро надоело, манипуляции с ошейником растерли кожу до крови, а цепь удалось лишь немного поцарапать. Мало того, после пятой кормежки, услышав звуки трения металла о камень, в камеру явился надсмотрщик, но теперь у него в руках была далеко не миска с едой. Пара ударов длинным хлыстом очень быстро вразумила меня. Мелькнула, конечно, мысль активировать крылья и броситься на обидчика, но, вспомнив, как он грамотно выставляет посуду в одном и том же месте, решил не надеяться на его чрезмерное увлечение процессом бичевания.

Но делать-то все равно что-то надо, кроме нелепых упражнений и прыжков для разогрева.

После следующей кормежки я поставил пустую миску немного ближе к своему лежбищу. Это закончилось еще тремя ударами хлыстом и возвращением дисциплины в мою бедовую голову.

В итоге мне ничего не оставалось, кроме как заполнять паузы между кормежками сном, но спать сутками в такой обстановке все рано не получалось.

Все изменилось с пугающей внезапностью. Впрочем, мне не привыкать. Моя вторая жизнь вообще состоит из сплошных сюрпризов. Вместо угрюмого надсмотрщика с девятой миской дико надоевшего пойла в камеру ввалилась целая делегация.

С непривычки мне показалось, что внутрь набилась куча людей, но их было всего пятеро – мой надсмотрщик, мужик в переднике, которого я с перепугу принял за палача, еще один охранник в форме и вампир – он-то и напряг меня больше всего. Черная хламида с глубоким капюшоном скрывала его высокую фигуру, но голова сейчас была открыта, наверняка для того чтобы я не дурил. И правильно – при взгляде на серое лицо с узкими черными губами, выступающими скулами и глазами-щелочками у меня неприятно заныла только начавшая рассасываться шишка на лбу. Голова вампира была совершенно лысой, с нездоровой серой кожей и вся в каких-то бугорках.

В последнюю очередь я заметил девушку, смотревшуюся в этой обстановке совершенно дико. Одета она была в легкое длинное платье с глубоким декольте и обнаженными руками. Невысокая, русоволосая и кареглазая. Меня совершенно не удивило, когда она обратилась ко мне на русском языке:

– Господин Силаев, прошу вас, не делайте резких движений, чтобы не разозлить домнула стригоя. – Сказав это, она покосилась на вампира, и я вспомнил слова профессора о том, что стриги – это совсем не то, что стрыги и стригои. – Вам больше ничто не угрожает. Теперь вы не пленник, а гость. Сейчас вас освободят и проведут в гостевые покои.

Ничего себе заявочка!

Едва увидев, что я осознал сказанное, девушка произнесла несколько непонятных мне фраз. Зато их понял человек, которого я принял за палача. Он поднял руки с инструментом и подошел ко мне. Приближался мастер очень настороженно, и не напрасно – я с большим трудом сдержался, чтобы не активировать крылья.

С ошейником он справился до обидного быстро, и тяжелая цепь упала на пол. Очень хотелось прикрыть срам, но одежды посетители с собой не принесли.

Освободив меня, валашцы двинулись на выход, и только вампир остался, чтобы пойти вслед за мной.

Могу сказать лишь одно – тюрьму упыри отгрохали с размахом. Как минимум три подземных этажа с длинными коридорами. Часть камер имела двери с решетчатыми окнами, а часть была открытого типа и отделялась от коридора частоколом толстенных прутьев. Особенно внушительно выглядела камера на минус-втором этаже прямо у лестницы наверх – прутья в руку толщиной покрывали таинственные знаки, а каменные стены вообще имели рунические фрески.

Ох и непростых же здесь пленников держат!

К моему удивлению, до жилых помещений пришлось идти не так уж далеко – три лестничных пролета и два коридора. За очередной дверью оказалась купальня. Несколько широких деревянных кадок стояли в ряд посреди помещения, а на длинной каменной лежанке парили казаны с горячей водой. На стенах разместилось множество полок с помывочным инвентарем.

В купальню вошли только я, девушка и вампир.

– Пожалуйста, пройдите сюда, – указала кареглазая на большую кадку, выложенную изнутри большим белым полотном. Там уже была вода, в которую я с наслаждением погрузился.

Ох, как же хорошо – чистая, а главное, очень теплая вода под белоснежной мыльной пеной!

Не успел я опомниться, как заботливые руки начали водить по мне мочалкой.

Что ж, и это приятно, но все равно напряжение никак не хотело меня отпускать, и девушка явно это поняла.

– Вы очень напряжены, господин.

– И это неудивительно для того, кто мог… да что уж там, еще может угодить на кол.

– О, не беспокойтесь, господин, – обрадованно и как-то торопливо уверила она. – Вам действительно ничто не угрожает. Сначала господарь велел поймать вас, потому что вы убили его пятую дочь.

Ну ни фига себе! И она еще заявляет, что мне ничто не угрожает?!

От таких новостей я едва не выскочил из бадьи, но остался на месте, потому что услышал кое-что интересное.

– Но сегодня он вернулся из дальнего вояжа и привез очень важного гостя. Так вот этот гость, услышав о пленнике, попросил господаря о милости для вас и получил ее.

– Не уверен, что это мне поможет, – вздохнул я и сам удивился своей откровенности с незнакомкой. – Земные владыки очень переменчивы.

– Что вы, повелитель всегда держит свое слово!

Мне кажется или в ее голосе сквозит обида за мои слова в отношении упыря?

Если честно, новости о неведомом покровителе не успокоили меня. Прикрыв глаза, я погрузился в воду по ноздри.

– Вы все еще напряжены, – промурлыкала на ухо девушка и убрала руки с моих плеч.

Не успел я удивиться, как услышал за спиной шорох. Через минуту мне пришлось потесниться, потому что кареглазая красавица решила составить мне компанию.

Одно понятно – моя помощница очень хорошо знала, как снять с мужчины напряжение. Все произошло очень быстро и сумбурно, но – о чудо! – после стремительной разрядки я расслабился и начал мыслить рационально. И первое, о чем вспомнил, – это о том, что в купальне все еще находился вампир.

В плотной сцепке с гибким и очень соблазнительным телом девушки разворачиваться очень трудно, но у меня получилось. Упырь все еще стоял у двери неподвижно как истукан.

Девушка хихикнула и зашептала мне в ухо:

– Не беспокойтесь, господин, стригои далеки от людских страстей и не замечают их.

Весело чмокнув меня в нос, она быстро выбралась из кадки и потащила меня за собой. После мы вытирали друг друга большими полотенцами, и этот процесс помог мне окончательно прийти в себя.

Действительно, чего напрягаться? От меня сейчас мало что зависит. Даже под действием крыльев я не ровня ни одному упырю, особенно без оружия. Так что осталось лишь плыть по течению. К тому же мне было дико интересно, что за покровитель такой появился у меня в царстве вампиров. Причем настолько крутой, что смог даже повлиять на легендарного господаря Валахии.

Только вытерев девушку досуха, я родил мысль поинтересоваться ее именем:

– Как тебя зовут, прелестница?

– Наташа.

– Очень необычное имя для валашки.

Девушка мило улыбнулась.

– Не валашка, а русская. Мы с родителями плыли из Одессы в Новороссийск, но на нас напали османские пираты. Так я оказалась в Стамбуле, где меня и купили для гарема господаря.

Я успел подумать о том, что, судя по правильной речи, моя новая знакомая была из дворянской семьи, а затем всплыли уже другие мысли.

К моей чести, в голову сначала пришло сожаление о судьбе девушки.

– Мне очень жаль.

– Ничего, – не очень-то горестно вздохнула Наташа, – это было давно.

И только после этого я чуток офанарел от бредовости ситуации. Мало мне упокоения дочери главвампира, что бы это ни значило в социуме умертвий, так еще и поимел его наложницу. И сразу же возникает вопрос: почему я до сих пор жив, учитывая присутствие прямо здесь одного из упырей? Исходя из всего этого, возникает следующий вопрос: а на фига вообще сдался гарем мертвому носителю энергента, которому, по словам той же Наташи, плевать на людские страсти?

Одни вопросы, но, судя по всему, часть ответов я получу очень скоро, потому что моя опекунша явно заторопилась.

Девушка ловко ввинтилась в свое платье и тут же принялась помогать уже мне.

Конечно, после голых посиделок в подвале возможность прикрывать телеса казалась высшим благом, но вот сама одежда не очень воодушевляла.

И с чего это вы, Игнат Дормидонтович, стали столь привередливы?

Фыркнув на самого себя, я принялся быстро натягивать коротковатые штаны. И тут же меня притормозили заботливые руки Наташи:

– Одну минутку, господин. Нужно заняться вашими ранами.

Она посмотрела на вампира и что-то сказала. Тот кивнул в ответ и подошел к двери. Он не стал выходить наружу, лишь приоткрыл дверь и что-то прошипел.

Через минуту в купальне появился одетый в яркую хламиду толстячок, в руках которого я увидел розовый шар. Как тут же выяснилось, это был лечебный артефакт. После обработки оставленные кнутом надсмотрщика полосы на теле и полузажившая шишка неприятно заныли, но ненадолго.

Наташа подвела меня к зеркалу на стене, дав возможность убедиться, что от шишки остался только желтоватый след. Отметины от плети больше не беспокоили, хотя все еще выглядели довольно неприятно.

После лечебных процедур мне дали возможность закончить одевание.

К коротким штанишкам прилагались чулки и туфли с большими пряжками. Был еще кремовый фрак с пышными манжетами и кружевным воротником, а также шляпа с пером. Хорошо хоть обошлось без парика.

Не хватало лишь шпаги, чтобы почувствовать себя мушкетером. Только кто же даст пленнику что-то опаснее зубочистки, будь он хоть сто раз в статусе гостя?

Наташа обошла меня вокруг и поправила какие-то видные только ей складки на одежде. Затем удовлетворенно улыбнулась.

– Вы готовы, господин, – утвердительно произнесла она.

– К чему?

– Предстать перед нашим повелителем.

Ох, как же она ошибается. К этому я совершенно не готов, но выбора все равно нет.

После купальни мы поднялись еще на этаж, и я с уже утомившим меня удивлением понял, что тюрьма находится прямо под дворцом. Хотя чему удивляться, если хозяином этого дворца является Цепеш-колосажатель. Радовало одно – нигде не видно печально известных кольев.

Переход из угрюмой мрачности подземелий и простоты подсобных помещений в тяжеловесную роскошь был стремителен. Понятия не имею, что это за стиль, но в голову сразу пришла ассоциация с предпочтениями Людовика, именуемого «королем-солнцем», только с соответствующим колоритом – белые и золотые тона изрядно сдабривались багрово-красным.

Да уж, красный цвет здесь явно в чести.

Мысленно пройдясь по цепочке ассоциаций, я почувствовал себя пятилитровой банкой для переноски крови.

Нехорошее, скажу я вам, ощущение. С другой стороны, пока никто не покушался на мою шею, к тому же у меня появились кое-какие подозрения насчет того, зачем вампирам гаремы. Так что есть шанс, что участь недобровольного донора все же минует меня.

Наш поход по дворцу напоминал экскурсию. Взявшая меня под руку Наташа весело щебетала, рассказывая об изображенных на картинах персонажах и о предыстории батальных сцен, представленных на масштабных фресках. Слушал я ее вполуха, но в мозгу кое-что оседало. К тому же картинки на стенах буквально притягивали к себе взгляд.

Вот дородный дяденька с бородой, в чалме и роскошнейшем халате выгнулся дугой, забрызгивая фонтаном крови персидский ковер. Оказывается, это – сцена умерщвления одним из посланцев Дракулы султана Мурада Покорителя. Так закончилась последняя война Османской империи с только что сбросившей иго Валахией. После этого государство вампиров вообще не воевало – мирским владыкам хватило яркого примера Мурада и двух его сыновей. Был еще венгерский король, пытавшийся склонить своего соправителя-австрийца на аннексию Валахии. Но об этом событии мне было известно и без подсказки Наташи.

В общем, прогулка получалась занятной, и к очередной двери, которую охраняли два вампира в кожаных костюмах, я подошел немного рассеянным. Теперь, без черных хламид, вампиры имели немного другой вид. Суховатые, подтянутые фигуры плотно облегали кожаные костюмы с нарочито грубыми швами, которые скрепляло что-то больше похожее на толстые жилы, чем на нитки. Нечто подобное я видел на картинках с охотниками восемнадцатого века. Даже имелись такие же высокие сапоги и кожаные треуголки. Судя по унификации, это была своеобразная форма. Из оружия у вампиров имелось по два револьвера на поясах и что-то похожее на кинжал кукри в ножнах вдоль бедра. К упыриным физиономиям я уже немного привык, но это еще не значит, что они перестали меня пугать. Так что между стражами я проходил с опаской и в следующую комнату прошел как можно быстрее. Но как только оказался внутри, встал столбом, будто вновь получил по лбу.

Слов нет, одни междометия.

В небольшом зале находился изысканно сервированный стол, на противоположных концах которого восседали два очень примечательных персонажа. Выглядели они так, словно явились из разных эпох. Вот, оказывается, почему меня вырядили как мушкетера, только без сапог. Похоже, Дракула в плане моды застрял где-то посредине семнадцатого века. Но подробно рассмотреть легендарную личность у меня не получилось, потому что взгляд прикипел к его гостю.

– Игнат Дормидонтович, – воскликнул этот самый гость, поднимаясь из-за стола, – голубчик, я так рад вас видеть!

Профессор энергетики и алхимии Федор Андреевич Нартов, он же омский Мясник, он же тайный колдун, шагнул ко мне, разводя руки, словно собираясь обнять. Но порыв профессора тут же увял, натолкнувшись на мой наполовину враждебный, наполовину ошарашенный взгляд.

С нашей последней встречи он нисколько не изменился. Точнее, с предпоследней. Во время того злосчастного ритуала профессор на себя обычного был похож лишь отдаленно. А сейчас передо мной стоял все тот же классический интеллигент в круглых очках и с чуть растрепанной бородой, очень похожий на булгаковского профессора Преображенского в исполнении Евстигнеева. Но перед глазами почему-то стоит совсем другой образ – жесткий и собранный монстр в человечьем обличье. Точнее, не монстр, а ученый-фанатик, не видящий в своих жутких действиях ничего предосудительного. Что самое важное, ничто из этих образов не является маской – просто две ипостаси одной и той же личности. Бывает такое, когда в обычной жизни человек мил и общителен, а на работе – сух и даже жесток. В особенности такие метаморфозы свойственны ученым и хирургам. Но тут ситуация намного сложнее. В голове профессора водятся такие тараканы…

Пока в моем многострадальном мозгу метались сумбурные мысли, профессор смотрел на меня с искренним беспокойством. Он остался стоять на месте, не предпринимая попыток приблизиться.

– Игнат Дормидонтович, на вас лица нет. Пожалуйста, присядьте, голубчик, и попробуйте водки. Порой она бывает лучше любого лекарства и является хорошим антишоковым средством.

У меня тоскливо засосало под ложечкой. Сразу вспомнились те тихие вечера, когда мой старший друг точно тем же менторским тоном вещал об интересующих нас обоих вещах.

Как сомнамбула я двинулся к столу и занял единственный свободный стул посредине длинной стороны.

– Не стесняйтесь, господин Силаев, – неожиданно проскрипел голос Дракулы, – как у вас говорят: чувствуйте себя как дома, да не забывайте, что в гостях.

По-русски Дракула говорил безупречно, чем еще больше удивил меня, хотя, казалось, дальше уже некуда.

– Вы говорите по-русски? – совершенно бесконтрольно вырвалось у меня совсем не то, что хотелось спросить.

– Я знаю шестнадцать языков, – безэмоционально ответил вампир, – потому что существую очень долго, по вашим меркам, но при этом не утратил интереса к окружающему меня миру.

Да уж, мою новую жизнь можно назвать какой угодно, но только не скучной. Это безумие какое-то! Ну вот как можно спокойно сидеть за обеденным столом с тем, кто еще недавно собирался посадить тебя на кол, и с тем, кого я сам посадил в тюрьму? А может, все намного прозаичнее – просто удар в лоб оказался сильнее, чем я думаю, и это всего лишь бред контуженного человека?

Не удержавшись, я даже ущипнул себя за руку. Хотя так вроде проверяют, не спишь ли ты.

А как тогда можно протестировать степень бреда?

Одно хорошо: водка на столе была вполне осязаемой, обоняемой и выпиваемой. Явно позволив себе бестактность, я дотянулся до графина и набулькал полный фужер. Водка ушла вниз аки родниковая вода – и, к сожалению, с тем же эффектом. Даже пустой желудок не способствовал опьянению.

– Игнат Дормидонтович, я вижу, вы все еще не можете прийти в себя, – обеспокоенно произнес профессор. – Да не волнуйтесь вы так, голубчик.

А Дракула в это время с явным интересом наблюдал за поведением теплокровных, так сказать, в неестественной среде.

И все же ухнувший в желудок фужер водки не мог остаться без последствий. В животе потеплело, а в голове немного зашумело. Зато мысли наконец-то пришли в норму. И первое, что я сделал, – это плотно закусил, тем самым давая себе фору в предстоящем разговоре. А он точно будет непростым.

Поедая что-то похожее на залитый соусом шашлык, я внимательней присмотрелся к хозяину всего этого безобразия. Нужно отдать должное, загримировали упыря отлично. В таком облике он был похож на обычного человека, немного злоупотребляющего косметикой. От этого казался слишком уж манерным. Но не стоит забывать, что ни о какой манерности и речи быть не может – этот монстр не человек, и человеческие стандарты к нему не применимы. Сейчас в теле, которое наблюдало за мной с явным интересом, все решает недавно уже мертвый мозг, а энергетическая сущность, развившаяся до пугающе высокого интеллектуального уровня. Только непонятно, как это вообще возможно! Прав был волхв – мои знания о магической изнанке этого мира трещат по швам, как гнилая дерюга.

– Благодарю за угощение и гостеприимство, – сказал я, воспользовавшись салфеткой. – Но все же хотелось бы узнать о своей дальнейшей судьбе.

В сторону профессора я специально не смотрел, уделяя все внимание вампиру.

– В данный момент вам ничто не угрожает, – ответил Дракула, откинувшись в кресле, изящно, кончиками пальцев удерживая бокал с красной жидкостью.

Очень надеюсь, что там не кровь, а вино.

Стоит отметить, что перед хозяином на столе не было даже прибора, не то что блюд с яствами.

– В данный момент? – осторожно переспросил я, пытаясь косвенным способом узнать отношение Цепеша ко мне лично, учитывая смерть его дочери, чем бы на самом деле ни было их родство.

– Да. – Голос вампира звучал хрипловато, но даже в рычании оборотня было намного больше жизни. – Вначале за убийство моей дочери вам было уготовано место на колу…

Я прямо оракул какой-то!

– …Но в разговоре с профессором вплыло ваше имя, и он неожиданно для меня разволновался. В итоге я решил пойти навстречу моему новому другу.

– Даже несмотря на… – Я так и не смог заставить себя упомянуть упокоение упырицы, дабы не нарушить казавшегося мне очень хрупким равновесия.

Кикимору мне в тещи! Да я с императором был наглее, а тут боюсь лишний раз кашлянуть.

– У меня с дочерьми своеобразные отношения. Двух старших пришлось убить лично. Третья погибла, выполняя мой приказ. Пятую, как говорится у вас, людей, упокоили вы, господин видок, возможно, избавив этим меня от будущих проблем.

Я в буквальном смысле прикусил себе язык, чтобы не ляпнуть: «Не за что».

– У нее был приказ тихо достать господина профессора из узилища, – продолжил вампир, отпив из бокала, – но она решила порезвиться и сделать все громко. Хотя должен признать, поднятый Бьянкой переполох в московском курятнике очень помог мне завершить дело максимально эффективно. И вот мы здесь.

Цепеш сделал жест бокалом, явно намереваясь переключить мое внимание на профессора.

Я с трудом повернулся в другую сторону. Одновременно я был рад видеть этого человека и в то же время хотел, чтобы эта встреча никогда не состоялась. На обеде с цесаревичем я твердо назвал Нартова своим другом. Увы, сейчас от былой уверенности не осталось и следа.

– Мне жаль, Игнат Дормидонтович, что я доставил вам столько хлопот, – с мудрой и грустной улыбкой заявил этот социопат, который в принципе не должен испытывать вообще никаких чувств. – И хочу извиниться за мои слова при нашей последней встрече. Я был немного не в себе.

– А сейчас в себе? – не выдержал я.

– Да, – спокойно кивнул Нартов, – мне пришлось многое обдумать, и теперь я вижу, что вы были совершенно правы.

– В чем? – немного опешил я от подобного поворота разговора.

Он что, сейчас начнет каяться?

– Во многом. Считаю ли я свои прошлые деяния неправильными? Конечно, и больше так не поступлю, потому что моя неосмотрительность лишила меня множества возможностей на пути познания истины. – Профессор опять перешел на менторский тон в своей особой экспрессивной манере. – Не будь вас – нашелся бы кто-то другой. А еще все могло закончиться народным бунтом и даже аутодафе. С толпой мне не справиться. История знает множество примеров подобной гибели великих волшебников. Но я сейчас не об этом. Сожалею ли я о том, что сделал? Нет! – стукнул ладонью по столешнице профессор, да так, что подскочила посуда. – Я поступал так, как до меня поступали сотни экспериментаторов, и разница лишь в потере контроля и осторожности. Вы ведь сталкивались с артефактами, залечивающими ранения средней тяжести, синяки, трещины в ребрах и тому подобное?

– Да, – ответил я, вспоминая манипуляции, которые совершал Ян Нигульсович над моими ранами после приключений на болотах. Да и шар в руках валашского целителя был еще свеж в памяти.

– Но уверен, вы не догадываетесь, сколько людей погибло, пока удалось правильно настроить магический конструкт? – сузив глаза, спросил профессор. – Конечно, это были приговоренные к смерти убийцы. И даже если бы власти обнародовали эти сведения, обыватели не стали бы возражать. Ведь они уже давно отделили себя от преступников и других нежелательных элементов. Причем не вникая в мотивы, толкнувшие отверженных на преступление, и легко навешивая на них ярлык изгоев. Значит, лелеемая вами мораль на всех не распространяется?

– Я не стал бы приветствовать смертельные опыты даже на преступниках.

– Вот поэтому вы мне и нравитесь, как цельная личность без двойных стандартов. А что, если для меня бесполезный человек хуже преступника? Могу я позволить себе вольность обращаться с этим налетом на теле рода человеческого для блага этого самого человечества?

– Нет, – не унимался я, – потому что это неправильно! В корне, в принципе. Боюсь, мы никогда не поймем друг друга.

– Поверьте, – с почему-то разозлившей меня грустью вздохнул профессор. – Я-то вас понимаю, но, боюсь, вы не в полной мере осознаете, в каком обществе живете. Как вы думаете, скольких людей мне пришлось лишить жизни в том месте, куда вы меня отправили? Если надеетесь, что на опыты пошли лишь отпетые душегубы, то напрасно.

Нартов явно разозлился, и, если честно, я его понимал. Старая душа почти всю прошлую жизнь была покрыта толстым слоем цинизма, но сейчас сия корка дала множество трещин под давлением юношеского, чисто химического максимализма. И от этого я злился еще больше.

Как ни странно, помощь в нашем стремящемся в тупик споре пришла от вампира.

– Господа, – вмешался в диспут Цепеш, – давайте закроем эту тему, потому что я вижу, насколько она неприятна вам обоим. Господин Силаев, думаю, вам придется смириться с тем, что профессор и дальше продолжит умерщвлять людей во имя науки ну и для пользы моему государству.

Кикимору мне в тещи!

Привыкнув к открытости и несдержанности в спорах с профессором, я позволил себе раздраженный взгляд в сторону Цепеша.

Дракуле хватило легкой улыбки, очень похожей на оскал, чтобы мороз в очередной раз пробежался по моему позвоночнику, уже протоптав там тропинку. Это вам не император, который всего лишь простой человек. Это – монстр заоблачного уровня. Даже моя молодецкая удаль забилась в самый темный уголок сознания и не пищала, звериным чутьем ощущая присутствие рядом смертельно опасного хищника. Уверен, что, если хозяин застолья вздумает оторвать мне голову, я даже не замечу, как он встанет со стула. Да что уж там, сейчас, когда на мне не было амулета профессора, вампир легко мог довести меня до такой степени страха, что и медвежья болезнь показалась бы легкой неприятностью.

Внезапно воспоминание о защитном артефакте кольнуло меня упреком. Я тут разыгрываю из себя рыцаря в белом, а профессор защищает меня как может. В ответ на этот довод в памяти отозвались страх и мучения, которые мне пришлось разделить с жертвами Мясника.

Как же все сложно!

Очень странно, но мысленные терзания позволили успокоиться.

– Простите меня за несдержанность, ваше величество.

Цепеш кивнул мне, принимая извинения. Но его показное благодушие было лишь маской, за которой пряталась совершенно непредсказуемая тварь с непонятной для меня логикой, и жизненно важно было помнить об этом постоянно.

– В чем-то вы оба правы, но при этом ошибаетесь, – все так же вальяжно покачивая бокалом, заговорил Цепеш, – но сейчас важнее то, что профессор нужен мне, а ему почему-то нужна ваша жизнь, господин видок. Так что возникает определенная дилемма. Мне важно, чтобы у господина Нартова было хорошее настроение, но вы не способствуете этому. С другой стороны, если наказать вас за это, то подобное вряд ли обрадует моего компаньона.

Ого! Компаньона? Любопытные у них расклады получаются. Даже стало интересно, какие такие услуги профессор может предоставить упырю, что тот так носится с Федором Андреевичем.

– Как вы уже, должно быть, заметили, – продолжал вещать Цепеш, – мы, стригои, не подвержены мирским страстям. Мной руководит только здравый смысл и желание обеспечить будущее своему народу. И живому, и неживому. Так что убийством дочери вы не причинили мне душевной боли. Просто потому что души у меня уже нет. Да и у вас с этим определенные проблемы.

– Что? – практически хором выпалили мы с профессором.

Вампир позволил себе легкую улыбку:

– Эта оболочка, – ткнул в меня вампир пальцем с превратившимся в коготь ногтем, – еще совсем недавно имела совершенно другую душу. Не так ли, Игнат Дормидонтович, или как вас там зовут?

– Это правда? – ошарашенно выдохнул уставившийся на меня профессор.

Ну и что я должен ему ответить? Врать под насмешливым взглядом Цепеша было бы совершенной глупостью.

– Да, это так, но мне не хотелось бы обсуждать подробности.

Подкрашенные губы вампира растянулись еще больше, и только после этого я осознал, насколько пугающе выглядит неживая улыбка. Не фальшивая, а именно неживая. Особенно вкупе с чуть желтоватыми, острыми, как жала, клыками. Причем острыми были все зубы упыря.

– Федор Андреевич, – сказал вампир, не меняя выражения лица, – хотите, он вам все с радостью расскажет, а еще вы вполне сможете провести необходимые опыты, дабы разгадать эту, без сомнения, важнейшую тайну мироздания.

А вот теперь я испугался всерьез. Вдруг тяга к знаниям пересилит поразительно живучее расположение профессора к моей персоне? Очень хотелось активировать крылья и хотя бы загнуться не в качестве подопытной крысы. Впрочем, расклад сил таков, что умереть мне вряд ли позволят. От отчаянного поступка меня удержало выражение лица профессора, на которого я бросил мимолетный взгляд.

– Ваше величество, – гордо вскинул голову профессор, – не думаю, что в этом есть необходимость.

Я не раз видел, как он превращался из доброго дядюшки в исполненного достоинства дворянина. У Федора Андреевича вообще много ипостасей.

– Все это, конечно, очень интересно, – продолжил он, – но если Игнат Дормидонтович желает сохранить инкогнито, то мне хотелось бы, чтобы вы также уважали его решение. К тому же наши с вами дела займут мое внимание без остатка.

– Как пожелаете, – по-прежнему небрежно ответил Цепеш.

Я прекрасно понимал, что, используя меня, упырь загонял профессора в еще большую зависимость, ну а мой долг перед Федором Андреевичем становился попросту неоплатным.

Чувствовал ли я при этом себя неблагодарной свиньей, когда-то укусившей руку благодетеля? Нет. Тогда, в Омске, я поступил правильно, без всяких оговорок.

Как ни странно, происходящее в замке вампира окончательно примирило меня с реальностью. Нартов мой друг – есть и всегда был. Он совершал страшные поступки, и если мне придется в следующий раз встать на его кровавом пути, я сделаю это без сомнений и угрызений совести. Но относиться с враждой и презрением к человеку, от которого видел столько добра, я просто не могу.

– Спасибо, Федор Андреевич.

Добрая улыбка профессора показала его понимание всего того, что творилось в моей голове.

– И все же, – нарушил нашу идиллию упырь, – мне уже не кажется, что взваливать виру за ваши, господин видок, поступки только на плечи господина Нартова будет справедливо.

Кто бы сомневался.

От мыслей о том, что мне придется чем-то доплачивать за жизнь и свободу, сразу стало нехорошо.

– Я стараюсь быть справедливым, – продолжил Цепеш, – потому что давно понял, что на людей это действует сильнее, чем страх или любовь. Поэтому требую от других только того, что для них приемлемо. По слухам, вы очень хороши в своем деле. Погостите пока в моем замке, а когда сможете принести пользу мне и моей стране в качестве видока, отправитесь восвояси.

На этом Цепеш завершил наши посиделки, предложив профессору вернуться к их общим делам, которые остались для меня тайной за семью печатями. А я опять попал в руки милой Наташи и покорно побрел за ней в отведенные мне апартаменты.

 

Глава 7

Возможность, как выразился Цепеш, принести пользу ему и Валахии возникла только через три дня. Все это время я провел, не выходя из гостевых покоев. Кстати, при моем первом появлении я нашел там свой мундир, крестик, защитный амулет и даже всю амуницию с оружием. Похоже, вампиры вообще меня не боялись. Больше всего озадачило то, что, прощупав украдкой дно планшета, я ощутил в потайном кармане артефактную пулю.

Даже не знаю, как к этому отнестись: либо способ, каким я сумел упокоить дочурку главупыря, остался для вампиров тайной, либо им на такие мелочи наплевать, но это вряд ли.

Впрочем, толку от подобных мыслей немного – все равно воспользоваться пулей не получится, а сдавать ее добровольно я не собираюсь.

Во время первой же ночи в этой золотой клетке ко мне в постель забралась Наташа. Да и вообще она проводила со мной больше времени, чем за пределами гостевых апартаментов. Уверен, все это сделано либо с одобрения, либо вообще по приказу Цепеша.

– Наташа, а тебе не влетит за столь интимные отношения со мной? – спросил я за завтраком, намазывая масло на слоеную булочку. – Ты же состоишь в гареме господаря.

Девушка сидела напротив меня в одном пеньюаре и маленькими глотками пила кофе.

– Не беспокойся, – мотнула она головой. – Моя верность хозяину непоколебима. К тому же, хотя этот гарем и предназначен не для плотских утех господаря, до моего господина тебе далеко, как и всем другим мужчинам.

– Сейчас не понял… – искренне удивился я.

– Ты обиделся? – сделала умильно-покаянное лицо Наташа.

– Не в этом дело. Просто объясни – что именно ты имеешь в виду?

– Это трудно объяснить. Я не смогу, а ты не поймешь. Когда господин кормится, я получаю несказанное наслаждение. К тому же это полезно для здоровья.

– Опять не понял.

– А чего тут непонятного? – рассмеялась девушка. – Сколько, по-твоему, мне лет?

– Чуть за двадцать. – От удивления я даже не стал лукавить, как это принято при ответах на данный вопрос.

– Мне тридцать семь.

– Кикимору мне в тещи!

– А у кикимор разве бывают дочери и вообще зачем тебе такая жена? – удивилась Наташа, но тут же поняла, что это просто разновидность ругательства, и рассмеялась.

– Ты серьезно?

– Да, только жаль, что скоро я лишусь всего этого, – внезапно погрустнела Наташа.

– Из-за меня? – напрягся я.

Девушка, которая не очень-то девушка, вновь рассмеялась.

– Успокойся, не все в этом мире вертится вокруг вас, мужчин. Как объяснил мне домнул Флорин, что-то меняется в моей крови от близости с господином, и скоро она перестанет его насыщать.

– И что произойдет с тобой дальше?

– Я стану богатой невестой, хотя красота немного увянет. Но с таким приданым любой красавец будет смотреть на меня как на богиню.

– И как твой будущий муж отнесется к тому, что твою кровь пил упырь?

– Не называй их так, особенно при местных, – посерьезнела Наташа. – Валашцы обожают стригоев, потому что видели от господаря и его детей только добро.

– Но они же кормятся людьми?

– И что? Да любая девушка в Валахии с радостью пойдет в гарем, а после с легкостью найдет себе достойного мужа. Кстати, тебе не нужна богатая жена, причем без матушки-кикиморы?

Было видно, что она шутит, но какой-то блеск в ее глазах все же заставил меня напрячься.

– Мне вообще не нужна жена. Не та у меня работа, да и характер не тот.

Я решил сменить тему и поинтересовался у Наташи об упомянутом ею домнуле Флорине. Она пояснила, что это старый придворный алхимик из обычных людей, у которого с моей временной опекуншей сложились дружеские отношения.

Попытки узнать подноготную вампирской жизни не увенчались особым успехом. А вот Наташа потрошила мой мозг со сноровкой работницы плавучего консервного завода. Нам было скучно, так что отмалчиваться не получалось, но Голливуд мне в помощь, и я опять начал вешать на милые ушки многокилометровую лапшу киношных историй.

Лишь на второй день вынужденного безделья меня озадачило то, что Нартов не дает о себе знать, так что я расспросил о профессоре Наташу. Она ответила, что ни Цепеша, ни Нартова во дворце нет: укатили в неведомом направлении.

Мое заточение в золотой клетке, являющейся еще и медовой ловушкой, закончилось с появлением в дверях здоровенного упыря в хламиде с наброшенным на голову капюшоном. Вместе с ним явились три господина в непривычной моему взгляду форменной одежде. Причем больше всего меня напряг не вампир, а один из служак, оказавшийся недоброй памяти господином Мунтяну.

– Рад вас видеть в добром здравии, Игнат Дормидонтович, – лучезарно улыбнулся бывший молдавский полицейский, оборотившийся, судя по всему, уже в валашского сыщика.

Небось еще выдали тридцать сребреников премиальных.

– Не могу ответить вам взаимностью, – процедил я сквозь зубы.

– Откуда столько злости, господин титулярный советник?

– Странный вопрос из уст предателя, – проворчал я, но все же попытался держать себя в руках.

Очень уж смущало присутствие упыря.

– И кого же я предал? – не унимался Ионел.

– Как минимум вы нарушили присягу, да и мне знатно подгадили.

– Я верен клятве, которую дал своему народу и своему господарю. А русские цари не могут требовать верности от тех, кого поработили, – растеряв бо́льшую часть своего благодушия, ответил Мунтяну.

– Вы, видно, забыли, что именно один из этих царей освободил ваш народ от османов, – сам не знаю почему вступил я в политическую полемику.

– Освободил?! – Ионел побледнел от злости и заиграл желваками. Его акцент усилился. – Я не очень хорошо знаю русский язык, господин видок, а вот вы говорите легко, но не задумываясь о значении слов, что слетают с вашего языка. Освободил? Если бы ваш царь подарил нам свободу, мы бы поставили ему величественнейший памятник в центре Кишинева. И не было бы у империи более верного друга, чем молдавский народ. Но вам не нужны друзья, вам нужны слуги.

Если честно, я не знал, что ему ответить, и не только потому что с фанатиками спорить бесполезно. Нужно отдать должное, вспышка Мунтяну быстро прошла, и он сумел взять себя в руки.

– Прошу простить меня за несдержанность. Этот разговор не имеет смысла. Вы не русский царь и даже не его приближенный. Давайте вернемся к делу.

Да уж, спор действительно бессмысленный. Сколько волка ни корми, а он все равно в лес смотрит. Я точно знал, что в такие бедные губернии, как Бессарабская, империя вливает кучу золота. И тут возникает вопрос: а на кой черт вообще нужно кормить такого волка? Тут разумнее будет либо убить, либо отпустить.

Может, Мунтяну и не мерзавец вовсе, а идейный борец и отважный разведчик, но удар в лоб и посиделки голышом на цепи все еще свежи были в памяти, так что придушить эту сволочь все равно очень хотелось. И все-таки желание выбраться живым из вотчины вампиров было намного сильнее.

– Вы правы, – кивнул я. – Что у вас случилось?

– Ознакомитесь с делом сейчас, – Ионел приподнял папку, которую сжимал в руке, – или сразу поедем на место преступления?

– Давайте сразу на место. А подробности расскажете по дороге, – перешел я на деловой тон и, что самое главное, ощутил такой же деловой настрой.

Немного подпортило настроение то, что Мунтяну запретил мне брать с собой оружие. Даже маленький двуствольник. А вот вампиру, судя по отсутствию хоть какой-то реакции, на нашу возню было плевать, так что запрет являлся личной инициативой следователя.

В Бухаресте я не был ни в этой, ни в прошлой жизни, поэтому с любопытством смотрел по сторонам. Замок Дракулы сильно уступал Зимнему дворцу русского императора в плане помпезности, но, если честно, выглядел как-то строже и оттого солиднее. Построен он явно в готическом стиле – с высокими шпилями, вытянутыми вертикально окнами и мрачноватыми изваяниями на контрфорсах.

Сам Бухарест, раскинувшийся вокруг дворцового холма, представлял собой смешение старины и новизны в плане архитектуры. Старый стиль являлся отголоском османского владычества, и в нем преобладали плавные линии куполов, сочетающиеся со строгими углами стен и вьющимися узорами восточной росписи. А в новых постройках чувствовалось влияние западных мастеров.

Под охраной вампира, которому почтительно кланялись все встречные и поперечные, не замечая остальных членов нашей компашки, мы загрузились в три открытых коляски. Утреннее солнце начало припекать, несмотря на середину осени, но никак не желало сжигать дотла мерзкого упыря. Так что я в полной мере оценил функциональность его хламиды. К тому же сей факт на корню уничтожал миф об исключительно ночной жизни упырей.

Как только мы выехали из ворот, меня в который раз посетило ощущение нереальности. Казалось, что я попал на съемку фильма об истории Балкан. Подражая своему господину, жители Бухареста в стиле одежды словно отстали от внешнего мира как минимум на столетие. Среди пышных юбок, корсетов, фраков, треуголок, шляп с перьями и даже разной пышности париков в толпе мелькали народные румынские наряды с вышивками, цветастыми передниками, шароварами и постолами. Хватало и восточных нарядов с чалмами и фесками. Особо привлекали внимание цыгане в своей вневременной одежде и с такими же стандартными повадками. Причем на глаза они попадались на удивление часто. В общем, карнавал да и только. Так что я в своем строгом полицейском мундире выглядел здесь белой вороной, чего и добивался, когда отказался от предоставленной слугами одежды.

Как и во дворе замка, на улицах Бухареста вампиру кланялись все прохожие. В нашу же пролетку заглядывали только из любопытства к моему нестандартному виду.

Ионел начал вводить меня в курс дела практически сразу:

– Ночью убили заместителя примара Бухареста по делам, связанным с городской канализацией. Его нашла служанка два часа назад. Раньше господарь оставил в управе распоряжение, что для раскрытия убийств можно использовать ваши способности видока. Меня к этому делу прикрепили как вашего знакомца и знающего русский язык.

Заявив это, Мунтяну лучезарно улыбнулся, и я с огромным трудом подавил желание двинуть ему в оскаленные зубы.

Спокойно, нужно думать о деле, тем более что его успешное завершение станет моим пропуском на выход из этого красочного дурдома. К тому же в поведении сыщика я, как ни старался, так и не смог уловить ни тени издевки.

– Место происшествия оцепили?

– Конечно, – кивнул Ионел.

– Что-то из магических ритуалов там проводилось?

– Нет, хотели использовать ведьму, которая может считывать посмертные проклятия, но я отсоветовал, потому что читал инструкции по использованию в расследовании видоков, буде таковые окажутся под рукой. Они в кишиневской управе пылятся уже лет сто.

Вот сволочь, сказал обо мне как о холодильнике, к коему прилагается инструкция, но это я уже себя накручиваю.

На место преступления прибыли через десять минут небыстрой езды. Начальник местной канализации оказался человеком небедным. Его дом находился всего в километре от замка Куртя-Веке.

Двухэтажное строение с каменной оградой и небольшим садиком выглядело очень уютно, но атмосфера склепа уже окутала это жилище. Мрачные и порой заплаканные слуги лишь усугубляли впечатление.

Все время пути до этого дома меня терзали нехорошие предчувствия – а вдруг опять придется раскрывать какого-то благородного мстителя? Мне хватило случая с бедной Лян Ки, которую я собственноручно подвел под меч дракона. Да, после я укоротил этого самого дракона на голову, но девушке от этого легче не стало, как и мне.

В общем, в чужой дом я вступал с самыми мрачными мыслями, которые немного развеялись, когда я увидел тело. Точнее, тела. На тот свет хозяин дома отправился вместе с супругой. Дородная дама лежала у стены, а ее ночнушка была практически полностью залита уже подсохшей кровью. Главного ассенизатора Бухареста явно пытали, прикрутив к креслу веревками. Причем пытали безалаберно и грубо. Сейчас помощник примара выглядел крайне непрезентабельно.

Ну что же, такого убийцу я передам в руки упырей с большим удовольствием.

– Прошу всех покинуть комнату, – перешел я на деловой тон, выбирая место для проведения ритуала.

Мунтяну перевел мою просьбу коллегам, которые тут же ее выполнили, но Ионелу пришлось немного поуговаривать упыря. Похоже, он здесь не столько для помощи в поимке убийцы, сколько для моей охраны.

Не скажу, что лелеял какие-то планы побега, но все равно неприятно.

Оставшись наконец-то в одиночестве, я нацепил на лоб гогглы и опустился на колени в углу комнаты. Жертва находилась спиной ко мне, что наверняка даст возможность рассмотреть лицо убийцы.

В этот раз обращение к рунам едва не пошло наперекосяк – я лишь в последний момент разделил посыл, чтобы не зацепить крылья.

Когда открыл глаза, мир уже изменился. За окном непроглядная темень, и обстановку в комнате освещает лишь магическая лампа на стене. В помещении находились четыре человека, если не считать бедной супруги помощника примара, уже лежавшей у стены. Сам главный ассенизатор, как и в реальности, был прикручен к креслу, а его допросом занимались три очень колоритных типуса. Это были цыгане. Причем все трое. Не зря меня насторожило обилие представителей крайне беспокойного народа на улицах Бухареста. Еще в своем мире я слышал, что в Румынии этих ребят больше, чем в любой другой стране мира.

Им что здесь, медом намазано? Причем коренные валашцы вряд ли имели хоть какие-то кровные узы с ромами, так что родством душ эта ситуация не объясняется.

Жертву убийцы пытали с огоньком. В эмоциональном плане. Особо старался ярко разодетый в малиновую рубашку и расшитый золотом жилет кучерявый здоровяк. Он так разошелся, что даже подпрыгивала вдетая в левое ухо массивная серьга. Его эмоции стегали меня удовлетворением и азартом, а вот жертва излучала лишь обреченность и желание побыстрее уйти вслед за супругой.

Похоже, допрос подходил к концу. На столе уже высилась изрядная горка монет и золотых украшений, и выбить что-то еще из бедолаги у грабителей явно не получалось. Поняв это, главарь, вместо того чтобы нанести очередную резаную рану, резко воткнул кинжал в грудь помощника примара. Предсмертные судороги жертвы, как ни странно, сопровождались волной облегчения.

Чтобы не упустить момента, я отрешился от зарождающейся в груди ненависти и использовал эффект удильщика на предводителе убийц.

Виртуальная реальность раскололась от моего резкого движения, и я тут же ощутил, как звенит натянувшаяся связующая нить. Еще немного – и она лопнет, поэтому я инстинктивно подался к окну. Затем, переборов иррациональный страх и отступив к дверям, быстро побежал к выходу. Ионел метнулся за мной.

Заскочив в пролетку, я ударил извозчика по плечу и ткнул пальцем в ближайшую улочку, ведущую направо от главной дороги.

– Туда, гони туда!

Меня конечно же не поняли, но в дело вмешался Ионел:

– Кондуче аколо!

Извозчик хлестнул лошадей, а я все это время напряженно ждал обрыва нити, но с каждой минутой стремительной поездки напряжение ослабевало. Кстати, в отличие от молдаван, валашцы сонными не выглядели. Возможно, бодряще сказывалось нахождение под боком упыриного гнезда? Хотя, если верить Наташе, этот факт их только радовал. Но, если честно, что-то мне не особо верится.

Пока наш водила прилагал все усилия, чтобы не зацепить кого-то из пешеходов, я быстро описал Ионелу все, что увидел во время ритуала, и, судя по недовольному лицу сыщика, услышанное ему не понравилось. Правда, он чуть успокоился, посмотрев назад и увидев там коляску с вампиром.

Возница гнал пару гнедых, словно участника гонок колесниц в римском Колизее. Я давно уже понял, что азарт движения вдоль связующей линии стал для меня своеобразным наркотиком. Приближение цели будоражило, как гончую возбуждает запах зайца. Впрочем, ассоциация не совсем верная. Мои клиенты далеко не зайцы, а волки. К тому же далеко не факт, что на том конце нити скорого свидания с нами ждет одиночка, а не целая стая.

Как бывает чаще всего, даже самые дурные предчувствия оказались намного бледнее реальности. Впрочем, можно было бы и раньше догадаться, куда именно могла направиться троица цыган.

Мы как-то неожиданно выскочили в пригороды и увидели, что большое поле меж двух загородных поместий занято огромным табором. Раньше ничего подобного мне видеть не доводилось. Я бы и сейчас с радостью отказался от подобной экскурсии. На солидном пространстве, словно специально стараясь занять как можно больше места, раскинулось нечто среднее между рынком-барахолкой, мусорным полигоном и птичьим базаром. И без того многоголосый бедлам при нашем появлении перешел в форменный гвалт.

Всегда знал, что цыганские дамы очень крикливы, но в таком количестве это нечто феерическое. А в сочетании с нарядами цвета «вырви глаз» достигается такой эффект, что сразу захотелось вернуться в тихую и милую атмосферу упыриного логова.

Нашу коляску буквально застопорили, окружив галдящей толпой, состоящей в основном из старых цыганок и чумазых детишек. Даже не знаю, что произошло бы дальше, но тут подоспел экипаж с упырем. Толпу словно окатили из полицейского брандспойта. Она отшатнулась и даже затихла, что мне показалось истинным чудом.

Упырь величаво сошел с подножки коляски и подошел к нам. Ионел также покинул транспортное средство и, подойдя ближе к начальству, быстро заговорил. Когда следователь закончил доклад, капюшон утвердительно кивнул.

Несмотря на то что толпа притихла, идти дальше нам все равно пришлось пешком. Мунтяну махнул мне рукой, а когда я приблизился, шепнул:

– Ведите.

Судя по хриплому шепоту и напряженному лицу, мой недобрый знакомец сильно нервничал.

Ну а мне тогда что делать? Паниковать? Не дождетесь!

Сжав нервы в кулак, я шагнул вдоль ослабшей виртуальной нити. Это значило, что убийца очень близко.

Чем дальше мы углублялись в расположение табора, тем сильнее бесновалась толпа, но пока держалась на опасливом расстоянии. Вокруг нас по-прежнему суетились только женщины да пара стариков. Мужчины средних лет и юноши держались на расстоянии, иногда мелькая за толпой цыганок. Дети после появления вампира вообще исчезли как по мановению волшебной палочки.

Интересная, скажу вам, тактика, впрочем, если напрячь память, то можно вспомнить, что в моем мире дела обстоят примерно так же. Просто я еще никогда не видел цыганских таборов такого размера.

Еще через полсотни метров движения по этому дурдому я ощутил, как меня хлестнуло страхом. Наша с убийцей связь давала возможность ловить отголоски его эмоций. Не останавливаясь, я специально взял немного в сторону от направления нити и почувствовал, как страх цели немного ослаб. Но сходил с пути я не для его успокоения, а чтобы по отклонению нити вычислить, где именно находится наш преступник. После того как мы описали почти полукруг, сомнений больше не осталось – цель в большой кибитке рядом с красно-зеленым шатром.

Сначала я удивился, почему убийца не сбежал, как только в таборе начался переполох. Но затем понял, что, если не учитывать наличия видока, безопаснее для беглеца места все равно не найти. Даже полк солдат будет искать цыгана в таком огромном таборе до скончания веков.

Сообщить своим временным союзникам об обнаружении цели я не успел, потому что нам навстречу, приковывая к себе всеобщее внимание, вышел представительный седобородый старик в чуть потертом, но еще богато украшенном золоченым позументом одеянии. Его голову венчал помятый котелок с фазаньим пером.

Наш вампир двинулся навстречу старику, обгоняя меня с сыщиком.

Да уж, я как-то пропустил момент, когда этот упырь перешел в разряд своего. Но в таком окружении будешь рад любой защите, особенно не имея за душой даже ржавого гвоздя.

Когда фигура в балахоне закрыла меня от делегации со стариком, я шагнул ближе к Ионелу и прошептал, не разжимая губ:

– Кибитка справа.

Мунтяну сделал вид, что ничего не услышал, но тут же словно эхом моим словам прозвучал его шепот на молдавском, явно адресованный упырю.

Пока мы, несмотря на все еще стоявший кругом гвалт, перешептывались, старик начал возмущенно вещать, размахивая клюкой в опасной близости от лица вампира.

Он что, окончательно впал в маразм?

Даже косясь на кибитку, я не сумел заметить, как убийца выскользнул наружу, пользуясь тем, что внимание незваных гостей было приковано к старику. Просто слушавший барона вампир внезапно исчез и полуразмытой тенью переместился к кибитке. А еще через секунду здоровенный кучерявый цыган в красной рубахе и с серьгой в ухе уже висел в воздухе, дрыгая ногами в бессильной попытке достать ими до земли.

Если я думал, что раньше вокруг царил полнейший бедлам, то сильно ошибался, потому что через секунду начался настоящий мини-Армагеддон.

Меня тут же атаковало что-то пестрое и визжащее с тонкими, голыми до локтей руками, а в следующий момент острые ногти на этих руках едва не вырвали мне глаза. С большим трудом удалось оттолкнуть от себя вопящую цыганку, и тут же сзади навалилось что-то не очень тяжелое, поэтому не так уж трудно было совершить простейший бросок через себя и отправить голосящий снаряд в полет. Но легче не стало. Меня ухватили за обе руки, и к тому же кто-то укусил за ногу.

Да сколько же можно?!

На Ионеле тоже повисло несколько дам, явно не с сексуальными намерениями.

После недавнего ритуала запускать крылья было бы неразумно, да и в такой кутерьме пара секунд ускорения вряд ли поможет, но очень уж не хотелось быть разодранным на куски стаей бешеных кошек.

Я уже мысленно потянулся к татуировкам на руках, но тут ситуация резко изменилась. В воздухе хлопнул выстрел. Но не он спугнул толпу, а стрекочущий зов упыря, последовавший вслед за выстрелом.

Словно загаженная целлофаном, объедками и радужной пленкой нефти морская волна, толпа цыган отхлынула от нас под напором страха. На освободившемся пространстве остались только мы с Ионелом и все еще удерживающий свою жертву вампир. Оглянувшись, я увидел редкую цепь из дюжины фигур в балахонах.

Неужели все закончилось?

Для меня – возможно, но не для обитателей табора, поднявших руку на стригоя. Кто бы сомневался, что с упырями такие номера не пройдут.

Стоявшие неподвижно фигуры внезапно рванули вперед, и притихшая от страха толпа взорвалась криками боли. В воздух взлетели шлейфы красных брызг.

После столь близкого знакомства мне этих ребят в цветастых тряпках любить не за что, но подобный окорот – пожалуй, уже перебор. Если верить уверениям Наташи о показательно-мирном сосуществовании в Валахии людей и упырей, все происходящее, скорее всего, даже не реакция на преступление, а давно назревший акт устрашения. Возможно, это единственный способ удержать в узде подобную публику, для которой наглость уже не инструмент, а способ жизни.

Но не мне судить. Своих проблем хватает, особенно учитывая то, что я оказался замазан в сем безобразии по самые брови. А это значит, что нужно как можно быстрее покинуть благодатные земли Валахии с ее очень колоритным населением.

Увы, не получилось, и что самое обидное, в большой степени именно по моей собственной вине.

Мунтяну вернул меня в замок, где знакомый лекарь позаботился обо всех царапинах и укусах. А еще я самостоятельно продезинфицировал себя изнутри и немножко снаружи, используя триста граммов отличного коньяка: замеченная мной антисанитария в таборе сильно напрягала, а лечебные артефакты все еще не внушали полного доверия.

Немного успокоившись, я тут же отправил Наташу на поиски того, кто может дать мне разрешение на выезд из страны. Вернулась она без разрешения, но с письмом от профессора. Нартов очень просил меня задержаться до их с Дракулой возвращения и дать ему возможность пообщаться со мной на осеннем балу в честь праздника урожая. В письме профессор намекал, что разговор будет очень познавательным, потому что он получил у своего нового покровителя разрешение на выдачу мне некоторых сведений.

Мне бы настоять на своем и, упирая на данное господарем слово, все же сбежать из Валахии, но любопытство почему-то оказалось сильнее страха.

 

Глава 8

Всю подготовку к предстоящему празднику взяла на себя Наташа. Как оказалось, мне предстоит получить новый опыт, потому что бал вампиров не будет похож ни на празднество в ратуше Топинска, ни на приемы в московских дворцах. То, что намечается самый настоящий маскарад, стало понятно по костюму, который мне принесли через два дня после приключений в таборе и за пару часов до начала события.

– Ты серьезно? – спросил я Наташу, взяв в руки маску.

– Конечно. А что тебя удивляет? Бал посвящен празднику урожая.

Да уж, похоже, мне придется сыграть роль то ли кабачка, то ли баклажана. Маска имела салатово-сиреневый цвет, выпукло-округлые скулы, бровки листиками и усы, похожие на усики вьющегося растения. Одно радовало – прилагающийся к маске костюм ничуть не напоминал сбрую овоща-аниматора. К маске прилагались тех же цветов камзол с вышивками растительных мотивов и треуголка, в которую вместо пера воткнулся длинный лист, сделанный из ткани.

Одевшись, я покрутился перед зеркалом и со вздохом смирился со своей участью.

Наташа вырядилась в нечто воздушное и золотисто-белое. В итоге получился некий гибрид ромашки и ангелочка, причем очень соблазнительного.

Времени на амурные развлечения не оставалось, и лишь немного подурачились – я пытался стянуть с девушки платье, а она бодро отбивалась. В таком настроении мы и вышли в люди. Причем люди эти были многочисленны и разодеты в пух и прах. Бал действительно поражал своим размахом. В дальней части как минимум двухсотметрового бального зала виднелось возвышение с троном, вокруг которого все блистало золотом и каменьями богатейших костюмов и масок. Туда меня совершенно не тянуло, и Наташу, кстати, тоже, что показывало ее не самое высокое положение в гареме. Так что она тут же захотела танцевать, и я с радостью удовлетворил желание дамы. Не факт, что особо порадовал ее умением, но энтузиазма было хоть отбавляй. Тем более что никаких строгих устоев в плане политеса здесь не было. Веселая музыка самой своей сутью заставляла вертеться и паясничать в вольном стиле.

Время от времени под высоким потолком зала вспыхивали иллюзорные фейерверки, пролетали призрачные драконы и птицы. Практически все время шел золотистый дождь из неосязаемых то ли икринок, то ли снежинок.

Запыхавшись, я оттащил Наташу к столам и, утолив первую жажду, спросил:

– Ты, случайно, не знаешь, где можно найти профессора Нартова?

– Случайно знаю, – озорно блеснула глазами моя подруга, – он просил привести тебя в жемчужный кабинет.

– И почему не привела?

– Танцы – это моя плата за услуги. И ты должен мне еще парочку после разговора со своим другом.

– Клянусь, – торжественно заявил я, ударив кулаком себя в грудь.

– Ну, тогда пошли. – Забросив в рот виноградинку, Наташа ухватила меня за руку и потащила сквозь веселящуюся толпу.

Если бы я не знал, что здесь собраны сливки высшего общества Валахии, то подумал бы, что это гулянка в ремесленном квартале Бухареста. Если честно, подобная непосредственность сильных мира сего мне больше импонирует, чем чопорность московского дворянства. Валахия вообще показала себя как страна контрастов – порой мне здесь очень нравится, а иногда хочется бежать отсюда со всех ног.

Кабинет, в который меня привела Наташа, полностью оправдывал свое название. И стены, и потолок были отделаны большими фарфоровыми панелями с вкраплением жемчужин разных оттенков.

Да уж, богато жить не запретишь.

Профессор явно заждался и с укоризной глянул на Наташу, но, как и я, не смог долго без улыбки смотреть на бесенят в ее глазах.

– Милая барышня, не оставите нас с Игнатом Дормидонтовичем наедине?

Какой обходительный мужчина. Интересно, считает ли он Наташу бесполезной накипью человечества, как и тех девочек, над которыми проводил опыты?

В душе опять заворочалось предубеждение, которое пришлось гасить усилием воли. Да уж, возродить дружбу с профессором будет очень непросто, особенно учитывая наше совместное прошлое.

Наташа стрельнула в меня глазами и упорхнула из комнаты.

– Игнат Дормидонтович, – жестом предложив мне сесть, начал разговор профессор, – я очень рад, что вы согласились дождаться моего возвращения. Поверьте, я много думал о том, что произошло между нами, и вполне понимаю ваши действия в Омске. А еще хочу попросить прощения за то, что поставил вас перед подобным выбором.

– Да уж, было нелегко.

– Но вы поступили правильно, – все так же доброжелательно уверил меня профессор.

– Вы действительно так думаете? – искренне удивился я.

– Конечно, – кинул Нартов. – Как я уже говорил, вы цельный человек, со своими принципами и убеждениями, коих не намерены нарушать несмотря ни на что. Я уважаю ваши убеждения, потому что тоже служу человечеству. Скажу больше, в тот момент у меня был выбор средств достижения цели и возможность поступить менее радикально, а у вас выбора не было.

– Даже не знаю, что сказать, – озадаченно проворчал я, немного смутившись от столь откровенных признаний Нартова.

– Ну, есть кое-что, о чем бы я с удовольствием послушал, – хитро прищурившись, заявил профессор.

– Я бы тоже хотел о многом узнать, – парировал я. – К примеру, зачем вы так сильно понадобились валашскому господарю?

– У каждого есть секреты, а эти вообще не мои, – уклончиво ответил Нартов.

– Федор Андреевич, – скопировав хитрый прищур профессора, сказал я, – секрет на секрет. Я вам расскажу все без утайки о переселении душ, а вы хотя бы намекнете на то, что здесь творится. Поверьте, это не праздное любопытство, а простая оценка угрозы. К тому же обещаю сохранить эту тайну. От вас же буду ждать ответной любезности в отношении моего секрета. Конечно, если мы договоримся о данном обмене.

Нартов изобразил на лице глубокую задумчивость, но мне казалось, что он сам хотел предложить нечто подобное. Не зря же он намекал на то, что Дракула дал ему разрешение на небольшую откровенность.

– Ваш ход первый, Игнат Дормидонтович, – закончив ломать комедию, решительно сказал профессор и в нетерпении даже подался вперед.

Я же, готовясь говорить, откинулся в кресле.

– Хорошо. Во-первых, еще недавно меня звали Евгением Васильевичем, и лет мне было немногим меньше, чем вам…

Ну а дальше меня прорвало. Только сейчас я понял, как тяжело было хранить тайну о себе. Информация лилась из меня диким потоком, заставляя глаза Нартова увеличиваться все больше и больше. Под конец они едва не стали крупнее его очков.

Когда я наконец-то выдохся, профессор впал в некий ступор, пытаясь уложить все услышанное в голове. Но, похоже, оно не очень-то помещалось.

– Тяжело поверить, но не доверять вам у меня нет никаких причин. Как жаль, что мне не доведется увидеть ни карманного синематографа, ни гигантских самолетов, ни умных машин. Но знаете, – встряхнувшись, с пылом продолжил профессор, – я рад, что человечество способно на такое и не погрязнет в болоте ханжества и мракобесия.

– Поверьте, – кривовато улыбнулся я, – мракобесия и в моем мире хватает.

– Да, пожалуй, суеверный страх в человеке неистребим. А судя по вашим приключениям, этот страх не так уж беспочвенен. – Посмотрев на меня поверх очков, профессор иронично улыбнулся. – Похоже, после смерти рая мне не видать как своих ушей. Но кто ж знал…

В ответ мне оставалось лишь развести руками.

– Ну что же, для настоящего исследователя будет интересен любой опыт, даже полученный в аду, – с полной серьезностью заявил Нартов. – Но это, надеюсь, случится еще не скоро, так что вернемся к нашим делам.

Откинувшись в кресле, профессор опять нацепил на себя образ лектора.

– Итак, скажите мне, любезный Игнат Дормидонтович… – сказал профессор и тут же спохватился: – Или, может, вас называть по-другому?

– Новая жизнь – новое имя, – философски заметил я.

– Так вот, скажите мне, голубчик, что вам известно о размножении энергентов-симбионтов? – спросил Нартов тоном преподавателя, принимающего экзамен у ленивого студента.

Самое интересное, что и я внезапно ощутил себя в шкуре этого самого студента.

– Ну, симбионты живых носителей делают это совместно с организмом человека. Только не знаю, разделение происходит во время внутриутробного развития плода или случается при рождении.

– Большая часть энергетиков считает, что разделение энергосимбионта материнского носителя происходит во время формирования плода, и я к ним присоединяюсь.

– А как же тогда стриги? – задал я вопрос, который время от времени мелькал в моей голове.

– Тут сложнее, – нахмурился профессор. – По моему мнению, стриги являются переходной формой свободного энергента в симбионта.

– Вы думаете, что стриги заражаются, как те же русалки?

– Именно так я и думаю, но пока это лишь предположения. С учетом вашего рассказа о душах легенда о стригах-двоедушниках, когда в теле матери после вытравливания плода остается душа и подселяется в следующего ребенка, уже не кажется столь абсурдной. Но сейчас не об этом. Вы остановились на живых симбионтах.

– Да, еще бывают, как вы сказали, переходные формы энергентов, которые сначала развиваются как свободные, а затем становятся симбионтами, но примеров приживления в живых телах вроде нет. К такому симбиозу относятся русалки-умертвия и возникшие самостоятельно кладбищенские упыри.

– Отменно, Игнат Дормидонтович, – похвалил меня профессор. – Вы все же решили ознакомиться с теми книгами, которые я вам посоветовал.

– Конечно, а ваш «Бестиарий» у меня вообще зачитан до дыр. Но мне не удалось найти там объяснения феномена кукловода и стригоев.

– Вот теперь мы подходим к предмету нашего разговора. Жертвы кукловода обращаются по тому же принципу, что и новоиспеченные стрыги и стригои, коих, как вы знаете, не стоит путать со стригами. У тех же оборотней энергент отделяет часть себя, словно почкуется, передавая базовые навыки. А вот энергетическая составляющая стриги-кукловода и стригоя формирует нечто похожее на личинку. Действо непростое и небыстрое. Особенно сложно проходит его приживление в новом теле. В конечном итоге получается существо, управляющей основой которого является именно энергент, а не разум человека, как это происходит с живыми симбионтами. Сложность в том, что юный вампир мало чем отличается от новорожденного ребенка. Его нужно учить буквально всему и постоянно контролировать.

– И вы нашли способ ускорить это дело? – озарила меня догадка.

– Да, когда-то я поделился парочкой теорий по данному вопросу со своим коллегой из Венского университета, который изучал природу симбиоза энергентов с неживыми телами. Как выяснилось, он был близко связан с валашским правителем, и поэтому я получил шанс на свободу. Кстати, Дракула поверил в мою идею именно потому, что сам, пройдя инициацию, сумел сохранить память носителя, но, если варить вам обоим, потерял душу. Он не помнит, кто его инициировал, и допускает самые смелые предположения мистического плана. Но, несмотря ни на что, он очень хочет повторить это чудо, так сказать, рукотворно.

– Не уверен, хочу ли я знать, как именно вы собираетесь делать умных вампиров.

– Именно так! – со свойственным ему пылом ударил профессор ладонью по столу. – Если все получится, господарь сможет получать сразу развитое существо с умом, опытом и умениями тела-носителя!

– И для этого вы опять будете убивать и мучить людей?

– И да, и нет. Во-первых, у Дракулы достаточно добровольцев из слуг, которые находятся на грани смерти, но желают и дальше служить своему господину. Увы, мои методы далеки от совершенства, а господарь слишком нетерпелив. В результате чего уже двое претендентов на звание вампира приняли в себя личинку энергента, но все же потеряли и память, и рассудок. Они стали обычными вампирами, нуждающимися в постоянной опеке.

Заметив мое напряжение, профессор сменил тему, и в следующие полчаса мы успели обсудить с ним многое. Я рассказал о приключившемся с Евсеем несчастье и, несмотря на сверхактивную роль казака в омской охоте на Мясника, профессор выказал живое участие в судьбе пострадавшего. Задавал много наводящих вопросов, явно делая для себя какие-то выводы.

Общаясь с Нартовым, я опять почувствовал себя восторженным слушателем, который удостоился внимания умнейшего и интеллигентнейшего человека. Вспомнил познавательные, неспешные и даже вальяжные посиделки за столом в профессорской квартире. Но та же память постоянно подсовывала другие картинки – с растерзанными девушками. Наш разговор с Федором Андреевичем начал как-то выцветать. До неловкого молчания мы не дошли лишь благодаря Наташе, которая ворвалась в кабинет подобно вездесущему сквозняку.

– Профессор, вас хочет видеть мой господин, – с серьезным лицом заявила девушка и тут же дернула меня за руку, вытаскивая из кресла. – А с тебя должок. Помнишь?

Я был ей искренне благодарен, потому что смог по-дружески попрощаться с нечужим для меня человеком. Случись это десятком минут позже, и совесть догрызла бы меня до упора.

Да уж, похоже, мой славный панцирь цинизма не выдержал межмирового перехода, а нарастить новый как-то не получается.

Наташа вновь утащила меня в круговерть «овощного» карнавала. Мы опять танцевали, ели, пили, и я беззаботно отбросил в сторону все проблемы и душевные терзания.

Кто бы сомневался, что моя мимолетная подруга решит похвастаться перед коллегами по гарему новым экспонатом в своей наверняка немаленькой коллекции мужчин. Не знаю, сам ли Дракула подбирает себе доноров, но если это так, то вкус у него есть. Те шесть дам из гаремной дюжины, с которыми успела познакомить меня Наташа, выглядели необычайно привлекательно.

Или это близкое общение с вампиром так преобразило женщин?

Разговор с одалисками не получился из-за языкового барьера. К тому же Наташа вдруг утратила навыки переводчицы. Мои комплименты она переводила в явно урезанном виде, а затем и вовсе отказалась доносить до меня ответы от других вампирских наложниц. В конце концов, Наташа утянула меня подальше от специальной комнаты-алькова в бальном зале, которую с необычайным комфортом обжили участницы донорско-эротического коллектива.

Предлогом для нашей отлучки была зарождающаяся в парке дуэль. Как объяснила мне Наташа, подобные схватки для праздника урожая стали чем-то сакрально-обязательным. По местным суевериям, если на этом сборище не прольется кровь, то следующий урожай будет скудным. Ну а если кто-то из дуэлянтов будет убит, то Валахию в следующем году ждет небывалое процветание.

Дикие нравы, хотя чего еще можно ждать от государства вампиров. С другой стороны, московская дворянская Игра не менее дикая традиция. Тут хоть обходятся одним трупом в год, а там дворяне режут друг друга как пираты в портовом кабаке.

Должен сказать, что схватка, на которую мы почти опоздали, выглядела впечатляюще. Два бойца, чей возраст трудно определить из-за масок, дрались чем-то похожим на казацкие шашки без гарды, только с бо́льшим изгибом клинка. Рубились они истово, под одобряющие вопли изрядной толпы зрителей. Маски хоть и осталась на лицах, зато камзолы были сброшены, видно, для большей контрастности алой крови на белоснежных рубахах. Может быть, для этой же цели служил белый песок на подозрительно круглой площадке.

Моя неугомонная подруга потащила нас в первые ряды, яростно работая острыми локотками, вопреки своему нежно-воздушному образу. В общем, представление мы рассмотрели подробно.

Этот смертельно опасный и очень захватывающий балет смерти продлился еще пару минут, затем дуэлянт с огуречно-морковной маской достал сеньора Помидора, вспоров ему белую рубаху вместе с кожей и даже мышцами. Кровь брызнула на песок под ногами отскочившего дуэлянта. Толпа взвыла в диком восторге. К пострадавшему тут же подбежали слуги, а вот его противник не спешил покидать круг.

Вопящие зрители начали бросать букетики, накрывая запятнанные кровью участки площадки. Но мне почему-то показалось, что они все еще не удовлетворены. Это же настроение проявлял победитель. Он вскинул к небу свое оружие и начал оглядываться в поисках нового соперника.

Кто бы сомневался, что его взгляд привлеку именно я. Видно, такая у меня карма. И это надо было: всеми силами отбрыкиваться от двух дуэлей в Москве только для того, чтобы вляпаться в странные ритуалы отмороженных валашцев.

Типус во все еще белоснежной рубахе прокричал мне что-то явно обидное, потому что толпа поддержала его заявление дружным смехом. Но тут неожиданно в дело вмешалась Наташа. Она звонким голосом выдала фразу в ядовито-издевательском тоне. Но меня поразила не развязность подруги, а то, что и драчун, и зрители мгновенно притихли.

– Он не может вызвать гостя господаря, – пояснила девушка, заметив недоумение на моем лице.

Даже не знаю, как на это реагировать. С одной стороны, драться мне совсем не хотелось, а с другой – мужской гонор вопил о недопустимости женской защиты в подобной ситуации.

Эта внутренняя борьба осталась неразрешенной, потому что все вокруг внезапно загалдели, и толпа потянулась обратно к входу во дворец.

– Идем быстрее, – ухватила меня за руку Наташа, – сейчас будет что-то очень интересное!

Не отвечая на мои вопросы, она силком потащила меня в бальный зал, где уже не звучала музыка, а народ притих в ожидании того самого «интересного».

Гулко ударили барабаны, скорее всего, пресловутые тамтамы. На своеобразную сцену рядом с троном Дракулы начали выходить самые настоящие негры. Одеты они были, как положено жителям Африки, во всякие там травянистые юбки и имели множество браслетов на руках и ногах. Было видно, что компания из двух десятков чернокожих делилась на два подвида – бо́льшую часть представляли здоровенные воины, а меньшую – мужики помельче, в больших деревянных масках. На масках словно застыло гротескное лицо с широко открытым ртом. Судя по всему, через этот рот и смотрели на внешний мир шаманы.

У меня почему-то не было ни малейших сомнений, что это именно шаманы.

К рокоту тамтамов добавился заунывный гул голосов, который по непонятной причине вызвал у меня неприятное чувство.

Пока я разглядывал начинающееся представление на сцене, Наташа упорно тянула меня через толпу, в своей излюбленной манере работая острыми локотками.

Сбросив с себя наваждение, я притормозил этот маленький локомотив:

– Наташа, что здесь вообще происходит?

Моя проводница выглядела немного раздраженной, но все же ответила:

– Леди Клара специально вернулась из Африки на праздник плодородия. Ну не стой же столбом, иначе все пропустим. Представляешь, сколько интересного она привезла с собой?!

От второй части вылетевших из Наташи слов я отмахнулся, сконцентрировавшись на первой:

– Кто такая леди Клара?

– Это четвертая дочь господаря.

Так вот что меня так сильно беспокоит. Сразу как-то стало не до развлечений. Если Дракула и простил мне смерть дочери, то не факт, что ее сестрица поддержит решение родителя. И проверять, насколько леди Клара покорная дочь, мне что-то совершенно не хочется. Тут же возникло острейшее желание смыться как минимум из дворца, а как максимум – оказаться на границе Валахии и империи.

– Наташа, мне срочно нужно уехать отсюда.

Девушка удивленно замерла, а затем раздраженно топнула ножкой.

– С какой стати? Мы с тобой еще нормально не попрощались. К тому же я узнавала. Завтра тебе предоставят карету до самой границы.

– Значит, никто не станет возражать, если я уеду прямо сейчас.

– Игнат, не глупи, – недовольно нахмурилась Наташа, – с чего такая срочность?

Ну вот как ей объяснить то, в чем я и сам не уверен?

Глубоко вздохнув, я взял ладошки девушки в свои ладони и серьезно посмотрел ей в глаза.

– Милая, скажи мне, ты уверена, что леди Клара не захочет наказать убийцу своей сестры, наплевав на все приказы господаря?

Наташа явно хотела возмущенно фыркнуть, но что-то не дало ей этого сделать. Чем дольше она обдумывала мой вопрос, тем беспокойнее становились ее глаза.

– Леди Клара очень непростая особа. И очень строптивая. С леди Бьянкой они не очень ладили, но даже не знаю… – Девушка опять задумалась. – Пожалуй, ты прав.

Наташа, ухватив меня за руку, ринулась в обратную сторону с той же решительностью, с какой она тащила меня к сцене.

На нас никто не обращал внимания, потому что все были заняты представлением, которое уже начало меня беспокоить. Может, это от страха, но удары тамтамов отзывались звоном в моей голове, затуманивая сознание. К счастью, через минуту очередные двери отрезали нас от странных звуковых эффектов, и мы почти бегом направились к гостевым покоям.

– Быстро собирайся, а я пойду поговорю со слугами насчет лошади и попрошу домнуле Мирче, начальника охраны, выделить тебе сопровождающего, – сказала мне девушка, когда мы остановились у дверей в гостевые апартаменты. – У нас с ним хорошие отношения, и если от господина не было никаких запретов, он тебе поможет.

Скользнув по моим губам быстрым поцелуем, она убежала по коридору, а я с робким облегчением открыл дверь и шагнул в комнату.

В этот раз мне не удалось даже запустить крылья. Темная фигура словно соткалась из мрака обычно всегда освещенной комнаты. Я лишь успел рассмотреть летящий в лоб кулак.

Не успел.

 

Глава 9

Да вы издеваетесь!

Первой моей эмоцией после возвращения в сознание было возмущение.

Прямо дежавю какое-то. Я опять лежу на куче соломы, голый и посаженный на цепь, как собака. Даже шишка примерно на том же месте. Никакой фантазии у этих уродов.

Но одно отличие все же было – развития дальнейших событий пришлось ждать не очень долго. Хотя непонятно, хорошо это или плохо.

Минут через двадцать после моего пробуждения дверь открылась, и в камеру вошли три темные фигуры. Двое в уже набивших оскомину балахонах, а одна в туго обтягивающей хрупкое тело кожаной «амазонке».

А вот и леди Клара, век бы ее не видеть. Впрочем, мне выбирать не приходится.

При входе посетителей я встал и инстинктивно прикрыл срам.

Эта дама владела искусством макияжа намного лучше папеньки, и отличить ее от нормальной женщины было трудно, особенно в неверном свете истощенной магической лампы. А вот с мимикой у нее было немного хуже, как и со способностью к языкам.

– Так вот ты какой, зверь диковинный, – с жутким акцентом сказала она.

– Не диковиннее вас, мадам.

Все еще прикрываясь руками, я постарался принять независимую позу, но получилось плохо. И дело даже не в наготе: нормально владеть собой мешала подступающая паника. Ощущение страха было каким-то животным и вряд ли имело естественное происхождение. Не уверен, что упырица намеренно давила меня ментально, может, это у нее просто аура такая.

Ох, как же мне не хватает защитного артефакта профессора.

– И почему вы, людишки, такие строптивые, особенно имперцы? Я несла тебе подарочек, но не донесла, потому что наткнулась на еще одного такого же, как ты, наглеца. Но не бойся, мальчик, для убийцы моей сестры у меня есть еще много сюрпризов. А для начала ты мне расскажешь – как смог убить высшую стрыгу? Отец считает это простым везением, я же думаю, что есть какой-то секрет.

– Спешу и спотыкаюсь, – проворчал я, нагло глядя в глаза вампирши.

Меня охватил какой-то веселый фатализм, напрочь смывая ощущения страха.

Умирать, так с музыкой!

Даже убрал руки от самого дорогого, потому что иначе вызывающая поза не получалась.

– Наглое животное, – прошипела упырица.

В плане понимания сущности вампиров этот обмен колкостями дал мне намного больше, чем общение с Дракулой и рассказы профессора. Цепеш настолько владел своей мимикой и голосом, что казался хоть и очень странным, но все же человекам. А вот имитация эмоций в исполнении этого существа выглядела жутковато. Человеческие страсти ей явно чужды. И все же что-то двигало поступками и порывами этого существа. И это что-то настолько чуждо и неестественно для моего понимания, что просто голова кругом.

Оскал упырицы обезобразил кукольно-красивое лицо, делая его запредельно уродливым. И тут же я внезапно осознал, что ничего прекраснее в этом мире не видел. Мне доводилось делить постель с очень красивыми женщинами, но никого и никогда я не хотел так сильно, как этого ангела. Каждый изгиб тела, каждая черточка ее совершенного лица просто сводила меня с ума. Удержаться от соблазна хоть на мгновение прикоснуться к этому великолепию было попросту невозможно.

Я шагнул вперед, ощутив болезненный рывок ошейника, но все это такие мелочи!

Увидев эти потуги, моя леди подошла ближе и своими изумительными пальчиками прикоснулась к моему подбородку.

– Говори.

Ее чуть хрипловатый голос обвораживал, и я сначала не понял, что именно она имела в виду, а когда осознал, то захлебываясь начал рассказывать о том, как сумел убить ее сестру.

Когда поток моего словесного поноса иссяк, Клара обожгла меня своей улыбкой и наклонилась ближе. Когда ее губы коснулись моей шеи, все тело пронзило запредельное блаженство.

А затем реальность рухнула на мою голову, как ушат с фекалиями, вызвав дикое чувство омерзения. Переход был настолько резким, что меня сначала отшатнуло, а затем вырвало. Такое ощущение, что я действительно только что вынырнул из выгребной ямы.

Каркающий смех упырицы как нельзя лучше оттенял мои потуги вывернуться наизнанку.

– Привыкай, зверек. Мы увидимся еще не раз, пока ты все же не дождешься подарка от меня.

И знать не хочу, какой такой подарок она не донесла! Серьезно поврежденная чрезмерно близким общением с вампиршей фантазия рисовала такое, что хотелось прямо здесь разбить себе голову о стену.

Говорят, в жизни нужно испытать все, но без навалившейся на меня депрессии я бы с удовольствием обошелся. То, что было со мной во время первой лежки на этой самой куче соломы, не шло ни в какие сравнения с происходящим сейчас.

Я прекрасно помнил все свои ощущения в тот момент, когда эта мразь взяла меня в оборот. Помнил все восхищенные эпитеты, всплывавшие в мозгу. От воспоминаний меня в который раз передернуло.

Даже не сомневаюсь, что моей потенции пришел конец и до конца жизни будет тошнить от вида любой женщины. С другой стороны, чего уж тут сокрушаться? Жить все равно осталось до момента, когда упырице надоест со мной играть, и это еще цветочки – ягодкой наверняка станет обещанный подарок.

Вновь расшалившаяся фантазия имела шансы свести меня с ума, но тут открылась дверь в камеру. От этого звука у меня зашевелились волосы и едва не захлестнуло волной паники.

Вот тварь, до чего меня довела! Как же мне хочется отправить тебя вслед за сестрицей!

Я перевел горящий ненавистью взгляд наверняка красных от лопнувших капилляров глаз на посетительницу, но тут же удивленно замер.

Это была Наташа. Мелькнувшая мысль о предательстве девушки была тут же возмущенно выпнута из головы.

Наташа выглядела убитой горем – заплаканная, растрепанная и вообще крайне несчастная. Вслед за ней в камеру вошел мой сторож и кормилец. Вел он себя крайне настороженно. Даже прихватил с собой револьвер, который пока держал направленным в пол. От мысли, что эта парочка явилась с намерением спасти меня, тоже пришлось отказаться ввиду отнюдь не дружелюбного взгляда охранника.

Наташа беспомощно оглянулась на своего провожатого и, увидев его кивок, бросилась ко мне:

– Любимый!

Так как при их появлении я настороженно привстал на одно колено, ей пришлось падать на колени рядом со мной.

Рыдания и осыпания меня поцелуями, если честно, как-то не очень вписывались в образ разбитной и самостоятельной интриганки, коей, без сомнения, была наложница Цепеша.

Что-то здесь не так, и через минуту стало понятно, что именно.

Не прекращая плакать и крепко меня обнимать, Наташа как-то умудрилась между всхлипами прошептать мне на ухо:

– Ты сможешь убить охранника?

Ничего себе заявочки! Впрочем, сейчас не время для сомнений.

– Да, – не разжимая губ, ответил я.

– Тогда терпи.

Необходимость спрашивать, что именно мне нужно терпеть, тут же отпала. Девушка словно в порыве горестной страсти приложила ладонь к задней части моей шеи поверх ошейника – там, где крепилась цепь. Она явно что-то прицепила туда и тут же опасливо убрала ладонь.

Интересно… Лешего тебе в мужья, зараза такая!

От обжигающей боли у меня чуть не вылезли глаза, которые пришлось тут же закрыть, дабы не испортить все дело. Ведь охранник смотрел на меня очень внимательно.

Ну вот кто ей мешал прилепить эту дрянь на цепь подальше от шеи?!

Возмущаться глупостью Наташи времени не было. Я дернулся вперед, одновременно активируя крылья. То, что опалило мне шею, неплохо обработало и металл. Так что с цепи я сорвался без проблем, даже не особо затормозив на старте. Дольше отпихивал в сторону ставшее неуклюжим тело девушки.

Глаза караульного медленно начали расширяться от испуга. Он даже успел приподнять пистолет, но через мгновение я был уже рядом и перехватил оружие левой рукой, а правым кулаком ударил охранника в гортань.

Рывок за револьвер оказался слишком резким, и оружие было вырвано из ослабевших пальцев. Но охранника сейчас заботило совершенно иное. Он пытался хоть как-то сделать вдох, что с разбитой гортанью довольно проблематично.

Я хотел ударить его еще и в висок, но тут словно провалился в пространстве. Тягучесть в движениях исчезла, а ставший слишком суетным мир навалился на меня всей тяжестью. В уши одновременно ворвалось бульканье умирающего человека и тонкое подвывание Наташи.

– Замолчи, – сказал я девушке, наклоняясь над охранником, который уже трясся в агонии.

Через пару секунд он затих.

Подвывание моей спасительницы стало тише, но не прекратилось. Я повернулся к ней и застал не очень-то приглядное зрелище. Похоже, это был откат того запредельного напряжения воли, на котором она провернула всю эту авантюру с моим освобождением. Нужно было как-то отвлечь ее.

– Рассказывай.

– Что? – пискнула девушка.

– Как ты докатилась до такой жизни? – попытался я пошутить, и не только для того чтобы успокоить Наташу. Мне тоже было невесело, особенно учитывая то, что сейчас придется раздевать труп. – Сама придумала или надоумил кто?

Кто бы сомневался, что возможность похвастаться приободрит девушку.

– Я и сама хотела хоть что-то сделать, но ничего в голову не приходило. Пришлось идти за советом к домнулу Флорину. Ну, ты помнишь, я тебе о нем рассказывала.

– Придворный алхимик? – недовольно проворчал я и, приостановив попытки стянуть с трупа сапоги, осторожно прикоснулся к обожженной шее.

Вот зараза, больно.

– Да, старик понял, что с господаркой Кларой ему будет не очень хорошо, и решил рискнуть. Вот он и придумал план. Обещал дождаться моего возвращения, только мне кажется, что он сейчас уже далеко.

– Так, стоп. Что значит господарка? – удивился я.

Мне казалось, что эта тварь просто как-то переубедила Дракулу насчет моей персоны и он отдал убийцу одной дочери на потеху другой. Даже немного злился на бездействующего профессора. А тут вон что происходит.

– Те чернокожие колдуны оказалась очень непростыми. Когда они заиграли на своих барабанах и завыли, многие люди стали словно пьяные, а стригои вообще потеряли сознание. Все, кроме верных псов Клары. Господин конечно же оказался им не по зубам, но очень ослаб, и его скрутили черные воины.

– Интересно девки пляшут…

– Все очень плохо, – опять всхлипнула Наташа. – Клара сейчас наводит свои порядки в Бухаресте. Вот я и решила, пока она в городе охотится на непокорных стригоев, попытаться спасти господина.

– Не понял? – опять замер я, но уже в процессе натягивания на себя чужих штанов. – А ко мне зачем пришла?

– Это посоветовал домнул Флорин. Он сказал, что туда, где держат господаря, мне не добраться, а вот освободить тебя будет легче. Мы оба знали, что Думитру очень жадный. За золото и мать родную может продать, не то что провести страдающую девочку на последнее свидание к ее возлюбленному.

Наташа уже полностью оклемалась и даже пыталась умильно строить глазки.

– Давай без этого, – раздраженно проворчал я, все еще переваривая новости.

– Домнул Флорин все объяснил и даже дал золото на подкуп, – вернулась к рассказу Наташа. – Он сказал, что в тюрьму все равно не пустят никого опасного даже за все золото Валахии, а внутри может найтись тот, кто спасет нашего господина.

– И откуда такая уверенность в моих силах?

– Если ты сумел убить леди Бьянку, то, возможно, справишься и с теми, кто мучает хозяина.

Кто бы сомневался, что опять без меня меня женили, точнее, записали в герои. Только вот шиш вам, а не подвиги Геракла.

– Нет, дорогая, геройствовать мы не будем, а просто попробуем тихонько выбраться отсюда.

Не убедил. Девушка зло блеснула глазами.

– Ты должен!

– Никому я ничего не должен, – цепляя на себя портупею с кобурой, парировал я.

– Мне должен и домнулу Флорину, за то, что не оставили тебя сидеть на цепи.

Тут она права, но не все так просто.

– Спасибо вам огромное за это, но, получив шанс спастись, я не стану совать голову в новую ловушку. Уверен, что там, где держат Дракулу, очень опасно. Поэтому будь хорошей девочкой и расскажи мне, как именно ты попала сюда. А затем мы вместе подумаем, как будем выбираться обратно.

– А никак, – с каким-то злорадством заявила Наташа. – Там на выходе сидит стригой.

– Уверен, что ты врешь, но говори дальше, – улыбнулся я, стараясь сделать это максимально зловеще.

Как ни странно, девушка продолжила рассказывать, увы, не совсем то, чего мне хотелось бы услышать.

– Думитру провел меня по боковой галерее, но я успела увидеть, где держат господаря. Они его мучают! Я же видела, каким быстрым ты можешь быть, почему тогда не хочешь попытаться спасти моего господина?

– Потому что больше я так двигаться не смогу по крайней мере сутки. Так что давай без глупостей. Ты говорила, что можно пройти к выходу по галерее мимо камеры с рунами?

Мне сразу вспомнились толстые прутья и рунные фрески на стенах. Похоже, Дракула не зря старался. Камера действительно способна удержать очень опасное существо – его самого.

– Я не позволю тебе просто так уйти! – взвизгнула моя недавняя любовница.

Это, конечно, довод, хотя вряд ли она хорошо подумала о том, как я могу отреагировать на ультиматум. И все же причинять боль девушке мне очень не хотелось, как и просто запирать ее здесь.

– В той же камере они держат твоего друга-профессора!

Кикимору мне в тещи! Этот довод будет посильнее угроз. Чтобы ты, Игнашенька, ни думал о преступлениях Нартова, отдавать долги нужно даже таким людям.

– Рассказывай, что видела, и подробно, – вздохнув, сказал я, присаживаясь на корточки рядом с Наташей, которая все так же сидела на куче соломы.

Знала Наташа не так уж много. Но главное я уловил. В камере кроме Дракулы и профессора находились заунывно воющие шаманы, а также парочка верных новой хозяйке упырей. Последнее было очень неприятно. Что касается шаманов, я был согласен с Наташей, что их присутствие рядом со сверженным правителем Валахии имеет большое значение.

Переливать из пустого в порожнее дальше смысла не было, как и оттягивать неизбежное.

– На выходе ведь нет стригоя? – все же не удержался я от язвительного вопроса.

– Нет, – пробурчала девушка, явно не испытывая раскаяния за свое вранье.

– Ну что же, пора выдвигаться, – сказал я, помогая Наташе встать.

Затем проверил, как сидит на мне одежда караульного. Ныне покойный Думитру был немного выше и массивнее меня, так что рукава форменной куртки пришлось подворачивать. Обувь оказалась практически впору. Впрочем, тот факт, что костюмчик сидел на мне паршиво, можно было определить, только находясь вплотную. Да и тусклое освещение тюрьмы не очень-то способствовало внимательному осмотру. Это если не учитывать особенностей стригоев, а меня будет встречать как минимум один из них.

Тихонько открыв дверь камеры, мы выбрались в пустынный коридор. Я натянул форменное кепи пониже и сделал вид, что конвоирую девушку обратно к выходу, тем самым дав ей возможность указывать мне путь.

К обходному коридору мы добрались без проблем, как и к полукруглому окошку, которое выходило в зал с особой камерой. Ракурс позволял увидеть лежавшего на куче соломы профессора, что для моей мотивации было важнее всего. Нартов, как куколка шелкопряда, был обмотан ремнями с тускло светящимися металлическими вставками. Дракулы видно не было, как и шаманов, чьи заунывные стенания мы услышали, как только вышли из камеры. Также я заметил двух темнокожих воинов и одного стригоя, стоявшего снаружи особого узилища.

Не скажу, что увиденное так уж помогло мне, но очень важно было подтвердить наличие в данном месте профессора. Так что план оставался прежним, а он, скажу я вам, очень далек от гениальности.

Если в камере постоянно воют шаманы, то это для чего-то нужно. Например, для удержания того, кто при иных условиях может вырваться. Так что шаманы являются важнейшей переменной в этом уравнении.

Да, план основан лишь на догадках, но другого у меня попросту нет.

– Оставайся здесь, – прошептал я Наташе и уже собрался уходить, когда она вцепилась в меня и заглянула в глаза.

– Я знаю, ты справишься, мой герой, – прошептала мне девушка.

А вот это уже было лишнее и сильно попахивало женской манипуляцией.

– Можно подумать, у меня есть выбор, – проворчал я, двинувшись по коридору к развилке.

Вообще-то выбор был. Мы могли бы дойти до выхода, а там будь что будет, но, как и говорил мой отец, – однажды сбежав, бегать будешь всю жизнь, прежде всего от самого себя.

Все это, конечно, правильно, но как же страшно!

Свернув на развилке, я пошел по коридору, ведущему к помещению с особой камерой. Теперь вид на самое козырное узилище в замке Куртя-Веке был значительно лучше. Профессор по-прежнему лежал куколкой у стены, а его новый друг висел, прикованный к странной, явно ритуальной конструкции за все конечности и шею. Учредитель местной тюремной моды теперь сам был полностью раздет, и зрелище, скажу я вам, не самое приятное. Было видно, что Цепешу сейчас очень плохо, – его корчило и трясло.

Но сейчас мое болезненное любопытство только мешало, потому что смотреть нужно совсем в другую сторону. Наташа оказалась права – шаманы здесь явно играли первую скрипку, а точнее, первый бубен. Парочка чернокожих в деревянных масках, скрестив ноги, сидела друг напротив друга и раскачивалась в трансе. Они выли и стучали колотушками в туго натянутую кожу похожих на бонго барабанов. Между исполнителями сей непотребной какофонии находился невысокий деревянный истукан довольно мерзкого вида. Над ним парило что-то черное. Неподалеку на циновках спали еще два шамана, явно умаявшиеся в процессе ритуала. Эту колоритную компанию охраняли три чернокожих воина и один упырь, на лысую голову которого зачем-то нацепили деревянную маску.

Все это я подметил всего за какую-то пару секунд, продолжая идти вперед. Затем перевел взгляд на второго упыря, который в компании трех одетых в валашскую форму тюремщиков охранял камеру снаружи. Этот тоже нацепил на себя африканскую маску. Все внешнее охранение, так же как и я сам, не было чуждо болезненному любопытству. В данный момент они пялились на происходящее в камере, что позволило мне подойти довольно близко. Но не все коту масленица – кто бы сомневался, что упырь первым заметит изменение в окружающей обстановке.

Он повернулся ко мне и что-то прокаркал на валашском. Я сгорбился еще сильнее, чуть замедлил шаг, но не остановился. Сейчас все решится – либо я смогу сделать хоть что-то полезное, либо в напрасной пытке тепленьким попадусь в лапы упырям. Тогда остается только застрелиться. Если успею.

Эх, где наша не пропадала!

С упырем мы ускорились одновременно, так что в моем восприятии бежал он ко мне как обычный человек. Поэтому я успел выхватить пистолет и дважды пальнуть в сторону камеры. Евсей не зря натаскивал меня так упорно – головы воющих шаманов получили по дырке, брызнув с другой стороны красно-серыми фонтанами. А дальше запаса моего везения хватило только на то, чтобы перевести револьвер на бегущего ко мне упыря.

Я так и не понял, что меня вырубило – удар вампира или что-то другое.

Сознание, словно выключенное рубильником, тут же включилось обратно. Но через секунду стало понятно, что беспамятство продлилось намного дольше, чем казалось.

– Игнат Дормидонтович, – словно откуда-то издалека звал меня знакомый голос.

Ну конечно же знакомый, потому что это был профессор, почему-то одетый в хламиду вампира. Он баюкал меня, словно младенца, заглядывая в глаза. Затем явно не в первый раз приложил ладонь к моему лбу, и в результате этого меня словно обдало морозным ветром.

Очень, скажу я вам, приятная и бодрящая процедура получилась.

– Игнат Дормидонтович, – уже с облегчением произнес Нартов, и ему тут же ответило эхо:

– Игнат Дормидонтович?

Странное здесь эхо – искажает не только интонацию, но и голос, однако загадки подземелья Куртя-Веке меня сейчас интересовали меньше всего.

Я попытался встать, одновременно осматриваясь вокруг. Обстановка сильно изменилась. Оба вампира-охранника валялись на полу друг рядом с другом, но по разные стороны от решетки. Один из них как раз и поделился одежкой с профессором.

– Почему он меня не убил? – все еще нетвердо стоя на ногах, указал я на одетого упыря.

– Граф сумел его остановить, как только замолкли шаманы.

Упоминание Цепеша заставило меня поискать его взглядом. И нашел на свою голову. Главвампир как раз кормился. Судя по пяти похожим на мумию трупам, изголодался упырина изрядно. Что самое интересное, чернокожих он не трогал, в смысле просто свернул им головы и бросил как нечто непотребное. На корм пошли только валашские тюремщики. Из камеры к своей пище вампир выбрался, просто разогнув толстенные, испещренные рунами прутья.

Интересно, вставит он пистон за подобную халтуру строителям тюрьмы или выдаст им премию?

– Игнат Дормидонтович! – почему-то не унималось странное эхо, несмотря на то что профессор молчал. – Игнат! Силаев, задери тебя коза!

Так, это точно не эхо.

С неким внутренним раздражением я отпихнул от себя профессора и, покачиваясь, пошел к дверям камеры, находившейся в начале коридора.

– Кто там? – спросил я в зарешеченное окошко, чувствуя себя галчонком из советского мультфильма.

– Это я, Казанок. Игнат, помоги нам!

– Подожди минутку, – ответил я, дергая запертую дверь.

– Быстрее!

Ну и зачем меня торопить? Уверен, что в камере они сидят не первый день, а тут прямо приспичило. И все же панические нотки в голосе характерника заставили меня ускориться.

Дверь никак не хотела открываться, так что нужно было подойти к проблеме с другой стороны.

Повернувшись, я увидел, что Дракула уже закончил трапезничать и разговаривал с Наташей. Картинка была прямо как из женского романа – величественно застывшая фигура вампира, уже набросившего на себя хламиду второго упокоенного упыря, а перед ним коленопреклоненная девушка. Цецеш что-то вещал своей спасительнице, благосклонно положив ей руку на макушку. В это время Наташа с благоговением обнимала ноги вампира, прижимаясь лицом к его коленям.

Ну прямо высокие чувства, густо замешенные на женских тараканах. Не то чтобы они были крупнее мужских, но два этих вида точно не скрещиваются, в отличие от своих носителей. Эта сценка меня конечно же не умилила, но и отторжения не вызвала.

– Ваше величество, – окликнул я упыря, не дожидаясь конца его разговора с Наташей. – Мне нужно попасть в эту камеру.

– Зачем? – Аккуратно отстранив от себя девушку, Цепеш с пугающей стремительностью переместился ко мне.

– Там сидит мой друг, и мне хотелось бы его вызволить… уповая на ваше великодушие, – вовремя спохватился я.

– Там сидят шпионы характерников, нанесшие вред моему государству, и проявлением моего великодушия для них станет остро заточенный кол.

– А если вас попросил о снисхождении тот, кто только что спас жизнь валашскому господарю?

Эка я загнул, но стиль этой странной беседы обязывал.

– Ваша помощь не будет забыта и покроет все долги с запасом, но этого недостаточно, чтобы возместить ущерб, нанесенный характерником.

Мне кажется или этот кровосос надо мной издевается? Но, уже немного узнав его характер – если это существо вообще можно хоть как-то постичь, – я решил сделать ход конем:

– Добавляю один немаловажный для вас секрет.

– Я могу узнать все твои тайны за одну секунду.

Навалившийся ужас чуть не заставил меня завизжать, как поросенок, но за мгновение до конфуза все внезапно прекратилось.

– Нет, не можете, – жестко заявил профессор, вставая между мной и упырем.

На секунду я увидел перед собой уже двух опаснейших монстров.

– Хорошо, – неожиданно легко согласился Цепеш и как ни в чем не бывало начал оглядываться наверняка в поисках носителя ключей.

Трупов они в мое отсутствие наделали по максимуму, так что на помощь со стороны тюремщиков рассчитывать не стоило.

– Вы позволите? – опять вернув себе мягкую вежливость, спросил профессор и, увидев кивок вампира, повернулся к остановившей меня преграде.

Он вообще не сделал ни одного лишнего движения, но крепчайшая, обитая железом дверь мгновенно разлетелась на множество щепок и гнутого металла.

Рванув внутрь, я увидел посаженого на цепь Казанка. Казак не позволил мне даже спросить, как у него дела, и тут же ткнул пальцем в другую часть камеры:

– Помоги ему.

Теперь я увидел и второго обитателя камеры, которым оказался еще один мой знакомец. К сожалению, Мыкола выглядел намного хуже своего учителя. Он лежал на подстилке и корчился, словно в припадке эпилепсии.

Ну и чем я могу ему помочь? Разве что просьбой к человеку, который способен на очень многое.

– Федор Андреевич, – повернулся я к профессору.

В ответ он лишь кивнул и направился к страдальцу, а я решил уточнить подробности происходящего:

– Степан, что здесь произошло?

– К нам недавно зашла одна тварь в женском обличье. Пыталась очаровать нас, но с характерниками такое не проходит. Так что Мыкола лишь рассмеялся и послал ее подальше. Ох, как она взбесилась! Я думал, высушит его в ту же секунду, но упырица лишь поцеловала хлопца. Ну а потом началось вот это.

Невольно проследив за еще одним жестом характерника в сторону ученика, я увидел, что тот уже затих, а профессор идет к нам.

В этот момент нашу компанию почтил своим присутствием хозяин сего милого местечка. Казанок тут же ощерился, словно боевитый кот при виде пса.

Да уж, похоже, характерники и упыри любят друг друга пылко и страстно.

– Федор Андреевич, ну что там? – обеспокоенно спросил я профессора.

– Не очень хорошо, – ответил он, почему-то посмотрев на Дракулу. – Ваша дочь вселила в характерника личинку.

– Дура, – мотнул головой Цепеш, – только испортила зародыш стригоя.

– Я бы так не сказал, – проворчал профессор, косясь на все еще сидящего на цепи Казанка. – Личинка цела, я усыпил ее, чтобы не убила носителя, но шанс приживления все же имеется.

Казанок зарычал и кинулся на профессора, но тот лишь отступил на полшага и с доброй иронией посмотрел на агрессора, упавшего на спину от рывка цепи.

– Федор Андреевич, – проникновенно глядя в глаза профессора, обратился я к Нартову, – очень прошу вас постараться спасти именно человека, а не будущего вампира.

Теперь профессор покосился на Дракулу, но тот ошарашил нас непонятным равнодушием:

– Я не возражаю. Мне только открытой войны с характерниками не хватало, а она будет, если Черная Рада узнает, что мы обратили одного из их своры.

Если честно, лично меня слова вампира не очень-то убедили, зато они успокоили Казанка.

– Теряем время, господа, – продолжил Цепеш. – Возможно, мы вообще не переживем этого рассвета. Моя дочь очень сильна, и придется постараться, чтобы справиться с нею. Так что медлить нельзя. Характерник.

– Да? – удивленно отозвался Казанок.

– Господин видок договорился о твоей свободе, но я считаю, что полностью перекладывать на его плечи виру за ваши преступления будет несправедливо, – использовав уже знакомую мне формулу, заявил вампир. – Тебе тоже придется постараться. Будешь ли ты биться за меня до заката, характерник?

– Я буду биться за тебя до заката, стригой.

Похоже, это какая-то ритуальная фраза.

– Господин Нартов, будьте любезны…

Посмотрев на профессора, упырь сделал приглашающий жест рукой.

Нартов кивнул и, подойдя к Казанку, разорвал металлический ошейник как бумажный. А судя по рунам, это была не та убогая железка, на которую посадили меня.

Уже в который раз я поразился тому, как год назад сумел справиться со столь мощным колдуном. Похоже, тогда сошлось множество факторов, начиная с дикого везения и заканчивая странной привязанностью профессора к моей персоне.

Наверное, и самым отмороженным социопатам нужен друг, хотя бы один, и выбор Нартова пал на меня. До сих пор не знаю, как относиться к подобной «чести».

Хрустнув шеей, характерник встал на ноги. Теперь, даже полностью обнаженный, он не выглядел ни смешно, ни нелепо. На фоне этой троицы я смотрелся до обидного слабым, особенно учитывая, что единственным своим серьезным козырем не смогу воспользоваться еще как минимум сутки.

Подземную тюрьму мы покинули с максимальной поспешностью, задержавшись лишь для того, чтобы Казанок стянул с мертвого охранника штаны и вооружился.

На полуподвальном, хозяйственном этаже нас никто не остановил. Все слуги попряталась по щелям как тараканы. Да и большинство упырей, скорее всего, тоже где-то схоронились, дожидаясь окончательного разрешения семейного конфликта. Лишь на подходе к огромному холлу навстречу нам метнулись два вампира, но яростное шипение Цепеша остановило их и заставило встать на колени. Этих предателей глав-упырь убивать не стал, и они тут же присоединились к нашей группе.

На входе в холл дворца Дракула замер, словно к чему-то прислушиваясь. Затем чуть присел и, распрямившись, издал самый жуткий звук из тех, что мне доводилось слышать в обеих моих жизнях. За этим воплем последовали наполненные злобой слова:

– Клара, вино аичи, драгуль меу!

Из сказанного я понял только одно слово, но общий смысл читался без особых проблем.

Ох, не завидую я леди Кларе. Непослушная доча очень расстроила своего родителя, а учитывая, что папенька у нее Влад – чтоб ему сгореть на рассвете – Цепеш, это запредельно неразумный, можно сказать, самоубийственный поступок.

Если честно, семейная разборка вампиров запомнилась мне как безумный калейдоскоп отдельных картинок. В основном в памяти остались лишь моменты, когда меня пытались убить. Профессор ушел вперед, помогать Дракуле, а Казанок остался со мной и Наташей. Неугомонная девица отказалась сидеть в тюрьме с бесчувственным Мыколой, даже несмотря на то что там сейчас самое безопасное место во всем дворце.

Как вороны с мертвого дерева, на каменные плиты холла с балконов и верхней галереи спикировал десяток вампиров в раскинувшихся, как крылья, хламидах. Трое из них тут же отлетели от какого-то заклинания Нартова, по остальным прошелся смертельной косой размывшийся в движении Дракула. Я пытался попасть из трофейного револьвера хоть в кого-то, но без ускорения мои потуги выглядели смешно. А вот характерник лихо палил во все стороны и даже попадал. С одним из упырей он вообще сцепился врукопашную. Тут и мне выпал шанс поучаствовать. Я умудрился всадить в спину вампира как минимум три пули, жаль, что не серебряных. Но эти ранения все же немного замедлили движения упыря, а через секунду Казанок каким-то хитрым ударом вбил длинный кинжал в основание черепа своего противника. Еще два коротких движения вспороли едва сочащуюся темной кровью плоть, и все еще скалящаяся острыми зубами голова отделилась от тела.

Лихо получается у казака, прямо головорез какой-то, причем в буквальном смысле этого слова.

Все это время Наташа обеспечивала схватку лихим саундтреком – в смысле визжала, кажется даже не тратя время на вдох.

Через минуту на сцене появились и незваные гости с Черного континента, но сейчас их выступление прошло без особого ажиотажа. Профессор вовремя определил угрозу для своего нового друга. После заковыристого пасса руками в исполнении Нартова четыре шамана, уже начавшие завывать, безвольными куклами рухнули на пол. Но и для Федора Андреевича это действие не осталось без последствий – его повело от отката. Пришлось мне вырываться вперед, чтобы подхватить начавшего заваливаться на спину профессора. Казанок прикрыл нас от гипотетической угрозы, вращаясь на месте и водя револьвером из стороны в сторону. Наташа наконец-то перестала визжать, принявшись хлопотать над стариком.

На мгновение замерший истуканом Дракула рванул с места, как гоночный болид, и через секунду оказался в толпе чернокожих гастролеров, аки лиса в курятнике. Еще через одну секунду в том конце зала уже не было никого живого – один далеко не первой свежести мертвец стоял на ногах и удовлетворенно скалился, а новоиспеченные покойники валялись на плитах пола в разной степени разобранности на составные части.

На месте побоища начало растекаться целое озерцо темной и тягучей жидкости.

Неприятный комок подкатил к моему горлу, но, к счастью, отвлекла очередная сцена этого бешеного спектакля – наконец-то состоялась теплая встреча дочери и отца.

Я на ее месте уже был бы где-то в районе Греции, это как минимум. Но чужая душа – потемки, особенно у существа, где вместо души лишь предельно густой мрак.

Как ни странно, схватка двух высших вампиров продлилась очень недолго. Но если подумать, как раз это вполне ожидаемо.

Мое сердце успело ударить лишь трижды, и за это время два упыря не только обменялись десятком ударов, но и в процессе боя успели забраться почти под потолок зала, замерев на перилах верхней галереи. Дракула как-то даже нежно прижимал свою дочь к мраморной колонне. Но если учитывать оторванную руку и жесткий, не дававший жертве ни малейшей возможности пошевельнуться захват, нежностью тут и не пахло.

В оглушающей тишине особенно громко прозвучало шипение Дракулы на валашском.

– Что он сказал? – с не очень-то здоровым любопытством поинтересовался я у Наташи.

– Господин сказал Кларе, что не нужно верить сказкам, – шепотом ответила девушка.

– И что бы это значило?

– Все просто, – ответил за Наташу уже пришедший в себя профессор. – Граф когда-то под большим секретом поведал леди Кларе, что есть возможность передачи силы от одного высшего вампира другому. Именно поэтому она и не упокоила его сразу.

– Он обманул ее?! – с каким-то непонятным мне ужасом выдохнула Наташа.

Профессор в ответ лишь улыбнулся со старческим умилением, а я не сдержался и добавил от себя:

– Ну не все же вам, женщинам, обманывать доверчивых мужиков.

Наташа возмущенно фыркнула.

За этими разглагольствованиями мы пропустили финальную сцену семейных разборок, а она была предельно печальной для строптивой дочери. Не мудрствуя лукаво граф оторвал леди Кларе голову. Упавший с глухим стуком на мраморный пол и подкатившийся к нам круглый предмет опять заставил Наташу истерично взвизгнуть.

Сразу после расправы над дочерью Цепеш убрался из замка наводить порядок в настороженно замершем Бухаресте. Когда хозяин Валахии покинул здание, профессор тут же принялся отдавать приказы выползавшим из всех щелей слугам. Ему деловито помогала Наташа, переводя с русского на валашский.

В итоге Нартов обосновался в одной из лабораторий где-то залегшего на дно придворного алхимика. Именно туда перенесли все еще пребывавшего в беспамятстве Мыколу. Мы с Казанком тихонько уселись на диванчике в уголке и старались не мешать ученому спасать нашего друга.

Деловитая Наташа организовала быстрый, но сытный завтрак и осталась в нашей компании наблюдать за магией профессора. И посмотреть там было на что.

Антураж в лаборатории вообще впечатлял своей необычностью даже меня – того, кто видел центральную лабораторию энергетического завода в самом сердце Стылой Топи.

Если там повсеместно преобладали трубы разного сечения и материала, то здесь все было опутано проводами, и даже имелось нечто похожее на сильно увеличенные электролампы с нанесенными на стекла рунами. Порой пробегающая по проводам энергия становилась видимой глазу. Вставший у особого стола, спаренного с неким подобием пульта, профессор очень напоминал доктора Франкенштейна. Не самая приятная ассоциация, намекавшая на то, что Мыколе уготована роль монстра.

Предчувствия не обманули меня – через два часа непонятных манипуляций, сопровождавшихся световыми и звуковыми эффектами, усталый профессор подошел к нам. Вид он имел не особо радостный.

– Увы, мой друг, – глядя только на меня, развел руками Нартов, – изъять личинку, не убив носителя, у меня не получилось. Даже не дать ей уничтожить саму суть характерника получилось с большим трудом. Зато я сохранил новому стригою память носителя.

Казанок скрипнул зубами и потянулся к рукояти заткнутого за пояс револьвера. Взгляд профессора мгновенно похолодел.

– Так, давайте все успокоимся, – громко сказал я, положив ладонь на плечо характерника.

Если честно, профессору я не особо-то верил. Как минимум потому что в итоге он все же сумел добиться давно поставленной цели. Способен ли Нартов ради науки пожертвовать незнакомым ему человеком? Да запросто! И не факт, что его странное расположение к моей персоне имело в этом деле хоть какой-то сдерживающий фактор.

– Ты даже не попытался спасти его! – прорычал казак, озвучивая мои мысли.

– В этом все равно не было никакого смысла. – Прозвучавший от двери голос Цепеша заставил вздрогнуть всех, кроме профессора. – Душа юного характерника покинула тело еще в камере. Вы ведь не станете сомневаться в моей компетентности в данном вопросе, господин видок?

– О чем это он? – вызверился Казанок теперь уже на меня.

– Забудь, – отмахнулся я, – важно то, что он знает о чем говорит. Мыколы с нами больше нет.

– Значит, я заберу его тело с собой, – упрямо мотнул головой характерник.

– Мое новое дитя останется здесь, – угрожающе отчеканил Цепеш, – и Черной Раде нечего мне предъявить.

– Закат близок, упырь, – прорычал в ответ казак, поднимаясь на ноги.

Два заклятых врага сверлили друг друга взглядами, но и только. Похоже, сказанные тогда в камере слова действительно были некой нерушимой клятвой.

Внезапно ситуация в лаборатории изменилась, даже не знаю – в лучшую или худшую сторону. Лично у меня от ужаса зашевелись волосы.

– Батьку, не залышай мэнэ з нымы!

Это был не человеческий голос, а какой-то замогильный хрип, лишь с отдаленно знакомыми нотками.

Лежавший до этого неподвижно Мыкола выгнулся дугой и, пытаясь освободиться, забился в стягивающих его ремнях.

К моему удивлению, Казанок не взбесился, а лишь растерянно посмотрел на профессора.

– Энергент сумел впитать в себя память носителя, но Игнат Дормидонтович прав. Это уже не ваш ученик, – ответил на безмолвный вопрос Нартов.

– Батьку! – взвыл Мыкола.

Теперь мою грудь сжал не страх, а жалость к бедолаге.

Казанок остервенело дернул себя за оселедец, но все же не стал ни на кого кидаться. Казацкая честь толкала его на убийство новорожденного упыря, а любовь к ученику не позволяла навредить пусть даже копии Мыколы.

– Я не оставлю его здесь.

Атмосфера вновь сгустилась, и все стало еще хуже, когда в лабораторию вошли два упыря дворцовой стражи.

– Господа, давайте не будем спешить с выводами, – внезапно подал голос профессор. – Ваш спор не имеет смысла.

Ощущение тупика было и у меня, и у обоих спорщиков, так что мы заинтересованно уставились на ученого.

– Мне действительно удалось добиться сохранения у новорожденного стригоя памяти носителя, но не обошлось и без проблем. Хрупкое равновесие между сформировавшимися за многие годы энергоканалами характерника и структурой зародыша энергента требует вливания огромного количества энергии. Если для восстановления Игната Дормидонтовича мне потребовалось всего пять процентов моего запаса, кстати, – с каким-то укором посмотрел на меня профессор, – больше так не делайте. Во-первых, рядом может не оказаться опытного колдуна, а во-вторых, вы рискуете потерять свой дар или даже жизнь. Но вернемся к нашему пациенту. Мне не удастся долго поддерживать этот баланс без серьезных накопителей, а у его величества не самые лучшие отношения с австрийским правящим домом.

– Вы правы, – развел руками Цепеш, – любви между нами нет, и к своему месту Силы они меня не подпустят.

– К чему я веду, – продолжил Нартов. – Во время своих экспериментов на Топинском энергетическом заводе я наблюдал необычные свойства крови родившихся в месте Силы животных…

– Я не позволю превратить Топинск в рассадник упырей, – немного грубовато перебил я профессора. Но его предложение мне крайне не понравилось, так что тут уж не до политесов.

– Этого и не требуется. Валахии незачем еще больше ссориться с Российской империей, – успокоил меня Нартов. Да и кивок Цепеша добавил веса его словам. – Просто помогите юному стригою пережить период становления. За это время он либо свыкнется со своей новой сутью, либо погибнет.

Предложение профессора не нравилось мне с любой точки зрения. Безапелляционный отказ уже вертелся на языке, но что-то в его лице меня сильно насторожило.

– Вы ведь все равно отправите его в Топь, даже если я не соглашусь?

– Да, Игнат Дормидонтович. Иного выхода у нас нет. До Топинска отсюда далеко, но все остальные места Силы слишком хорошо охраняются, в отличие от Стылой Топи.

Возразить тут нечего – империя всегда славилась ответственным подходом к охране своих границ и правителей, так же как и наплевательским отношением к сбережению природных богатств.

– Хорошо, – нехотя согласился я. – Пусть лучше все пройдет под моим контролем.

Профессор радостно улыбнулся, но тут же испортил мне настроение еще больше, хотя, казалось бы, больше уже некуда.

– Но вы должны понимать, что кроме крови энергетически измененных животных ему потребуется человеческая кровь.

– Скажите еще, что мне придется отлавливать для упыря христианских младенцев!

– Игнат Дормидонтович, – с упреком произнес профессор, – не изображайте из себя мракобеса. Вы достаточно близко познакомились с Натальей. Неужели в Топинске не найдется увядающей и при этом не очень щепетильной дамы, желающей вернуть себе немного молодости и здоровья?

В принципе он прав, но окончательно меня убедил, как ни странно, ставший каким-то дерганым Казанок:

– Игнат, помоги, – вцепился он мне в плечо как клещ.

Ну и что ответить? Я даже не представляю, что сейчас творится в его голове.

– Степан, тебе же сказали, что Мыколы в том теле уже нет.

– Я не верю ни сему упырю, ни свихнувшемуся колдуну. Щирый казак даже черта обманет, не то что какую-то безмозглую личинку. Дай ему шанс.

Похоже, характерник вбил себе в голову какую-то безумную идею и теперь будет держаться за нее до последнего.

– Я сам проведу его до Топинска, чтобы не попался жандармам, – добавил он и почти угадал насчет возникших у меня опасений.

Хорошо, что напомнил, мне же еще с жандармами разбираться. Впрочем, мои личные проблемы никак не влияли на суть данного дела.

– Мне нужны гарантии безопасности, – требовательно заявил я профессору.

– Я сделаю так, что он не сможет нарушить ваш приказ или напасть на вас, – уверенно сказал профессор. – Но и вы не особо злоупотребляйте этим, иначе внутренние противоречия могут погубить эту уникальную симбиотическую пару.

В мозгу у меня все еще что-то поскрипывало, но я уже понял, что соглашусь, и, если честно, процентов на шестьдесят это решение продиктовано эгоизмом. Возвращаться в Топинск без Евсея было страшновато. А вот с лояльным вампиром за спиной будет намного легче, особенно учитывая то, что моя крутая абилка от волхвов оказалась не такой уж крутой. И все же как бы противоядие не оказалось страшнее яда…

Прощание с обитателями замка Куртя-Веке вышло смазанным. Цепеш проявил завидную в сложных политических условиях память и дотошность, напомнив мне о выкупе за характерников. Пришлось отдать ему артефактную пулю. Ни мне, ни Казанку это не понравилось, но утерлись оба. После этого Дракула опять исчез в неведомом направлении, что меня только порадовало. Оба характерника покинули замок в компании охраны, получив от меня подробные инструкции насчет их появления в Топинске. Перед этим у казаков состоялась необычная беседа, слушая которую я и сам начал сомневаться в словах Цепеша насчет гибели души Мыколы. Причем мне было откровенно жаль не столько парня, сколько его учителя. Во время долгого пути до Стылой Топи у старого характерника наверняка не раз и не десять возникнет желание решить нравственную дилемму радикальным способом, окончательно упокоив ученика и порыдав над его могилкой.

Даже не знаю, обрадует меня этот вариант событий или огорчит.

В итоге в путь меня провожали только Наташа и профессор, да и то девушка лишь организовала отъезд, чмокнула меня в щеку и отошла подальше. А вот Нартов удивил:

– Игнат Дормидонтович, я понимаю, что прошлое не позволяет мне надеяться на вашу дружбу, но мне хотелось бы сохранить между нами хотя бы тень уважения. Я буду писать вам, даже если не стану получать ответов.

Прямо не седой колдун-профессор, а какая-то Татьяна Ларина! Но и я не лучше. Ну не получается у меня оттопырить губу, аки рыцарю-храмовнику, и, несмотря ни на что, пожелать маньяку гореть в геенне огненной. Но и принять дружбу не раз спасавшего меня человека, наплевав на потуги собственной чести, как-то не выходит. Она, эта самая честь, и без того перенапряглась, когда профессор возвращал мне защитный амулет. И я ведь взял! Не хватило сил отказаться: слишком уж жив в памяти животный ужас и отвратительная похоть, навеянные упырями.

И все же, повинуясь довольно наивному порыву, я протянул Нартову руку, которую он с доброй улыбкой пожал. Продолжая удерживать ладонь профессора в своей, я заглянул ему в глаза:

– Детей и женщин не трогать. Вообще. Убивать, только защищая свою жизнь. Уверен, ваш гениальный мозг найдет путь к познанию тайн вселенной, не устланный трупами и не пропитанный чужой болью.

– Я постараюсь, – совершенно серьезно ответил Нартов.

– Всего вам доброго, Федор Андреевич, – произнес я, вкладывая в эту фразу сразу несколько смыслов.

– И вам всего хорошего, Игнат Дормидонтович.

На этом мы и простились.