В конце XIX века, когда западные путешественники, один за другим возвращаясь из Индии, клялись, что собственными глазами видели поразительный фокус, по миру распространились самые невероятные слухи об этой стране. Сегодня люди возвращаются из Индии под таким же огромным впечатлением, абсолютно потрясенные нацией, возможно, претерпевшей наибольшую трансформацию в период подъема формирующихся рынков последнего десятилетия

В конце XIX века, когда западные путешественники, один за другим возвращаясь из Индии, клялись, что собственными глазами видели поразительный фокус, по миру распространились самые невероятные слухи об этой стране. Вариаций рассказа было великое множество; рассказывали, как уличный актер-маг складывал в корзину тонкую веревку и начинал играть над ней на дудочке. Веревка начинала танцевать, словно кобра, и поднималась на большую высоту. После этого ассистент факира, маленький озорной мальчишка, взбирался по веревке наверх и – исчезал из виду. Факир кланялся публике, звал мальчишку… и опять… и опять. Маг терял терпение, раздражался, злился, а потом, схватив огромный нож, карабкался по веревке вверх и тоже исчезал. А затем на землю сыпались окровавленные конечности, туловище и голова мальчика. Факир же спускался вниз, собирал части тела, накрывал их простыней, и из-под кровавого покрова, широко улыбаясь, появлялся маленький ассистент, живой и невредимый. Только сто лет спустя так называемый великий индийский фокус с веревкой разоблачили как обман и мошенничество: это была комбинация всевозможных трюков и уловок индийских магов, соединявшаяся в воображении потрясенных западных путешественников в страшную картину. Сообщество фокусников и магов предложило щедрое вознаграждение каждому, кто сумеет повторить «величайшую в мире иллюзию», но до сих пор это так никому и не удалось.

В последние годы люди возвращались из поездок в Индию под таким же впечатлением – абсолютно потрясенные нацией, возможно, претерпевшей наибольшую трансформацию в период подъема зарождающихся рынков последнего десятилетия. Индию вполне обоснованно стали считать типичным представителем развивающихся наций, своего рода архетипом, объединяющим как наилучшие, так и наихудшие приемы, уловки, фокусы и трюки наиболее динамичных молодых экономик. Поскольку рынок Индии глубже и разнообразнее любого другого, цены на индийские акции менялись более синхронно колебаниям среднего показателя глобального развивающегося рынка, нежели стоимость ценных бумаг большинства других стран. В Индии более пяти тысяч зарегистрированных на фондовой бирже компаний; в больше тысячи из них вложен иностранный капитал, а двести с лишним могут похвастаться рыночной капитализацией свыше миллиарда долларов. (Единственным в мире рынком такого же огромного размера считается рынок Китая, но он в основном закрыт для иностранцев, и, следовательно, к нему вряд ли можно относиться как к отображению общих глобальных тенденций). Кроме того, в то время как на фондовых рынках многих развивающихся стран котируются в основном акции компаний из какой-нибудь одной отрасли (в России нефтяной, на Тайване технологической), на индийской фондовой бирже найдется все – от автомобилестроительных до фармацевтических компаний.

Благодаря огромным размерам и разнообразию при желании можно собрать из отдельных компонентов практически любой фоторобот Индии; это настоящий «плавильный котел» всех недостатков и надежд, связываемых сегодня с формирующимися рынками, от средневековой отсталости штата Бихар до сияющих корпусов высокотехнологичной компании Infosys в Бангалоре. Один только штат Уттар-Прадеш с населением 166 миллионов человек мог бы стать шестой по числу жителей страной мира, а в одной Западной Бенгалии живет 80 миллионов – столько же, сколько во всей Германии. В этой стране молодежь и сейчас может выбрать как учебу в техническом университете мирового уровня, так и участие в маоистском восстании, но из-за того, что местная элита отличается очень неплохим знанием английского языка, многим приезжим индийское общество кажется в высшей степени однородным и открытым для внешнего мира. Современные зарубежные аналитики наперебой прогнозируют быстрый экономический подъем Индии, рассказывая о том, как скоро страна вернет себе былое величие трехвековой давности, когда на ее долю приходилось 20 процентов объемов мирового производства. Конечно, любое общество сложно, но такие огромные и разнородные структуры, как Индия, годятся для прямолинейного долгосрочного прогнозирования еще меньше, чем большинство стран мира.

К слову сказать, когда историки, решив разгадать загадку великого индийского трюка с веревкой, копнули поглубже, они нашли более ранние версии рассказов об этом фокусе – из Китая XIV века. И вот сегодня Индия рискует угодить в ловушку собственного разрекламированного образа, который в основном базируется на предположении, что эта страна опять использует для достижения своих целей трюки, придуманные ранее китайцами, и, следовательно, ей, вслед за Китаем, суждено стать самой быстрорастущей экономикой мира следующего десятилетия. Надо сказать, что, судя по всему, элита индийского общества в этом абсолютно уверена, и сегодня внутринациональные политические дебаты в основном ведутся по поводу того, как делить и тратить неожиданные богатства, которые скоро свалятся индийцам на голову, а не как обеспечить реальный рост и расцвет экономики.

По многим показателям – например, по количеству телевизоров в домохозяйствах и автомобилей на дорогах либо по числу народонаселения и увеличению процента молодежи от общего населения – современная Индия действительно напоминает Китай 1990-х годов, когда ему предстояло вот-вот вытеснить Таиланд с почетного места самой быстрорастущей экономики мира. Но чтобы составить «фоторобот» Индии, действительно похожий на Китай 1990-х, придется выкинуть множество отнюдь не самых привлекательных компонентов.

Лучший пример излишне оптимистичной оценки будущего этой страны – то, как бэби-бум, наблюдаемый сегодня в Индии, из «бомбы замедленного действия» вдруг превратился в «демографический дивиденд», по крайней мере в сознании местной элиты. До недавнего времени индийское правительство напряженно работало над спасением нации от серьезной угрозы перенаселения, но теперь эти страхи развеял аргумент, что именно поколение бэби-бума обеспечило новыми рабочими руками Китай, и это способствовало бурному экономическому росту страны; следовательно, такого же развития событий стоит ожидать и в Индии. Действительно, бэби-бум в Китае сегодня подходит к концу – ожидается, что в 2015 году «коэффициент иждивения», то есть соотношение пенсионеров к трудоспособной молодежи, обеспечивающей их существование, начнет расти резко, – в то время как в Индии этот бум в полном разгаре. К 2020 году среднестатистическому китайцу будет тридцать семь лет, а среднестатистическому индийцу только двадцать восемь. Исходя из этого, многие индийцы оценивают демографическую ситуацию как важнейшее преимущество в конкурентной борьбе с нацией, которую они считают своим главным соперником. Некоторые индийские политики очень любят говорить, что Китай постареет раньше, чем разбогатеет, а Индия, когда достигнет как минимум среднего уровня дохода, будет еще молода.

Уверенные в этом люди упускают из виду опыт целого ряда африканских стран, где резкий приток молодежи на рынок труда привел к серьезной безработице, волнениям в обществе и увеличению количества ртов, которые кому-то нужно кормить. Принято считать, что благодаря относительно сильной системе образования, предпринимательской жилке индийцев и прочным связям с глобальной экономикой, Индия сможет обеспечить работой всех, кто пополнит ее рынок труда. Однако, хотя все вышеперечисленные факторы действительно имеют место, уже сегодня в стране можно найти тревожные примеры серьезных неудач и провалов, произошедших в числе прочего по причине излишней самоуверенности на начальных этапах роста и развития. Политическая элита нации, судя по всему, абсолютно убеждена, что Индия будет и впредь уверенно расти огромными темпами (не менее 8–9 процентов в год), а ведь до сих пор это удавалось лишь небольшой горстке стран послевоенной Восточной Азии. Не меньший оптимизм проявляют и многие сторонние наблюдатели. Однако, учитывая целый ряд рисков, упрямо игнорируемых индийской элитой и зарубежными специалистами, – раздутые органы госуправления, мощный клановый капитализм, усиление расслоения общества, тревожная тенденция, связанная с тем, что крестьяне остаются на фермах, и тому подобное, – я бы оценил вероятность того, что в следующее десятилетие Индия продолжит свое поступательное движение как прорывная нация, всего лишь как 50 к 50.

 

Индия и Бразилия: связь, не предвещающая ничего хорошего

Надо сказать, Китай – не единственная возможная модель дальнейшего развития Индии. С культурно-политической точки зрения Индия имеет гораздо больше общего с хаосом и беспорядками современной Бразилии, чем с порядком, дисциплиной и контролем, характерными для Китая. Если Китай на протяжении целого ряда десятилетий каждые четыре-пять лет решительно нацеливался на все новые и новые раунды серьезных экономических реформ, в Бразилии реформационный период прекратился еще в 1970-х, когда страна вылетела из списка растущих экономик и показала «пример» самой сильной гиперинфляции, какую когда-либо видел мир.

И Индия, и Бразилия относятся к странам с так называемой высококонтекстной культурой; этот термин популяризировал известный антрополог Эдвард Холл. Им обозначается культура народов ярких, шумных, готовых на быстрые обещания, которые далеко не всегда выполняются, и довольно легкомысленно относящихся к таким понятиям, как сроки или ранее оговоренное время встречи. Эти общества, как правило, ориентированы на родственные связи; в них принято длительное время сохранять и поддерживать тесные взаимоотношения даже с относительно дальними родственниками. В такой среде многое происходит вовсе без обсуждений либо обсуждается очень кратко, ибо ценности этих обществ давно укоренились в сознании каждого члена и без лишних объяснений понятны из контекста. Произнесенные же слова нередко излишне цветисты и витиеваты; извинения длинны и формальны. Низкоконтекстная же культура встречается, например, в таких странах, как США и Германия, для ее представителей характерен индивидуализм. Люди тут очень серьезно относятся к вопросам неприкосновенности частной жизни, привыкли держать слово и выполнять все договоренности. Такие общества обычно очень мобильны, их члены имеют множество кратковременных связей, и как следствие их поступки и поведение регулируются открытым, свободным общением и закодированными правилами. Попробуйте переехать из немецкоязычного кантона швейцарского Цюриха в италоговорящий кантон Лугано, где уровень децибелов при общении вдруг резко повышается и создается впечатление, будто все говорят одновременно, – и увидите яркий пример деления общества на высококонтекстное и низкоконтекстное в рамках одной страны. И уж конечно, индийцы и бразильцы намного больше похожи на итальянцев, чем на немцев.

Высококонтекстные общества бережно хранят свои традиции, свято чтут историю и в любых отношениях, как личных, так и деловых, стремятся объединяться в группы; отсюда их, по сути, природная склонность к коррупции. Добавьте сюда еще и уникальную индобразильскую особенность – стремление граждан к защите от любых жизненных рисков со стороны своего государства. Такое отношение к вопросам благосостояния нации, объединенной в одну закрытую группу, в столь же немыслимой степени встречается крайне редко, даже в других высококонтекстных культурах, например в Китае или Чили. И если бизнесменам и туристам, которые считают Бразилию и Индию открытыми и понятными странами, данная характеристика кажется сомнительной, то это потому, что их опыт общения, скорее всего, ограничивается «низкоконтекстным» фасадом – элитой, которой часто приходится иметь дело с иностранцами и которая научилась это делать. На бразильском карнавале или индийской свадьбе каждый чувствует себя дорогим гостем, а то и вообще своим человеком, но на самом деле, чтобы действительно стать частью этих культур, требуется не одно десятилетие. Премьер-министр Индии Манмохан Сингх любит повторять, что все, что говорят о его стране, будет правдой, даже если сказать о ней нечто прямо противоположное. В этих словах, без сомнения, есть доля правды: Индия вообще полна противоречий, – но это еще и классический пример высококонтекстного анализа, способ во что бы то ни стало избежать открытой конфронтации с неопровержимыми фактами или с той стороной Индии, которая может потянуть ее вниз.

Конечно, Бразилия и Индия далеко не единственные высококонтекстные культуры в мире. Этот стиль социального взаимодействия характерен для многих стран Азии и Латинской Америки, в то время как низкоконтекстные общества преобладают у германских, англо-американских и скандинавских народов. И все же, по моему глубокому убеждению, между Бразилией и Индией существует некая особая связь. Я чувствую это каждый раз, когда посещаю обе эти страны: и из-за общей привычки поздно обедать, и из-за удивительной колоритности людей, которых встречаешь на улице, и из-за пренебрежения к формальностям и условностям, и из-за сходства культурно-духовного выбора.

Например, в последнее время в Бразилии приобрел огромную популярность телесериал «Поездка в Индию» – бразильско-индийская история любви, которая снималась в индийских городах Агра и Джодхпур; бразильские актеры играют индийцев и без особого труда сходят за жителей севера Индии. По мнению индийцев, посмотревших фильм, в нем на редкость точно копируется картинка, атмосфера и даже освещение, характерные для стиля индийского кинопродюсера Экты Капура. Он создатель самых популярных сериалов в истории индийского кино; кстати, названия всех его ранних работ из суеверных соображений начинались с буквы «K». (Трудно найти более характерную для высококонтекстного общества черту, чем суеверие). Надо признать, индийцы и бразильцы плохо осведомлены о тесной связи между своими нациями, если знают о ней вообще. Например, для усиления своих позиций в конкурентной борьбе с MySpace и Facebook компания Google в 2002 году приобрела социальную сеть под названием Orkut, работающую на 48 языках мира. Так вот, эта сеть вскоре потерпела фиаско почти во всех странах, за исключением Индии и Бразилии, на которые сегодня в сумме приходится свыше 80 процентов трафика. Что-то во внешнем виде сайта, его атмосфере и предлагаемых характеристиках и функциях показалось притягательным и индийским, и бразильским пользователям.

Кроме того, политические элиты обеих стран просто одержимы идеей государства всеобщего благосостояния, и население Индии и Бразилии уже сегодня требует серьезной поддержки со стороны государства – невзирая на то, что экономики этих стран еще не приносят дохода, необходимого для создания такой социально-экономической структуры. В последнее время, стараясь вернуть бывших сторонников, разбежавшихся по множеству региональных партий, правящая партия страны «Индийский национальный конгресс» начала проявлять чудеса невиданной щедрости. Она, например, обещает сто рабочих дней в году с гарантированной зарплатой одному члену каждой крестьянской семьи – невероятное великодушие для подавляющего большинства развивающихся стран. Кроме, ясное дело, Бразилии. Индии не составило особого труда повысить уровень расходов в разгар глобального экономического бума, но эти расходы продолжали расти и в посткризисный период. Именно эта привычка – расходы, превышающие доходы, как в хорошие, так и в плохие времена – стала одной из основных причин нынешних долговых проблем в США и Западной Европе, а Индия, конечно же, ни в коем случае не может себе этого позволить.

 

«Молчаливый Кэл» Индии

Ранние признаки грядущих перемен начали появляться в годы правления премьер-министра Сингха, но не благодаря ему. В начале 1990-х, будучи министром финансов, Сингх помог открыть страну для внешней торговли. Индия пребывала тогда в состоянии кризиса, и Сингх руководил радикальными изменениями, сломавшими бюрократическую систему под названием License Raj, в соответствии с которой четко прописывалось не только кто может производить товары, но и сколько и по какой цене. Сингх также снизил средние импортные тарифы с 85 до 25 процентов и открыл индийский фондовый рынок для иностранных инвесторов. В 1990-х годах экономика Индии росла примерно на 5,5 процента в год, то есть не намного быстрее, чем в 1980-х, но проведенные Сингхом реформы подготовили страну к взлету во времена глобального бума, начавшегося в 2003 году. В период между 2003 и 2007 годами экономика Индии, как и во всех развивающихся странах, росла почти на 9 процентов в год.

Когда в 2004 году Сингх занял пост премьер-министра, многие надеялись, что он продолжит проводить реформы, а он стал скорее номинальным лидером экономического бума, начавшегося под влиянием глобальных, а вовсе не местных факторов. По мнению критиков, стать сильным премьер-министром Сингху помешал сдержанный, не слишком харизматичный стиль руководства, однако на практике его власть была довольно ограниченна. Не имеющий собственной независимой политической базы, Сингх всецело обязан своим положением главе партии «Индийский национальный конгресс» Соне Ганди, ярой стороннице социально направленной государственной политики, не слишком способствующей экономическому росту страны. Сингх так и не смог форсировать реформы при политическом классе и в условиях культуры, для которых характерно редкое самодовольство. Теперь он напоминает мне бывшего президента США Кэлвина Кулиджа, незаметного лидера, который занимал этот высокий пост во время бума 1920-х годов, но не сумел воспользоваться властью, чтобы исправить неуклонно усугублявшиеся ошибки и просчеты, которые в конечном счете привели к резкому ухудшению экономической ситуации в США в 1930-х годах. Кулидж слыл очень немногословным человеком, за что получил прозвище Молчаливый Кэл. Сингх тоже предпочитает держать рот на замке. В Индии чрезвычайно популярна карикатура, на которой изображен Сингх в зубоврачебном кресле, а стоматолог, нависший над ним, умоляет пациента открыть рот, чтобы хотя бы произвести осмотр.

В нынешний период вялого дрейфа большую тревогу вызывает клановый капитализм, характерный для Индии. Проблема коррупции существовала тут издавна, но сегодня ситуация стала поистине ужасающей, ибо решающим фактором при заключении любой бизнес-сделки в стране служат полезные связи в правительстве. Я высказал эту мысль в статье сентябрьского номера Newsweek International за 2010 год – она называлась «Роковая ошибка Индии», – и реакция на нее была весьма резкой. Индийские государственные чиновники высокого ранга наперебой убеждали меня, что кумовство и непотизм представляют собой вполне нормальный этап развития, и приводили в пример американских «баронов-разбойников» XIX века. А когда премьер-министра Манмохана Сингха в частной беседе спросили о проблеме коррупции в его стране, он, говорят, посоветовал в ответ прекратить чернить имидж Индии и перестать распространяться на эту тему. Понятно, что впечатление нередко значит больше реальности, но премьер-министр Индии, кажется, и слыхом не слыхивал о крепнувшем в его народе впечатлении, что кумовство в бизнес-кругах становится все более вопиющим и безудержным.

Но начиная с 2010 года эта проблема привела к целому ряду громких скандалов: в сфере недвижимости, при проведении аукциона на получение лицензий на использование диапазона частот беспроводной связи, в связи с отвратительным качеством строительства объектов для Игр Содружества, состоявшихся в том же году. Индия приближается к точке, к которой на разных стадиях цикла развития приходили Латинская Америка и некоторые страны Восточной Азии. Она наступает тогда, когда в обществе начинает формироваться и крепнуть противодействие экономическим реформам, ибо, по мнению большинства, они идут на пользу только небольшой кучке избранных. Даже в таком высококонтекстном обществе, как Индия, средний класс, увидев серьезную угрозу для своей закрытой группы, непременно взбунтуется.

 

Кто входит в класс миллиардеров?

В мировых СМИ Индию любят отождествлять с ее активными и успешными предпринимателями из сферы высоких технологий – людьми, лица которых часто украшают обложки международных журналов. Однако при таком подходе абсолютно упускается из виду интроспективный, высококонтекстный аспект этой нации. В последнее время индийских предпринимателей все больше вытесняет из списка миллиардеров новая группа – провинциальные финансовые магнаты, сколотившие состояние благодаря полезным контактам с властями штатов и монополизировавшие благодаря этому рынок в базовых для своего региона отраслях, например горном деле и недвижимости. Индия всегда «производила» много миллиардеров, отчасти потому, что закрытые группы оставляли почти весь экономический пирог себе любимым. Кроме того, в стране напрочь отсутствуют налоги на богатство и наследство. Огромные состояния тут сколачиваются быстрее, чем в любой другой стране нашей планеты. Если в 2000 году в топ-сотне миллиардеров мира не было ни одного индийского олигарха, то сейчас их семь – больше только в США, России и Германии. В этой категории Индия обогнала Китай (от него в топ-списке пять миллиардеров) и Японию (ноль имен).

Правила уличного движения: Мумбаи

Далее вашему вниманию представлен список богатейших миллиардеров мира, в котором также указано, на чем они сделали свои миллиарды и сколько именно. Эти данные весьма показательны. Если в стране слишком много миллиардеров по сравнению с размерами ее экономики, значит, баланс нарушен. (В России, например, насчитывается 100 миллиардеров, то есть примерно столько же, сколько в Китае, хотя экономика России в четыре раза меньше китайской). Кроме того, если «среднестатистический» миллиардер владеет десятками миллиардов, а не просто миллиардом-другим, это может привести страну к застою (единственный развивающийся рынок, на котором среднее состояние миллиардера составляет более 10 миллиардов долларов, – это Мексика).

Если миллиардеры страны делают свои состояния в основном благодаря покровительству государства, а не продуктивным новым отраслям, это нередко ведет к нарастанию недовольства в обществе (например, именно этим фактором были вызваны серьезные народные волнения в Индонезии в конце 1990-х годов). Здоровые формирующиеся рынки обязательно будут «плодить» своих миллиардеров, но их число должно быть пропорционально размерам экономики; миллиардерам нужно чувствовать конкуренцию и угрозу вылететь из вожделенного списка. В идеале необходимо, чтобы они создавали свои огромные состояния благодаря успешной деятельности в продуктивных секторах экономики, а не тесным связям с политической элитой. Основой любого процветающего капиталистического общества является творческое разрушение, а поскольку лица с полезными связями в верхах получают все, что им нужно, просто благодаря установившемуся порядку, их, без сомнения, следует считать врагами капитализма.

Список миллиардеров

Источник: Forbes, IMF WEO, сентябрь 2011 г.

Если сравнить, как изменяются топ-десятки индийских и китайских миллиардеров, сразу видно, что экономики этих стран развиваются совершенно по-разному. В списке Китая мы видим постоянную ротацию: одни фамилии вылетают, новые появляются, и ни один из вошедших в перечень миллиардеров по сумме состояния ни разу не поднимался выше потолка в 10 миллиардов долларов. Иными словами, есть все основания полагать, что руководство этой страны строго следит за соблюдением неписаного правила, ограничивающего общие размеры состояний своих граждан. А как объяснить то, что за последние пятнадцать лет Китай добился более впечатляющих показателей экономического роста и суммарного богатства, чем любая другая страна мира, но при этом самый богатый китаец владеет в настоящее время всего примерно девятью миллиардами долларов, что значительно меньше, чем могут похвастаться миллиардеры намного меньших экономик, например Мексики, России и Нигерии? Не менее красноречив и тот факт, что человек, названный в 2007 году богатейшим гражданином Китая – основатель крупнейшей в стране дисконтной сети магазинов электроники Хуан Гуанюй, – в настоящее время отбывает долгий тюремный срок по обвинению в инсайдерстве, манипуляциях на рынке ценных бумаг и взяточничестве. Как и один из его предшественников, талантливый предприниматель Моу Кижонг, получивший пожизненный срок за мошенничество в банковской сфере. Никто, конечно же, не думает, что обвинения в адрес этих людей были беспочвенными, но эти факты ярко демонстрируют, что в Китае сформировалась уникальная бизнес-культура, в которой власти, судя по всему, обращают особо пристальное внимание на те махинации, в результате которых сколачиваются миллиардные состояния. Очевидно, что главная цель руководства Китая в данном случае заключается в том, чтобы сдерживать негодование и обиду общества на богачей и ограничивать влияние толстосумов на политические решения. И, следует сказать, в определенном смысле эта стратегия приносит неплохие плоды. Конечно, в Китае тоже нередко вспыхивают забастовки и протесты против коррумпированности местных чиновников, но в Индии сегодня ширится движение вооруженных маоистов, известных под названием наксалиты. Они особенно сильны в некоторых центральных штатах, например Чхаттисгархе и Джаркханде, богатых природными ресурсами, где новоиспеченные богачи сколотили львиную долю новых состояний при поддержке коррумпированных властей.

По такому показателю, как доля суммарного состояния миллиардеров в экономике страны в целом, Индия отстает только от России и Малайзии. И ротация в топ-десятке в последнее время постоянно замедляется. Девять из десяти богатейших индийских миллиардеров в списке Forbes за 2010 год входили и в список 2006 года, в то время как в 2006 году таких «долгожителей» было всего пять. Сегодня многие индийские супербогачи пока еще вызывают у сограждан в основном чувство национальной гордости, а вовсе не обиды, и могут путешествовать по стране, не опасаясь за свою безопасность, но это приятное для них положение дел может скоро измениться. Клановый капитализм – рак, разъедающий страну; именно поэтому (низкоконтекстные) Соединенные Штаты, столкнувшись в 1920-х годах с такой же проблемой, решительно выступили против баронов-разбойников и уничтожили их монополии. Со времени принятия антимонопольных законов американская экономика постоянно «тасует» списки богатых и влиятельных людей и компаний. Индекс Доу-Джонса, охватывающий тридцать промышленных американских компаний-лидеров, пребывает в постоянном движении; в среднем за пятнадцать лет меняется больше половины его членов. На рынке Индии ротация тоже имеет место, однако на конец 2011 года двадцать семь из тридцати топ-компаний, отслеживаемых с применением сравнительного индекса Sensex, перешли в этот список из списка 2006 года. То есть 90 процентов. А в 2006 году этот показатель составлял всего 68 процентов. Более того, на топ-десятку акций, входящих в индекс Sensex, приходится две трети от общей стоимости активов, а на топ-десятку из Доу-Джонса всего половина, что, безусловно, свидетельствует о более высокой концентрации корпоративных активов в Индии.

Все это свидетельства усиливающегося застоя в верхних эшелонах индийской элиты, явления, характерного для любого высококонтекстного общества. Проявляется оно и в знаменитом Болливуде, где безраздельно правит кумовство и на главные роли обычно приглашают дочерей и сыновей высокопоставленных кинодеятелей. Большинство молодых членов индийского парламента – политические князьки или «наследственные депутаты», получившие кресла в наследство от отцов или других близких родственников. В вышедшей в 2010 году книге Патрика Френча «Индия: портрет» (India: A Portrait) рассказывается, что абсолютно все члены нижней палаты парламента страны младше тридцати лет занимают этот пост по наследству; среди депутатов в возрасте от 41 до 50 лет эта пропорция уменьшается до 37 процентов, в возрастной группе 51–60 лет – до 21 процента, в группе 61–70 лет – до 16 процентов и в группе 71–80 – до 10 процентов. В правящей партии «Индийский национальный конгресс» наблюдалась еще более вопиющая ситуация: каждый член Конгресса младше тридцати пяти был потомственным депутатом.

Причина, по которой семейные династии успешно выживают в стране, где население склонно голосовать против должностных лиц, заключается в том, что эти политические деятели вообще никогда не уходят из политики. Они просто ждут очередных выборов и готовят реванш. Во многих штатах политическая конкуренция сводится к обычной «карусели»: две занимающие прочное положение партии просто меняются постами и местами в администрации. Зачастую это региональные партии, сфокусированные на проблемах провинций, даже в крупных и богатых штатах, таких как Уттар-Прадеш и Тамилнад. В Тамилнаде, например, тамильская Националистическая партия (ее чаще называют «Дравида Муннетра Кажагам», то есть Федерация дравидского прогресса, сокращенно ДМК) впервые победила партию Конгресса в конце 1960-х и с тех пор на каждых выборах меряется силами с местной отколовшейся партийной группировкой АИАДМК. В этих местах партия Конгресса и БДП («Бхаратия джаната парти» – Индийская народная партия) считаются чем-то вроде младшеньких. Данная комбинация крепнущего отвращения избирателей с все глубже укореняющимся политикумом провинций способствует вызреванию в Индии национального движения нового типа. Возможно, именно этим можно объяснить нынешний подъем движения, возглавляемого известным общественным деятелем Анна Хазаре, агрессивные протесты которого, направленные прежде всего против коррупции, привлекли огромное внимание растущего среднего класса Индии.

 

Если политики с вожделением поглядывают на незанятые земли, это плохой знак

Когда компании развивающихся стран начинают расширять свои интересы за рубеж, это, как правило, приветствуется и считается гигантским шагом для всей страны в целом. Сегодня СМИ восторженно кричат: «Индия становится глобальной!» – однако предприятия, на которые ссылаются, следовало бы интерпретировать с учетом контекста. Дело в том, что изменения в Индии позволяют предположить, что компании выходят на зарубежный рынок прежде всего для того, чтобы сбежать со своего, внутреннего. В последнее время предприниматели Дели и Мумбаи все чаще жалуются на то, что из-за резкого увеличения всевозможных взяток и «откатов» государственным чиновникам в Индии сильно выросли расходы на открытие нового бизнеса. Инвестиции в частный сектор снизились с 17 процентов от ВВП в 2008 году до 13 процентов на сегодняшний день. В то время как Индия, для обеспечения целевого роста в 8–9 процентов, остро нуждается в том, чтобы ее бизнесмены активно реинвестировали средства у себя дома, те все чаще обращают взор на заграничные рынки. Сегодня на операции индийских компаний за рубежом приходится более 10 процентов суммарных корпоративных доходов – сравните с всего двумя процентами пять лет назад. В сущности, учитывая огромный потенциал внутреннего рынка, индийским компаниям нет никакой нужды гнаться за ростом за рубежом. А между тем больше половины прибыли пятидесяти самых преуспевающих индийских компаний в настоящее время зависит от экспорта и мировых цен на сырье.

Это может показаться не совсем логичным, но, когда развивающиеся нации начинают слишком мало тратить на внутренние инвестиции, возникает большой риск резкого всплеска инфляции. Поток инвестиций пересыхает, и страна не вкладывает достаточно денег в новые заводы и дороги, без которых не произвести и не доставить товары, пользующиеся все большим спросом все более процветающего среднего класса. Предложение начинает отставать от спроса, и цены резко идут вверх. При этом в нестабильной бизнес-среде тенденция снижения инвестиций сама по себе не изменится, и трудно назвать более дестабилизирующий экономику фактор, чем фаворитизм и взяточничество на государственном уровне. Вот почему взятки и подкуп способствуют усилению инфляции: они уводят деньги от продуктивных инвестиций, отпугивают их.

К сожалению, в примерах, подтверждающих, что сегодня в Индии существует серьезная угроза усиления инфляции, порождаемой взяточничеством, недостатка нет. В последнее время индийские бизнесмены любят развлекать друг друга рассказами о причудах одного высокопоставленного местного политика, сколотившего огромное состояние на сделках с недвижимостью. Например, на закрытом показе нового болливудского фильма он попросил продюсера несколько раз повторить один и тот же особенно понравившийся ему танцевальный номер. А когда продюсер спросил знатного гостя, понравилась ли ему актриса, сыгравшая главную роль, тот ответил, что и не видел ее, потому что смотрел только на природу. И тут же живо поинтересовался, где это продюсер умудрился найти в Мумбаи такой симпатичный незастроенный участок.

Чтобы избежать кризиса, Индии необходимо построить общество, которым будут управлять законы и правила, а не личные связи, из-за которых продуктивные в потенциале активы попадают не в те руки. Один из секретов успешного роста экономик Восточной Азии заключается в том, что в Японии, Корее и Тайване созданы относительно справедливые системы продажи государственных земель, и парламент Индии – честь ему и хвала – в данное время работает над законом, призванным предотвратить незаконный захват земель. Огромное сельскохозяйственное население Индии должно получать какую-то материальную выгоду от выкупа земель, только тогда эти сделки будут способствовать бизнес-развитию страны.

 

Похоже, Черчилль был отчасти прав насчет Индии

До сих пор от традиционной высококонтекстности индийского общества больше других выигрывала партия «Индийский национальный конгресс». Основателей этой партийной династии, Ганди, с давних пор считали семьей, которая правит страной на законном основании, и после обретения Индией независимости они стояли у руля почти три десятилетия подряд. Конгресс и сегодня представляет собой чрезвычайно централизованную структуру, в которой все вращается вокруг семьи Ганди, ныне находящейся у власти уже в четвертом поколении. Но Ганди – единственный национальный бренд в индийской политике, и они так долго демонстрировали свою способность к обновлению, что многие и сегодня считают Рахула Ганди, генерального секретаря партии и отпрыска этой старинной династии, лицом современной Индии.

Но в высококонтекстном обществе такого огромного размера, как Индия, не одна закрытая группа, и никто не может править вечно. В хаосе конца 1970-х, когда в стране пустила глубокие корни многопартийная демократия, Конгресс потерпел свое первое поражение на общенациональных выборах, и в течение следующих двадцати пяти лет индийские избиратели превратились в самых нелояльных избирателей в мире. Окончательно разочаровавшись в стандартах управления национальных лидеров страны, они в 70 процентах случаев голосуют на выборах против нынешних представителей власти, как на государственном уровне, так и в отдельных штатах. По традиции, накануне очередных всеобщих выборов члены парламента позируют для большой фотосессии, и лично мне кажется, что на этих фотографиях они похожи на группу приговоренных перед расстрельной командой, ибо каждый знает, что шансов сохранить свой пост надолго нет ни у кого из них. В период бума последнего десятилетия «норма выбраковки» снизилась до 50 процентов, и сейчас опять наблюдается ее рост.

Сегодня индийские избиратели ищут ответы в основном не у центрального правительства, а у властей своих штатов, и инициаторами экономических реформ все чаще становятся главные министры двадцати восьми штатов. В Индии правительства штатов действительно обладают серьезной властью: они контролируют более половины всех государственных расходов, а это очень много. А поскольку индийцы начали считать себя в первую очередь гражданами Бихара или Тамилнада, они все больше доверяют региональным партиям или наиболее сильным региональным лидерам национальных партий, таких как БДП и «Индийский национальный конгресс». Иными словами, объединение в группы все чаще происходит не на национальном уровне, а на уровне штатов. Например, явка избирателей в штатах на региональных выборах на 10 процентов выше, чем на общенациональных, и этот разрыв неуклонно растет.

Важно помнить, что и в давние времена Великих Моголов и британского владычества Индия отнюдь не была государством единой нации. Даже в XVII веке, в разгар монгольского завоевания, когда на долю Индии приходилась почти четверть мирового ВВП, эта империя состояла из множества автономных штатов, которые имели собственные своды законов и сами занимались сбором налогов. Уинстон Черчилль однажды сказал, что «Индия – это не страна, а географический термин. Называть Индию нацией – все равно что называть нацией экватор». Судя по всему, сегодня это замечание актуально, как никогда прежде. Центральная власть слабеет, и Индия снова начинает выглядеть как содружество штатов с самобытными, уникальными характеристиками и ослабленным национальным самосознанием.

Тем не менее усиливающаяся регионализация отнюдь не разрывает страну на части, как считал Черчилль. Действительно, из-за ослабления центральной власти Нью-Дели все труднее проталкивать серьезные общенациональные реформы. Однако именно благодаря подъему регионов экономический бум проникает в каждый уголок страны, что наряду с усилением кумовства (плохо влияющим на рост) способствует появлению новых потребительских субкультур (что очень хорошо для роста). Сложность регионализации – одна из главных причин, по которым до этой страны так трудно «достучаться», и ее шансы и впредь остаться прорывной нацией – всего лишь 50 к 50.

 

Деление на Север и Юг

Сегодня центр динамичного экономического развития Индии смещается с юга и части Запада на крупнейшие населенные центры в центральной и северной частях страны. В 1980-х годах, когда Индия начала проводить свои реформы, темпы роста резко подскочили с 3 до 5,5 процента, прежде всего благодаря появлению в южных штатах Карнатака и Тамилнад технологической и аутсорсинговой отраслей. По состоянию на 1981 год доходы в более развитых штатах были на 26 процентов выше, чем в малоразвитых; к 2008 году этот разрыв увеличился до 86 процентов. Вполне предсказуемо, это породило некоторую заносчивость и высокомерие южных штатов: у них вошло в привычку смотреть на неудачи густонаселенных северных штатов, неспособных сравняться с ними, с тревогой и жалостью. Южане привыкли думать, что они больше работают, лучше образованны и больше подготовлены к конкуренции с другими странами мира. Бихар, самый большой и самый отсталый северный штат, стал традиционным объектом шуток и насмешек южан.

Южане, например, любят острить, что Индия могла бы разрешить территориальные споры с Пакистаном, отдав ему Кашмир – но при условии, что пакистанцы заберут и Бихар. Бихар – единственный индийский штат, не только не участвовавший в первоначальном рывке экономического роста в Индии, в период между 1980 и 2003 годами его экономика сократилась на целых 9 процентов. Но вскоре после этого ситуация начала меняться, и в последние годы Север растет быстрее, чем Юг. С 2007 по 2010 год средние темпы роста южных штатов снизились с 7 процентов предыдущих трех лет до 6,5 процента, в то время как северные штаты за тот же период ускорили свое развитие с 4,5 до 6,8 процента.

Подъем остальной части Индии был результатом целого ряда факторов, и, возможно, важнейшим из них стало избрание более эффективных лидеров. Анализ, недавно проведенный финансовым конгломератом Credit Suisse, показал, что за последние двадцать лет многие штаты Индии прошли период резкого всплеска роста, но только одним из них руководил главный министр от партии Конгресса. Этим, возможно, объясняется, почему Конгресс в настоящее время является правящей партией только в двух из десяти крупнейших штатов Индии, хотя в 1980-х годах эта политическая сила правила в восьми, а в 1960-х в десяти штатах. Вместе с тем можно привести множество примеров заметных всплесков роста под руководством одной из новых региональных партий. Например, с 2005 по 2010 годы экономика Бихара и Гуджарата увеличивалась на 11 процентов в год – один из самых высоких показателей роста в стране. Главный министр Бихара Нитиш Кумар и Гуджарата – Нарендра Моди считаются в высшей степени компетентными руководителями, их правительства не замечены в коррупции и обеспечивают сегодня весьма заметные экономические результаты. Короче говоря, в этих управленцах видят позитивное исключение из неприятного правила: они не ассоциируются с усиливающимися проблемами кумовства, характерными для других штатов, и с национальным правительством Дели с его боссами из партии «Индийский национальный конгресс».

Наиболее яркий пример – события в штате Бихар. Кумар ворвался во власть в 2005 году на волне разочарования избирателей, вызванного незавидным существованием в этом отдаленном северном штате, который выдающийся писатель Видиадхар Сураджпрасад Найпол однажды описал как «место, где кончается цивилизация». Кумар инициировал агрессивную кампанию по наведению порядка на территории, где царило полное беззаконие. Он заставил полицию начать преследование мошенников, в том числе высокопоставленных членов парламента Бихара и их закадычных друзей – бизнесменов. Чтобы наказать преступников в штате с совершенно неработающей судебной системой, Кумар создал «ускоренные» суды, которые работали так быстро, что многие критиковали эту процедуру, называя ее неоправданной спешкой. Кроме того, Кумар ввел закон, согласно которому у коррумпированного бюрократа можно отобрать имущество; и действительно, не так давно в роскошном доме одного из чиновников была устроена школа для детей из бедных семей.

Штат, которым руководит Кумар, знаменит тем, что тут решительно сносят любые бюрократические барьеры, мешающие реализации того или иного проекта. Кумар отменил необходимость собирать горы документов, например, инженеру только для того, чтобы построить мост. Поверив, что их деньги действительно попадут в государственную казну, а не в кошельки мошенников, непривыкшие к порядку жители Бихара согласились даже платить налоги. Тут начали реализовываться разные проекты, строились мосты и дороги; штат начал нормально функционировать, а потом и пошел на взлет. В настоящее время его экономика растет на 11 процентов в год – второй по скорости показатель в Индии, а Кумара в стране считают примером того, чего может достичь честный лидер в нечестном штате.

А между тем вся Индия в целом двигалась в противоположном направлении – прежде всего потому, что ранее стремительно развивавшиеся южные штаты принялись, что называется, почивать на лаврах. Из шести индийских штатов, экономика которых росла в 2010 году быстрее, чем на 10 процентов, нет ни одного штата с Юга. Уровень компетентности руководителей южных штатов снизился, и это, само собой, негативно сказалось на росте: за последние десять лет Карнатака, Андхра-Прадеш и Тамилнад столкнулись с падением темпов экономического роста, в некоторые годы вполовину по сравнению с двузначными показателями недавнего прошлого. Некоторые южане оправдывают подобную ситуацию тем, что, мол, у них пик бума уже прошел, и кивают при этом на Китай. Однако им вряд ли стоит приводить в пример Поднебесную. В этой стране бум в богатых южных штатах продолжался не одно, а три десятилетия, и они достигли уровня дохода на душу населения в 15–20 тысяч долларов, в то время как в индийских южных штатах уровень дохода лишь немногим выше среднего по стране показателя в 1200 долларов.

В определенной мере успехам северной и центральной частей Индии способствовала их изоляция: глобальный кредитный бум прошел мимо них, а следовательно, последовавший далее кризис их не сломал, и эти регионы сохранили возможность брать займы на строительство новых предприятий. Глобальный сырьевой бум тоже пошел им на пользу, ведь они богаты огромными запасами угля и железа, и большинство новых проектов в сталелитейной и энергетической отраслях реализуются именно здесь. Кумар и другие новые лидеры принимают простые, но действенные меры, необходимые для обеспечения роста при небогатой экономической базе, в частности активно строят новые дороги и системы беспроводной связи. Уровень грамотности на севере растет быстрее, чем на юге, и это служит четким подтверждением того, что новое руководство в полной мере использует преимущество огромного демографического потенциала своего региона: половина индийского населения младше пятнадцати лет проживает в пяти самых слаборазвитых штатах страны.

 

Новая карта среднего класса

Жизнь в Индии можно поделить на три уровня: все более космополитические крупные города, безликие небольшие города и зачастую прозябающие в нищете деревни, в которых, на первый взгляд, за последние десятилетия ничего не изменилось, за исключением сети связывающих их новых хороших дорог. Если спрыгнуть с парашютом в центре любого такого городка или деревни, первое впечатление будет приблизительно одинаковым, где бы вы ни приземлились. Я изъездил по проселочным дорогам всю страну, от юго-восточного прибрежного городка Неллор, возникшего в результате экономического бума, до метко названного Бхагалпуром («обитель беженцев») города в Бихаре, и все они, на первый взгляд, практически ничем не отличались. Везде то же дикое разнообразие транспортных средств, как безмоторных, так и моторных, от мотоциклов до колоритных трехколесных автомобилей Tempo. Обычно движение выплескивается с переполненных улиц на центральную площадь, как правило, украшенную бюстом какого-нибудь крупного политического деятеля и окруженную магазинами в одинаковом утилитарно-бетонном стиле.

Создается впечатление, что нация, создавшая все это, ровным счетом ничего не смыслит в современной эстетике; что перед тобой длинная полоса однообразия, на тысячи миль растянувшаяся с севера на юг. Но если присмотреться, тут все переполнено разнообразием. Да, салоны красоты возникают на каждом углу, словно грибы после дождя, и все они, предавая идею национальной индивидуальности и местного колорита, предлагают региональные скидки на новомодные прически западного типа. Но зайдите в любую дверь, просмотрите любой стеллаж в любом магазине – и потрясающее разнообразие региональных вкусов и стилей ошеломит вас. Тут есть все, от местных брендов растительного масла для кулинарии до масел для волос, которые индийцы единодушно считают гарантированным средством от облысения, но ингредиенты различаются в каждом штате. Даже в пределах одного города излюбленные сорта риса или соленых огурчиков могут варьироваться от квартала к кварталу. Это Индия в наивысшем проявлении своего высококонтекстной сути – Индия, упрямо цепляющаяся за местные нормы и правила, как в деле борьбы с облысением, так и в языковом вопросе.

Повышение уровня благосостояния индийской глубинки находит выражение во многом, в частности в подъеме хиндиязычной прессы, которая на протяжении многих лет была явным аутсайдером отрасли. Например, последнее время премиальная цена для рекламодателей за рекламу в англоязычных газетах снизилась с 1200 до 700 процентов. Кроме того, почти все горожане из бедных штатов сегодня имеют мобильные телефоны, которые раньше были только у жителей богатых штатов. И если прежде большинство транснациональных корпораций крайне неохотно выходили на рынки хиндиязычных регионов, теперь ситуация начинает меняться. Не так давно в англоязычной ежедневной газете Hindustan Times появилась статья об открытии первой пиццерии Domino в городе Патна в Бихаре. В редакционном комментарии очередь перед заведением сравнивались с очередями, которые обычно выстраиваются перед так называемыми магазинами-распределителями, повсеместными в Индии государственными магазинами рационированных товаров, торгующими по льготным ценам рисом и керосином для бедных слоев населения. Открытие пиццерии стало четким сигналом, что и в Бихар пришла современность. Теперь и в «месте, где кончается цивилизация», есть заведение глобальной фирменной сети быстрого питания.

Однако в Индии непременно приживется далеко не каждый унифицированный сетевой магазин или ресторан. Глава одной крупной корейской компании, торгующей товарами широкого потребления, недавно сказал мне, что если вкусы китайских потребителей становятся все однороднее, то в Индии дело обстоит иначе. По его словам, он был очень удивлен, узнав, что такие журналы, как Vogue и Elle, очень неплохо чувствуют себя во всех крупных китайских городах, в то время как вкусы потребителей из разных регионов Индии все больше разнятся, и в каждом штате процветают разные периодические издания. В Китае все учатся говорить на мандаринском диалекте китайского языка, который вытесняет кантонский диалект даже в традиционных для него регионах южного побережья, в том числе и в Гонконге. Поскольку Пекин систематически переселяет ханьцев – которые составляют 90 процентов населения страны и являются крупнейшей этнической группой в мире – в регионы, населенные меньшинствами, даже такие прежде изолированные районы, как Синьцзян и Тибет, сегодня вливаются в ханьский потребительский мейнстрим, делая страну все более однородной. Да и крепнущее чувство национализма, основанное на гордости за возрождение Китая как одной из величайших держав мира, без сомнения, способствовало появлению и укреплению единой национальной культуры потребления, в то время как подъем политических сил в провинциях Индии возымел противоположный эффект. «Когда мне предлагают съездить в Индию, я всегда говорю: хорошо, а куда именно?» – признался мне все тот же руководитель компании. В Китае, отмечает он, множество популярных общенациональных продуктов «для перекуса», например лапша в пакетиках компании Tingyi. А в Индии в каждом регионе свои предпочтения, как, скажем, в разных странах Европы.

Бренд-менеджерам следует относиться к Индии так же, как к «Соединенным Штатам Европы», и соответствующим образом решать вопрос реализации товаров в стране, где даже даты и названия основных праздников и, следовательно, пиковые сезоны рекламы брендов разнятся от штата к штату. Праздники тут самые разнообразные, от всеобщего ликования по поводу сбора урожая в январе и августе до религиозных праздников, посвященных всевозможным богам и богиням, обрядов по случаю наступления весны и дня зимнего солнцестояния и тому подобных. Многие праздники в одних штатах отмечаются, а в других нет; в разных местах праздники по-разному называются. Например, зимний фестиваль урожая в штате Тамилнад носит имя Понгал, но в остальной части страны у этого праздника еще как минимум шесть названий.

Надо сказать, уровень доходов на севере Индии сопровождался ростом доходов в сельскохозяйственных районах всей страны, отчасти из-за повышения цен на рис и другие культуры, щедрой государственной поддержки крестьян и резкого повышения зарплаты госслужащих и сельскохозяйственных работников. Все это позволило консюмеризму нового типа проникнуть в самые отдаленные и отсталые уголки страны, на рынки которых из-за крайне низкого уровня доходов населения еще несколько лет назад вообще не было смысла выходить. Демографы традиционно считают, что спрос на не так уж необходимые, «факультативные» товары, например дезодоранты и кондиционеры для волос, возникает только после того, как их «принимает» средний класс, поэтому они, как правило, прогнозируют повышение спроса в регионах, в которых доходы населения приближаются к среднему уровню. В Индии это в основном крупные города и южные штаты. Однако из-за широкого распространения современных СМИ спрос на предметы не первой необходимости вырос среди тех доходных групп населения и в тех регионах, которые прежде никогда не проявляли интереса к таким продуктам.

Сегодня даже индийские мужчины с относительно низкими доходами охотно покупают отбеливающий крем для кожи – продукт, пользующийся все большей популярностью в Индии, где цвет кожи имеет огромное значение. А если потребители хотят приобрести такие товары, но не могут себе этого позволить, компании предлагают версии со скидкой или в меньшей, более доступной расфасовке, например в саше стоимостью всего в несколько центов. Такие товары, помимо их ценовой привлекательности, еще и проще распространять и хранить на сильно фрагментированном розничном рынке Индии с его более чем 7,5 миллиона торговых точек. Например, сегодня у продвинутой молодежи северной Индии считается модным выставлять напоказ красную полоску нижнего белья Jockey, высовывающегося из-под джинсов с низкой посадкой. А в сельскохозяйственном Бихаре, где бренд Jockey по-прежнему недосягаем, особой популярностью пользуются значительно более дешевые подделки под такими лейблами, как Obama.

 

Как «ловушка бедности» превратилась в конкурентное преимущество

Сегодня Бихар и другие северные штаты оказались в эпицентре всеобщего индийского ажиотажа вокруг роста населения. Объемы продаж автомобилей на севере растут быстрее, чем на юге. В 2006 году один из крупнейших автопроизводителей Индии потратил за пределами крупных городов всего 20 процентов своего маркетингового бюджета, сегодня же этот показатель вырос до 50 процентов, и львиная доля нового роста приходится именно на северные штаты. Но еще в 1970–1980-х годах рост численности населения в Индии считался серьезной угрозой для экономики, и в мрачный период, известный сегодня под названием «Чрезвычайное положение», этот страх вдохновлял власти на жесточайшие меры по ограничению рождаемости. В 1975 году, когда экономика Индии испытала сильнейшее давление, вызванное резким изменением цен на нефть, и начались массовые забастовки и протесты, премьер-министр страны Индира Ганди оказалась в ситуации, близкой к полному краху. А тут ее еще по решению суда обвинили в злоупотреблении властью на выборах 1971 года, в результате чего была оспорена правомерность ее избрания на пост премьер-министра. В жаркий июнь того же года по совету семьи и близких советников Ганди нанесла ответный удар: ввела режим чрезвычайного положения, приостановила деятельность парламента и ограничила гражданские свободы. В последующие месяцы в тюрьмах страны оказались десятки тысяч активистов, профсоюзных лидеров и политических деятелей оппозиции.

И самой спорной из множества драконовских мер периода Чрезвычайного положения стала программа насильственной стерилизации, проводившаяся под руководством сына Индиры Санджая. В рамках этой программы каждый государственный служащий должен был предложить как минимум двух кандидатов на стерилизацию; цель ее заключалась в стерилизации мужчин, у которых уже есть два и более ребенка. Отобранных кандидатов принуждали лечь на пятнадцатиминутную операцию; занимались этим мобильные группы, имевшие право лишать за непослушание разных государственных льгот и привилегий, от продуктовых карточек до лицензий на ведение бизнеса.

Поражает, что многие представители среднего класса горячо поддерживали эту программу на том основании, что Индию надо вызволять из «ловушки бедности», куда ее якобы загнал резкий рост населения. При этом надо отметить, что зачастую люди побогаче за весьма небольшие деньги могли нанять для стерилизации бедного «дублера», так что средний класс в данной ситуации почти ничем не жертвовал. Известно, что власти страны пытались ослабить сопротивление людей насильственной стерилизации, предлагая добровольцам бесплатное радио. В те времена была распространена мрачная шутка: если парень спотыкался или шел смешной походкой, о нем говорили, что у него новое радио.

Период Чрезвычайного положения завершился в 1977 году, когда Ганди объявила о новых выборах; тогда же была остановлена и программа насильственной стерилизации. Однако к этому времени вазэктомии подверглись 7,8 миллиона индийских мужчин – за деньги или по принуждению. Выборы 1977 года «Индийский национальный конгресс» проиграл; так закончился период безраздельного господства этой политической силы и начался период укрепления центробежных сил регионализации, которые по сей день продолжают разрушать центральную власть. Но и в 1980-х новое правительство призывало индийцев к ограничению рождаемости, на этот раз взывая к их гражданской сознательности. В то десятилетие была особенно популярна рекламная песенка приблизительно такого содержания: «Родили первого ребенка – повремените со вторым, родили второго – больше не беременейте». На хинди эти строки отлично рифмуются, и граждане Индии никак не могли выбросить эти слова из головы.

Последние десять лет индийские власти наконец оставили эту тему, и сегодня общественное мнение в основном базируется на убеждении, что рост численности населения означает увеличение числа рабочих рук, способствующих экономическому развитию страны. Индийские библиотеки буквально ломятся от научно-исследовательских отчетов с доводами в пользу неизбежных чудес в результате этой демографической тенденции. Логика в двух словах такова: поскольку экономический бум в Китае был обусловлен растущими трудовыми ресурсами вследствие роста численности населения, следовательно, увеличение населения – явление в основном позитивное. Но это совсем не так, ибо те, кто это говорит, забывают об огромных проблемах, связанных с образованием и трудоустройством молодежи – тех десяти миллионов молодых людей, которые ежегодно пополняют рынок труда Индии.

Конечно, растущие ресурсы молодых работников могут быть огромным преимуществом, но только если государство напряженно и целенаправленно работает над тем, чтобы подготовить их к продуктивной карьере. Опрос, проведенный недавно консалтинговой фирмой Aon Hewitt, показал, что зарплата рабочих в городах Индии растет самыми быстрыми темпами в Азии. В 2011 году средний показатель вырос почти на 13 процентов – четкий признак того, что требуемую квалификацию имеют очень немногие рабочие; и те, кто ее имеет, могут рассчитывать на серьезную надбавку.

Но еще больше лично меня удивляет переход демографии в разряд глобальной области деятельности. Не могу даже приблизительно сказать, сколько демографов приходило в наш офис за последние годы; все они предлагали те или иные аналитические расчеты для подтверждения идеи, что рост населения стимулирует экономический рост, и очень хотели поделиться с нами своими прогнозами относительно того, какие страны в ближайшее время получат наибольший «демографический дивиденд». Подобные аналитические фокусы очень напоминают историю Уолл-стрит. В 1970-х и 1980-х в каждой инвестиционной компании был свой политэкономист, своего рода предсказатель путчей и войн, но в 1990-х, когда войны стали более локализованными, а развивающиеся страны – политически стабильными, эта традиция постепенно канула в Лету. Сегодня же бал правят демографы, которые очень любят говорить об Индии. К подобным новым трендам в области консалтинга следует относиться с беспристрастием и отстраненностью, которых они заслуживают, и с пониманием того, что и эта модная новинка когда-нибудь забудется. Нет ни малейших сомнений, что скоро демографы вспомнят и о фразе «бомба замедленного действия».

 

Индия – политический хамелеон… в хорошем смысле слова

Помимо всего прочего, экономический бум в Индии привел к усилению расслоения общества. На ранних стадиях экономического роста это вполне естественно, но если данный процесс бесконтролен, он, как правило, несет угрозу для дальнейшего развития. В прошлое десятилетие наблюдался серьезный рост уровней потребления среди всего индийского населения, но среди 10 процентов самых богатых граждан ежегодные темпы роста прибыли были на 6 процентов выше, чем среди 10 процентов беднейших. Руководство страны работает над сдерживанием потенциальной социальной напряженности, но в основном путем государственных подачек, а не расширения бизнеса и создания новых рабочих мест. Семья Ганди и ныне продолжает демонстрировать свою фирменную фишку – сочувствие к бедным, – но делает это такими способами, которые, усиливая дефицит, могут рикошетом ударить по экономическому росту нации. На протяжении десяти лет бюджетные расходы страны росли быстрее, чем ее экономика, а в последние пять лет их темпы выросли до 20 процентов. За это время общий дефицит бюджета Индии резко увеличился с 6 до 9 процентов от ВВП, и на сегодня соотношение суммарного государственного долга к ВВП составляет 70 процентов – один из самых высоких показателей среди крупных развивающихся стран.

Значительную часть этих денег правительство тратит на явно преждевременное создание государства всеобщего благосостояния – чисто бразильский стиль. Задолго до 2005 года, когда Конгресс провел так называемую MGNREGA (Mahatma Gandhi National Rural Employment Guarantee Act – Национальная программа содействия занятости населения в сельских районах имени Махатмы Ганди), в Бразилии была предложена инициатива, которую, пожалуй, можно считать самой щедрой социальной программой во всем развивающемся мире (она называлась Bolsa Familia, что в переводе означает «семейный кошелек»). MGNREGA ежегодно гарантирует сельским беднякам сто дней занятости в государственном секторе и обходится казне почти в 10 миллиардов долларов в год. Сегодня, вдохновившись популярностью программы, правительство Индии планирует потратить такую же сумму на увеличение продовольственных субсидий для бедных слоев населения. И если власти будут и дальше продолжать в том же духе, скорее всего, Индию ждет такая же участь, как Бразилию в конце 1970-х, когда чрезмерные бюджетные расходы привели к гиперинфляции и вытеснили частные инвестиции с внутреннего рынка, что вскоре «похоронило» экономический бум в стране. Одной из главных ошибок Бразилии была индексация зарплат с учетом инфляции, что зачастую высвобождает спираль поочередного роста заработных плат и цен. И сегодня центральный банк Индии не без оснований опасается такого же развития событий, ибо гарантии MGNREGA уже в 2011 году привели к усилению инфляции, вызванной повышением зарплат жителей сельскохозяйственных регионов на целых 15 процентов.

Более того, схемы вроде MGNREGA предлагают сельским жителям искаженные стимулы оставаться в деревнях. Как мы уже обсуждали, Китай сумел превратить растущие трудовые ресурсы в экономическое чудо благодаря стимулированию быстрой массовой миграции крестьян из удаленных в глубь материка регионов в более продуктивные крупные города на побережье. За последнее десятилетие доля китайского населения, проживающего в городских районах, выросла с 35 до 46 процентов. В тот же период население индийских городов росло намного медленнее, увеличившись всего лишь с 26 до 30 процентов.

Надеясь на большие дивиденды от роста населения, Индия игнорирует то, где живут люди. Увеличение народонаселения помогает стимулировать рост, если граждане переезжают в города и начинают трудиться на заводах и фабриках, а не прозябают по-прежнему в бедных и непродуктивных сельскохозяйственных регионах. В Китае насчитывается двадцать три города, население которых с 1950 года выросло со 100 тысяч до более чем миллиона, и в этот список входят некоторые наиболее динамично развивающиеся китайские города, например Шэньчжэнь, который еще совсем недавно, в 1970-х годах, был маленькой рыбацкой деревушкой. В Индии же к этой «взрывной» категории роста можно отнести всего шесть городов, и, судя по всему, повышение долгосрочных темпов роста Индии до двузначных показателей происходит в первую очередь в результате агрессивных усилий властей по урбанизации населения.

Однако, судя по всему, все это не кажется слишком важным индийским политикам, которые абсолютно уверены, что их стране уже в этом десятилетии суждено стать самой быстрорастущей крупной экономикой мира. А то, как на долгосрочное экономическое развитие сильно влияют динамика демографической ситуации, долги и прочие важные факторы, они попросту игнорируют. Впрочем, они могут оказаться и правы, отчасти потому, что рост Китая, как только в нем начнет действовать закон больших чисел, скорее всего, замедлится, и первое место вполне может перейти к Индии, которая из-за роста с низкой экономической базы по-прежнему имеет много возможностей для дальнейшего развития.

Надо признать, ни одна другая крупная экономика мира не может похвастаться таким количеством благоприятных факторов: это и модель демографического развития, и потрясающая предпринимательская энергия нации, и, пожалуй, самое важное, невысокий ежегодный доход на душу населения, всего лишь четверть от показателя Китая. Но подарки судьбы никогда не следует принимать как нечто само собой разумеющееся. Индийские политики не могут исходить из того, что демографическая ситуация непременно принесет большие дивиденды, и считать такие негативные явления, как усиление кланового капитализма и непомерные расходы на социальные программы, всего лишь побочными эффектами, а не серьезными проблемами, каковыми они являются на самом деле. Именно эти факторы на ранних этапах процесса задавили экономический рост в целом ряде других развивающихся стран.

Источником самых неожиданных сюрпризов для Индии служит ее развивающаяся без каких-либо правил демократия – атмосфера, в которой дух времени может меняться поистине стремительно. Стране потребовалось всего одно прошлое десятилетие, чтобы начать видеть себя не жалкой экономической развалиной, а очередным Китаем, а свое быстрорастущее население не как угрозу, а как мощнейшее конкурентное преимущество. В настоящий момент, пока мы с вами обсуждаем эту тему, традиционное чувство превосходства южан над северянами быстро уступает место куда более уважительному отношению. И вполне возможно, что при некоторых сдвигах в руководстве традиционная национальная самоуверенность так же быстро сменится куда более логичным и оправданным ощущением потребности перемен. К слову, современным фокусникам все же удалось воспроизвести «облегченную» версию великого индийского фокуса с веревкой, который и по сей день считается одним из величайших достижений магии. В новом варианте мальчик-ассистент карабкается вверх по веревке, но не исчезает и не ссыпается в расчлененном виде, а просто соскальзывает вниз с высоты в несколько метров. И этого достаточно, чтобы произвести на зрителей неизгладимое впечатление. Так вот, чтобы внимание аудитории и впредь было приковано к их шоу, лидерам современной Индии тоже нужно придумать новые трюки и фокусы.