Вот загвоздка: оказывается, у расовой интеграции есть реальные пределы, и за рамки офисной среды она почему-то почти не простирается. Красноречивое доказательство: в превосходных ресторанах Южной Африки редко встретишь чернокожего посетителя

В 2003 году ЮАР готовилась к празднованию десятилетнего юбилея великого события – окончания в 1994 году правления белого меньшинства, – но при этом страна страдала от осознания вины в соучастии в жестоком преступлении. По соседству, прямо за рекой Лимпопо, разваливалась на куски многострадальная Зимбабве. Учитывая характерную для обеих стран долгую историю жесточайших расовых распрей, многие наблюдатели были уверены, что ЮАР тоже рано или поздно скатится к насильственным требованиям, чтобы белые наконец поделились богатством с миллионами чернокожих, по-прежнему прозябающих в нищете, без работы и собственной земли. И вот, в марте 2003 года я решил поехать в ЮАР и лично убедиться, насколько обоснованны эти мрачные предсказания.

Я прибыл в Кейптаун в воскресенье и первым делом отправился на остров Роббен, где в прошлом находилась печально знаменитая исправительная колония «Роббен-Айленд», в которой десятилетиями томились Нельсон Мандела и другие лидеры «черного» освободительного движения. Убогие тюремные камеры показались мне истинным символом угнетения мрачной эпохи апартеида, но, к своему немалому удивлению, я увидел, что многие белые, бывшие тюремные охранники, и сейчас живут на острове по соседству с немногочисленными бывшими чернокожими заключенными, которые теперь работают гидами и водят по острову толпы туристов вроде меня. Иными словами, бывшие заключенные мирно, без малейших признаков неминуемого всплеска негативных эмоций, сосуществовали со своими бывшими тюремщиками. Иными словами, остров Роббен оказался материальным воплощением ментальности «забудь прошлое и живи будущим», типичной для большинства жителей ЮАР, – настроения, эхом преследовавшего меня во время всего моего последующего путешествия по стране, от города Порт-Элизабет на самом кончике восточного мыса до Претории на севере.

Однако приходится признать, что объяснить это сюрреалистическое спокойствие ЮАР с каждым годом становится все труднее. На момент моей последней поездки в эту страну в середине 2011 года темпы ее экономического роста оставались на незавидном 3-процентном уровне, в основном из-за того, что многие чернокожие южноафриканцы по-прежнему совершенно не готовы работать и конкурировать на мировом рынке. Уровень безработицы тут застыл на 25 процентах – такой показатель в большинстве других стран мира почти наверняка привел бы к серьезным беспорядкам и народным волнениям. Экономическая справедливость, краеугольное обещание Манделы и его партии «Африканский национальный конгресс», до сих пор остается лишь обещанием. Уровень безработицы среди чернокожего населения по-прежнему аномально высок – 30 процентов, среди белых граждан этот показатель значительно ниже – 6 процентов. Трое из четырех молодых чернокожих жителей сельскохозяйственных районов сидят без работы. При этом профессионалы в городах никаких проблем с трудоустройством не испытывают (безработица составляет тут всего 0,4 процента). Разница в доходах населения страны сегодня не меньше, чем в 1994 году, когда «Африканский национальный конгресс» наконец сверг правительство апартеида. Коэффициент Джини, стандартная статистическая мера степени расслоения общества, где 0 означает абсолютное равенство, а 1 – максимальное неравенство, законсервировался в ЮАР на 0,7 процента; это один из самых высоких показателей в мире. Только в нескольких странах на всей планете, в том числе в соседних с ЮАР Зимбабве и Намибии, коэффициент Джини больше 0,6. С учетом столь огромной безработицы, практически ставшей отличительной характеристикой экономики ЮАР, в одном из последних рабочих докладов МВФ долгосрочные темпы роста ВВП страны оцениваются всего в 2 процента. На сегодня это самый неутешительный результат среди всех крупных формирующихся рынков.

Меня вот уже много лет не перестает поражать тот факт, что большинство чернокожих южноафриканцев готовы мириться с такой ужасной ситуацией. Приветливость, политическая прозорливость и дипломатичность, на весь мир прославившие Нельсона Манделу, без сомнения, характерные национальные черты. Изначально мировое финансовое сообщество реагировало на правление Манделы и его преемника Табо Мбеки с большим скептицизмом, но со временем эти лидеры доказали скептикам их неправоту, сосредоточив внимание на главных экономических задачах страны: контроле над государственным долгом, стабилизации инфляции и создании фундамента, с которого может начаться экономический рост нации. Однако рост так и не начался. И теперь, после стольких лет без какого-либо реального прогресса в экономике, политическая прозорливость и дипломатичность властей начинают сильно походить на стагнацию. Люди, в руках которых сосредоточены экономические рычаги, явно не видят потребности в скорейшем исправлении ситуации в стране, из-за чего быстрое развитие экономики ЮАР в ближайшем будущем представляется крайне маловероятным.

 

Индийский медовый месяц

Долгий медовый месяц, то есть празднование своих достижений, характерен для большинства освободительных движений, но «Африканский национальный конгресс» живет на дивиденды от своей победы вот уже почти два десятка лет. Это было бы неудивительно при диктатуре – в целом ряде африканских государств революционеры, захватив власть, становились репрессивными правителями, – но ЮАР представляет собой истинную демократию с прогрессивной конституцией, независимой судебной системой и свободными СМИ. Единственная похожая ситуация, которая приходит мне на ум, наблюдалась в постколониальной Индии, где партия «Индийский национальный конгресс», стоявшая во главе борьбы за независимость, ловко пользовалась своей победой в этой борьбе, чтобы оставаться у власти с 1950 до 1977 года, без каких-либо заметных экономических успехов. Показатели экономической эффективности Индии были настолько низкими, что экономисты, которые обожают подыскивать разным ситуациям религиозно-культурные объяснения, начали называть вялые 3-процентные темпы роста «индусскими». Но в ЮАР почему-то никто не торопится давать низким темпам роста имя «Африканского национального конгресса» (АНК): в этой стране практически отсутствует протест против системы, обеспечивающей высокий уровень стабильности, но весьма скромный экономический прогресс. А речь в данном случае действительно идет о системе – о четкой системе отката в прошлое, базирующейся на массовом объединении рабочей силы в профсоюзы, государственной собственности и безраздельной власти правящей партии.

Одна из причин этого относительного спокойствия заключается в том, что АНК представляет собой своего рода «зонтичную» организацию, объединяющую целый ряд сил, в свое время вместе боровшихся против апартеида. Формально правительство страны – это союз партии «Африканский национальный конгресс», Южно-Африканской коммунистической партии и Конгресса южноафриканских профсоюзов (КОСАТУ). Неформально же в этот альянс входят все кто угодно, от сторонников свободного рынка до поборников государства всеобщего благосостояния европейского стиля, от популистов до социалистов старой школы. Приветствуется и принимается любой, кто выступает против правила «только для белых», а это весьма большой срез населения страны. В сущности, ЮАР – единственное государство в мире, в котором главная федерация профсоюзов является частью правительства, и единственная прозападная страна, в которой коммунисты в правительстве все еще открыто называют себя коммунистами. Впрочем, их вряд ли можно назвать откровенными радикалами. Подумать только, коммунисты и профсоюзные лидеры ратуют за увеличение объемов госзакупок в надежде, что, если государство будет приобретать больше отечественных товаров, это приведет к повышению уровня занятости населения. И ни один из участников этого альянса не ставит под сомнение базовые принципы традиционной экономики.

Самые мощные оппозиционные силы скопились внутри самой АНК, и самый активный подстрекатель среди них – Джулиус Малема, лидер молодежного крыла Конгресса. Он единственный, кто предлагает радикальное решение проблемы экономического роста, вплоть до национализации золотых приисков. Впрочем, пока радикалы вроде Малема не отколются от АНК (как в конечном итоге поступили внутренние противники партии «Индийский национальный конгресс»), они не несут ни малейшей реальной угрозы, что на посту президента окажется представитель какой-то другой политической силы.

Следует учитывать, что чернокожее большинство ЮАР будет вечно благодарно АНК уже за одно то, что эта партия освободила людей от апартеида, при котором им отказывали в гражданстве и загоняли на родине в резервации, где они имели жилье, школы, больницы, пляжи и все остальное намного хуже, чем у белого населения. Вполне возможно, что для выработки в обществе сколько-нибудь критического отношения к руководству АНК в стране должно вырасти новое поколение. И все же господствующее в ЮАР спокойствие явно идет вразрез с мощным импульсом нынешней эпохи – эпохи интернета, когда темпы социальных возмущений и бунтов значительно ускорились даже в самых репрессивных диктатурах. Для ЮАР характерна огромная вера в демократию: несмотря на однопартийное правление, тут нет цензуры и фальсификаций на выборах, и власти не подавляют острые дебаты ни в парламенте, ни в прессе. Традиционные демократические инструменты, обычно применяемые для обеспечения ответственности лидеров, тут тоже существуют, но их, по сути, практически не используют. И данная ситуация опять же напоминает Индию: после свержения старого репрессивного режима индийский народ по сей день испытывает огромное чувство благодарности, и до того, когда он начнет выдвигать освободившему его правительству требования реального экономического прогресса, скорее всего, пройдут годы.

Даже Хелен Зилле, глава ведущей оппозиционной партии ЮАР, согласна, что в ближайшее время АНК практически ничего не грозит. Ее партия «Демократический альянс» управляет Западно-Капской провинцией со столицей в Кейптауне, и Хелен – единственный премьер не от АНК среди всех семи провинций ЮАР. Зилле обеспечила себе мощную поддержку предоставлением населению ряда базовых государственных услуг, чего АНК до сих пор не сделала. Я, например, узнал, что она регулярно проверяет свою страницу в твиттере и тут же, экспромтом, отвечает на жалобы граждан, которые, по ее собственным словам, варьируются от сетований по поводу мусора на улицах до сообщений о злостных наркоманах.

Хотя в прошлом Зилле известный активист борьбы против апартеида, ее саму и ее «Демократический альянс» считают в стране «слишком белыми». А учитывая, что на выборах в местные органы власти в 2011 году партия Зилле получила всего лишь меньше четверти голосов, очевидно, что этой политической силе предстоит преодолеть еще очень долгий путь, прежде чем она достигнет своей цели и станет общенациональной правящей партией. Реального шанса потеснить АНК на следующих президентских выборах, намеченных на 2014 год, Хелен Зилле не видит, ее партия рассчитывает на победу только в 2019 году. К этому времени АНК будет у власти уже четверть века, то есть практически сравняется с рекордом партии «Индийский национальный конгресс», которая пока дольше всех в мире живет на дивиденды от своей победы в освободительной борьбе.

 

Временная петля

После длительного периода изоляции в годы режима апартеида, действовавшего под давлением мощных международных санкций с 1980-х до 1994 года, сегодня стабильность ЮАР пребывает в состоянии зыбкого равновесия, в очередной раз угодив в своего рода временную петлю.

Мы уже говорили о том, что в последние годы лидеры многих развивающихся стран, в том числе, например, Бразилии и Турции, приходили к власти на волне жесткой радикальной риторики, а потом проводили довольно умеренную политику. В ЮАР же это случалось уже трижды, начиная с Нельсона Манделы. Едва лидера освободительного движения в 1990 году выпустили из тюрьмы, он немедленно призвал к национализации копей. Но уже на следующий год Мандела отправился в Давос, на ежегодный дискуссионный форум для глобальной элиты, организованный Всемирным экономическим форумом, где имел возможность пообщаться с западными бизнесменами и политическими лидерами. Вернувшись, он объявил своему народу, что если копи будут национализированы, международное сообщество не захочет иметь с ЮАР дело, и идею потихоньку, что называется, спустили на тормозах.

Когда на место Манделы пришли его преемники-смутьяны, мировые рынки напугала возможность перехода страны к социализму. В 1999 году пост президента ЮАР занял крайне сдержанный, склонный к суровому морализаторству Табо Мбеки; он тут же назначил на пост министра финансов белого Тревора Мануэля, популярного как среди рядовых членов АНК, так и среди международных инвесторов. А назначенный Мануэлем на должность главы центрального банка Тито Мбовени, в прошлом радикал-ленинец, начал проводить в банковской сфере в высшей степени ортодоксальную политику. В 2009 году место Мбеки занял харизматичный вождь зулусов Джейкоб Зума, которого до этого обвиняли в изнасиловании и коррупции. К власти он пришел в основном благодаря тому, что много говорил о перераспределении богатств в пользу рабочих и чернокожего населения. Поначалу Зума напугал мировое финансовое сообщество еще больше, чем Мбеки, но, заняв президентское кресло, он тут же позабыл об агрессивных планах и начал проводить такую же умеренную политику, как его предшественники.

Но, хоть умеренность и предпочтительнее хаоса, в посткризисной глобальной среде, в которой зарабатывать намного труднее, а конкуренция значительно жестче, ее явно недостаточно. ЮАР предстоит решить серьезные проблемы фундаментального характера. Как многие зарождающиеся рынки в последнее время, страна правильно поняла свои основные финансовые задачи: усиление контроля над государственным долгом и уменьшение инфляции, – но пока так и не смогла создать условий для быстрого органичного роста отечественных компаний.

 

Как страна, богатая золотом, может пострадать от высоких цен на этот металл

Прежде всего, ЮАР больна весьма опасной «голландской болезнью». При этом недуге богатая тем или иным природным ресурсом страна, по сути, страдает от своего богатства. Когда мировая цена на ресурс идет вверх – например, в Голландии это природный газ, в Саудовской Аравии нефть, в ЮАР золото и платина, – это приводит к повышению стоимости местной валюты, что, в свою очередь, снижает ценовую конкурентоспособность местных производителей на мировой арене. Но в Южной Африке негативный эффект излишне дорогой национальной валюты серьезно усугубляется требованиями мощных профсоюзов, в которых сегодня заправляют лидеры, прежде стоявшие во главе борьбы против апартеида. Как только цены на золото и платину начинают расти, здешние профсоюзы начинают усиленно бороться за увеличение своей доли прибыли.

В большинстве стран мира повышение зарплат сопровождается соответствующим ростом инфляции или производительности труда, но к ЮАР это не относится. Здесь заработная плата растет намного быстрее, чем эти два показателя. В 2009 и 2010 годах средняя зарплата увеличилась более чем на 9 процентов, при этом инфляция выросла примерно на 3 процента, уровень занятости остался прежним, а производительность труда все также отставала почти от всех остальных формирующихся рынков. На сегодня и глобальным, и локальным рынкам известно, что если растет цена на золото, следует ждать повышения стоимости южноафриканской валюты и зарплат. Эта порочная «связь» обходится южноафриканским компаниям очень дорого. За последнее десятилетие золото подорожало более чем на 600 процентов, и фактически на столько же за этот период снизился курс акций ведущих золотодобывающих компаний ЮАР. Этот на редкость нелогичный результат резко контрастирует с весьма впечатляющими фондовыми показателями золотодобывающих предприятий других стран мира: Австралии, Канады и США. В период между 2005 и 2011 годами акции американской горнодобывающей компании Barrick Gold подорожали более чем на 50 процентов, а курс акций южноафриканской Harmony Gold снизился на 10 процентов в долларовом выражении.

Кроме того, в ЮАР продолжается процесс деиндустриализации, причем как раз в тот период развития, когда ее основные отрасли должны продолжать расти. Несмотря на крупнейшие в мире запасы платины и марганца и завидные залежи золота, железной руды и угля, уровень занятости в горнодобывающей промышленности снижается. На добычу сегодня приходится всего 3 процента от ВВП, что значительно меньше 14 процентов 1980-х годов. В обрабатывающей промышленности дела тоже не слишком хороши: ее доля снизилась с пикового значения в 17,4 процента от ВВП в 2000 году до 15,5 процента в настоящее время. Заводы и фабрики простаивают или вообще останавливаются, и ЮАР все больше утрачивает способность к созданию новых рабочих мест. Во время глобального кризиса 2008–2009 годов страна лишилась миллиона рабочих мест – это один из худших показателей среди всех развивающихся стран мира, – и вряд ли у нее есть шансы в ближайшее время исправить эту ситуацию.

Южноафриканское профсоюзное движение никак не может понять, насколько сильно изменились реалии жизни, и по-прежнему сосредоточено на повышении зарплат для своих нынешних членов, а не на создании новых рабочих мест для более широкого рабочего класса страны. Профсоюзы ЮАР в свое время вышли из горнила борьбы с апартеидом, которая в значительной мере базировалась на идеях социальной справедливости и «достойной работы за достойную зарплату», и благодаря давним и тесным связям с АНК накопили огромную мощь в деле защиты своих интересов. Правительство Зумы предпринимает попытки сместить фокус профсоюзов и убедить их бороться просто за «рабочие места», но пока без особого успеха. Сегодня уровень забастовочной активности в стране выше, чем на момент прихода к власти АНК: в прошлом году ЮАР потеряла в забастовках 14,6 миллиона рабочих дней – сравните с 4 миллионами в 1994 году. Бастующие настойчиво требуют повышения зарплаты, даже несмотря на то что их зарплаты в последние годы росли значительно быстрее, чем у работников, не состоящих в профсоюзе.

А чем настойчивее и активнее действуют профсоюзы, тем больше сопротивляются корпорации. Руководители южноафриканских корпораций на редкость много говорят о замене рабочей силы новыми технологиями. Нам часто приходится общаться с лидерами одной крупной компании по выпуску химических и взрывчатых веществ; сегодня в ней уделяется огромное внимание созданию современного завода, оснащенного по последнему слову техники, на котором будет трудиться очень ограниченное количество сотрудников.

 

Почему не возмущаются безработные

В стране постоянно усиливается напряженность между растущими рядами безработных и теми, кто обеспечил себе защищенное профсоюзом рабочее место в рамках альянса АНК, – тут их называют «черными бриллиантами». Adcorp, крупнейшая служба занятости и признанный эксперт по отслеживанию тенденций на рынке труда ЮАР, называет этот раскол «новым апартеидом» и предупреждает, что при наихудшем варианте развития событий это может привести к серьезным народным бунтам и в итоге натравит безработные сельские массы на тех, кто имеет хорошую постоянную работу в городах. Сегодня два миллиона членов крупнейшего в ЮАР профсоюза КОСАТУ – капля в море по сравнению с 6,4 миллиона безработных, 3,7 миллиона работающих внештатно по трудовым контрактам и двумя с лишним миллионами занятых в неформальной экономике.

Однако, надо сказать, пока безработные ЮАР протестуют против своего незавидного положения только способами, ничем не угрожающими функционерам АНК. Несмотря на многочисленные слухи о коррупции в высших эшелонах власти, заметных проявлений данного явления в стране практически нет. Ни один здешний лидер не выстроил огромного дворца, что вызвало бы гнев народных масс и наверняка привело бы к бесславному окончанию его карьеры на государственной службе. При этом все чаще объектами нападок становятся белые фермеры в сельской местности и рабочие из соседней Зимбабве, которые, спасаясь от хаоса режима Мугабе, массово нелегально переходят границу с ЮАР и претендуют на рабочие места в здешней экономике. Кроме того, в стране очень высок уровень алкоголизма и уличной преступности: приезжим не рекомендуется выходить за ворота отелей Йоханнесбурга даже среди бела дня; не стоит также останавливаться на светофоре в ночное время суток. В столице ЮАР просто невозможно встретить человека, который ни разу не становился жертвой уличных преступлений или хотя бы лично не знаком с таким бедолагой.

В некоторой мере недовольство людей по поводу поистине заоблачного уровня официальной безработицы сдерживается огромным черным рынком труда. Каждый четвертый житель страны трудится в неформальном секторе экономики. На каждом светофоре, на каждом перекрестке вы увидите уличных торговцев, готовых либо продать вам все что угодно, от джинсов до солнечных очков, либо наняться к вам на любую поденную работу. В отличие от крайне удивленных такой же ситуацией граждан Греции или Испании, где рост безработицы начался относительно недавно, южноафриканцы никогда не знали лучших с этой точки зрения времен. Руководители центрального банка ЮАР признались мне, что, по всей вероятности, именно долготерпением этой группы населения можно объяснить долгожительство АНК: не имея никаких точек соприкосновения с рассерженной оппозицией, большинство работников неформального сектора «просто научились жить с тем, что имеют, то есть очень и очень скромно».

Еще один несомненный источник политической мощи АНК – известная всем идея государства всеобщего благосостояния. При апартеиде государство тратило на белых в девять раз больше, чем на чернокожих, но теперь ситуация резко изменилась, и чернокожие получают вдвое больше, чем белое население. Сегодня Южная Африка – единственная крупная страна мира, в которой на социальные льготы и дотации живет больше людей, чем на официальную зарплату: 16 миллионов граждан ЮАР получают всевозможные социальные пособия (от пособий по уходу за ребенком или престарелыми родителями до пособий по безработице). Это в шесть раз больше, чем в 1998 году. В итоге выходит по три иждивенца на каждого налогоплательщика, при этом социальные выплаты являются самой быстрорастущей расходной статьей государственного бюджета. Если так пойдет и дальше, ЮАР скоро будет тратить на льготы и пособия больше, чем на образование – иначе говоря, страна будет больше вкладывать в подачки безработным гражданам, чем в их реальную подготовку к труду.

Кроме того, хотя АНК и удалось несколько повысить уровень вертикальной мобильности некоторой части чернокожих южноафриканцев, надо признать, этот бум среднего класса был отчасти иллюзией и, по сути, уже закончился. В большинстве стран с растущим средним классом расширение данного сегмента населения становится естественным следствием увеличения экономического пирога, но в ЮАР это явление в основном стимулировалось программой поддержки определенных групп граждан, которая реализуется здесь везде, где только можно и даже нельзя. Программа содействия экономическому развитию чернокожего населения (Black Economic Empowerment, BEE) обязывает все компании, кроме самых маленьких, увеличивать долю соответствующего сегмента в собственности, управлении и общей занятости. Программа вступила в силу в 2003 году, тогда же, когда на формирующиеся рынки хлынул поток дешевых денег из США, приведший к экономическому буму.

В такой обстановке обычно удаются практически любые социальные эксперименты, и в ЮАР программа BEE впервые в истории помогла стране приблизиться к восстановлению расовой справедливости. Ее цель заключалась в создании новых компаний, которыми будут владеть чернокожие граждане, и в увеличении их доли в собственности уже существующих компаний. К тому же BEE поставила перед компаниями задачу нанимать больше чернокожих. И результаты не заставили себя ждать. Корпоративные собрания и советы директоров, прежде состоявшие практически исключительно из белых мужчин, заиграли всеми цветами радуги: теперь в них можно увидеть и белых, и черных, и представителей смешанной расы, и азиатов, и даже женщин. Но вот загвоздка: оказывается, у расовой интеграции есть реальные пределы, и за рамки офисной среды она почему-то почти не простирается. Красноречивое доказательство: в превосходных ресторанах ЮАР практически не увидишь чернокожего посетителя. Один чернокожий профсоюзный лидер, с которым я недавно беседовал, назвал это явление «экономикой капучино»: «горка белых сливок лежит на большой черной массе, а поверх нее крошки черного шоколада».

Кроме того, кажущееся на первый взгляд усиление вертикальной мобильности в значительной мере было достигнуто за счет долгов населения. Заработная плата быстро росла, приток глобальных капиталов серьезно облегчил доступ к кредитам, и растущий средний класс страны начал активно занимать и тратить деньги. В период бума, с 2003 по 2007 год, рост национальной экономики ускорился с 3 до 5 процентов, в значительной мере за счет увеличения потребления среди местного среднего класса. Прошлое десятилетие стало для страны истинным «золотым веком». Экономика работала на полную мощность: благодаря дешевым кредитам потребители транжирили деньги направо и налево, уверенный в себе бизнес активно инвестировал в новые проекты, и правительство щедро тратило средства на новые автомобильные и железные дороги. Ныне же потребители просадили практически все, накопив при этом огромные долги (отношение задолженности к чистому доходу в настоящее время составляет 70 процентов, это один из самых высоких показателей в развивающихся странах); владельцы компаний уже совсем не так уверены в успехе бизнеса, и основным двигателем экономического прогресса стало государство, на долю которого приходится почти весь рост экономики.

Иными словами, те немногочисленные чернокожие южноафриканцы, которые могли пополнить ряды среднего класса, это уже сделали. Остальным присоединиться к глобальной экономике мешает отсутствие профессиональных навыков. Уровень образования в стране остается низким: хотя ЮАР тратит на эти цели почти 6 процентов от ВВП – показатель, сопоставимый со многими экономически развитыми странами, – по результатам ряда оценок качества начального и среднего образования, она занимает одно из последних мест в мире. Миллионы южноафриканцев на протяжении многих лет оставались безработными, вследствие чего не имеют навыков, необходимых для работы на уровне среднего класса, даже когда на такие должности открываются вакансии. Чтобы создавать новые рабочие места в количестве, достаточном для повышения уровня занятости, экономика страны должна расти на 6–7 процентов, а этого в ЮАР не было даже в годы недавнего бума. И сегодня темпы экономического роста ЮАР вдвое ниже, чем необходимо для решения ее основной проблемы – проблемы безработицы.

 

Новая ЮАР слишком похожа на старую

Отрасли, которые в годы апартеида и президентства Питера Боты принадлежали государству, теперь контролирует АНК, но управление ими по-прежнему неэффективно. Телефонная компания Telkom принадлежит государству; стоит ли удивляться, что только 14 процентов жителей ЮАР имеют сегодня доступ к интернету. То же самое можно сказать и о государственном поставщике электроэнергии Eskom, из-за отвратительной работы которого население постоянно страдает от веерных отключений электроэнергии. А железнодорожная сеть находится в ведении Transnet, которая вот уже пять лет ведет переговоры с частными партнерами, чтобы устранить основные «узкие места» в системе, мешающие ЮАР увеличивать экспорт железной руды даже в периоды пикового повышения спроса на этот продукт в годы глобальных экономических бумов.

Именно государственной собственностью объясняется и то, что у национального флагмана авиаперевозок South African Airways практически нет конкурентов и почему невозможно купить дешевые авиабилеты в Южную Африку, что сильно мешает развитию туризма в стране и реализации других бизнес-возможностей. Новаторство по-южноафрикански – если это можно так назвать, – нередко заключается в том, что талантливый предприниматель находит лазейки, чтобы обойти нелепости здешней системы. Тут есть, например, венчурная компания, предлагающая другим компаниям услуги прямого подключения к национальным сетям электроснабжения, что позволяет им избежать высоких цен и отвратительного качества обслуживания, предлагаемого местными государственными посредниками. Все это означает возврат не только к некоторым принципам социализма, к которым в свое время прибегли победители апартеида, но и к более жестко регулируемому капитализму стиля 1970-х, который практиковал сам режим апартеида.

Государство очень неплохо справляется с масштабными проектами – например, футбольный турнир «Кубок мира», проведенный в ЮАР в 2010 году, стал, по всеобщему мнению, большим успехом и был проведен на уровне мировых стандартов, – но граждане страны все чаще жалуются на отвратительное качество основных услуг. В частности, многие чернокожие южноафриканцы ежедневно испытывают унижение из-за нелепо длинных поездок на работу и обратно, из-за постоянных отключений воды и электроэнергии, из-за ужасно медленного интернета, а то и из-за полного отсутствия подключения к нему.

 

Странности огромного богатства на медленно зарождающемся рынке

Апартеид оставил ЮАР в наследство относительно закрытую и защищенную экономическую систему. Ситуация тут немного напоминает Мексику: во многих отраслях, включая финансы, розничную торговлю и СМИ, доминируют олигополии, которые получают очень большую прибыль и имеют достаточно средств для агрессивной экспансии в недостаточно охваченные регионы страны.

За годы апартеида в ЮАР сложилась одна из самых неустойчивых форм капитализма на всем земном шаре, которая характеризуется быстрым ростом курсов, чреватых последующим падением. До 1971 года экономика всего мира пользовалась золотым стандартом, обеспечивая южноафриканские золотодобывающие компании огромным глобальным рынком. Фиксированная цена на золото создала надежный экономический фундамент для системы апартеида. А когда эпоха золотого стандарта закончилась, цены на него начали сильно колебаться, что привело к нарушению торгового баланса страны и крайне негативно сказалось на стоимости национальной валюты, ранда. Но к тому времени золотодобывающие конгломераты стали настолько влиятельными, что, как только перспективы отрасли начинали казаться менее радужными, они тут же начинали скупать другие направления экономики. В итоге к концу 1980-х большая пятерка южноафриканских конгломератов – Anglo, Sanlam, Mutual, Liberty и Rembrandt – контролировала 90 процентов фондового рынка. И в последующие годы, по словам Алана Хирша, бывшего главного советника президента по экономическим вопросам и автора вышедшей в 2005 году книги «Сезон надежды: экономические реформы при Манделе и Мбеки» (Season of Hope: economic reform under Mandela and Mbeki), правительство «смотрело в другую сторону, а конкуренция тем временем слабла».

В середине 1980-х международное сообщество ввело в отношении апартеида более жесткие санкции, и правительство Боты еще больше замкнуло страну на самой себе. Ко времени, когда режим окончательно рухнул, южноафриканское бизнес-сообщество было практически полностью изолировано от реалий глобального рынка. АНК предприняла некоторые попытки разрушить власть монополий, однако после 1998 года, когда доля топ-пятерки южноафриканских конгломератов в фондовом рынке страны снизилась до минимальных 55 процентов, этот показатель опять начал быстро расти.

Сегодня эти компании частного сектора находятся под протекторатом государства, однако ими очень хорошо управляют (опять большое сходство с Мексикой), и они являются источником всех без исключения экономических успехов ЮАР на глобальном рынке. Надо сказать, в Южной Африке самый развитый финансовый рынок среди всех развивающихся стран (по оценке Всемирного экономического форума он находится на пятом месте по уровню сложности развития), но деньги в основной массе «заперты» дома. Таково мрачное наследие жесткого контроля над движением капиталов, осуществлявшегося режимом апартеида с целью предотвращения массового оттока денег из страны. Начиная с 1990-х ситуация постепенно меняется, но запасы внутренних сбережений по-прежнему огромны. Сейчас под управлением местных страховых, пенсионных и взаимных фондов находятся активы стоимостью 750 миллиардов долларов – сумма, в два раза превышающая ВВП страны, из чего следует, что в экономике ЮАР накоплено поистине огромное богатство.

К несчастью, режим апартеида был настолько непреклонен в своих намерениях всячески подавлять черное население, что отказывался использовать хотя бы часть этих легкодоступных денег на его нужды, в итоге все национальные системы, от школьного образования до водопроводной системы, пришли в весьма плачевное состояние. Такими они остаются и поныне, ибо южноафриканский бизнес не слишком активно инвестирует средства в отечественный рынок, и доля основного капитала, в частности вложений в тяжелую технику и заводское оборудование, от ВВП неуклонно снижается. Это одна из причин, по которым снижается и производительность труда в стране.

Иными словами, сегодня ЮАР представляет собой развитый рынок, завернутый внутрь развивающегося. Большинство белых семей имеют по две машины, и общее соотношение числа автомобилей к количеству жителей страны достаточно высоко, 109 на тысячу человек, но среди чернокожего населения ситуация несравненно хуже. По сути, если убрать автомобили, принадлежащие белым южноафриканцам, это соотношение, скорее всего, будет приблизительно таким же, как в Индии, хотя средний уровень дохода в ЮАР в пять раз выше. Объем средств, управляемых пенсионными фондами страны, тоже очень велик – больше 7200 долларов на одного человека (сравните с показателем в России в 267 долларов), – но эти деньги тоже в основном сосредоточены на счетах белого населения. Такая концентрация богатства в руках явного меньшинства может привести к тому, что главная тема дебатов в ЮАР скоро поменяется, и вместо способов увеличения экономического пирога тут будут обсуждать в основном его перераспределение.

 

Почему, по мнению некоторых, местная экономика не имеет значения

Поскольку фондовый рынок зарабатывает подавляющую часть своей прибыли за пределами страны, экономический пейзаж самой ЮАР не представляется этому рынку чем-то действительно важным. В лучших южноафриканских компаниях работают умные менеджеры, они предлагают акционерам высокие дивиденды и наслаждаются отличными прибылями, зарабатываемыми в основном за рубежом. В группе шестидесяти самых успешных компаний 56 процентов прибыли поступает из-за границы – это один из самых высоких показателей в мире. Поистине наглядный пример того, что «глобализация» может одновременно стать символом как корпоративной мощи, так и слабости нации в целом.

На протяжении многих десятилетий ЮАР была повернута к остальной части Африки спиной. Еще в 1940-х годах, когда мировые лидеры вели переговоры о первых международных торговых соглашениях, лидеры апартеида выступали против любой попытки включения их страны в список формирующихся рынков, даже если это означало выгоды и благоприятные условия для развития. Они хотели, чтобы другие нации относились к ЮАР как к части белого европейского мира, и активно инвестировали за рубеж, в англоговорящие страны с преимущественно белым населением, прежде всего в США и Австралию. Несколько позже, когда зарождающиеся рынки совершили в 1990-х годах настоящий прорыв, южноафриканские инвесторы начали искать объекты инвестирования в Китае, России и Индии, но все равно не в Африке. Эта ситуация резко изменилась в последние десять лет: новая Южная Африка ищет благоприятные возможности на своем собственном заднем дворе, агрессивно выходя на рынки других стран южной части Африки, таких как Замбия, Мозамбик, Намибия, и дальше, в глубь континента, в Нигерию и Танзанию. Активное выведение находчивыми транснациональными корпорациями ЮАР капиталов в соседние африканские страны точно указывает, где таятся наиболее многообещающие возможности на этом втором по величине континенте мира.

Правила уличного движения: Йоханнесбург

Становясь «глобальными», компании, как правило, привлекают всеобщее внимание, но это необязательно хороший знак для страны. Если более 50 процентов корпоративной прибыли поступает из-за рубежа, вероятно, это плохая примета. В Сингапуре, где бизнес не может зарабатывать много денег дома из-за очень небольшого населения, данная ситуация особенного беспокойства не вызывает. Но в странах с огромными внутренними рынками, таких как ЮАР, Мексика и Россия, ее нередко можно рассматривать как вотум недоверия отечественного бизнеса к национальной экономике. И, к сожалению, в Южной Африке все именно так и обстоит.