Утром Френсик явился на Ланьярд-Лейн в чудном настроении. Все на свете было замечательно, солнце сияло, «Девство» начнут раскупать, как только откроются магазины, а главное — хатчмейеровские два миллиона долларов благополучно лежат на текущем счете фирмы «Френсик и Футл». Перевод пришел на прошлой неделе; надо только вычесть четыреста тысяч комиссионных и переправить остаток минус куш Джефри мистеру Кэдволладайну и его загадочному клиенту. Френсик как раз и собирался это сделать, не откладывая. Он забрал почту из ящика и поднялся к себе. Там он уселся за стол, заправил в ноздрю первую дневную понюшку и разобрал письма, под конец обнаружив среди них телеграмму.
— Ну и ну, телеграмма! — ворчливо подивился он спешке напористого автора и развернул бланк. Радужная панорама мира вмиг распалась; на ее месте возникли разрозненные и жуткие образы, порожденные загадочными телеграфными словами. Пипер погиб? Видимо, утонул? Миссис Хатчмейер тоже? Скупые слова стали в его мозгу вопросами, и он попытался с ними справиться. Лишь через минуту до Френсика целиком дошел смысл телеграммы, который вызвал у него сомнение, а затем спасительное недоверие. Пипер не мог погибнуть. В уютном мирке Френсика смерти не было, о ней только писали. Смерть — это что-то нереальное, отдаленное, вымышленное. Но вот несколько слов, не разделенных знаками препинания и напечатанных на клочках бумажной ленты, принесли с собой смерть. Пипер погиб. Миссис Хатчмейер тоже, но она Френсика не волновала, за нее он не был в ответе. А за Пипера был. Френсик сам отправил его на смерть. И ПОЛИЦИЯ РАССЛЕДУЕТ ПРЕСТУПЛЕНИЕ — значит, на несчастный случай не свалишь. Преступление и гибель — читай убийство, а убийство Пипера — это был уж какой-то невыносимый ужас. Френсик обмяк, посерел и съежился.
Через некоторое время он заставил себя перечесть телеграмму. Но в ней стояли те же самые слова. ПИПЕР ПОГИБ. Френсик отер лицо платком и попытался представить, что же случилось. ВИДИМО УТОНУЛ. Если Пипер погиб, то откуда сомнения, утонул он или нет? Про погибшего обычно известно, что он погиб. И почему не звонит Соня? ПОЗВОНЮ КОГДА СМОГУ — еще одна загадка в придачу к загадочному посланию. Где же она, если не может сразу позвонить? Френсик представил себе Соню на больничной койке, но тогда бы она так и сообщила. Он потянулся к телефону, чтобы позвонить в «Хатчмейер Пресс»; потом сообразил, что в Нью-Йорке еще ночь и на службе никого нет. Придется подождать двух часов. Он сидел уставившись на бланк и пытался мыслить практически. Раз полиция расследует преступление, значит, они обязательно станут копаться в прошлом Пипера и в два счета докопаются, что он — не автор «Девства». Затем… о, господи, узнает Хатчмейер, и расплата будет дьявольская Вернее, хатчмейеровская. Он потребует назад свои два миллиона долларов, а вдобавок потянет в суд за нарушение контракта или за мошенничество. Слава богу, хоть деньги еще в банке. Френсик перевел дух.
Чтобы отвлечься от мыслей о жутких последствиях, которыми грозила телеграмма, он пошел в Сонин кабинет и отыскал в секретере письмо мистера Кэдволладайна, выражающее согласие на замещение автора Пипером в американском турне. Френсик тщательно изучил письмо и положил его обратно. Все-таки есть какое-то прикрытие на случай неприятностей с Хатчмейером: мистер Кэдволладайн и его клиент — сообщники фирмы «Френсик и Футл». Если придется вернуть два миллиона — вернут свою долю как миленькие. Углубившись в будущее, Френсик постепенно перестал винить себя и переадресовал вину анонимному автору. Вот из-за кого погиб Пипер. Если бы этот мерзавец не скрывался под nom de plume, то Пипер был бы жив.
Тянулись утренние часы, Френсик не мог работать и все больше расстраивался. Ведь Пипер был ему по-своему дорог. А теперь его нет в живых. Френсик печально сидел за столом, глядел на ковент-гарденские крыши и безмолвно оплакивал Пипера. Бедняга, прирожденный мученик, а вернее сказать — мученик от литературы. Скорбное зрелище: человек, который не смог бы ничего написать ради спасения собственной жизни…
Френсик даже подскочил в кресле: уж очень точно подумалось. Да, Пипер погиб, так и не живши. Все отпущенные ему годы он угробил на то, чтобы пробиться в печать, и не пробился. Почему же людей вроде него так тянет к писанию, что за одержимость печатным словом приковывает их к письменным столам? В эту самую минуту тысячи других Пиперов сидят во всем мире над кипами чистой бумаги и заполняют ее словами, которые никто никогда не прочтет, но в которых им, от наивного самомнения, чудится глубокая значительность. И Френсику стало еще грустнее. Это все его вина. Ему надо было проявить решительность и здравый смысл — и сказать Пиперу, что никакой он не романист. А он вместо этого ободрял его. Скажи он нужные слова — и Пипер был бы жив, может, даже нашел бы свое истинное призвание — клерка или слесаря, — женился бы и зажил, так сказать, своим домом. Во всяком случае, не было бы этих пустопорожних лет в полупустых пансионах на пустынных приморских курортах, где Пипер жил Конрадом, Лоуренсом и Генри Джеймсом — бледный призрак обожаемых мертвецов. Он ведь и умер подставным лицом, автором романа, которого не писал. Зато где-то живет как ни в чем не бывало человек, подставивший его вместо себя.
Френсик снял трубку. Нет, не жить ему, подлецу, как ни в чем не бывало. Уж мистер Кэдволладайн его допечет. Он набрал оксфордский номер.
— Боюсь, что у меня для вас довольно плохие новости, — сказал он мистеру Кэдволладайну.
— Плохие новости? Не понимаю, — отозвался мистер Кэдволладайн.
— О том молодом человеке, который поехал в Америку в качестве автора присланного вами романа, — пояснил Френсик.
Мистер Кэдволладайн озабоченно кашлянул.
— Что же он… э-э… проявил неосторожность?
— Можно выразиться и так, — сказал Френсик. — Короче говоря, нам, должно быть, придется иметь дело с полицией. — Мистер Кэдволладайн еще старательнее прочистил горло — к пущему злорадству Френсика. — Да, с полицией, — повторил он. — Вскоре, видимо, предстоит расследование.
— Расследование? — встревожено переспросил мистер Кэдволладайн. — Какого рода расследование?
— Пока трудно сказать, но я счел нужным поставить вас и вашего клиента в известность, что Питер Пипер погиб.
— Погиб? — скрипнул мистер Кэдволладайн.
— Погиб, — подтвердил Френсик.
— Боже мой. Как это неудачно.
— Согласен, — сказал Френсик. — Хотя слово «неудачно» здесь вряд ли подходит, поскольку Пипер вернее всего убит.
Тут мистер Кэдволладайн встревожился уже не на шутку.
— Убит? — ахнул он. — Вы сказали «убит»?
— Именно это я и сказал. Убит.
— Господи боже мой, — сказал мистер Кэдволладайн. — Как это ужасно.
Френсик ничего не ответил, предоставив мистеру Кэдволладайну проникнуться ужасом происходящего.
— Право, не знаю, что вам и сказать, — наконец пробормотал тот.
— В таком случае, — воспользовался Френсик его замешательством, — скажите мне имя и адрес вашего клиента, и я сам информирую его.
Мистер Кэдволладайн отрицательно помычал.
— В этом нет надобности. Ему будет сообщено.
— Как угодно, — сказал Френсик. — Сообщите ему заодно, что американского аванса придется подождать.
— Подождать? Но неужели вы предполагаете…
— Я ничего не предполагаю. Я просто хочу обратить ваше внимание на тот факт, что мистер Хатчмейер не был в курсе подмены вашего клиента-анонима мистером Пипером, и поэтому если полиция в ходе следствия обнаружит наш маленький трюк… вы уловили?
Мистер Кэдволладайн уловил.
— Вы полагаете, мистер… э-э… Хатчмейер может… э-э… потребовать неустойку?
— Или подать в суд, — без обиняков сказал Френсик, — и тогда лучше быть готовыми тут же вернуть ему всю сумму.
— О, разумеется, — подтвердил мистер Кэдволладайн, которому явно очень мало импонировала роль ответчика. — Предоставляю это целиком на ваше усмотрение.
Френсик положил трубку с облегченным вздохом Взвалив часть ответственности на мистера Кэдволладайна и его треклятого клиента, он немного повеселел. Он даже не без удовольствия набил себе нос табаком, но тут зазвонил телефон: Соня Футл из Нью-Йорка. Голос у нее был совершенно подавленный.
— Ох, Френзи, я в таком горе, — сказала она, — и я во всем виновата. Если б не я, никогда бы этого не случилось.
— Что значит — ты виновата? — спросил Френсик. — Ведь не ты же…
— Зачем я его сюда повезла? Он был так счастлив… — голос ее прервался и послышались рыдания.
Френсик сглотнул ком в горле.
— Бога ради расскажи мне, что случилось, — попросил он.
— Полиция считает — убийство, — сказала Соня и снова зарыдала.
— Это я уже понял из телеграммы. А что случилось — пока не понимаю. Как он погиб?
— Неизвестно, — сказала Соня, — и это ужаснее всего. Они шарят по дну залива, перекапывают золу на пожарище…
— Какую золу? — удивился Френсик, силясь понять, зачем Пипера ищут в золе, если он утонул.
— Понимаешь, Хатч и я, мы поехали на яхте, разыгрался шторм, дом загорелся, и кто-то стрелял в пожарных, а катер Хатча налетел на нас и взорвался, мы чудом уцелели и…
Рассказ ее был невнятный и сбивчивый, и Френсик, прижимая трубку к уху, тщетно пытался составить картину происшествия. Казалось, хаотические образы были частями бредовой головоломки, сцеплявшимися без малейшего подобия общего рисунка Огромный деревянный дом изрыгает пламя в ночное небо. Кто-то, укрывшись в пылающем доме, обстреливает пожарных из крупнокалиберного пулемета. Медведи. Хатчмейер и Соня на яхте во время урагана. Горящие катера бороздят залив — и наконец самое чудовищное: Пипер отлетает в лучший мир вместе с миссис Хатчмейер в норковом манто. Какое-то адское видение.
— Кого подозревают? — спросил он.
— Какую-нибудь террористическую группу, — сказала Соня. Френсик судорожно сглотнул.
— Террористическую группу? Зачем террористам убивать бедного Пипера?
— Ну, вокруг него был устроен такой шум — вышло целое побоище, — сказала Соня. — Когда мы сошли на берег в Нью-Йорке… — И она рассказала об их прибытии, а Френсик в ужасе слушал.
— Ты говоришь, Хатчмейер нарочно это устроил? Да он сумасшедший!
— Он хотел, чтоб вышла большая шумиха, — объяснила Соня.
— Тут он преуспел, ничего не скажешь, — заметил Френсик. Но Соня опять разрыдалась.
— Ты просто бессердечный, — выговорила она. — Словно ты не понимаешь, что это значит…
— Понимаю, — сказал Френсик, — это значит, что полиция станет выяснять личность Пипера и…
— Что это наша вина, — проплакала Соня, — мы его послали сюда, из-за нас…
— Ну уж нет, — сказал Френсик, — если б я знал, какая ему уготована встреча, я бы в жизни не отправил его на заклание. Что же касается террористов…
— Полиция не вполне уверена, что это террористы. Сначала они думали, что его убил Хатчмейер.
— Вот это больше похоже на правду, — сказал Френсик. — А судя по твоему рассказу — просто сущая правда. Он подстрекатель. Пусть не он сам…
— А потом они, кажется, подозревали мафию.
Френсик опять сглотнул. Еще того не легче.
— Мафию? Чем Пипер мог насолить мафии? Да бедняга вообще…
— Не Пипер, Хатчмейер.
— Ты имеешь в виду, что мафия совершила неудачное покушение на Хатчмейера? — огорченно спросил Френсик.
— Ничего я в виду не имею, — сказала Соня. — Я рассказываю тебе, что слышала от полиции: по их словам, Хатчмейер якшался с преступным миром.
— Если они хотели прикончить Хатчмейера, при чем тут Пипер?
— Ну ведь Хатч и я были на яхте, а Пипер с Бэби…
— Что за бэби? — испуганно спросил Френсик, наспех расчищая загроможденную сцену преступления для новых ужасающих подробностей.
— Бэби Хатчмейер.
— Хатчмейер? Я и не знал, что у этой скотины…
— Да нет у него детей. Миссис Хатчмейер. Ее звали Бэби.
— О господи, — сказал Френсик.
— Нельзя быть таким черствым. Тебе как будто все безразлично.
— Мне? — сказал Френсик. — Как это безразлично! Совершеннейший ужас. Так ты говоришь, мафия…
— Не я говорю, полиция говорит. Они думают, что это была попытка запугать Хатчмейера.
— И запугали? — спросил Френсик, надеясь найти в ситуации хоть что-нибудь утешительное.
— Нет, — сказала Соня, — он злой, как черт. Говорит, что подаст на них в суд.
— В суд? — ужаснулся Френсик. — Что значит — в суд? На мафию в суд не подашь и к тому же…
— Не на мафию. На полицию.
— Хатчмейер в суд на полицию? — спросил Френсик, окончательно потеряв нить.
— Ну, сначала они же на него подумали. Допрашивали несколько часов, оказывали давление. Ему еле поверили, что он был со мной на яхте. А тут еще эти канистры.
— Канистры? Какие канистры?
— Которыми я его обвязала.
— Ты обвязала Хатчмейера канистрами?
— Пришлось, а то бы он утонул.
Френсик не нашел в этом особой логики.
— По-моему, если бы… — Он осекся, не став выражать сожаления, что Хатчмейер не утонул. Между тем все бы очень упростилось.
— И что ты собираешься делать? — спросил он наконец.
— Не знаю, — сказала Соня, — пока побуду здесь. Следствие не кончено, мне даже переодеться не во что… ах, Френзи, все это так ужасно! — И она снова расплакалась.
Френсик подумал, чем бы ее приободрить.
— Кстати, рецензии в воскресных газетах были одна лучше другой, — сказал он, но Соню это ничуть не утешило.
— Как ты можешь сейчас говорить о рецензиях? — возмутилась она. — Тебе просто наплевать, вот и все.
— Ну что ты, милая, вовсе мне не наплевать, — запротестовал Френсик, — это такая трагедия для всех нас. Я сию минуту звонил мистеру Кэдволладайну и объяснил ему, что его клиенту придется теперь подождать с деньгами.
— С деньгами? У тебя одни деньги на уме. Мой милый Питер погиб, а ты…
Френсик выслушал обвинения себе, Хатчмейеру и какому-то Макморди: каждый из них и все вместе, как считала Соня, думают только о деньгах.
— Я понимаю твои чувства, — сказал он, когда она остановилась перевести дыхание, — но дело есть дело, и если Хатчмейер узнает, что Пипер — не автор «Девства»…
Но телефон замолк. Френсик укоризненно посмотрел на него и положил трубку. Оставалось надеяться, что Соня соберется с духом и что полиция не станет расследовать прошлое Пипера.
* * *
В Нью-Йорке Хатчмейер был настроен совсем наоборот. Он считал, что полиция — это свора кретинов, неспособных ничего толком расследовать. Он уже снесся со своими юристами, и те решительно отсоветовали подавать в суд на шефа Гринсливза за незаконный арест, потому что Хатчмейера не арестовывали.
— Этот ублюдок продержал меня несколько часов в одном одеяле, — доказывал Хатчмейер. — Они светили мне лампой в лицо, а вы говорите, я не имею права на возмещение. Должен быть закон, который защищает невинных граждан от подобных посягательств.
— Вот если бы какие-нибудь следы рукоприкладства, тогда бы можно было попробовать, а так…
Не сумев раскачать на дело своих юристов, Хатчмейер взял за глотку страховщиков, но с теми оказалось не легче. К нему прибыл мистер Синстром из Отдела рекламаций и выразил некоторые сомнения.
— Как, то есть, полиция необязательно права насчет террористов? — опешил Хатчмейер.
Глаза мистера Синстрома холодно блеснули за очками в серебряной оправе.
— Три с половиной миллиона — это большие деньги, — сказал он.
— Конечно, — согласился Хатчмейер, — зато и взносов я вам выплатил немало. Что вы вообще-то хотите сказать?
Мистер Синстром заглянул в свою папку.
— Береговая охрана выловила шесть чемоданов, принадлежащих миссис Хатчмейер. Это во-первых. В них были все ее драгоценности и лучшая часть гардероба. Это во-вторых. В-третьих, чемодан мистера Пипера был также на борту катера и, как мы удостоверились, содержал все его вещи.
— Ну и что? — сказал Хатчмейер.
— Таким образом, если это политическое убийство, то представляется странным, что террористы заставили погибших упаковать чемоданы, погрузили их на борт, а затем подожгли дом и катер. Это расходится с обычными террористическими акциями. Картина несколько сдвинутая.
Хатчмейер яростно сощурился.
— Если вы намекаете, что я умышленно подставил под катер себя и свою яхту, лишь бы потопить свою жену и самого многообещающего автора…
— Отнюдь, — возразил мистер Синстром. — Я лишь говорю, что в это дело необходимо вникнуть поглубже.
— Ну, давайте вникайте, — сказал Хатчмейер, — а когда вникните, выкладывайте мои деньги.
— Не беспокойтесь, — сказал мистер Синстром, — мы доберемся до сути дела. Три с половиной миллиона нас к этому обязывают.
Он встал и направился к двери.
— Да, кстати, может быть, вам будет любопытно узнать, что поджигатель прекрасно ориентировался — например, без труда отыскал бензохранилище. Возможно, это был кто-нибудь из домашних.
У Хатчмейера осталось беспокойное ощущение, что мистер Синстром и его помощники, в отличие от полиции, слабоумием не страдают. Из домашних? Хатчмейер обдумал его слова. И все драгоценности в чемодане. Ну, а если… может, Бэби и правда решила сбежать с этим поганцем Пипером? Хатчмейер не отказал себе в довольной улыбке. Если так, то поделом получила, гадюка. Только вот не всплыли бы опасные документики, препорученные ее юристам, это не дай бог. Ну что бы ей умереть как-нибудь попроще, скажем от того же инфаркта?