Инспектор Флинт вошел в свой кабинет, пребывая во власти полнейшего смятения. После разговора с Евой он окончательно убедился: во что бы ни вляпался Генри, к гибели Гарольда Ротткомба он не причастен. А кроме того, пока инспектор лежал носом в гравий и оголтелые психи топтали его своими копытами, он словно бы взглянул на мир глазами Уилта и понял: все случайно. Еще недавно Флинт твердо знал, что на всякое следствие имеется своя причина, но теперь его озарило: жизнь — это хаос, где нет места логике. Мир безумен, как обитатели клиники, откуда он только что возвратился.

Чтобы хоть как-то взять себя в руки, инспектор приказал сержанту Йэтсу принести протоколы перекрестных допросов Ругы-Шпицрутен, полученные от главного суперинтенданта. Флинт внимательно изучил записи и пришел к выводу, что Уилт не только никого не убивал, но и сам является пострадавшим. А все нити ведут к жене теневого министра. Кровь Уилта в гараже и в «вольво». То, что ее видели в Новом районе, а ночью засекла камера на шоссе. То, что она — инспектор нисколько в этом не сомневался — устраивала садомазохистские оргии с педофилом «Бобби Бо-бо» Бэттлби, владельцем сгоревшего дома. А кроме всего прочего, у нее имелся мотив. Далее. Уилт вроде бы ошивался на дороге за Особняком. Но его джинсы нашли только через два дня после пожара; при первоначальном осмотре места происшествия их там не было. Напрашивается вывод — штаны подбросили, чтобы подставить Уилта. И наконец, главная улика: рюкзак, носки и ботинки Уилта, которые обнаружили на чердаке Лилайн-Лодж. Не сам же он их туда притащил? Нет, все, решительно все указывает на миссис Ротткомб. Уилту теневой министр ничем не мешал, а вот у нее, если муж подозревал или, хуже того, знал о ее причастности к поджогу, были веские основания желать его смерти. Тут Флинт заметил в цепочке рассуждений слабое звено. Уилта не убили. Но он подвергся нападению молодых негодяев в Новом районе, куда его, без штанов и ботинок, привезла эта тварь Ротткомб. Зачем было их снимать? Какая-то мистика. Допустим, она хотела использовать джинсы как улику против Уилта, как доказательство, что он замешан в поджоге. Тогда почему подбросила их лишь через два дня? Загадка, загадка и еще раз загадка. Все, я сдаюсь, подумал инспектор.

Зато главный суперинтендант полиции Херефорда, на которого оказывала давление Даунинг-стрит, сдаваться не собирался. Он больше не подозревал Уилта ни в поджоге, ни в убийстве, но тем не менее приказал остонской полиции разыскать свидетелей его путешествия и по возможности точнее вычислить маршрут.

— Вы ведь уже в курсе, где он ночевал, — сказал херефордский суперинтендант остонскому инспектору. — А теперь пусть ваши люди разузнают, желательно — поподробнее, где он обедал, куда и откуда шел, а также где и когда закончился поход.

— Вы так говорите, будто в моем распоряжении целая армия, — запротестовал инспектор. — А у меня всего семь человек, причем двое из соседнего графства, их бросили нам на подмогу. Почему нельзя просто предъявить этому Уилту обвинение?

— Потому что он — жертва, а не преступник. Не только потому, что его избили в Ипфорде. В гараж Лилайн-Лодж он попал, уже будучи раненым, долго истекал кровью, и только потом хозяйка отвезла его в Ипфорд. В общем, он больше не подозреваемый.

— Тогда какая разница, куда он шел и откуда?

— Возможно, он видел поджигателя. Иначе зачем этой бабе понадобилось от него избавляться? Кроме того, у бедняги, по официальному заключению психиатров, амнезия. Совершенно не помнит, кто он такой и кто на него напал.

— Ну и дельце, — проговорил инспектор. — Повесьте меня, если я хоть что-нибудь понимаю.

То же самое могла бы сказать и несчастная Рута-Шпицрутен. Ей не давали спать, без конца вызывали к следователям, заставляли пить очень крепкий кофе. Она была в полном отчаянии и не могла вразумительно ответить ни на один вопрос. Из-за фальшивого свидетельства о рождении ее, кроме всего прочего, обвиняли в намеренном препятствовании отправлению правосудия, а из-за наговоров Бэттлби — в приобретении для него журналов педофилического содержания. Горе-журналисты Палач Кэссиди и Убъектив Кид повсюду размахивали исковыми заявлениями в суд, таблоиды с упоением обмазывали Рут грязью, а политические листки на ее примере громили оппозицию.

Уилту, дома, на Оукхерст-авеню, также приходилось нелегко. Он пытался доказать Еве, что, отправляясь в поход, действительно не знал, куда пойдет.

— Не знал, куда пойдешь? Хочешь сказать, забыл? — непонимающе спросила Ева.

— Да, — вздохнул Уилт. Иногда проще соврать, чем объяснить.

— Но ты говорил, что должен работать над курсом по Кастро и коммунизму, — настаивала Ева. — Тоже забыл?

— Нет, не забыл.

— Значит, те ужасные книги ты взял с собой?

Уилт горестно посмотрел на полку и признался, что оставил ужасные книги дома.

— Я думал, меня не будет всего две недели.

— Я тебе не верю.

Уилт вздохнул еще раз, громко. Как, не обращаясь к литературным реминисценциям, втолковать жене, что он просто-напросто хотел увидеть просторы милой Англии? Ева этого никогда не поймет. И непременно заподозрит, что тут замешана другая женщина. «Заподозрит» — еще мягко сказано, она будет абсолютно уверена. Уилт вспомнил, что лучший способ защиты — нападение.

— А почему ты так скоро вернулась? Вы же уехали на полтора месяца? — спросил он.

Ева замялась. Она, в известном смысле, тоже страдала амнезией, поскольку вычеркнула из памяти решительно все, что произошло в Уилме. А вернувшись домой и узнав, что Генри избили и он лежит в больнице и никого не узнает, испытала такой страшный шок, что вообще ни разу не вспомнила о том, почему у дяди Уолли стало плохо с сердцем, а тетя Джоан вышвырнула ее с девочками из дома. Поэтому Ева ответила мужу единственное, что пришло в голову — что им пришлось вернуться, потому что у Уолли случился двойной инфаркт.

— И поделом ему, — сказал Уилт. — Вспомни, как в «Таверне у парка» он запивал стейк водкой, а потом глушил отраву, которую называл «Сон на гвоздях». Я вообще удивляюсь, как это он до сих пор жив.

Уилт, радуясь, что мерзкий Уолли наконец получил по заслугам, пошел в кабинет, раскрыл дневник и посвятил мистеру Иммельману длинную и отнюдь нелестную запись. Жаль только, скотина не удостоится такого некролога.