Один за другим маленькие становились большими и выходили из школы, последний раз пожав руку Тимофею Васильевичу, Ольге Спиридоновне, Августу, Федору Пастоленко — всем вам, мудрые и терпеливые наши товарищи педагоги. Мы шли по переулку, задерживая шаг, часто оглядываясь, неуверенно, почти как человек, который после болезни учится ходить.

Нам и в самом деле надо было научиться самостоятельно ходить по жизни. Это нелегко; маленькая наша коммуна совсем не то, что большая, строящая коммунизм Россия.

Мы шли по переулку и расходились, разъезжались по разным концам страны, теряли друг друга из виду. Но что-то связывало нас. И часто, когда было трудно, когда Мотька торпедировал вражеские корабли, когда мы шли на фронт, когда Лида, принимая буйный и непокорный класс, думала, как подчинить себе, — главное — не подчинить, а согреть, зажечь сорок ребячьих сердец, — перед нами вставала коммуна. Она возникала, как возникает перед глазами летчика, ведущего корабль над сплошной облачностью, в неожиданном просвете земля. Всегда в самую трудную минуту, когда силы уже на исходе, и всегда вовремя.

И в такие минуты разве могли мы не думать: какая мощь заложена в нашей коммуне, если она столько дала каждому из нас, стольким поколениям школьников, стольким людям, с верой и надеждой выпущенным ею в большой советский мир; если она, наша школа, так часто вспоминается, так часто приходит на помощь, так живет и в сильных и не в таких уж сильных душах.

…Вечер подходит к концу. Мы сидим, вспоминаем прошлое и думаем о будущем.