Что же заставило Рильза решиться на хладнокровное предательство организации, к которой он принадлежал?

О'Двайер и Туркус заверяли, что вопреки показаниям Левина и Маффетора они не заметили, чтобы Рильзом руководило чувство страха. Может быть, он испытывал угрызения совести или подействовали мольбы его жены? Негодяй именно на это и ссылался, правда без особого успеха. Ведь даже рождение его первого сына в те дни, когда он возглавлял отряд наемных убийц, не заставило его задуматься о том, чтобы изменить род занятий. Вероятнее всего, он пришел к выводу, что рано или поздно всю эту чудовищную индустрию смерти, в которой он был одним из наиболее крупных приводов, ждет неминуемое разоблачение. Он решил опередить события и покинуть корабль до того, как он пойдет ко дну. Единственным средством при этом было переметнуться на сторону закона и как можно выгоднее продать ему свою помощь. Эйби Рильз имел в своем распоряжении около ста тысяч долларов. Располагая такой суммой, он вместе с семьей мог добраться до Южной Америки и обосноваться там под чужим именем, оградив себя от возможного возмездия синдиката, отряды палачей которого ему удалось в значительной мере нейтрализовать своими показаниями.

Ни единого раза не испытал он какого-либо раскаяния за совершенное предательство. «Любая из этих крыс в моей ситуации, поступила бы точно так же!» – зубоскалил он.

Как бы там ни было, но Рильз не бахвалился.

Предоставив О'Двайеру средства, позволившие разоблачить и уничтожить самую обширную организацию убийц, существовавшую со времен сект хашиншинов на Ближнем Востоке и тьюгс в Индии, этот «стукач» превратил дотоле никому не известного окружного атторнея из Бруклина в самого популярного человека Соединенных Штатов. Расследованиям, проведенным О'Двайером, были посвящены первые полосы всех газет, а его слава заставила померкнуть популярность таких борцов с преступностью, как Томас Дьюи и Эдгар Гувер.

Как только Эйби Рильз дал самые первые показания, Туркус направил своих сыщиков по следу. Хэппи Мойон, Фрэнк Аббандандо и Луис Капоне были арестованы у себя дома, даже не подозревая о бедствии, которое неожиданно обрушилось на «Мёрдер инкорпорейтед». Уоркмана задержали в Бруклине. Там же настигли и Алли Танненбаума, спешно вернувшегося из Флориды, чтобы выпросить денег для бегства. Ему было предъявлено обвинение в убийстве некоего Ирва Аскеназа, приконченного им совместно с Питсбургом Филом в 1936 году шестнадцатью выстрелами. Изобличенный и сбитый с толку показаниями Рильза, Танненбаум продержался шесть недель. Поняв, что он загнан в тупик и впереди его ожидает электрический стул, он сломался и заключил с О'Двайером и Туркусом сделку, аналогичную сделке Рильза.

Для окружного атторнея и его заместителей это был ошеломляющий успех: постоянный партнер Рильза и Питсбурга Фила, Алли Танненбаум, помимо участия в многочисленных уничтожениях, лично выполнил около дюжины заказов. Он знал очень многое и в большинстве случаев мог самым убедительным образом подтвердить, как того требовал закон, обвинения, выдвинутые на основе показаний Рильза.

Число арестов и обвинений росло. Туркус упрятал в тюрьму не только всех убийц, чьи имена назвали два «кенара», но и второстепенных свидетелей, которых необходимо было сохранить в безопасности. Все это вызвало панику среди «курков», которые попрятались или разбежались, и даже среди членов высшего совета синдиката. В ту же ночь, когда Рильз заговорил, предупрежденный Альберт Анастасиа исчез из Бруклина, возложив руководство профсоюзом докеров на своего брата Топи. Его примеру последовал Джо Адонис. Рильз показал, помимо прочего, что Анастасия принимал участие в ликвидации профессионального картежника Файнштейна, предпринятой по «контракту» с Питсбургом Филом и Сэмом Голдштейном.

В условиях нависшей угрозы высший совет созвал комитет кризиса. Из Калифорнии в Нью-Йорк примчался Багси Сигел, по дороге прихватив с собой из Детройта главарей «Пёпл ганг». В течение недели находившиеся пока на свободе главари преступного синдиката, в том числе Мейер Лански, братья Мангано, Лонжи Цвиллман, Уилли Моретти и Фрэнк Костелло, непрерывно совещались под его председательством, укрывшись в роскошных апартаментах самой большой гостиницы на Парк-авеню. Ситуация оказалась довольно плачевной. Высокий пост, занимаемый Эйби Рильзом, позволял ему располагать информацией о многочисленных акциях по сведению счетов, которые проводились по личным приказам главарей в течение десяти лет! Однако с присущей им быстротой и способностью принимать действенные решения они разработали план контрнаступления, отличавшийся методичностью и большим размахом. Он предусматривал три основных направления.

Во-первых, синдикат в полном составе должен был приложить все усилия, чтобы с помощью прессы поставить под сомнение свидетельства «этих стукачей», которые ради спасения собственной шкуры готовы повторить все, что им скажут О'Двайер и Туркус. Надо исподволь убедить общественное мнение в том, что оба стража закона, стремясь добиться популярности, раздули данные о нескольких обычных убийствах, которые не имеют между собой никакой связи, и на этом основании хотят заставить поверить в существование какого-то гигантского уголовного союза, который существует только в их воображении.

Во-вторых, высший совет проголосовал за образование фонда защиты и помощи с неограниченным бюджетом. Он должен был функционировать за счет чрезвычайных взносов, уплачиваемых не только всеми бандами гангстеров, орудующими на территории Соединенных Штатов, но и кассами всех организаций рабочих и предпринимателей, рэкетируемых ими. Этот фонд призван был помочь членам синдиката, оказавшимся в опасности, улизнуть за границу или прожить, сколько потребуется, на нелегальном положении.

Этот же фонд позволит поддержать тех, кто уже арестован, но умеет держать язык за зубами, нанять им хороших адвокатов и, если представится случай, безвозмездно внести требуемый залог. Наконец, часть денег была предназначена их семьям, чтобы обеспечить им достаточно комфортабельную жизнь. Синдикат планировал привлечь самых известных адвокатов. Одному из них, Сэму Лейбовицу, планировалось выплатить сто тысяч долларов наличными за осуществление защиты Альберта Анастасиа и некоторых других признанных боссов. Сотни тысяч долларов были выделены для того, чтобы помочь выкрутиться Питсбургу Филу Страусу, поскольку его показания, если он вздумает их дать, могут оказаться пагубными для всей верхушки синдиката.

И, наконец, в-третьих, высший совет объявил беспощадную войну по всей территории Соединенных Штатов не только против свидетелей, представлявших опасность, но также против всех тех членов «Мёрдер инкорпорейтед», находившихся пока на свободе, которые в случае ареста могли последовать примеру Рильза, Танненбаума, Левина и Маффетора. Естественно, самые внушительные суммы были обещаны тем, кто сможет убрать этих четырех «кенаров». Только голову Кида Твиста оценили в сто тысяч долларов. Эту операцию взял на себя Багси Сигел, которому должны были помочь палачи из банды «Пёпл ганг». Хэппи Мойону, обезумевшему от страха и злости, удалось с помощью своего брата Дюка и Витто Гурино, избежавших ареста, организовать, будучи в заключении, свои отряды убийц и направить их против собственных самых преданных помощников. Массовые убийства продолжались в течение нескольких недель. Волна террора захлестнула преступный мир.

В результате были ликвидированы Бенни Таниенбаум, Дирти Джимми Феррако, Дэнди Джек Паризи, Тони Ромеро и десятки других, которым не удалось сбежать.

Гурино даже предпринял попытки устроить побег некоторым узникам, чтобы затем прикончить их без свидетелей. Охота за людьми приняла такие масштабы, что О'Двайер и Туркус вынуждены были разослать по всей стране депеши с требованием взять под охрану беглецов из «Мёрдер инкорпорейтед». Полицейские наперегонки с убийцами из отрядов Сигела и Мойона разыскивали людей, приговоренных гангстерами к смерти.

Устроенная синдикатом бойня обернулась против него самого. Многие стойкие бандиты, которые никогда бы не позволили себе произнести ни одного слова признания, поняли, к своему великому разочарованию, что ни их былые заслуги, ни репутация, ни поддержка со стороны преступного мира или кого-либо персонально – ничто не может спасти их от рук слепых палачей, разве только… правосудие. Видя в этом единственное средство остаться в живых, многие из них, зачастую едва избежав смерти и желая отомстить, начинали давать показания. Так случилось с Анжело Каталано, одним их приближенных Хэппи Мойона. Его признания способствовали окончательному краху бывшего хозяина. Он сообщил, в частности, что 6 февраля предыдущего года Мойон, переодевшись и загримировавшись под девицу легкого поведения, проник к двум профсоюзным деятелям, отличавшимся особой подозрительностью, которых ему вместе с Гурино и Аббандандо предстояло уничтожить.

Полиции сдались также Джо Либерито, водитель, и Шолом Бернштейн. Вскоре их примеру последовал и Блю Джо Маггун, тот самый, который соперничал с Питсбургом Филом Страусом по числу совершенных убийств. Он не выдержал, когда узнал, что приговорен к, смерти своими бывшими сообщниками. Его информация, относившаяся к Лепке Бухалтеру, Джо Адонису и Альберту Анастасиа, была неопровержима.

В конце концов О'Двайер и Туркус получили в свое распоряжение двадцать два свидетеля обвинения. И следователи не стали даром терять время.

Спустя два месяца с момента ареста Эйби Рильза процессы над главными действующими лицами «Мёрдер инкорпорейтед» пошли один за другим. В конце апреля 1940 года перед уголовным судом штата Нью-Джерси по обвинению в убийстве Шульца предстал Чарльз Уоркман. И если в начале процесса он с апломбом настаивал на своей невиновности, то затем, прижатый к стенке показаниями Кида Твиста и Алли Танненбаума, вынужден был признать себя виновным.

Это позволило ему избежать электрического стула, но не помешало, однако, получить приговор, предусматривающий пожизненное тюремное заключение.

В 10 часов 13 мая 1940 года начался процесс в Бруклине по обвинению Хэппи Мойона и Фрэнка Аббандандо. Ради экономии времени окружной атторней ограничился предъявлением одного-единственного обвинения – в убийстве ростовщика Георга Уитни Кубинка, Однако оно подтверждалось неоспоримыми уликами и подкреплялось свидетельскими показаниями Эйби Рильза, Алли Танненбаума, Анжело Каталано, Либерито, Шолома Бернштейна и Маггуна. Процесс был завершен за несколько судебных заседаний, несмотря на попытку одного свидетеля защиты дать ложные показания. Туркус заставил его сознаться и сообщить суду, что он был подкуплен братом Мойона. Вердикт, вынесенный присяжными, был непоколебим: смертная казнь обоим. Просьба о помиловании, поданная сразу же, была отклонена. Приговор привели в исполнение в тюрьме Синг-Синг 12 февраля 1942 года.

Очередь Сэма Голдштейна и Питсбурга Фила Страуса предстать перед судом наступила 9 сентября 1940 года. Несмотря на то что их «послужной» список являл собой чудовищную картину, О Двайер и в этом случае решил ограничиться предъявлением обвинения в одном преступлении, в убийстве первой степени, а именно истязаниях, повлекших смерть профессионального картежника Файнштейна. Они его медленно придушили, затем нанесли ему множество ударов ледорубами и после этого сожгли вместе с автомобилем на пустыре в Бруклине 1 мая 1939 года.

С момента ареста грозный Питсбург Фил симулировал сумасшествие. Он, признанный щеголь, «красавчик Бруммел», который ежедневно по часу проводил у своего парикмахера, отрастил непомерной длины ногти, бороду и волосы. Он отказывался мыться и бриться, носил засаленную одежду и производил впечатление полностью свихнувшегося. Однако он Совершил две роковые ошибки. Во-первых, он втайне составил некое подобие памятки, чтобы не спутать события и методику защиты. Эта памятка попала к Туркусу. Во-вторых, он обратился к окружному атторнею с вполне обдуманным письмом, в котором нагло предлагал заключить соглашение на условиях, которые оговорили для себя Рильз и Танненбаум, обещая в обмен на свободу целую кучу новых разоблачений.

Для О'Двайера предложение оказалось неприемлемым (имея двух «кенаров», он в других не нуждался, да и согласиться на сделку с чудовищем, совершившим более ста убийств, он не мог). Окружной атторней, отклонив предложение, сохранил письмо. Предъявив эти два документа суду, можно было без труда доказать, что прикидывающийся сумасшедшим – обыкновенный симулянт. Это же впоследствии подтвердят три психиатра, несмотря на энергичные протесты адвоката Даниэля Приора, одного из сильнейших криминалистов штата Нью-Йорк, нанятого синдикатом за большие деньги.

В самом начале прений судья Джон Дж. Фицджеральд потребовал, чтобы подсудимый Страус был подстрижен и побрит. За этим последовал забавный эпизод, когда убийца, ссылаясь на свои конституционные нрава, пытался отклонить требование судьи, но суд, считая, что чрезмерный волосяной покров обвиняемого вызван желанием затруднить формальную идентификацию личности, оставил его возражения без внимания.

Другой обвиняемый, Голдштейн, поправившийся за время пребывания в тюрьме на десять килограммов, начал возмущаться качеством получаемой пищи. Он, словно находясь на театральном представлении, шумно и радушно приветствовал знакомых журналистов, присутствовавших в зале.

Ни на секунду эти двое не теряли хладнокровия, даже тогда, когда на них посыпались убийственные свидетельства Маггуна, Маффетора и Левина. Больше всех старался их бывший шеф и приятель Эйб Рильз. Он пустил в ход всю свою изобретательность и весьма успешно топил их, дабы им был вынесен самый суровый приговор. Чтобы быть на высоте, Кид, приведя доказательства, обвинил Альберта Анастасиа в том, что тот причастен к выдаче приказа о ликвидации Файнштейна по просьбе братьев Мангано, главарей мафии в Бруклине. Это разоблачение произвело сенсацию, но, как ни странно, окружной атторней предпринял лишь слабые попытки преследовать обратившегося в бегство главу профсоюза докеров. Анастасиа и впоследствии никогда не будут по-настоящему беспокоить из-за его участия в убийстве Файнштейна. Не собирались преследовать его и по поводу двадцати других убийств, совершенных им лично, и по поводу видного положения, занимаемого им в иерархии «Мёрдер инкорпорейтед». Почему же О'Двайер, такой находчивый и решительный, когда дело касалось простых исполнителей, неожиданно спасовал, когда ему на блюдечке выложили пути и средства уничтожения главы исполнителей приговоров и одновременно первого заместителя зловещего Лепке Бухалтера? Пелена таинственности спала только спустя десять лет. В 1951 году сенатская комиссия, расследовавшая организованную преступность и возглавляемая сенатором Кефовером, устроила О'Двайеру очную ставку с Фрэнком Костелло. Избранный к тому времени мэром Нью-Йорка, О'Двайер сменил на этом посту Фиорелло Ла Гардиа. О'Двайер вынужден был признать, не скрывая охватившей его злости, что поддерживал с гангстером приятельские отношения и несколько раз при посредничестве шефа пожарных города получал от него внушительные взносы в свой избирательный фонд! Воистину добродетельная Америка…

Начиная с 1940 года О'Двайер мечтал стать мэром одного из крупнейших американских городов, но он прекрасно сознавал, что у него нет ни малейшего шанса быть избранным на этот пост, если докеры будут против, Любая же попытка обвинения всемогущего и грозного главы их профсоюза неминуемо вела к тому, что они раз и навсегда отвернутся от него. Более того, О'Двайер не мог обойтись и без внушительной поддержки избирателей, входивших в другие профессиональные союзы Нью-Йорка, контролируемые другими главарями преступного синдиката, друзьями и компаньонами того же Анастасиа. Костелло, «министр» политических дел синдиката, взял на себя миссию внушить все это охваченному властолюбивыми притязаниями О'Двайеру, сопровождая свои «отеческие» наставления обильными и тайными субсидиями…

И хотя Рильз и Маггун со всей определенностью заявили о причастности Альберта Анастасиа к делу, последнему удалось избежать даже упоминания его имени на процессе Гарри Страуса и Сэма Голдштейна. В итоге трех дней публичного судебного разбирательства и тот и другой узнали о вынесении им смертного приговора. Неизменно улыбавшийся Голдштейн растерялся лишь однажды, внимая показаниям своего закадычного дружка, почти брата, Блю Джо Маггуна, принявшегося топить его без всякого зазрения совести.

В ночь после завершения процесса над этими двумя убийцами Витто Гурино, безжалостный подручный Мойона, с момента начала разоблачений принимавший участие в истребительной войне и успевший ликвидировать по приказу своего шефа целую вереницу опасных свидетелей, пришел просить защиты у приходского священника церкви на 10-й авеню в Манхэттене.

– Не разрешайте им меня убивать! – умолял он, обезумев от страха.

Он знал, что занесен в список на уничтожение, составленный Багси Сигелом, как второстепенное лицо, подлежащее устранению в качестве меры предосторожности. Гурино попытался исчезнуть куда-нибудь. Бесполезно! Преследуемый палачами из «Пёпл ганг», отчаявшийся найти убежище, он не выдержал. Доставленный к О'Двайеру и Туркусу, он вскоре предстал по обвинению в убийстве двух бывших палачей из банды Мойона – Сицилиано и Латтаро.

Страусу и Голдштейну выпала трагическая привилегия быть первыми членами «Мёрдер инкорпорейтед», удостоенными чести обосноваться на электрическом стуле. Они были казнены 12 июня 1941 года, девять месяцев спустя после осуждения, и умерли с тем же бесстыдством, с каким и жили. Голдштейн зубоскалил даже в последние секунды своей жизни: «Если бы я мог выразить еще одно, последнее желание, то пожелал бы покрепче обнять эту сволочь Эйби Рильза в тот момент, когда включат рубильник!»

Гарри Страус до самого конца разыгрывал из себя душевнобольного, стал еще более грязным и обросшим, видимо надеясь на что-то вопреки здравому смыслу. Он пытался еще раз предложить свои услуги следователям и настойчиво добивался у Туркуса согласия на непродолжительную встречу с глазу на глаз с Эйби Рильзом.

Он обещал помочь заместителю окружного атторнея пролить свет на преступления, о которых тот пока ничего не знает. Недоверчивый Туркус отказался.

И правильно сделал. Питсбург Фил признается потом, что единственной целью этой встречи было его желание внезапно наброситься на Кида Твиста и перегрызть ему горло.

Утром накануне казни этот мерзкий тип решил наконец прекратить симулирование, уступив тем самым настоятельным требованиям своего компаньона по камере смертников Сэма Голдштейна, который на протяжении всего процесса не переставал жаловаться на зловоние, исходящее от его сообщника. Питсбург Фил помылся, побрился, подстригся и надел свой самый приличный костюм. Он отказался от встречи с родителями, по попросил за час до казни в качество последнего желания свидание со своей любовницей, Эвелин Миттелмен, угодившей за решетку вместе с ним, но уже вышедшей на свободу.

Ей тогда было двадцать семь лет. Эта пышноволосая, несколько вульгарная блондинка носила прозвище Смертельный поцелуй, так как все четыре ее официальных любовника погибли, причем каждый предыдущий от руки следующего. Безжалостный палач помер один «Мёрдер инкорпорейтед» не избежал подобной же участи. Он сгорел на электрическом стуле 12 июня 1941 года в возрасте тридцати двух лет.

Прекрасная Эвелин лишний раз подтвердила справедливость своего грозного прозвища…

Неумолимые приговоры, которые один за другим выносились самым видным палачам «Мёрдер инкорпорейтед», довели до предела панику в недрах преступного синдиката. Вслед за Джо Адонисом и Альбертом Анастасиа сам Багси Сигел вынужден был начиная с июля 1940 года уйти в глухое подполье, не прекращая, однако, руководить истребительной войной.

И Эйби Рильз, и Алли Танненбаум без малейшего колебания признали прямое участие Багси Сигела в убийстве Гарри Гринберга. Первым поведал правосудию об этом убийстве Танненбаум. Вездесущий Эйби Рильз, который из Нью-Йорка контролировал все операции по «большой охоте» на Грини, поторопился слово в слово подтвердить сказанное Танненбаумом.

Добыв таким легким способом доказательства, Туркус отправился не мешкая в Лос-Анджелес и расшевелил вершителей калифорнийского правосудия. Они не заставили себя долго уговаривать и приказали арестовать Сигела, Карбо и Сегала. Однако эти трое, конечно не иначе как «чудом» оказавшиеся в курсе дел, успели исчезнуть… Что касается Бухалтера, «ответственного распорядителя» по приведению в исполнение приговора в отношении Гринберга, то он уже находился за решеткой в Нью-Йорке.

17 августа его адвокат, знаменитый Джерри Гейслер, сумел уговорить Багси Сигела, не расстававшегося со своей циничной ухмылкой, позволить себя арестовать. Спустя несколько дней были схвачены в Сиэтле Карбо и Сегал, откуда они и были переправлены под охраной к месту назначения.

В конце августа все трое предстали перед Верховным судом Лос-Анджелеса по обвинению в совершении убийства первой степени. По этому случаю, несмотря на яростное сопротивление Туркуса и О'Двайера, оба «кенара» – Эйби Рильз и Алли Танненбаум – были приглашены дать свой любимый «концерт» в зале суда. Под охраной, достойной всего золота Форт-Нокса, их препроводили в Калифорнию. Целая свора убийц не сводила с них глаз, не имея возможности взять их на мушку из-за принятых мер предосторожности. Возможность «подстрелить маленьких птичек» так и не представилась.

Свидетельские показания Рильза и Танненбаума оказались губительными для обвиняемых, над которыми нависла реальная угроза угодить в газовую камеру. Благодаря хитрости Джерри Гейслера в суд были приглашены ложные свидетели обвинения, щедро подкупленные гангстерами. Дав вначале под присягой показания против обвиняемых, эти пособники пошли затем, как и было задумано, на попятную и признались в даче якобы ложных сведений. Коварному адвокату после этого не составило труда добиться признания процесса недействительным и потребовать освобождения своих подзащитных. Закон-то хорош, надо только уметь им пользоваться!

Три клиента Джерри Гейслера были выпущены под залог. В сентябре новый окружной атторней Лос-Анджелеса, Джон Докуэйлер (его избранию Сигел тайно способствовал), поднял вопрос об отсутствии состава преступления, сделав одолжение своему «покровителю» и его сообщникам.

Разразился страшный скандал. Под давлением О'Двайера и Туркуса органы правосудия штата Калифорния потребовали созыва нового состава Верховного суда, нового вызова в суд Танненбаума и сохранения в силе обвинения в адрес Сигела, Карбо и Сегала. Осторожности ради все трое решили вновь исчезнуть 21 июня 1941 года. Лучше потерять залог, чем собственную шкуру.

Из всех главарей синдиката в это время самая неотвратимая опасность угрожала Бухалтеру. Именно благодаря его усилиям «Мёрдер инкорпорейтед» достигла такого размаха. Это он с согласия высшего совета направлял и контролировал сотни убийств, совершаемых на всей американской, территории. Кроме расправ по личным мотивам на различных стадиях его карьеры, Лепке направлял отряды «курков» но пятам всех свидетелей, которые при случае могли дать показания против него перед сотрудниками Дьюи. Любой человек, подвергавшийся рэкету со стороны Лепке, уничтожался немедленно, если им начинало интересоваться следствие, независимо от того, сказал он что-нибудь или нет. По данным Гервитца и Гурфейна, двух помощников Дьюи, из двадцати указанных палачам потенциальных свидетелей семь человек были зверски убиты, а остальных заставили замолчать отряды Рильза, Питсбурга Фила и Мойона. Спаслись очень немногие, и то благодаря усиленной охране со стороны ФБР и специального отряда полиции Нью-Йорка под командованием комиссара Валентайна.

После того как его дважды приговорили – к четырнадцати годам за торговлю наркотиками и к тридцати за вымогательство, – Лепке полагал, что благополучно отделался. Его подозревали в самых тяжелых преступлениях во время процесса, затеянного против него Томасом Дьюи, но о массовых убийствах, совершавшихся под его руководством в течение десяти лет, суду так ничего и не стало известно. И хотя вынесенные ему приговоры нельзя назвать мягкими, Лепке чувствовал себя счастливым. Он сумел избежать электрического стула, который ожидал его в случае хотя бы частичного разоблачения.

Разоблачения Рильза прозвучали для Бухалтера как гром среди ясного неба. Это означало крушение всех надежд. Истина, которую ему удалось скрыть с помощью террора, направленного против свидетелей, открылась вдруг во всей мерзости, с уликами и подробностями. Эйби Рильз располагал неиссякаемыми сведениями относительно деятельности своего бывшего босса. Он неоднократно выполнял обязанности шофера и телохранителя Лепке на протяжении двух лет его подпольной деятельности. Рильз поведал, в частности, о знаменитой ночи 1938 года, когда он сопровождал своего грозного шефа на бурное заседание высшего совета, созванного по требованию Луччезе. Среди других бандитов на нем присутствовали Альберт Анастасиа, Уилли Моретти, Джерри Катен, Джо Адонис и Лонжи Цвиллман. Луччезе чуть было не подрался с Бухалтером, который его обвинял вместе с Альбертом Анастасиа в попытках потеснить Лепке в сфере рэкета изготовителей готового платья, контролируемой им лично. Рильзу же Бухалтер и поручил организовать устранение свидетелей.

Факт за фактом доносчик обеспечил О'Двайера и Туркуса всем необходимым для сокрушительного обвинительного акта против его экс-патрона. В конце мая 1940 года атторней Бруклина потребовал и получил полномочия на то, чтобы Бухалтер, отбывающий в федеральной тюрьме срок по своему первому приговору, был передан в его распоряжение. Он сразу же предъявил ему обвинение в убийстве первой степени. Одновременно был арестован Луис Капоне, доверенный человек Лепке. Другому помощнику обвиняемого, Мэнди Вейсу, удалось удрать. Разыскиваемый полицией всех штатов, он будет в конце концов пойман в Канзас-Сити в июне 1941 года, как раз вовремя, чтобы оказаться вместе со своими двумя сообщниками на скамье подсудимых уголовного суда в Бруклине. Действуя энергично, ведя одновременно процесс против Фила Страуса и Сэма Голдштейна, О'Двайер и Туркус закончили расследование дела о главарях убийц. Суд над ними был назначен на 21 ноября 1941 года.

Для этих троих, находившихся за решеткой, выхода не было. Их положение казалось безнадежным. Последней и единственной возможностью могло стать устранение основного свидетеля обвинения до того, как дело поступит в уголовный суд Бруклина. Леденящая душу близость возмездия превратила Бухалтера в дикого зверя. Из своей тюремной камеры он принялся угрожать синдикату, требуя немедленного устранения несмолкающего «кенара». Это было излишне. Все крупные боссы, остававшиеся на свободе, были сами крайне заинтересованы в этом, включая Фрэнка Костело, единственного среди них, кто брезговал обращаться к услугам «Мёрдер инкорпорейтед», хотя и соглашался с необходимостью существования такого органа. Несмотря на проводимую Сигелом истребительную войну и баснословные суммы, выделенные высшим советом для ограничения возможных последствий катастрофы, синдикат находился на грани краха.

Доносчики не ограничились рассказами о деятельности «Бруклинского объединения». Они начали раскрывать все, что знали о его связях с миром американской преступности. Не было ни одного главаря, ни одной банды, входящей в состав синдиката, которые бы не обращались десятки раз к палачам из «Мёрдер инкорпорейтед». Кроме исполнения своих прямых обязанностей главы наемных убийц, Рильз работал с каждым из своих людей отдельно. Он знал обо всех их делах, о способах проникновения в рабочую и профсоюзную среду. Каждый второй «контракт» по вымогательству, шантажу, устрашению колеблющихся или нерадивых плательщиков выполнял он и его люди.

Даже Лаки Лучиано, находясь в тюрьме в Даннеморе, не мог чувствовать себя в безопасности: угроза была серьезной и непосредственной. Ведь это по его приказу Сэм Левин прикончил Маранзано, а Лепке Бухалтер выделил отряды головорезов, которые уничтожили сорок «усатых папаш», жертв «сицилийской вечерни» 11 сентября 1931 года. Как глава преступного синдиката, Лучиано одобрил ликвидацию Шульца. Даже после того, как его упрятали в тюрьму, он продолжал утверждать все смертные приговоры, выносимые высшим советом. Для него разглагольствования Рильза также представляли смертельную угрозу, а неприглядная история, происшедшая с Лепке Бухалтером, могла с успехом послужить прообразом того, что ожидало его самого. Вне себя от гнева, Лучиано без конца теребил Сигела. Надо было как можно быстрее, любой ценой и любыми средствами, ликвидировать предателя. Если какой-то «стукач»" может позволить себе говорить безнаказанно и оставаться в живых, то это создает недопустимый прецедент. Отныне любой бандит, схваченный и оказавшийся под угрозой смертной казни, может повторять то, что сделал Рильз. Надо убрать его демонстративно и не откладывая в долгий ящик. Ведь речь идет о престиже и могуществе синдиката во всем преступном мире.

* * *

С самого начала этих событий перед О'Двайером и Туркусом постоянно стояла проблема охраны доносчика. Под угрозу было поставлено само существование организации, и было ясно, что ответная реакция синдиката не заставит себя ждать. Ни одна нью-йоркская тюрьма не внушала доверия окружному атторнею настолько, чтобы помещенного туда свидетеля можно было бы считать в безопасности. На время проведения допросов Рильза поселили в отдельной секции гостиницы «Боссерт», расположенной напротив здания муниципалитета Бруклина и охраняемой наподобие несгораемого сейфа. Место его содержания под стражей неоднократно меняли, сохраняя все это в строжайшей тайне. Наконец его перевели в Кони-Айленд в отель «Халф мун», отдельно стоящее высотное здание рядом с пустым в это время года пляжем. Вскоре к нему присоединились Танненбаум и Бернштейн. Все трое дожидались в полной изоляции момента, когда они должны будут свидетельствовать против своих бывших патронов и сообщников. Их вывозили из «Халф мун» в бронированном автофургоне, сопровождаемом эскортом полицейских с оружием наготове. Дорога до зала судебного заседания уголовного суда в Бруклине каждый раз пролегала по новому маршруту, выбранному в последний момент. Дворец правосудия был буквально наводнен детективами. Чтобы проникнуть в небольшой зал судебного заседания, надо было предъявить специальный пропуск. Двери тотчас основательно запирались за каждым вошедшим.

Туркус арендовал весь шестой этаж отеля «Халф мун». Один из лифтов специально предназначался для обслуживания только этого этажа. Чтобы воспользоваться лифтом, надо было пройти пикет охранников в нижнем холле, затем подвергнуться тщательному обыску на выходе из кабины лифта на шестом этаже, где располагался второй пост охраны. Дальше было несколько бронированных дверей. Эйби Рильз занимал комнату 623, в самой глубине. Дверь комнаты постоянно держали открытой, чтобы восемнадцать охранников, разделенных на три отряда, не теряли заключенного из виду ни на минуту. Все были вооружены до зубов. Перед этим они прошли тщательный отбор, который проводил сам О'Двайер. Эти же охранники приносили и пищу. Время от времени Рильзу разрешали принимать жену, которая уже произвела на свет младенца… Она посетила Рильза и накануне знаменательного дня – среды 12 ноября 1941 года (до начала процесса над Бухалтером, Войсом и Капоне оставалось десять дней). В среду в 6 часов 45 минут полицейский офицер Джеймс Бойл заглянул в комнату Рильза. Тот спал крепким сном, развалившись на своей мягкой постели. Незадолго до семи часов Эл Литцберг, управляющий гостиницей, живший в номере на третьем этаже как раз под комнатой гангстера, слышал какой-то шум на террасе, которая одновременно служила крышей для части помещений, расположенных на третьем этаже. Три первых этажа гостиницы образовывали нечто вроде выступа и значительно выдавались вперед по сравнению с остальной частью здания. В 7 часов 10 минут инспектор Виктор Робинс вошел в комнату Рильза, чтобы провести очередное обследование. Эти проверки осуществлялись регулярно с интервалом в пятнадцать минут. Робинс, таким образом, опоздал на десять минут. На этот раз кровать оказалась пустой, на ней не было простыней, окно в комнате было широко открыто. Полицейский подбежал к окну, выглянул наружу и зло выругался. Тринадцатью метрами ниже, на террасе третьего этажа, лежало тело, сведенное предсмертной судорогой. Это был Эйби Рильз по кличке Кривой. Он был полностью одет. Рядом с ним валялись простыни, связанные электрическим проводом наподобие каната. Смерть наступила мгновенно от переломов черепа и шейных позвонков, не считая других телесных повреждений. Труп покоился в шести метрах от степы основного здания. Как эпитафия этому человеку, заставившему содрогнуться преступный синдикат, прозвучали циничные и торжествующие слова Лаки Лучиано, узнавшего приятную новость в тот же день: «Кенары умеют петь, но, к их несчастью, не умеют летать!…»

Для О'Двайера и Туркуса удар был сокрушительным. Окружной атторней потребовал от капитана Фрэнка Балса, командира отряда следователей и ответственного за безопасность Рильза и Танненбаума, детально разобраться в этом деле. За несколько часов Балс на скорую руку провел расследование. По его мнению, в том, что перед моментом падения Рильз находился и комнате один, не было ничего особенного. В ночное время всегда так и было. Во всяком случае, дверь оставалась открытой постоянно, обходы совершались регулярно каждые четверть часа, и его телохранители бодрствовали в соседней комнате. Эта версия, однако, полностью противоречила показаниям Алли Танненбаума, находившегося в аналогичных условиях содержания под стражей. По его словам, заключенные ни на секунду не оставались одни, даже когда они спали или справляли свои естественные надобности. Расследование Балса породило версию о трагически окончившемся, но довольно естественном несчастном случае: Рильз хотел сбежать, чтобы передать жене припрятанные им сто тысяч долларов. Вскрытие не показало каких-либо следов яда или наркотиков, но, когда в 1951 году акт вскрытия будет представлен комиссии Кефовера, выяснится, что Кид, который никогда не пил, перед смертью употребил значительное количество алкоголя. Но если он был в полном сознании во время своего падения, то как объяснить, что он даже не вскрикнул и никто не слышал его воплей?

Он сам якобы связал свои простыни, чтобы сделать веревку и добраться таким образом до пятого этажа, но она оборвалась, он упал и разбился. Можно только удивляться, что никому не пришло в голову обеспечить блокировку или вставить решетку в окно столь драгоценного и находящегося под угрозой уничтожения свидетеля. Но предполагать, что этот заключенный захотел сбежать, он, который не сделал бы и десяти шагов вне своей «тюрьмы», как его тут же прикончили бы, и который знал, что, где бы он ни спрятался, синдикат перевернет небо и землю, чтобы покарать его, – предполагать это было по меньшей мере неразумно.

К тому же он мог рассказать жене о местонахождении своего капитала во время ее посещений. Перед лицом всеобщего возмущения, вызванного заключениями следствия, капитан Балс рискнул выдвинуть другую гипотезу, еще более смехотворную.

Эйби Рильз, как известно, слыл весельчаком и был всегда готов разыграть охранников. Его любимая шутка состояла в том, что он через окно спускался до пятого этажа и, с тем чтобы попугать и посмеяться над охранниками, кричал им оттуда: «Ку-ку! Я здесь!» По словам Балса, утром 12 сентября он просто хотел повторить свою шутку. Но на этот раз она не удалась. Более откровенную галиматью трудно придумать! Поползли слухи, ставившие под сомнение невиновность капитана Балса и его полицейских агентов. Тогда, чтобы раз и навсегда пресечь разговоры, полиция Бруклина сделала то, что она должна была сделать в самом начале: было официально объявлено, что Рильз, измученный угрызениями совести и зная, что синдикат не отступит и будет преследовать его всю жизнь, предпочел покончить с собой. Но эта третья гипотеза несколько запоздала. К тому же она не могла объяснить и присутствия связанных простыней, валявшихся рядом с трупом, и того, как удалось Рильзу оказаться в шести метрах от стены здания. Не мог же он прыгнуть на такое расстояние.

Да и образ отчаявшегося окончательно доносчика не совсем увязывался со свидетельством полицейского, который видел его храпевшим за десять минут до того, как он «выбросился» из окна. С другой стороны, известный радиокомментатор Уолтер Уинтшелл обнаружил неопровержимые доказательства того, что Рильз получил несколько писем с угрозами расправиться с его женой, если он не раскошелится.

Эти попытки вымогательства были предприняты одним из приятелей Шолома Бернштейна. Для полноты картины следует добавить, что Кида Твиста ненавидели даже сами его коллеги-доносчики: Алли Танпенбаум, Маггун и Каталано.

Сегодня среди ответственных работников нью-йоркской полиции бытует другая офциальная версия, наиболее достоверная. Синдикат подкупил многих полицейских и следователей на всех уровнях. При посредничестве Костелло были подкуплены некоторые из ближайших сотрудников О'Двайера и Туркуса, а уже через них – ряд полицейских, охранявших обитателей отеля «Халф мун». После этого устранение Эйби Рильза оставалось только вопросом времени и величины вознаграждения, а, как известно, организация готова была заплатить максимальную сумму, чтобы заставить навсегда замолчать неистощимого болтуна из комнаты 623. Эйби Рильза, таким образом, выбросили наружу его собственные охранники, презиравшие его за грубость и заносчивость. Они же подбросили к трупу связанные простыни, чтобы подкрепить версию о попытке совершить побег.

Один человек не мог, однако, справиться с этим «кенаром», весившим девяносто килограммов и обладавшим богатырской силой. Тем более что он не был отравлен и не принимал перед смертью, официально по крайней мере, никаких наркотиков. Вероятно, его сначала прикончили с помощью полицейских дубинок, обернутых тряпками, чтобы не осталось кровоподтеков. Это в некоторой мере объясняет тот факт, что он упал без крика, а его сосед Алла Танненбаум не слышал никакого шума борьбы.

И все же скандал вокруг объяснений, сделанных капитаном Балсом, поднялся невообразимый. Все детективы, обеспечивавшие наблюдение за Рильзом, были разжалованы до рядовых полицейских и переведены на патрулирование улиц. После нескольких лет немилости капитан Балс, однако, был назначен комиссаром отдела нью-йоркской полиции. Интересно, что решение об этом принял О'Двайер, как только его в 1945 году избрали мэром Нью-Йорка! По словам многочисленных гангстеров и шефов столичной полиции, основной функцией Балса с этого времени было получать и распределять между продажными полицейскими Нью-Йорка манну небесную в виде субсидий, регулярно выдаваемых преступным синдикатом.

Спустя годы Багси Сигел даст свою личную версию устранения Эйби Рильза, в которой он претендовал на роль вдохновителя и главного организатора.

По его словам, как только ему поручили миссию по ликвидации «стукача», он раздобыл тщательно разработанные планы внутренних помещений отеля| «Халф мун» и скрупулезно изучил личности полицейских, обеспечивающих охрану и наблюдение за помещениями шестого этажа. Один из них, которого всегда именовали не иначе как Инсайдер, особенно привлек внимание Сигела своей одержимостью двумя пагубными страстями – к деньгам и женщинам.

Чтобы заручиться его поддержкой и склонить к сотрудничеству, Сигел подослал к полицейскому Эвелин Миттелмен, полагаясь на талант экс-любовницы казненного Страуса. Девица по кличке Смертельный поцелуй применила все свое обаяние и хитрость, помноженные на незаурядные актерские способности. Ей удалось окрутить Инсайдера с первой же встречи. Через четыре месяца она сделала из него настоящую марионетку. Он полностью оказался во власти ее прихотей и был готов ради нее на все. В это же время Карбо, доверенный человек Сигела, за десять тысяч долларов склонил к сотрудничеству одного из администраторов «Халф мун», которому дали кодовое имя Мидл мэн (Посредник). Этот человек должен был проследить, чтобы комната, расположенная под комнатой Рильза, оставалась свободной до тех пор, пока в один прекрасный день не появится «турист» из Монреаля и не сделает заранее оговоренный знак. Ему и сдадут эту комнату. «Туристом» был убийца, подобранный Сигелом специально для выполнения столь трудной миссии. Его звали Фрэнк Левек. Уроженец Квебека, он не был известен американской полиции и потому не рисковал оказаться разоблаченным до начала операции. На протяжении нескольких недель, уединившись на ранчо Багси Сигела, расположенном в укромном месте, Левек тренировался в лазании по отвесной каменной стене высотой около двадцати метров, на которой декораторы киностудии, не зная истинного назначения своей работы, воспроизвели мельчайшие детали фасада отеля «Халф мун», а также планировку и обстановку комнаты Рильза и той, которая располагалась прямо под ней на пятом этаже, Сигел контролировал ход приготовлений Левека, которому в этом помогали два других сообщника – Пит Монахам и Поль Келли, исполнявшие на ранчо роли Инсайдера и Мидл мэна.

Когда они были достаточно подготовлены, прекрасная Эвелин убедила своего нового любовника в необходимости встречи с Сигелом. Ее ласки и сто тысяч долларов умаслили полицейского, и он согласился участвовать в устранении Рильза с обязательным условием, чтобы это имело все признаки самоубийства или несчастного случая. Сделка состоялась. Инсайдер, хорошо знавший все привычки и манеры заключенных и их охранников, помог Левеку разработать окончательный вариант плана. Когда все было выверено с точностью до секунды, Сигел разрушил стену, служившую тренажером, и, сдавшись властям 8 октября 1941 года, расположился в тюремной камере, дабы обеспечить себе надежное алиби. Его заключение в тюрьму представляло собой пустую формальность. Сигел мог ежедневно выходить на свободу, заказывать себе любые яства, вина и принимать по своему желанию весь цвет киномира.

Инсайдер и Эвелин Миттелмен возвратились в Бруклин, а Левек – в Квебек.

В конце октября в «Халф мун» появился «турист». Он с готовностью дал себя обыскать полицейским, наводнявшим отель. Администратор признал его и, как было уговорено, выделил ему пустующую комнату на пятом этаже. В течение пятнадцати дней Левек изображал из себя скромного коммерческого представителя, постепенно приучая охранников к своим регулярным приходам и уходам, к своему лицу, усыпляя их недоверие своим добродушием и внешней незначительностью. К концу второй педели ни одному полицейскому уже и в голову не приходило уделять ему сколько-нибудь существенное внимание. Он превратился для них в одного из постоянных обитателей отеля, не вызывающих никаких подозрений.

11 ноября Левек обратился с просьбой выделить ему другую комнату. Администратор тут же предложил ему другой номер, но при этом сделал– так, что комната на пятом этаже после него снова оставалась свободной. К этому времени у Левека уже был дубликат ключа от нее. В этот же вечер к Рильзу приходила жена и они крупно поссорились. Когда в 23 часа Рози покинула своего мужа, он был вне себя от злости. Никогда не бравший в рот спиртного, он вдруг без особых колебаний согласился выпить и сделал большой глоток из бутылки, предложенной Инсайдером. В виски было добавлено снотворное. Вскоре Кид Твист крепко уснул.

Ночью Левек тайком покинул свое новое жилище и пробрался в комнату на пятом этаже, воспользовавшись изготовленным ключом. В 5 часов 30 минут, проводя обход, Инсайдер заглянул к Рильзу, храпевшему что было сил. Он опустил через окно провод, достававший до пятого этажа, и зажал его рамой. Левек был наготове. Он привязал к нижнему концу провода веревочную лестницу с двумя стальными крючками, обернутыми ватой, чтобы не оставлять следов на стене.

В 6 часов 45 минут детектив Джеймс Боил, совершая очередной рейд, не обнаружил ничего подозрительного в комнате Рильза. В 7 часов следующую проверку производил Инсайдер. Он быстро открыл окно, подтянул веревочную лестницу и закрепил крюки за подоконник. Спустя несколько секунд к нему присоединился Левек. Вдвоем они быстро одели сонного Рильза, раскачали его и выбросили наружу, сбросив вслед за ним связанные простыни. После этого Левек тем же путем вернулся на пятый этаж, захватив с собой веревочную лестницу и провод. Он закрыл за собой окно и, уходя, запер комнату на ключ.

В 7 часов 10 минут детектив Виктор Робине обнаружил отсутствие Рильза, а спустя несколько секунд увидел его труп на террасе. Левек дождался 8 часов 30 минут утра, уплатил по счету и покинул отель. Перед этим он любезно согласился наряду с другими клиентами ответить на вопросы следователей капитана Балса, даже не подозревавшего о тех необыкновенных акробатических трюках, которые проделал этой ночью «простодушный» канадец.

А Багси Сигел, как только узнал эту замечательную новость, попросил доставить дюжину бутылок шампанского, чтобы прямо в тюремной камере отпраздновать случившееся со своими надзирателями и многочисленными гостями.

Несмотря на кажущуюся привлекательность, версия, изложенная Багси Сигелом, никогда не вызывала особого доверия экспертов. Они считали, что Сигел выдумал всю эту историю с начала до конца, с тем чтобы продемонстрировать, насколько он изобретательнее других, главарей преступного синдиката, а также чтобы скрыть истинных палачей – личных охранников Рильза.

Как бы там ни было, цель была достигнута. О'Двайер и Туркус потеряли своего главного помощника. Кроме того, стало ясно, что правосудие, несмотря на небывалые предосторожности, не в состоянии обеспечить безопасность своих свидетелей, даже самых ценных и полезных.

Демонстративное устранение Эйби Рильза напугало других «кенаров». Разумеется, они не могли отказаться от уже данных показаний, по в дальнейшем их намять стала обнаруживать странные и многочисленные провалы, а их обличительные свидетельские показания уже не выглядели столь убедительными, как прежде.

30 января 1942. года, когда Багси Сигел, Фрэнк Карбо и Чамп Сегал в очередной раз предстали перед судом по обвинению в убийстве Биг Грина Гринберга, то даже Танненбаум, доставленный по этому случаю в Калифорнию, был настолько сбивчив и неубедителен в своих свидетельских показаниях, что произвел на суд самое нежелательное впечатление. Присяжные оправдали трех убийц. 21 февраля следующего года они были освобождены.

* * *

Но смерть Рильза все-таки не спасла ни Бухалтера, ни его лейтенантов – Мэнди Вейса и Луиса Капоне. Улики и доказательства против них были слишком вескими, и Алли Танненбауму не удалось свести на нет значение своих свидетельских показаний. Кроме того, его могли обвинить в клятвопреступлении и самого отправить на электрический стул. Бухалтер и его приспешники потеряли всякую надежду на успех. Для оставшихся же на свободе главарей преступного синдиката принесение в жертву этих обреченных представляло собой некоторого рода уступку разбушевавшемуся общественному мнению, полагавшему, что от него пытаются скрыть правду. По личному приказу Лаки Лучиано, утвержденному несмотря на возражения Анастасии, высший совет отступился от Бухалтера и его пособников, оставив их на произвол судьбы.

* * *

Дьюи, убежденный, что войну надо довести до конца, продолжал преследовать Бухалтера, врага общества номер один, по всей строгости закона. 21 сентября 1941 года зловещее трио – Бухалтер, Мэнди Вейс и Луис Капоне – предстало перед уголовным судом Бруклина, который уже отправил на электрический стул Хэппи Мойона, Аббандандо, Сэма Голдштейна и Страуса. В роли обвинителя на этот раз опять выступал грозный Туркус. Не изменяя своим правилам, он решил добиваться эффективного и скорейшего осуждения, сознательно ограничившись только одним, основным пунктом обвинения, касающимся всех троих подсудимых и позволяющим надеяться на вынесение смертного приговора каждому из них. Он выбрал обвинение в убийстве Джозефа Розена. Убийство была совершено в 1936 году, но четыре следователя, поочередно занимавшиеся этим делом, так ничего и не смогли выяснить и один за другим были отстранены. Только показания Рильза позволили раскрыть это преступление.

Розен управлял в Нью-Йорке небольшим предприятием, осуществлявшим грузовые перевозки для изготовителей одежды. После того, как Бухалтер прибрал к рукам контроль за этим сектором, он, угрожая расправой, потребовал от Розена, чтобы тот прекратил всякие транспортные операции с теми фабрикантами готового платья, которые отказывались выплачивать дань. Розен вынужден был подчиниться. Но при этом он сначала потерял свою клиентуру, а затем и работу. Естественно, он возненавидел Бухалтера, несмотря на несколько подачек, которые тот ему бросил. Доведенный до отчаяния махинациями гангстеров, Розен через шесть месяцев сменил профессию и занял денег, чтобы открыть небольшой кондитерский магазин в Браунсвилле.

Когда Дьюи начал расследовать рэкет, которым руководил Бухалтер, Розен, надеясь испугать вымогателя и выудить у пего деньги в обмен на молчание, открыто заявил о своем намерении дать показания окружному атторнею. Этим он сам вынес себе смертный приговор. Бухалтер сразу же направил против неосмотрительного упрямца отряд палачей, возглавляемый Луисом Капоне.

13 сентября 1936 года в 6 часов 45 минут, в момент, когда он открывал свой магазинчик, Розен был изрешечен семнадцатью пулями, из которых семь оказались смертельными. Стреляли Мэнди Вейс, Гарри Страус и Джимми Феррако. Шолом Бернштейн управлял машиной, в которой расположились убийцы. Выполнив свое задание, они тут же отправились доложить об этом Луису Капоне.

Спустя четыре года Эйби Рильз рассказал все об этом деле, но только 21 сентября 1941 года Туркусу удалось предъявить обвинение и предать суду троих оставшихся в живых преступников. Питсбург Фил уже окончил свою жизнь на электрическом стуле, а Феррако был прикончен палачами Сигела во время истребительной войны.

Во время процесса над Бухалтером и двумя его подручными были приняты самые строгие меры предосторожности. Туркус был предупрежден о том, что синдикат отрядил трех самых лучших «курков», поручив им ликвидировать свидетелей даже в зале суда, если это окажется возможным. Вокруг свидетелей крутились и другие убийцы. Туркус усилил обычную охрану специальным отрядом в пятьдесят человек, которых он лично отобрал из числа предложенных детективов.

Обвиняемые наняли настоящий легион адвокатов из самых выдающихся криминалистов и бывших судебных чиновников, отличавшихся хитростью и изворотливостью. Среди них, конечно же, был и непревзойденный Сэм Лейбовиц. Синдикат выделил на защитников не менее четверти миллиона долларов. Они получили свои деньги заслуженно. Зная, что дело почти безнадежно, они с самого начала повели нескончаемые атаки с целью отсрочить, а затем затянуть слушание дела. Понадобилась неделя только для того, чтобы утвердить одного из присяжных, после того как отвод был дан двумстам пятидесяти кандидатам, и пять недель на то, чтобы окончательно решить все проблемы, связанные с формированием скамьи присяжных. Споры по другим процессуальным вопросам оттянули начало прений до 21 ноября. К этому времени Рильз, основной свидетель обвинения, был выброшен из окна, не дожив до начала процесса всего десять дней!

Но его устранение не спасло обвиняемых, которым грозили разоблачения их бывших сообщников, особенно Макса Рубина, старого друга Розена, силой завербованного все тем же Бухалтером. Гангстеры устроили охоту на Рубина уже за то, что он привлекался в качестве пассивного сообщника при экзекуции и уничтожении Джозефа Розина. Несомненно, Макс Рубин никогда бы не отважился говорить, если бы, вынудив его сначала долгие месяцы скрываться, Бухалтер не совершил роковой ошибки, пожелав окончательно заткнуть ему рот. 1 октября 1937 года среди бела дня на Макса Рубина было совершено нападение. Он получил пулю в затылок от одного из палачей Бухалтера (предположительно – Мэнди Вейса). Это происходило как раз напротив больницы. Последнее обстоятельство спасло ему жизнь. Благодаря вовремя проведенной трепанации черепа Рубин чудом выжил после того, как в течение восемнадцати дней балансировал на грани жизни и смерти.

Оправившийся после болезни Рубин круглосуточно находился под охраной трех детективов, выбранных из наиболее метких стрелков. Их бдительность позволила предотвратить многочисленные попытки «курков» Багси Сигела доделать то, что начал Мэнди Вейс.

Вопреки нависшей над ним смертельной угрозе, несмотря на уже предпринятую попытку его убийства, Рубин, парализованный страхом, долгое время отказывался свидетельствовать против Бухалтера, хотя О'Двайер и Туркус обещали ему неприкосновенность и полную гарантию от всяких новых нападений.

Возможно, угрызения совести и желание отомстить за своего друга Розена, помноженные на беспредельную ненависть к Бухалтеру, подтолкнули Рубина к сотрудничеству с представителями закона. К тому же он окончательно понял, что глава «Мёрдер инкорпорейтед» отныне не способен что-либо предпринять против него. На процессе, несмотря на попытки адвокатов Бухалтера дискредитировать Рубина, он был одним из самых ценных свидетелей. Он со всей определенностью обвинил гангстера в сговоре, который позволил тому в 1937 году избежать наказания, когда он предстал перед Верховным судом штата Нью-Йорк по обвинению в тяжких преступлениях.

– В тот момент, когда я получил пулю в голову, – утверждал Рубин, – я направлялся в Верховный суд, и только немногие из его членов знали, кто я такой, зачем меня пригласили и в какой день должен состояться мой допрос…

Свидетельские показания Рубина, поднявшегося из могилы, словно статуя Командора, произвели огромное впечатление на присяжных. Указывая на Бухалтера, побледневшего и застывшего в изумлении, Рубин беспощадно продолжал:

– Этот человек хотел убить меня за то, что я в мельчайших деталях знал всю правду об убийстве Розена. Я был участником и свидетелем всех приготовлений к этой расправе. Что же касается обстоятельств ее проведения, то о них я узнал со слов Лепке. Он сообщил мне об этом, надеясь меня запугать и внушить, что никто из предавших его не может избежать мести, пусть его окружают хоть пятьдесят полицейских… Ему это удалось: я замолчал, я пошел на обман, я даже совершил клятвопреступление, чтобы спасти свою жизнь. Но и этого оказалось мало для маниакально подозрительного человека. Когда он почувствовал, что стал мишенью для Дьюи, то, несмотря на все доказательства моей верности, он не мог успокоиться, не заткнув мне рот навсегда.

Примеру Рубина последовал Шолом Бернштейн, а затем и Поль Бергер, который служил им наводчиком и показал несчастного кондитера его убийцам. Оба они подтвердили слово в слово показания Рильза, данные им еще при жизни, а также показания Рубина и Танненбаума.

Последнего Туркус выпустил в самом конце. «Кенар» сообщил, что вначале он поддерживал контакты с Мэнди Вейсом и Капоне. Но именно Бухалтер во время одного из совещаний в его резиденции в «Рели мануфактуринг компани», находившейся на Пятой авеню, утвердил задание и назначил дату проведения операции.

Глава «Мёрдер инкорпорейтед» совершил вторую роковую ошибку, установив вопреки сложившимся правилам непосредственный контакт с убийцами. А его помощник Мэнди Вейс совершил еще одну оплошность, добившись привилегии самому участвовать в нападении.

Алли Танненбаум со всевозможными подробностями рассказал о том, как он, Питсбург Фил, Вейс и Феррако убивали Розена.

Мертвая тишина воцарилась в зале суда, когда он давал свои показания. Напрасно защитники Бухалтера старались рассеять то ужасное впечатление, которое произвел рассказ Танненбаума. Они подвергли его перекрестному допросу, длившемуся больше часа. Напрасно верховный глава «Мёрдер инкорпорейтед» и два его лейтенанта ожесточенно доказывали свою непричастность к убийству Розена. У них даже не было никакого приемлемого алиби. Последний удар им нанес Маггун, показавший, что слышал от Луиса Капоне рассказ об устранении Розена.

Защита решилась на крайнюю меру и представила СУДУ лжесвидетеля, одного из приятелей Розена, который попытался выгородить обвиняемых. Когда его под присягой заставили подписать протокол, он растерялся, отказался от своих слов и признался в даче ложных показаний. То же самое произошло с Гюрахом Шапиро, с женой Мэнди Вейса и его братом, пришедшими в суд засвидетельствовать, что они находились соответственно один с Лепке, другие – с его помощником в тот момент, когда было совершено преступление.

Отныне дело представлялось почти решенным. В течение трех дней после страстной обвинительной речи Туркуса адвокаты Бухалтера из последних сил еще пытались подвергнуть сомнению доказательства и свидетельские показания, полученные заместителем окружного атторнея. Безуспешно! Защитники Мэнди Вейса и Луиса Капоне были не более удачливыми…

В ночь на 30 ноября 1941 года, в 22 часа 15 минут, присяжные удалились на совещание. К полуночи судьба трех обвиняемых была решена. Они единогласно были признаны виновными в совершении убийства первой степени. Это случилось в субботу, а в понедельник, всего за девять минут судебного заседания, Бухалтер, Мэнди Вейс и Луис Капоне были приговорены к смертной казни на электрическом стуле. Они должны были направиться к месту казни в тюрьму Синг-Синг, где приговор должен был быть приведен в исполнение в течение недели, начинавшейся 4 января 1942 года. За всю историю организованной преступности это был первый случай, когда смертный приговор был вынесен в отношении главарей преступного синдиката.

Но защитники осужденных развернули отчаянную борьбу за отсрочку трагического исхода, используя для этого, кроме законных средств, всевозможные меры политического воздействия на всех уровнях. Они делали это настолько вызывающе, что Дьюи, ставший к тому времени губернатором штата Нью-Йорк, дошел до того, что публично обвинил президента Соединенных Штатов, самого великого Рузвельта, в том, что тот пытается помешать правосудию.

Во всяком случае, непрекращающиеся отсрочки позволили задержать казнь чудовищного трио до 1944 года. Однако бесконечные обжалования во все вышестоящие инстанции одно за другим оказались отклоненными, так же как и ходатайства о помиловании. Наконец после двух лет изнурительного судебного крючкотворства осужденные, содержавшиеся до этого в федеральной тюрьме Нью-Йорка, были отправлены в Синг-Синг, где их казнь была назначена на ночь 2 марта 1944 года. В 22 часа 40 минут, одетые в специальные костюмы, Бухалтер и его приспешники были препровождены в помещение, которое на языке преступного мира называлось «танцевальным залом», – в прихожую комнаты смерти. До казни оставалось восемьдесят минут. Им разрешили последнее свидание с родными. Бухалтер, ухмыляясь, успокаивал свою жену и двух лейтенантов. Что-то должно было произойти. Он это знал!

И действительно, за пятнадцать минут до начала казни это «что-то» обрело форму телефонного звонка от губернатора. Исполнение приговора откладывалось на неделю, до того момента, пока Верховный суд штата, получивший последнее прошение от защитников осужденных, не примет решения о допустимости казни.

В следующую субботу утром это прошение было отклонено и казнь была назначена на 23 часа того же дня. На приговоренных это особого впечатления не произвело. В Синг-Синге не казнили по уикендам. Такова была традиция. Поэтому все трое с аппетитом истребили свой обильный ужин, уверенные, что их последняя трапеза в любом случае будет перенесена на понедельник.

– Это позволит нам набить желудки еще разок за счет налогоплательщиков! – зубоскалил весьма довольный Мэнди Вейс. Ведь Лепке Бухалтер заверил его и Капоне, что за воскресенье произойдет еще кое-что новенькое.

Но их радужные надежды неожиданно рухнули, когда в 21 час 55 минут начальник тюрьмы сообщил им, что он связался последний раз по телефону с губернатором Дьюи, от которого зависело решение о переносе казни на понедельник. Порвав с традицией, которая неизменно соблюдалась все двадцать семь лет существования тюрьмы Синг-Синг, Томас Дьюи отказал в очередной отсрочке, произнеся всего лишь два лаконичных и решительных слова: «No change!» – «Без изменений!»

В 22 часа 02 минуты Луис Капоне вошел в комнату смерти, наполненную журналистами, молча уселся на электрический стул. Тремя минутами позже с ним было покончено. В 22 часа 10 минут наступила очередь Мэнди Вайса. Уже с покрытой черным колпаком головой он продолжал вопить: «Я не виноват! Я только козел отпущения! Передайте моей семье, что я их всех очень люблю!» Разряд в 3200 вольт оборвал его последний крик.

В 22 часа 15 минут пришел черед того, кого все поджидали, словно какую-то знаменитость, – Луиса Лепке Бухалтера. Он окинул присутствующих журналистов полным нескрываемой ненависти взглядом. Спустя несколько минут глава «Мёрдер инкорпорейтед», шеф убийц, виновный в сотнях смертей, получил наконец по заслугам. В 22 часа 19 минут судебный медик официально констатировал его смерть.

Смертный приговор Лепке Бухалтеру и двум его пособникам представлял собой последнюю главу сенсационной истории кровавых событий, которые потрясали Америку в течение восемнадцати месяцев.

Однако О'Двайер не прекращал возвещать о своей решимости найти Альберта Анастасиа, исчезнувшего вечером того дня, когда произошли события, получившие название «предательство в страстную пятницу», и предать его уголовному суду. Он неоднократно заявлял перед представителями прессы, что у него в руках «образцовое обвинительное досье» против всемогущего диктатора профсоюза докеров, которое позволит ему без всякого труда добиться нового смертного приговора. Представленные Эйби Рильзом улики на самом деле со всей определенностью подтверждали виновность Анастасиа более чем в двадцати преступлениях, в частности в ликвидации в мае 1939 года Мориса Даймонда, делегата от профсоюза водителей грузовиков, и в устранении Питера Панто, представителя рабочих, исчезнувшего при загадочных обстоятельствах в том же году.

С храбростью, свойственной молодежи (ему едва исполнилось двадцать пять лет), Панто пытался противостоять режиму террора, насаждавшемуся Анастасиа на причалах Бруклина и Нью-Йорка. Он осмелился выступить против него на выборах руководящих органов профсоюза докеров, 8 июля 1939 года на одном из митингов в присутствии более тысячи рабочих порта Панто публично обвинил Анастасиа в сотрудничестве с Бухалтером. Он пытался расшевелить и убедить рабочих в необходимости очистить причалы от гангстеров, контролирующих рынок рабочей силы. 8 августа молодой активист исчез совершенно бесследно. Его невеста тщетно пыталась найти его. Ни полиция, ни друзья Панто не смогли установить, жив он или мертв, не могли выяснить даже обстоятельства, при которых он исчез. Только девять месяцев спустя благодаря разоблачениям Рильза удалось наконец узнать, что произошло на самом деле. Оказывается, по приказу Анастасиа Питер был тайно похищен Мэнди Вейсом, Феррако и неким Тони Ромеро, а затем задушен Вейсом. Несмотря на небольшой рост и тщедушность, несчастный оказал яростное сопротивление. Зверски замученный, он был тайком похоронен на небольшом кладбище в Нью-Джерси. Анастасиа всячески стремился к тому, чтобы труп не смогли обнаружить, так как подозрение в убийстве пало бы на него.

В очередной раз обвинения Эйби Рильза полностью подтвердились. Раскопки на указанном кладбище завершились извлечением останков, а затем с помощью радиоактивного анализа удалось установить, что часть из них принадлежит несчастному Питеру Панто, а часть – неизвестному.

Предупрежденный весьма загадочным образом, о чем уже упоминалось выше, Анастасия ушел в подполье в тот самый вечер, когда Кпд Твист приступил к своей исповеди. О'Двайер сразу же пустил по его следу целый отряд полицейских. Они искали его. повсюду, дойдя до Кубы и Италии, но, несмотря на самые отчаянные усилия, безрезультатно. В течение девятнадцати месяцев обнаружить его так и не удалось. Тем не менее все до единого работники порта знали, что Анастасиа из Бруклина никуда не уезжал. С момента своего исчезновения он при посредничестве своего брата Тони продолжал поддерживать на причалах установленный им железный закон. Арестованный Гурино сообщил об одном из вероятных убежищ – ферме Мильтон неподалеку от Нью-Йорка. Несмотря на настойчивые требования общественности, прессы и собственных сотрудников, О'Двайер упорно сопротивлялся заочному осуждению одного из руководителей «Мёрдер инкорпорейтед», хотя и продолжал говорить о том, что уверен в возможности добиться для пего смертного приговора. Он придумывал самые немыслимые причины для отсрочки передачи дела в суд. И наконец неожиданный прыжок Эйби Рильза из окна 12 ноября 1941 года очень кстати и навсегда лишил О'Двайера основного свидетеля, на котором держалось все здание его безукоризненно построенной системы обвинения.

С этого момента не существовало ни одного свидетеля, который бы мог дать показания против Анастасиа. После того, что случилось с Рильзом Таннебаума, также принимавшего участие в убийстве Мориса Даймонда, неожиданно поразила полная потеря памяти. Больше свидетельствовать против Анастасиа было некому, а показаний, данных им одним, было бы недостаточно.

К тому же в тот момент Соединенные Штаты Америки постигла другая, куда более серьезная трагедия. 11 декабря 1941 года в порту Пёрл-Харбор японские бомбардировщики нанесли удар, который вывел из строя основные силы американского Тихоокеанского флота и вверг страну в пучину второй мировой. войны.

Все последующие процессы по осуждению второстепенных лиц из «Мёрдер инкорпорейтед» отныне на страницах газет попадают в колонки «незначительных происшествий». При полном отсутствии внимания со стороны общественности прошли перед судом Алли Танненбаум, Шолом Бернштейн, Блю Джо Маггун, Гурино, Маффетор, Левин Голлоб, Каттено и все другие мелкие сошки из «Мёрдер ипкорпорейтед». Хотя многие из них имели довольно внушительный «послужной список», никто из них не был удостоен смертной казни. Все они получили более или менее продолжительные сроки тюремного заключения, причем большинства дождалось досрочного освобождения.

О'Двайер решил поискать себе более выигрышную платформу для участия в избирательной кампании, 1 июня 1942 года он оставил свой пост и добровольцем ушел в армию.

Он передал 8 апреля Бартону Туркусу, принявшее му его дела, рапорт капитана Балса, в котором тот утверждал, что ни одно убийство в Бруклине не осуществлялось без согласия Анастасиа. Помимо убийств Мориса Даймонда и Питера Панто, Балс перечислил еще шестнадцать других нападений, которые Анастасиа лично санкционировал и контролировал. В конце рапорта содержался вывод о том, что со смертью Рильза полностью потеряна надежда на привлечение к ответственности еще одного главаря палачей.

Отправленный для участия в заморских операциях в сентябре 1942 года, О'Двайер разыгрывал из себя героя и сумел за три года дослужиться до звания бригадного генерала. Демобилизованный в 1945 году, как раз в тот момент, когда можно было выставить свою кандидатуру на муниципальных выборах против Фиорелло Ла Гардиа, он был с триумфом избран мэром Нью-Йорка при поддержке заправил демократической партии из Таммани-Холл, будучи теснее, чем когда-либо, связанным с Костелло и преступным синдикатом.

Альберт Анастасиа, уверенный в своей безнаказанности, уже давно выплыл на поверхность. С присущей ему наглостью он начал появляться в порту уже вначале 1942 года, а вскоре и сам вступил добровольцем в армию. Его никогда не трогали и не допрашивали.

Мобилизованный в Пенсильвании, он был направлен благодаря некоторой «осведомленности» в качестве инструктора во вспомогательные войска, используемые для загрузки транспортных судов, доставляющих грузы армейским подразделениям, разбросанным по всему свету. Там он заслужил медаль и звание старшего сержанта! В 1945 году все обвинения против него были окончательно признаны необоснованными. Большое жюри Бруклина заявило публичный протест. Тщетно! Суду пришлось ограничиться осуждением возмутительных упущений и оплошностей, и это позволило одному из главарей организованной преступности избежать преследования, тогда как улик, собранных О'Двайером, вполне хватило бы для того, чтобы давно посадить его на электрический стул.

Джо Адонис также покинул свое убежище и, так же как Анастасиа, не был потревожен расспросами.

Итак, в добродетельной Америке «кенар», осмелившийся петь, может лишиться голоса и умереть, тогда как куда более страшные птицы не попадают в клетку.

В конце концов «предательство в страстную пятницу» привело к тому, что понесли наказание только лишь отдельные преступники. Преданные делу правосудия люди, облаченные в судейские тоги, оказались бессильными свидетелями того, как возрождались всемогущие главари зла при тайной поддержке официально избранных стражей добра.