Наутро, когда после беспокойно проведенной ночи миссис Флоуз спустилась вниз, она обнаружила, что старик заперся в своем убежище, а на кухонном столе лежала записка, в которой ей предлагалось самой приготовить себе завтрак. На плите в большом горшке плюхала клейкая овсянка, и, попробовав ее, миссис Флоуз решила ограничиться чашкой чая и бутербродом с джемом. Додда нигде не было видно. Во дворе, под ветром и солнцем, вывалив языки, резвились, способные поразить кого угодно, результаты экспериментов старого Флоуза в области собаководства. Выйдя через дверь кухни, миссис Флоуз удачно избежала встречи с ними и отправилась погулять по саду. Защищенный высокой стеной от ветров и непогоды, сад не был непривлекательным. Один из прежних Флоузов построил в нем теплицы, разбил огород, а на последнем полуакре земли, не отданном под овощи, Флоуз Способный — портрет которого висел на стене лестничной площадки — устроил миниатюрный ландшафт в южном стиле. Между искусственных каменных горок росли карликовые деревья, были проложены посыпанные песком дорожки, в маленьком овальном пруду бил фонтан и плескалась рыба. В одном из уголков сада было оборудовано нечто вроде закрытой беседки — компактный бельведер, выстроенный из посаженных на цемент кремнистых камней и морских раковин и украшенный готическим оконцем, в которое было вставлено цветное стекло. Миссис Флоуз поднялась по ступенькам к двери бельведера, обнаружила, что та не заперта, и вошла. Внутри оказались первые из увиденных ею во Флоуз-Холле признаков комфорта. Тесное помещение бельведера было отделано изнутри дубовыми панелями, в нем стояли обитые выцветшим бархатом мягкие скамьи, потолок был украшен резьбой, а из окна открывался вид через болото в сторону водохранилища.

Миссис Флоуз удобно устроилась на скамейке и вновь задумалась о странностях этой семьи, с которой она, к несчастью, породнилась. Она уже поняла, что это был очень древний род, и она все еще продолжала надеяться, что семья располагала и значительными средствами. Возможно, внешне Флоуз-Холл был и не очень привлекателен, но дом был наполнен сокровищами, вывезенными из давно уже потерянных колоний теми неустрашимыми молодыми людьми, что готовы были идти на риск подхватить малярию, цингу и желтую лихорадку, чтобы либо сколотить себе состояние, либо преждевременно погибнуть в каком-нибудь отдаленном углу империи. Миссис Флоуз понимала их предприимчивость и завидовала ей. Эти молодые люди отправлялись на юг, на восток (а во многих случаях и на запад), чтобы убежать от тоскливого и бесцветного существования дома. Миссис Флоуз страстно хотела бы последовать их примеру: все, что угодно было бы лучше, чем эта невыносимая изоляция во Флоуз-Холле. Она как раз обдумывала способ как-то устроить свой отъезд, когда высокая и тощая фигура ее мужа появилась со стороны огорода и направилась вдоль камней и карликовых деревьев в сторону бельведера. Миссис Флоуз внутренне напряглась, готовясь к предстоящей встрече, но в этом не оказалось никакой необходимости. Старик явно пребывал в прекрасном расположении духа. Он поднялся по ступенькам и постучал в дверь:

— Можно войти?

— Конечно, — ответила миссис Флоуз. Старый Флоуз остановился в дверном проеме.

— Вижу, вы нашли дорогу на панораму Перкина, — сказал он. — Эта прекрасная безделица была построена в 1774 году Перкином Флоузом, единственным поэтом в нашем роду. Именно здесь он написал свою знаменитую «Оду углю», вдохновившись, несомненно, видом вон той шахты — смотрите туда, за озеро.

Через окошко он показал на насыпь, сделанную на склоне холмов по ту сторону водохранилища. Рядом с насыпью виднелся темный проем и ржавели остатки каких-то механизмов.

— Прекрасный поэт, мадам, хотя и недостаточно признанный, — продолжал старик, продекламировав эти строчки, — в каждом из Флоузов есть какой-то талант, о котором окружающие и не подозревают.

— Мне тоже так показалось, — несколько резко сказала миссис Флоуз.

Старик опустил голову. Он тоже провел бессонную ночь, борясь со своей совестью, и проиграл ей по всем статьям.

— Я пришел просить у вас прощения, — произнес он наконец. — Мое поведение, мадам, было непростительно для мужа. Надеюсь, вы примете мои глубокие извинения.

Миссис Сэндикот смешалась. Опыт прежнего ее брака приучил ее не отказываться слишком легко от своего права на обиду. Из него можно было извлечь определенные преимущества, в том числе и власть.

— Вы назвали меня «гнусной бабой», — напомнила она.

— Какой-то бабой, мадам, какой-то, — сказал Флоуз. — В этом, право же, нет ничего плохого.

— Там, откуда я родом, — возразила миссис Флоуз, — у этих слов совсем другой смысл, и притом крайне скверный.

— Уверяю вас, мадам, я не имел в виду ничего плохого. В мои намерения совершенно не входило использовать то уничижительное значение, которое вы приписываете этим словам.

Миссис Флоуз была в этом далеко не уверена. Знакомство с его намерениями во время их медового месяца давало ей все основания для того, чтобы расценивать их иначе. Однако ради стоящего дела она была готова пострадать.

— Каковы бы ни были ваши намерения, вы обвинили меня в том, будто бы я вышла за вас замуж только из-за ваших денег. Я не собираюсь ни от кого выслушивать подобное!

— Согласен, мадам. Но это было сказано в запале. К тому же мне казалось, что моя личность сама по себе вряд ли способна вдохновить кого-либо на брак. Я беру эти слова обратно.

— Рада слышать. Я вышла за вас замуж потому, что вы — старый и одинокий человек, за которым кто-то должен ухаживать. Мысль о деньгах никогда даже не приходила мне в голову.

— Вы правы, мадам. Я действительно стар, одинок, и кто-то должен за мной ухаживать, — повторил Флоуз, которому на самом деле было трудно целиком и полностью согласиться с этими оскорбительными для него характеристиками.

— Но когда в доме отсутствуют необходимые удобства, я не смогу ни за кем ухаживать. Если вы хотите, чтобы я тут оставалась, мне нужны электричество, горячая вода и ванна, телевизор и центральное отопление.

Флоуз грустно кивал головой. Вот до чего дошло дело!

— Они будут у вас, мадам, — сказал он, — все это у вас будет.

— Я приехала сюда не для того, чтобы помереть тут от воспаления легких. Я хочу, чтобы все это было сделано безотлагательно.

— Я немедленно отдам необходимые распоряжения, — сказал старый Флоуз, — а пока давайте отправимся в мой кабинет, к теплу и огню, и обсудим мое завещание.

— Ваше завещание? — удивилась миссис Флоуз. — Вы сказали «ваше завещание»?

— Именно так, мадам, — ответил старик и повел ее вниз по ступеням бельведера, через сад с карликовыми деревьями в дом. Там, усевшись напротив друг друга в большие кожаные кресла около камина, возле которого грелся грязный кот, они продолжили разговор.

— Буду с вами откровенен, — сказал Флоуз. — Мой внук и ваш зять, Локхарт, — незаконнорожденный.

— Правда? — промолвила миссис Флоуз, не уверенная, придавать ли этому слову прямое значение. Но старик развеял все ее сомнения на этот счет.

— Он — плод незаконного союза между моей младшей дочерью и лицом или лицами, мне неизвестными, и я сделал целью всей моей жизни, во-первых, узнать, кто же был его родителем, а во-вторых, вырвать с корнем те предрасположенности, которые находятся в пределах моей досягаемости, поскольку волею судьбы отчасти мой внук тоже является одним из Флоузов. Вы понимаете, что я хочу сказать?

Миссис Флоуз не понимала, однако с готовностью утвердительно кивнула головой,

— Как вы могли предположить после внимательного осмотра моей библиотеки, я — убежденный сторонник той точки зрения, что качества и наклонности предков, как физические, так и духовные, передаются по наследству, то есть являются врожденными. Перефразируя великого Уильяма, наш конец предопределен при нашем рождении, как бы мы ни пытались это изменить. Притом предопределен по отцовской линии, мадам, не по материнской. Селекция собак, в которой у меня значительный опыт, доказывает это со всей определенностью.

Миссис Флоуз пробрала дрожь. Она смотрела на старика, и во взгляде ее смешивались страх и гнев: если ее не обманывал слух, она вышла замуж за человека, страдающего невероятными извращениями.

Флоуз продолжал, не обращая никакого внимания на ошеломленный вид жены.

— Женщина, когда у нее течка, превращается в самую настоящую сучку, — сказал он, добавив: — Надеюсь, эта не очень деликатная тема вас не оскорбляет? — Миссис Флоуз слушала, непроизвольно покачивая головой. Приняв эти покачивания за уверения, что тема ее нимало не смущает, старик продолжил: — И такая сучка притягивает к себе целую свору мужчин, которые начинают везде и всюду преследовать ее, дерясь между собой за право оплодотворить ее — право, которое достается самому сильному и свирепому псу. Таким образом, вначале ее оплодотворяет самый лучший, но потом, чтобы гарантировать зачатие, она совокупляется со всеми остальными псами в своре, вплоть до самого слабого и паршивого. В результате, мадам, выживает род и выживают самые приспособленные. Это сказал Дарвин, мадам, и Дарвин был прав. Я — сторонник теории наследственности. Нос Флоузов и подбородок Флоузов — это материальные доказательства того, что физические качества, полученные от предков нашего рода, передаются по наследству из века в век. И я глубоко убежден в том, что по отцовской линии мы наследуем не только физические качества, но также и умственные. Короче говоря, собака — отец рода человеческого, а темперамент собаки определяется последующими поколениями людей. Но я вижу, вы мне не верите.

Он сделал паузу и внимательно, изучающе посмотрел на жену: на ее лице явно было написано сомнение. Однако сомневалась миссис Флоуз не столько в интеллектуальной обоснованности его аргументов, но скорее в том, нормален ли человек, за которого она вышла замуж.

— Вы можете спросить, — продолжал старик, — если характер определяется наследственностью, то какую роль в том, что мы есть, играет образование? Вы ведь об этом подумали? Миссис Флоуз снова непроизвольно кивнула. Позволявшие ей что угодно родители и прогрессивно мыслящие учителя добились в свое время того, что полученное ею образование было настолько стерильным, что в принципе лишало ее способности следить сейчас за ходом мыслей Флоуза. Из всех его рассуждений она поняла только одно: он был, по-видимому, одержим проблемой сексуальных привычек и репродукционного процесса у собак, и открыто признавал, что родоначальником Флоузов был пес.

— Ответ, мадам, заключается вот в чем. Мы должны снова вспомнить, что собака — определяющий фактор, что она — домашнее животное не по природе своей, но в силу социального симбиоза. Собака и человек, мадам, живут вместе по причине взаимной потребности друг в друге. Мы вместе охотимся, вместе едим, вместе живем, вместе спим, но прежде всего мы учимся друг у друга. Постоянно общаясь с собаками, я узнал больше, чем от людей или из книг. Единственное исключение — Карлайл, но к нему я вернусь чуть позже. Во-первых, позвольте мне сказать, что собаку можно научить. До каких-то пределов, мадам, только до каких-то пределов. Я назову лучшим в мире пастухом того, кто смог бы обучить терьера так, чтобы тот стал овчаркой, превратился бы в хорошего сторожа при стаде. Но это невозможно сделать. Терьер — собака от земли. Если вы знаете латынь, вам это подсказывает само ее название: терра — земля, терьер — собака от земли. И сколько ни заставляй ее пасти овец, у нее не отбить привычку рыть землю. Дрессируйте ее как хотите, в душе она все равно всегда останется норокопательницей. Пусть она даже не имеет возможности их разрывать — но инстинкт-то при ней! Точно так же и с человеком, мадам. Сказав все это, мне остается только добавить, что в отношении Локхарта я сделал все, что было в моих силах и возможностях, чтобы вырвать у него с корнем те инстинкты, которые присущи нам, Флоузам, и за которые мы дорого расплачиваемся.

— Рада слышать, — пробормотала миссис Флоуз, которой приходилось расплачиваться за присущие Флоузам инстинкты. Старик предостерегающе поднял палец:

— Но, мадам, не зная, кто был его родителем по отцовской линии, я оказался связанным по рукам и ногам. Прискорбно связанным. Мне неведомы те линии порока, что унаследованы Локхартом с отцовской стороны, а о том, что неведомо, можно только гадать. Мою дочь даже при самом сильном напряжении воображения нельзя было бы назвать разборчивой девицей. Это подтверждается хотя бы тем, как она умерла. Она умерла, мадам, возле канавы, при родах сына. И отказалась назвать имя его отца.

Старый Флоуз остановился, чтобы посмаковать свое отчаяние и избавиться от постоянно преследующего его подозрения, что упрямство дочери в вопросе о том, кто же был отцом Локхарта, было с ее стороны жестом предсмертного дочернего благородства, призванным спасти его от бесчестья кровосмешения. Пока старик пристально вглядывался в огонь, как если бы это было пламя самого ада, миссис Флоуз постепенно проникалась сознанием того, что внебрачное происхождение Локхарта — еще один камень в основание ее власти в доме. Старый дурак заплатит за это признание. Миссис Флоуз добавила в свое хранилище претензий еще одну, свеженькую обиду.

— Должна сказать, что, когда я думаю о том, что моя Джессика вышла замуж за незаконнорожденного, я нахожу ваше поведение непростительным и бесчестным. Да, именно так, — заявила она, решив воспользоваться настроением Флоуза, вроде бы склонного в этот момент к покорности. — Если бы я знала об этом раньше, я бы никогда не дала согласия на брак.

Флоуз смиренно кивал головой.

— Вы должны меня простить, — сказал он, — но, если черт куда потянет, приходится идти, а святость вашей дочери изгонит то зло, что есть в отцовской линии Локхарта.

— Искренне надеюсь, — сказала миссис Флоуз. — А если уж речь пошла о наследовании, то, мне кажется, вы что-то говорили о своем завещании.

Так от материй теоретических они перешли к практическим.

— Я пошлю за своим адвокатом, мистером Балстродом, и попрошу его составить новое завещание. Наследницей будете вы, мадам. Заверяю вас в этом. Конечно, в тех пределах, какие накладываются моими обязательствами перед слугами, и с тем условием, что в случае вашей кончины имение перейдет к Локхарту и его отпрыскам.

Миссис Флоуз улыбкой выразила свое согласие. Она уже представляла себе свое прекрасно устроенное будущее.

— А пока вы займетесь модернизацией дома? — спросила она. Флоуз снова кивнул.

— В таком случае я остаюсь, — милостиво произнесла миссис Флоуз. На этот раз какая-то тень улыбки промелькнула на лице старого Флоуза, но мгновенно исчезла. Незачем было преждевременно выдавать себя и затеянную им игру. Он только выиграет время, если будет демонстрировать покорность.

В тот же день, после обеда миссис Флоуз написала письмо Джессике. Это было даже не письмо, а скорее перечень тех ее вещей, которые надлежало отправить грузовым фургоном во Флоуз-Холл. Закончив писать, она отдала письмо Додду, чтобы тот опустил его в Блэк-Покрингтоне. Однако вечером, когда она отправлялась спать, письмо было еще не отправлено. На кухне старый Флоуз, подержав его над кипящим чайником, вскрыл конверт и прочел содержимое.

— Можешь отправлять, — сказал он Додду, отдавая ему конверт. — Старая рыбина проглотила наживку. Осталось ее только поводить.

Чем он и занимался на протяжении нескольких следующих месяцев. Удобств во Флоуз-Холле не прибавилось. Фирма, устанавливающая центральное отопление, постоянно обещала на следующей неделе прислать своих людей, но те так и не появлялись. Электричество временно не работало, а почта потребовала такую плату за подключение телефона, что даже сама миссис Флоуз не могла с этим согласиться. Везде и во всем возникали какие-то помехи. Прибытие ее вещей задерживалось из-за того, что владелец фургона для перевозки мебели никак не мог договориться о проезде по частному мосту на подъезде к имению, а в противном случае грузчики отказывались вручную таскать чемоданы и коробки на целых полмили, да еще в гору. В конце концов они просто выгрузили все там, куда смогли добраться, и уехали, и миссис Флоуз с Доддом пришлось самим перетаскивать вещи, причем этот и без того медленный процесс делался еще более долгим оттого, что у Додда было множество других обязанностей по дому. Была уже поздняя весна, когда всем финтифлюшкам и безделушкам, привезенным из дома номер 12 по Сэндикот-Кресчент, нашлось место в гостиной, где они тщетно пытались соперничать с древними богатствами, награбленными империей. Хуже всего оказалось то, что «ровер» миссис Флоуз, отправленный по железной дороге, благодаря вмешательству Додда на станции назначения и данной им взятке, был переадресован назад в Ист-Пэрсли через Глазго и вернулся к Локхарту и Джессике в непригодном для использования состоянии и с пометкой: «Адресат неизвестен». Без машины миссис Флоуз была как без рук. Она могла добраться с Доддом на коляске до Блэк-Покрингтона, но там ни у кого не было телефона, а ехать дальше этого места Додд наотрез отказывался.

После трех месяцев подобных неудобств, неопределенностей и всяческих увиливаний Флоуза от какого-либо решения вопроса с завещанием, миссис Флоуз почувствовала, что с нее хватит, и выставила ультиматум.

— Или вы будете выполнять свои обещания, или я уеду, — заявила она.

— Но, мадам, я стараюсь изо всех сил, — ответил Флоуз. — Все под контролем и…

— Было бы лучше, если бы все делалось, — сказала миссис Флоуз, которая успешно усваивала манеру выражаться своего мужа. — Я говорю совершенно серьезно. Ваш адвокат должен переписать завещание в мою пользу, иначе я возьму и уеду туда, где меня ценят.

— Где есть воля, там найдется и способ, — ответил старик, размышляя над возможными практическими истолкованиями этого принципа и вспоминая в этой связи Шопенгауэра. — Как сказал великий Карлайл…

— И вот еще что. Довольно с меня ваших проповедей. Я уже наслушалась о Карлайле столько, что мне до конца жизни хватит. Возможно, он и был, как вы утверждаете, великим человеком, но я по горло сыта всевозможными героями и преклонением перед ними.

— И это ваше окончательное слово? — с надеждой в голосе произнес Флоуз.

— Да, — ответила миссис Флоуз и тут же стала противоречить самой себе. — Я достаточно долго терпела и ваше общество, и все неудобства этого дома. Если в течение недели мистер Балстрод не появится здесь, я уезжаю.

— Он будет здесь завтра, — сказал Флоуз — Даю вам слово.

— Посмотрим, — поставила точку миссис Флоуз и резко вышла из комнаты. Старик, оставшись один, сокрушался тем, что когда-то заставил ее прочесть книгу Сэмюэля Смайлса «Как помочь самому себе».

Этим вечером Додд был отправлен с пакетом, запечатанным оттиснутым с обратной стороны на воске фамильным гербом Флоузов — изображением болотного разбойника. В письме были изложены четкие инструкции относительно содержания нового завещания Флоуза-старшего, и когда наутpo миссис Флоуз спустилась к завтраку, то узнала, что впервые ее муж сдержал данное им слово.

— Пожалуйста, мадам, — сказал Флоуз, вручая ей ответ Балстрода. — Он будет здесь сегодня после обеда и оформит завещание.

— Очень хорошо, — ответила миссис Флоуз. — Иначе я сделаю то, о чем говорила.

— Если я о чем-то говорю, мадам, то всегда поступаю в точности со своими словами. Завещание будет написано, и я уже вызвал Локхарта, чтобы он присутствовал тут на следующей неделе, когда оно будет официально оглашено.

— Не вижу оснований, для чего нужно его присутствие, пока вы еще живы, — сказала миссис Флоуз. — В таком возрасте составление завещания — обычное дело.

— Это завещание — случай особый, мадам, — ответил Флоуз. — Как говорит древняя поговорка, кто предупрежден, тот вооружен. А мальчик нуждается в том, чтобы ему кто-то вогнал шпоры в бок.

Старик удалился в свое убежище, оставив миссис Флоуз разгадывать эту головоломку. После обеда на мосту перед въездом в имение появился Балстрод. Додд впустил его. На протяжении следующих трех часов из кабинета доносился звук приглушенных голосов, но все попытки миссис Флоуз подслушать через замочную скважину не увенчались успехом. Когда перед отъездом адвокат подошел к ней засвидетельствовать свое почтение, она уже снова сидела в гостиной.

— Один вопрос, прежде чем вы уедете, мистер Балстрод, — спросила она. — Я бы хотела получить от вас подтверждение, что по завещанию моего мужа главная наследница действительно я.

— Можете быть в этом абсолютно уверены, миссис Флоуз. Вы — главная наследница. Могу сказать, что по условиям нового завещания мистера Флоуза все это имение перейдет в ваше распоряжение вплоть до вашей смерти.

Миссис Флоуз облегченно вздохнула. Это была трудная битва, еще далекая от завершения, но первый раунд она выиграла. Теперь оставалось только настаивать на оснащении дома современными удобствами. Ей уже осточертело пользоваться туалетом во дворе.