22:35 вечера

По обыкновению жизнь в отеле «Бю-Валлон» текла перманентно и размеренно. Избалованные вниманием и тропическим солнцем туристы были не на редкость изнеженны и капризны. Чтобы утолить их духовную жажду, руководству отеля требовалось немало сноровки и смекалки. Сегодняшний вечер в ресторане отеля «Бю-Валлон» войдет в историю. В ее обители выступала блюзовая звезда по приглашению, непревзойденная Бриджит Нильсен. В последний раз…

Ресторан на пятьдесят столиков, выполненный в стиле эпохи Людовика XVI, в списках любителей «Гринпис» явно не состоял. Нежнейший запах «крокодайл», вымоченного в кокосовом молоке и изжаренного на мангале, тонким шлейфом разливался между столиками. На каждом из них в темноте зала мерцали декоративные свечи, и со стороны сцены они напомнили Бриджит слетевшихся на пиршество светлячков.

Покачивая бедрами в ритм песни, Бриджит растворялась в звуках собственного голоса – голоса, экспансивно падающего с высоты пятой октавы к самой низкой и наоборот: от шелеста бархатных трав к высокогорным леденящим ручьям. И даже хмель, ударивший в головы посетителей, был далек от той сладостной неги, что исходила от двадцатидвухлетней певицы Бриджит.

Официанты – и те охладили в своих котлах пар. Еще бы. Сама Бриджит Нильсен, о которой ходят легенды. Ведь некогда и она была среди их братии – братии официантов. Здесь, сейчас, в данный момент все внимание было устремлено на сцену – туда, где в нежно-малахитовых лучах рампы экспрессивная Бриджит пела песню о трагической любви. Но в те мгновения, зажав меж хрупких пальцев микрофон, она не думала о том, что ЧЕРНЫЙ бархат ее платья тонирует печаль ее судьбы…

Под занавес Бриджит сорвала бурю несмолкаемых аплодисментов. Держа в руках пышные букеты, она покинула сцену. Прошла в гримерную комнату, завалила журнальный столик цветами и упала в кресло.

Если б кто-нибудь знал, каких внутренних сил ей стоили сегодняшние аплодисменты! Еще никогда в жизни она не испытывала такого тяжкого камня на плечах…

Она еще помнила тот марлевый туман, застилавший глаза, то головокружение, точно стоишь на краю пропасти. И это ее первый выход за вечер. Однако она смогла не только устоять на ногах и спеть до конца песню, но и внушить публике, что даже ангел под мышкой у бога чувствует себя менее счастливым, чем она – Бриджит.

Милашка! А ведь даже в самый свой первый день ты не чувствовала себя так паршиво. Что происходит? Уж не беременная, ли ты?

Сама мысль о возможной беременности вызывала у Бриджит тошноту.

Только не сейчас, крошка! Ты не можешь вот так просто взять и вытереть ноги об свой контракт. Только не сейчас. Контрацептивы. Презервативы.

Она вдруг представила себя в зачуханном фартуке. Как тогда. Два года назад. Придорожная забегаловка-автостоянка. Официантка. Слово-то какое. Эти липкие взгляды дальнобойщиков ее кожа чувствовала до сих пор. Быть может, потому на свой первый гонорар она себе купила черное бархатное платье, надеясь, что теперь-то даже рентген ее не просветит. Лишь только узкий разрез сбоку позволял демонстрировать ее красивые стройные ноги. В этом она себе отказать не могла.

Бриджит была невысокой, с роскошными волнистыми волосами, брюнеткой. Она имела множество платьев, но среди прочих сценических сегодня выбрала именно это – платье из черного бархата. Оно было самым любимым, и Бриджит и не подозревала, что в ее жизни оно будет и самым последним. И именно в нем, сейчас, как тогда, будучи официанткой, она вдруг почувствовала себя на сцене совершенно голой. Так чувствует себя девственница в окружении тысячи похотливых самцов посреди пустыни. Ни убежать, ни спрятаться.

Двадцатиминутный антракт недолог, и неизбежность того, что после него идти снова на сцену, тяготила Бриджит еще сильнее. Она очень устала и едва стояла на ногах.

Не раскисай, малышка! У тебя впереди вся карьера. Удача в жизни приходит один раз. Ты поймала джинна за яйца и держи теперь покрепче. Да так, чтобы хруст слышен был!! Стоит тебе упасть – затопчут. Как пить дать затопчут.

Внезапно Бриджит поймала себя на мысли, что во время выступления ее магнитом тянуло к столику у сцены. Там устроилась странная парочка: молодой француз с косичкой и красивая, с волосами цвета июльской пшеницы, женщина. Их лица были обращены в профиль к сцене – друг против друга. И было в этом что-то не от мира сего. Ни мужчина, ни его спутница ни разу не шелохнулись и в холодном отблеске свечей скорее претендовали на каменные изваяния, нежели походили на живых людей.

…Прошло две минуты, прежде чем Бриджит решилась покинуть гримерную и посмотреть на эту парочку вновь.

Подходя к залу ресторана, Бриджит испытывала дрожь и волнение. На сцене выступал фокусник. Под восторженные вздохи публики он доставал откуда-то из воздуха синие надувные шары, протыкал их спицами, на что шары раздувались еще больше, вытряхивал из пустого цилиндра голубей и вытворял еще много вещей, в реальность которых верили только глаза.

Бриджит повела взгляд в сторону, где стоял нужный ей столик. Облегченно вздохнула. Он был пуст. Точнее, он не был пустым, но тех странных посетителей за ним уже не было.

Слава богу. Они ушли. Без них мне будет легче работать. Еще несколько песен…

Целуя каблучками пол коридора, Бриджит медленно шла в гримерную комнату. Она вспоминала, как стала певицей. Именно там, в забытой богом забегаловке, она познакомилась с человеком, ставшим ее импресарио. Все произошло до банальности просто и быстро. Цветы, шампанское, кровать. Все эти годы она не замечала данный ей природой талант. Так старьевщик среди груды стекляшек не замечает бриллианта. А он заметил. Она вспомнила его изумление: «Крошка, что ты здесь делаешь? Твое призвание – сцена, а не занюханный кафетерий. Взять пятую октаву, даже не имея об этом представления… Просто немыслимо. Чтобы поставить голос, многие отдают десятки тысяч долларов». Ее судьба была решена. Она запела, да еще как. Как в кино да в каком-нибудь слезливом женском романе.

За спиной Бриджит выросли невидимые крылья. Она свободна, как и прежде. И теперь она точно выполнит условия контракта.

Еще семь песен… Да разве это много! Я спою их на одном дыхании!

Войдя в гримерку, Бриджит обнаружила стол перед зеркалом заваленным запоздалыми букетами орхидей и черных тюльпанов. Она вдохнула в себя аромат цветов и улыбнулась. Для нее цветы были не менее важны, чем деньги и признание. Ведь всегда, когда ей дарили цветы, прежде всего она ощущала себя женщиной – все остальное уже после.

Бриджит почувствовала за спиной чье-то дыхание и взгляд. Она посмотрела в зеркало, но ничего, кроме собственного отражения, не обнаружила. Бриджит обернулась, позади нее стоял человек – тот самый француз, что сидел за столиком у сцены. С плеча его свисала узкая плетеная косичка.

Женщина повернулась к зеркалу, но в отражении разглядела лишь свои испуганные глаза. За спиной никого! Но стоило ей обернуться, как мужчина появился опять. Он улыбался, и в глазах его горел недобрый огонь.

– Что вам здесь нужно? Это ваши цветы? – тихо произнесла Бриджит и удивилась, что почти не слышит своего голоса.

– Да, это мои цветы. Надеюсь, они понравились вам, звезда моя?

Бриджит утвердительно кивнула, потому что от страха была не в силах произнести и слова.

– Что мне нужно… – мужчина иронично улыбнулся и сверкнул зеленью глаз. И Бриджит поняла, что тональность его голоса ничего хорошего не предвещает.

– Твое тело, звезда моя. Должно быть, под твоим бархатным платьем роскошное тело. С-С-СУКА! ТЕЛО…

Человек с косичкой положил на плечи Бриджит свои руки, и ей показалось, что на ее тонких хрупких плечах держится вся вселенная. Она закрыла от ужаса глаза, так маленькие детки играют в прятки, не понимая, что, по сути, они все же остаются видимыми.

Но, как это ни смешно звучит, маленькие дети в некоторой степени все же правы. Бриджит увидела перед собой незнакомое помещение. Оно было ослепительно белым, словно подсвечивалось изнутри. В одной из четырех стен – две двери. Бриджит понимала, хотя ей об этом никто никогда не говорил, что за одной из них ее спасение. За одной из них «ЕЕ МИР», за другой – «ЕГО МИР». Она остановилась в нерешительности.

Какого черта, малышка! Тебе приходится выбирать между адом и раем. Но это ужасно. Уж лучше я до скончания века останусь тут, в тамбуре. Я в эти игры не играю.

Но система координат, в которую она попала, как единица сознания работала по своим правилам. Бриджит обернулась на странный звук. Заполняя все пространство комнаты, вдоль боковых стен на нее надвигалась странная конструкция. На ее противоположных частях находились два бешено вращающихся друг против друга атомарных магнита – плюс и минус.

РАСЩЕПИТЕЛЬ.

Бриджит безошибочно определила название этой конструкции, ибо ее встречает каждый, кто покидает бренное тело. Каждый поступок в этой жизни откладывается в сознании положительным или отрицательным зарядом. Будь то кража бруска мыла в общественном туалете либо неверие в церковь. Без разницы. Ибо имплантант ложной вины способен заставить человека поверить в то, что он последняя гнида в этой вселенной и наказание будет суровым.

Бриджит вспомнила всю свою жизнь от первого вздоха. Была ли она безупречна, чтобы пройти сквозь РАСЩЕПИТЕЛЬ и остаться нетронутой. Ведь для этого она должна являть саму статику, не имеющую ни длины волны, ни массы, ни времени, ни положения в пространстве. То есть не иметь никакого заряда.

Бриджит попятилась назад. Потому что когда-то в детстве она украла со школьной доски кусочек мела. Этот инцидент-имплантант ложной вины засел в ее голове навсегда, и, вспоминая о нем, ее лицо покрывалось пятнами. Она представила, как РАСЩЕПИТЕЛЬ разрывает ее сущность на восемь частей (число чакр) и ужаснулась. Менее болезненно вариться в кипятке.

Она была почти прижата к дверям, когда вспомнила прошлую встречу с РАСЩЕПИТЕЛЕМ и последующие за ним реинкарнации. Тогда, практически более чем двести лет назад, из отколовшихся кусочков ее личности, а была она Моцартом, на свет в течение одного года появились четыре известных композитора – Шопен, Лист, Мендельсон и Шуман. Этот факт ей было трудно объяснить – она просто об этом знала. Сейчас. В данный момент.

Бриджит повернулась к дверям. Чтобы выбрать одну из двух. Чтобы спастись. Решение пришло мгновенно. Без объяснений. Без осознаний и подобной чепухи. Она выбрала ту, что находилась справа, повернула ручку и вошла…

И все пропало. И эта ужасная комната. И РАСЩЕПИТЕЛЬ. И СТРАХ.

Да, я все-таки спряталась. И это мой мир. Мир моего детства. Моя крепость, моя обитель. Точно так, как я представляла себе рай.

Она стояла посреди ромашкового поля, постепенно приходя в себя. Ее обдало волной эстетики. Легкий ветерок играл с ее волосами и целовал в губы. Невдалеке зеленел океан, а над головою проплывали белоснежные облака. Запахи ромашкового поля пьянили и возбуждали. И Бриджит словно прорвало. Ее захлестнули эмоции, и из глубин ее существа вырвался крик. Она заплакала. Потому что избавилась от тяжести бренных дней. Потому что вопреки всему обрела свой мир. Потому что она СВОБОДНА. Ей захотелось воспарить над этим ромашковым полем и наперегонки с ветром лететь далеко-далеко вдоль океана. И она это сделала. Она была легка как перышко, и ее удивлению не было предела, когда она обнаружила, что ОДНОВРЕМЕННО может находиться в нескольких местах сразу и лицезреть на те или иные предметы с разных точек зрения. Восприятие настоящей глубины в четырех измерениях. Разве это не полная свобода? Не это ли абсолютное счастье? Осознавать этот мир и моделировать его по собственному желанию?

Но что это?

Поток чьего-то намерения заставил ее опуститься на землю. Сквозь шелест ромашковых трав она увидела приближающегося к ней лет десяти мальчика. Она узнала его сразу. Когда-то, еще в школе, этот мальчуган ей очень нравился и практически до конца школьных лет оставался ее тайной любовью. Он нес в руках шкатулку. Ту самую, что она присмотрела в одном из антикварных салонов, инкрустированную изумрудом, жемчугом и алмазами.

Глаза Бриджит загорелись. У нее перехватило дыхание. И суть была не в цене, ведь ей пришлось бы работать лет двадцать, чтобы купить такую вещицу. Другое. Ее привлекала в этой безделушке сама гармония цвета и та игра света и тени, что навевала некую тайну, познать которую можно было лишь открыв шкатулку. Ей казалось, что только тогда она сможет прочесть мысли мастера, сотворившего подобное чудо. Должно быть, он был влюблен…

Мальчик протянул шкатулку. И посмотрел на Бриджит снизу вверх с невозмутимым глубокомысленным взглядом, который обычно напускают на себя дети.

Погруженная в раздумье, Бриджит медленно взяла в руки шкатулку. Без всяких слов она поняла, что это подарок. Тайна шкатулки не давала покоя многие годы, и чем недоступнее она для нее была, тем сильнее становилось желание. И теперь, находясь у самой черты, ее посетило мимолетное чувство, будто все это фальшь и не достойно ее внимания.

Но… Бриджит наслаждалась красотой шкатулки еще мгновение. Затем, затаив дыхание, подцепила края пальцами и приподняла крышку.

И время замедлило ход. Последующие события проплывали в ее сознании как в заторможенном кино. Окружающие краски тускнели и теряли цвет. Мир становился черно-белым. Одновременно с этим пьянящие запахи ромашкового поля улетучивались в небытие, все вокруг меняло форму и бешеной воронкой стягивалось в глубь шкатулки – туда, где, к своему ужасу, Бриджит обнаружила треклятую комнату с РАСЩЕПИТЕЛЕМ. Вселенная схлопывалась сама в себя. Бриджит ощутила, что ее затягивает в белую комнату, только на этот раз она была без дверей. Сопротивляться этой силе было бесполезно, да и нужно ли. Мгновенная вспышка осознания дала ей понять, что вся история этой вселенной, по сути, основана на лжи и ловушках, где одно перетекает в другое и понятия «хороший – плохой» удачно взаимозаменяются бинарной системой.

Потрясенной открытием, ей хотелось заплакать, но поглощенная паттернами дьявольской энергии, она не могла позволить себе даже этого.

Мужчина приподнял Бриджит за плечи и, притянув ее нежную плоть к своему телу, склонил голову над ее устами.

Когда их губы слились в поцелуе, Бриджит почувствовала, что в нее вливается невероятно мощный поток холодной энергии. И по мере того, как тело мужчины иссыхало, словно яблоко в жаровне, угасающее сознание Бриджит прощалось и с телом, и с жизнью…

Но за мгновение до смерти ее посетила страшная догадка: «Лучше бы я осталась в той занюханной забегаловке».