В «Песчаном доле» Кларисса задумчиво бродила по саду. Взгляд ее задержался на крепостном рве с зеленовато-мутной водой, напомнившей суп, который к обеду сварила жена разнорабочего Герберта. Если выбирать, подогретая вода изо рва, пожалуй, предпочтительнее. Отведав варево, сэр Джордж вскочил и выплеснул супницу в окно.

— Где это готовили? — заорал он. — В канализационном коллекторе?

— Сварено женой Герберта.

— Удивляюсь, что малый еще жив. Видно, желудок его луженый, если он не окочурился от подобной стряпни.

— В деревне никого другого найти не удалось. Если ты возьмешь в привычку выгонять хороших кухарок лишь за их чрезмерную, на твой вкус, худобу, не надейся, что я мгновенно отыщу им замену в лице превосходных кулинаров. Ладно, скажу, чтобы суп не готовили, поскольку мы оба на диете.

Сэр Джордж открыл буфет и налил себе стакан коньяку.

— Что с тобой? — спросила Кларисса. — Обычно за обедом ты не пьешь.

— Отбиваю послевкусие. — Прополоскав рот, сэр Джордж выплюнул коньяк в крепостной ров. — Наверное, рыба к черту сдохнет.

Последующие блюда были не столь удручающе скверны, но тоже не пришлись по вкусу. Бланманже сэр Джордж сравнил с крайне разжиревшей медузой. К несчастью, стряпуха его услыхала и обиделась. Кларисса сгладила неловкость, списав дерзость на коньячное возлияние, но втайне подивилась, что вышеозначенный десерт не оказался на башке благоверного.

После трапезы сэр Джордж отправился на крикетный матч, не сказав, когда вернется. Кларисса ничуть не расстроилась, поскольку мужнино отсутствие сулило относительный покой на остаток дня. Конечно, супруг ожидаемо взбеленился, услыхав о полутора тысячах фунтов и бесплатном жилье, обещанных чертову репетитору и его окаянной жене, но получил заверения в том, что беспокойство его зряшно.

— Если Эдвард поступит, ты избавишься от обузы, — увещевала Кларисса. — И потом, вам с репетитором есть о чем поговорить. Вспомните старые добрые деньки в Кембридже.

— Что? Надо быть гением, чтобы подготовить твоего сынка в любой занюханный университет. Как, говоришь, зовут того парня?

— Уилт… Генри Уилт.

— Хм… Звучит уместно — тут кто угодно загнется от вилта, пока натаскает твоего оболтуса. И то лишь если отвечает твоим рекомендациям.

— Должен отвечать. Как-никак преподает в Фенландском университете.

— Однако я бы держал ухо востро. Вдруг он педофил и начнет приставать к твоему мальчугану? Так что гляди в оба.

— Что за чушь, Джордж! Разве Эдди несмышленыш, который не сможет за себя постоять? И потом, Уилт вовсе не такой. Я видела его жену. Если что, она бы давно его придушила. Голыми руками.

На сей зловещей ноте разговор оборвался, и сэр Джордж переключился на рагу.

И вот теперь леди Кларисса бродила по саду, обдумывая тактику действий. Пока что стряпуха утихла, и ситуация, безусловно, стабилизируется, если ввести запрет на супы, ограничив трапезы колбасками и жарким с картофелем или другим овощным гарниром. На десерт сгодятся рисовый пудинг или тапиока, поданные с фруктовым салатом. Сэр Джордж терпеть не может оба блюда, этакая диета подвигнет его на поиски хорошей кухарки.

Кстати, вырисовывался отличный повод для частых поездок в Ипфорд. Оправдание — мол, там первоклассное агентство, которое подыщет отменную повариху. Кажется, отлучки уже вызывают легкое подозрение; не дай бог, муж захочет выяснить их истинную причину. Кларисса улыбнулась, вспомнив свой гостиничный номер.

Однако вскоре опять придется ехать, чтобы устроить дядю Гарольда в приют и окончательно удостовериться в пригодности мистера Уилта на роль репетитора. Пожалуй, присутствие в доме образованного человека будет вдвойне выгодно, ибо уймет раздражительность мужа. Только надо уведомить этого… как бишь его? Генри?.. чтобы ни в коем случае не заводил речь о налогах и политике. Как говорится, предупрежден — значит, вооружен.

Воодушевленная, Кларисса вернулась в усадьбу, чтобы взять ключ от коттеджа, предназначенного для Евы и Уилта. Надо проверить, чисто ли там, нет ли незваных поселенцев вроде летучих мышей. Кларисса даже прихватила блокнот для записи необходимых покупок. Но все оказалось в полном порядке, лишь требовалось обмести пыль, накопившуюся за зиму. Пожалуй, дети разместятся в одной комнате. Ева упоминала своих девочек-подростков. Будем надеяться, они не отвлекут Эдварда от занятий. Хотя до сих пор особого интереса к девочкам он не проявлял.

Вообще-то, за время кратких наездов домой на каникулы Эдвард не выказал никаких увлечений вообще. Кроме странной манеры кидаться камнями во все, что шевелится. В равной степени опасность грозила и зверькам, и детям, попавшим в поле его зрения. Бывали стычки с разгневанными родителями, не желавшими принять довод, что детки их сами виноваты, коль вторглись в частное владение. Подумаешь, на лице останется пара шрамов! Их отпрыски и прежде не были красавцами.

Вздохнув, леди Кларисса зашагала обратно в усадьбу. Подобных недоразумений можно было избежать, если б Джордж уделял пасынку хоть немного внимания — скажем, брал с собой на охоту или рыбалку. В гостиной Кларисса выпила два больших бокала мартини и решила весь вечер провести в постели. Как всегда, муж вернется заполночь. Слава богу, он слишком стар для каких-бы то ни было поползновений, да и спит в своей комнате.

* * *

В доме тридцать пять по Оукхерст-авеню обитал человек, тоже считавший раздельные спальни благом. Звали его Генри Уилт. Собственная спальня стала бы защитой от весьма нежелательных попыток супруги раскачать его на секс с помощью конвульсивных упражнений, которые она именовала «мануальной стимуляцией». Стремясь избежать экзекуции, Уилт безуспешно притворялся спящим. Ева следовала совету Мэвис Моттрэм, уверявшей, что тисканье мошонки пробудит кого угодно.

— Я всегда лапаю Патрика, если мне хочется, — сообщила подруга. — Способ ни разу не подвел.

Но с Уилтом вышла осечка. Подобное манипулирование он обозвал «методом щелкунчика», а когда в очередной попытке Ева использовала обе руки, выскочил из постели, так завопив, словно его кастрировали.

— Если тебе угодно продемонстрировать свою силу, коли грецкие орехи! Сейчас доставлю! — проорал Генри и, скрючившись, захромал на кухню.

С его точки зрения, это был закономерный отклик, но Ева ожидала иного.

Всякий раз вопли Уилта будили четверню, парами вылезавшую из двух детских и любопытствовавшую, что стряслось.

— Ничего, — проскулил Генри в ту достопамятную ночь, когда с трудом взбирался по лестнице, в одной руке зажав миску с грецкими орехами, а в другой — собственную мошонку. — Просто мамочка изголодалась.

— По орешкам?

— По ним. Вы же знаете, какие они полезные.

— А почему ты согнулся в три погибели? — пытливо спросила Пенелопа.

— Потому что меня перепутали с деревом, — простонал Уилт, захлопывая дверь в спальню.

Четверня не поверила. С площадки донесся ясный голосок Эммелины:

— У мамани опять засвербило. По-моему, она садомазохистка.

Комментарий отбил всякую охоту. Ева выскочила в коридор и устроила четверне взбучку. Потом вернулась в постель и устроила взбучку Уилту — на сей раз способом, не предполагавшим телесных увечий.

Нынче Генри отошел ко сну, убаюканный мыслью о том, что каникулярное пребывание дочурок в доме все же имеет свои положительные стороны.