— Телохранитель? — недоуменно переспросила Симона Керз, обращаясь к мужчине, сидящему рядом со мной. — Руперт, вы с ума сошли? Мне совершенно не нужен телохранитель. — Она окинула меня суровым взглядом. — Каким бы он ни был.

Моя первая встреча с Симоной состоялась за десять дней до того, как меня подстрелили, за ланчем в страшно дорогом фешенебельном ресторане на Гросвенор-сквер в посольском районе Лондона. Не очень-то благоприятное начало.

Симона говорила с легким американским акцентом, который по большей части затрагивал лишь ее интонации. Она была молода, потрясающе красива и совершенно не соответствовала моему представлению о том, как должны выглядеть инженеры.

А Руперт Харрингтон, напротив, мог быть только банкиром. Высокий, худой мужчина в очках, на вид чуть за пятьдесят, практически лысый, с неизменной тревогой на лице. После нашей первой встречи мне пришло в голову, что эти два факта вполне могли быть связаны.

— Смею вас заверить, дорогая моя, — чуть резковато возразил он Симоне, — что у нескольких клиентов банка были причины воспользоваться услугами сотрудников мистера Майера, и рекомендации у него самые высокие. Вы же не станете отрицать, что все это уже не кажется забавным?

Он осторожно откинулся в кресле, чтобы не помять свой безупречно выглаженный темно-синий костюм в тонкую полосочку, и бросил измученный взгляд в сторону моего босса, как будто умоляя: «Ну помогите же мне!»

— Согласен, — любезно откликнулся на просьбу Шон Майер, и его мягкий голос почти неуловимо дал понять, что все это его забавляет. Не ситуация, а тот факт, что банкиру никак не удается из нее выпутаться. — Угрозы становятся все серьезнее. Если вы не хотите обратиться в полицию, вам придется принять собственные меры безопасности.

Шон слегка наклонился вперед, облокотившись на накрахмаленную белую скатерть, глядя прямо в глаза Симоне. Когда он принимался гипнотизировать собеседника таким вот суровым взглядом, устоять было невозможно. На Симону, как и на всех, подействовало безотказно.

— Я не предлагаю приставить к вам группу тяжеловесов, — продолжал он, — но если вы отказываетесь от целой команды, вам стоит хотя бы рассмотреть более скромный вариант, который мы можем обеспечить. Поэтому я и привел с собой Чарли, чтобы вы могли с ней познакомиться.

Шон кивнул в мою сторону; Симона и Харрингтон окинули меня скептическим взглядом.

Между ними, правда, значительно ниже, находилась еще одна пара глаз, которые пристально меня изучали. И надо сказать, этот взгляд выдержать было труднее всего.

Элла, маленькая дочь Симоны, сидела на подушке возле своей мамы и осторожно ковыряла десертной вилкой желтую копченую пикшу, которая специально для нее была нарезана на мелкие кусочки. Никогда бы не подумала, что четырехлетний ребенок может получать удовольствие от такой еды, но Элла с очевидным энтузиазмом поглощала рыбу и жевала почти все время с открытым ртом. Я старалась не смотреть на это.

Симона перевела взгляд на свою дочь и задержала его на некоторое время, без малейшего признака неудовольствия. Если вы женщина и не против когда-нибудь стать матерью, то такие дети, как Элла, непременно заставляют вас задуматься: а стоит ли? Изящная, с темными кудряшками вокруг личика сердечком, она была миниатюрной копией матушки. Добавьте к этому большие глаза цвета фиалок — и перед вами типичный избалованный бесенок. Я не слишком расстроилась, что ее мама категорически против того, чтобы я их охраняла.

Вдруг Симона раздраженно выдохнула через нос, как будто собирая все свои внутренние силы.

— Ну да, Мэтт тяжело переживает наше расставание, а в последнее время он действительно стал нас напрягать, — согласилась она, не сводя глаз с Эллы. Симона улыбнулась дочери, вытерла кусочек рыбы с ее подбородка и с явной неохотой отвернулась. Теперь она смотрела прямо на меня. — Но это не значит, что мне нужна нянька.

Даже несмотря на то, что я и не хотела браться за эту работу, сравнивать меня с няней — это уже слишком. Я приложила максимум усилий, чтобы выглядеть на встрече по-деловому. Темно-коричневый брючный костюм, бежевая блузка. Я даже пошла против своих принципов и накрасила губы.

Шон был в темно-сером костюме, сшитом по индивидуальному заказу, который слегка сглаживал его высокий рост и крепкое телосложение, но, на мой взгляд, практически никак не помогал скрыть мертвенную бледность, которая составляла природную часть его камуфляжа. Когда мы только пришли в ресторан, я увидела наши отражения в зеркале над барной стойкой и подумала: случайный наблюдатель наверняка решит, что мы бухгалтеры. Именно такого эффекта мы и добивались.

Харрингтон открыл было рот, чтобы высказать какой-то протест в ответ на комментарии своей клиентки, но прежде чем банкир успел заговорить, Шон перехватил инициативу.

— Если я правильно понял, вас донимали постоянными телефонными звонками, и вам пришлось дважды сменить номер мобильного, — спокойно начал он. — Ваш бывший постоянно дежурит около вашего дома либо возле детского сада вашей дочери. Оставляет записки на стекле вашей машины. Отправляет вам нежеланные посылки. Мне кажется, вам требуется нечто большее, чем няня, вы так не считаете?

Симона вновь переключила внимание на Шона. Она была одета совершенно по-другому — серые штаны из грубой ткани, темно-красный свитер, рукава которого доходили до кончиков пальцев. Ее темные кудрявые волосы были небрежно собраны в хвост. Харрингтон сказал нам, что Симоне двадцать восемь, на год больше, чем мне. А выглядела она на восемнадцать.

— В ваших устах это звучит гораздо ужаснее, чем есть на самом деле, мистер Майер, — сказала она, вызывающе сложив руки на груди. — Записки на стекле моей машины? О’кей, но это любовные записки. Нежеланные посылки? Ну да, букеты цветов. В конце концов, мы же с Мэттом были вместе пять лет, у нас общий ребенок! — Симона сглотнула и понизила голос. — Вы делаете из него какого-то маньяка-преследователя.

— А разве он не маньяк? — спросил Шон, слегка склонив голову набок. В его голосе зазвучали те же спокойные нотки, а на лице появилась та же невозмутимая настороженность, которая заставляла меня так сильно нервничать, когда он был моим армейским инструктором и вечно замечал слишком много.

Симона покраснела и отвела глаза, обратившись напрямую к Харрингтону.

— Я поговорю с Мэттом еще раз, — сказала она примирительным тоном. — Он постепенно образумится.

Симона улыбнулась банкиру — с ним она вела себя куда любезнее, чем с Шоном и со мной.

— Мне жаль, Руперт, что вам показалось, будто пришла пора принимать столь решительные меры, в этом и правда нет необходимости.

Харрингтон хотел было снова запротестовать, но увидел упрямое выражение на лице Симоны и поднял ладони в знак поражения.

— Ну хорошо, дорогая, — с сожалением ответил он. — Если вы и впрямь так уверены.

— Да, — твердо сказала Симона. — Я уверена.

— Мама, мне нужно пи-пи, — громко прошептала Элла.

Элегантно одетая пожилая пара за соседним столиком явно придерживалась более строгих взглядов на воспитание детей. Британские правила этикета не позволяли им обернуться и уставиться на Эллу, но я видела, как их спины возмущенно напряглись. Если Симона и заметила это неодобрение, она не обратила на него внимания и улыбнулась дочке.

— Хорошо, детка. — Она отодвинула свой стул, чтобы взять Эллу за руку. — Извините нас.

— Ну конечно. — Харрингтон, соблюдая приличия, тоже поднялся.

Шон успел встать еще быстрее, и пару секунд я не могла отвести от него взгляд, пораженная его утонченной изысканностью. Этот человек, который когда-то жил в обветшалом микрорайоне маленького северного городка, умел принимать вид настоящего аристократа, когда того требовали обстоятельства. Банкир ни за что бы не узнал Шона в его родном городе.

Я наблюдала, как Симона с дочкой скользят между столиками. Хотя Симона не была моей клиенткой — и на тот момент я не думала, что она ею станет, — наблюдение за людьми уже вошло у меня в привычку как часть выбранной профессии. Или выбравшей меня профессии. Я никогда не была уверена на этот счет.

Шону не нужно было учиться таким вещам. Инстинкт наблюдения глубоко укоренился в нем, подобно старой невыводимой татуировке. Он всегда был слишком увлечен делом и сосредоточен, чтобы позволить себе расслабиться.

— Мне ужасно жаль, — сказал Харрингтон, как только все снова сели и положили на колени салфетки. — Она просто не желает прислушиваться к голосу разума, и, честно говоря, ее отказ признать, что ей самой или малышке Элле может грозить опасность, пугает нас. Уж вам-то, не сомневаюсь, это ясно как день.

— Сколько она выиграла? — поинтересовался Шон, придвигая к себе стакан «Перье».

— Тринадцать миллионов четыреста плюс мелочь, — ответил банкир тоном человека, привыкшего ежедневно оперировать такими цифрами, но я уловила оттенок презрительной насмешки в его голосе, когда он добавил: — Если я правильно понимаю, именно это подразумевается под термином «двойной ролловер».

— Деньги есть деньги, — заметил Шон. — Симона не становится менее богатой только потому, что эти деньги не были украдены ее предками.

Харрингтон покраснел.

— Да, именно так, друг мой, — пробормотал он. — Но Симоне трудно привыкнуть к мысли, что с того момента, как она купила счастливый лотерейный билет, ее жизнь изменилась навсегда. Вы знаете, что она сегодня приехала с ребенком в наш офис на метро? Сказала, что не хотела морочиться с парковкой в центре Лондона.

Он изумленно покачал головой, как будто Симона предложила пройтись голой по Трафальгарской площади.

— Я объяснил, что ей следовало нанять водителя, который довез бы ее от двери до двери, что вызвало у нее искреннее недоумение, — продолжал банкир. — Ей просто не приходит в голову, что она может себе позволить подобные расходы. И она также не задумывается о том, что, не позволяя их себе, она ставит под угрозу и свою безопасность, и безопасность своей дочери — вокруг полно психов и похитителей и помимо ее бывшего… э-э-э… молодого человека.

— Да, это действительно делает их отличной мишенью, особенно Эллу, — согласился Шон. — Как вы думаете, насколько серьезную угрозу представляет собой ее бывший?

— Ну, если бы вы меня об этом спросили несколько недель назад, я бы сказал, что он меньшее из всех зол, но сейчас… — Банкир осекся, красноречиво пожав плечами. — Когда Симона выиграла деньги, она обратилась в несколько частных детективных агентств, для того чтобы они нашли ее отца. Одно из агентств полагает, что у них есть многообещающая зацепка, и с тех самых пор, как появилась такая информация, этот Мэтт стал совсем невменяемым.

Харрингтон замолчал, нахмурившись.

— Возможно, он считает, что воссоединение Симоны с отцом снизит его собственные шансы на примирение с ней, — добавил он, и уголки его губ едва заметно дрогнули. — Конечно, это будет полным безумием, если она примет его обратно.

— А что это за история с отцом Симоны? — спросила я.

Харрингтон удивленно поднял голову. Не из-за вопроса, а потому, что именно я его задала. С первых минут знакомства я поняла, что он не разговаривает с людьми, которых считает обслуживающим персоналом, без крайней необходимости, а если все-таки приходится, избегает смотреть им в глаза. Заметив эту особенность, до сих пор я в основном уступала Шону право вести беседу. По выражению лица банкира было ясно: он не ожидал, что я вмешаюсь в разговор на последнем этапе. Он осторожно повернулся в мою сторону.

Шон лениво улыбнулся мне — улыбкой, от которой у меня бы подогнулись колени, если бы я уже не сидела — и взглянул на Харрингтона, вздернув бровь, словно повторяя вопрос.

Харрингтон откашлялся.

— Если я верно понял, мать Симоны была американкой. Она приехала сюда и вышла замуж за англичанина Грега Лукаса — он был военным, насколько мне известно. Родители развелись, когда Симона была еще совсем малышкой, и они с матерью вернулись обратно в Штаты — кажется, в Чикаго, — а отца и след простыл.

Он умолк, поскольку в этот момент к столу незаметно подошел официант и ловко наполнил его бокал вином, опустошив бутылку. Харрингтон демонстративно его проигнорировал, а я подумала: какие же решения принимаются в мире крупных финансовых операций во второй половине дня, после таких вот ланчей, где выпивка льется рекой?

— Я так полагаю, Керз — это девичья фамилия матери Симоны? — спросила я, когда официант удалился.

Харрингтон кивнул.

— Она снова взяла себе эту фамилию после развода. Мать Симоны умерла несколько лет назад. Родных братьев и сестер у нее нет, бабушки и дедушки с обеих сторон уже давно умерли, так что Симона сейчас тратит значительные усилия — не говоря уже о ее неограниченных ресурсах — на попытки отыскать этого Лукаса.

Харрингтон прервался, чтобы отпить вина.

— И как, безуспешно?

— Хм. — Харрингтон аккуратно промокнул рот салфеткой. — Пока да, но, как я уже упомянул, пару недель назад детективы одного из агентств, в которые она обратилась в Бостоне, решили, что напали на след, и с тех самых пор она только и говорит о том, как поедет туда.

— Бостон, — повторила я без всякого выражения, взглянув на Шона и не найдя никакого подтверждения своему предположению. — Это тот, что в Массачусетсе, не в Линкольншире?

Харрингтон нахмурился.

— Ну естественно, в Массачусетсе, — ответил он с легким раздражением. — Ходили слухи, что отец Симоны отправился за своей бывшей женой в США, поэтому именно там она и начала поиски.

Он прервал свой рассказ, бросая взгляды то на меня, то на Шона, и было заметно, что он собирается поделиться чем-то новым.

— М-м, все знают, что Америка вроде бы цивилизованная страна и так далее, но, учитывая в некотором роде уникальную ситуацию Симоны и неприятности с ее бывшим мужем, нам было бы спокойнее, если бы ее сопровождал консультант по безопасности, когда она туда отправится. — Харрингтон кивнул Шону, но продолжал смотреть на меня. — Мистер Майер считает, что вы именно та женщина, которая подойдет для этой работы, — закончил он свою мысль с дружеской бодростью, которой не удалось замаскировать его закоренелую неприязнь к идее равенства мужчин и женщин на рабочем месте.

Шон не страдал подобными предрассудками. В течение семи месяцев, с того момента, как я начала работать в его эксклюзивном частном агентстве безопасности, он отправлял меня на задания по всей Европе, Южной Африке, Азии и Ближнему Востоку, а я и бровью не повела. Конечно, не всегда все проходило гладко, и в некоторых случаях неприятности не имели ничего общего с внешней опасностью.

Я только что вернулась из Праги после месяца работы в группе с четырьмя мужчинами. Поначалу мужская часть команды пыталась воспринимать меня как нечто среднее между своей персональной горничной и личным секретарем. Спустя три дня один из них сделал неудачное замечание о сексуальных наклонностях женских войск Королевской армии, в которых я когда-то служила, и мне пришлось наконец проявить характер. В итоге было решено, что мой обидчик будет уволен через шесть недель. Его коллеги — а также заранее предупрежденный агент, который его заменил, — впредь относились ко мне с безупречным уважением, и дальнейшая работа обошлась без неприятностей.

Я доказала — по крайней мере самой себе, — что способна выполнять эту работу. Просто место вызывало у меня некоторое беспокойство.

Америка.

В этом не было никакой логики, но когда я взглянула на Шона, то ощутила глухую тревогу, приближающуюся к панике. Я не готова туда вернуться.

Лицо Шона не выражало ничего, кроме холодной решимости, которую я с трудом распознала. Если не сейчас, то когда?

— М-м, какие-то проблемы? — спросил Харрингтон, и в тот же миг я почувствовала запах «Мерло», на которое он усиленно налегал в течение ланча. — Если вас интересует вопрос времени — поездка состоится как минимум через месяц. Расследование пока находится на ранней стадии, насколько можно судить. Для Симоны нет смысла ехать туда, пока они не найдут ее отца или, по крайней мере, пока не соберут достаточно информации, ведь так?

— Дело не в этом. — Я тяжело вздохнула. — Просто…

— Мне кажется, Чарли, тебе стоит проверить, все ли в порядке у Симоны и Эллы, — перебил Шон.

Он произнес эти слова тихо и спокойно, однако в его мягком голосе четко прозвучало требование полного подчинения. Я уколола Шона коротким злым взглядом — очень хотелось поднять открытый мятеж. Я сказала себе, что не сделала этого только потому, что такое поведение в присутствии клиента было бы абсолютно непрофессиональным. И даже сочла это жизнеспособным аргументом.

— Ну конечно, — скромно пробормотала я, отодвинув стул и положив салфетку на стол. Позже, Шон… — Прошу меня извинить.

Ради меня Харрингтон не потрудился встать, лишь немного приподнялся на стуле. Его глаза со сдержанным любопытством перебегали с меня на Шона и обратно, но вопросов он не задавал. Во всяком случае, до тех пор, пока я не удалилась на такое расстояние, где уже не могла ничего услышать.

Я повернулась к ним спиной и зашагала через ресторан, следуя той же дорогой, что и Симона, и пытаясь худо-бедно совладать с кипящим внутри гневом.

Америка.

Шон знал, что для меня означает перспектива снова там работать. Мы практически жили вместе уже полгода, как он мог не знать?

Последний раз я была по ту сторону Атлантики, во Флориде, в прошлом марте. Мое первое задание от Шона, туристический курорт, который оказался чем угодно, только не курортом.

То, что планировалось как простая работа няни, обернулось катастрофой ужасающих масштабов. Мне пришлось спасаться бегством вместе с доверенным мне подростком, и, хотя мне удалось оторваться, я заплатила во всех отношениях высокую цену. Я только начала отходить от того, что там произошло. Мне потребовалось несколько месяцев, чтобы решиться продолжить свою карьеру в сфере обеспечения безопасности.

С тех пор я никогда не просила Шона не отправлять меня в Штаты, а он не просил меня возвращаться туда — до сегодняшнего дня. Я старалась не думать о людях, погибших во Флориде в результате событий, в которых я оказалась замешана. Я несла личную ответственность за три смерти — слово «личная» здесь ключевое.

Так что совсем не удивительно, что я не спешила ехать туда снова.

Я распахнула дверь в женский туалет, и свет низковольтных лампочек причудливо заиграл на черном мраморе и граните, которыми было отделано роскошное помещение.

Симона опиралась на дверной косяк одной из кабинок, придерживая дверь рукой. Она стояла спиной к выходу, но в стену напротив были встроены зеркала, расположенные над раковинами.

Наши глаза встретились в отражении, и она коротко улыбнулась мне, но ее взгляд тут же скользнул в сторону, как будто я не производила достаточного впечатления, чтобы удержать ее внимание на более длительное время.

Я не хотела демонстрировать, что явилась только для того, чтобы присмотреть за ней, но и в кабинку не хотела заходить — а то еще уйдет, пока я буду внутри. Так что я прошла мимо Симоны к раковинам, которые представляли собой чаши из зеленого матового стекла. Под кранами нужно было помахать, чтобы потекла вода. Я вымыла руки — больше чтобы чем-то их занять, нежели из насущной необходимости. Мыло пахло бергамотом, что приятно, если вы любите совершать омовение в чае «Эрл Грей».

— У тебя все в порядке, детка? — спросила Симона.

Изнутри кабинки раздался глубокий вздох.

— Да, мамочка, — послышался голос Эллы, которая произнесла эти слова слегка нараспев, подражая матери.

Я улыбнулась, глядя в зеркало. Симона быстро выдохнула через нос и закатила глаза, но непослушная ухмылочка мелькнула в уголках губ. В течение секунды между нами сохранялась связь, прежде чем улыбка Симоны испарилась. Я закончила мыть руки и стряхнула с них капли воды в раковину.

Когда я двинулась к стопке одноразовых полотенец, Симона вдруг сказала:

— Вы уж извините, если я показалась вам грубой. Руперт ошарашил меня этой новостью, а я не люблю сюрпризов.

Я пожала плечами.

— Часть моей работы, — мягко заметила я, — состоит в том, чтобы ограждать клиентов от возможных сюрпризов.

Симона скривилась, обдумывая мои слова.

— Вы не похожи на телохранителя.

Мне неоднократно доводилось выслушивать подобные комментарии. Я в последний раз посмотрела в зеркало и увидела обычное лицо — по мне, так ничего особенного, — обрамленное коротким каре рыжеватых волос. Аккуратный деловой вид. Если учесть еще и костюм, то внешне я производила впечатление спокойного, компетентного человека, может быть, слегка настороженного, но последнее, к чему я стремилась, — это выделиться в толпе.

Я выбросила использованное полотенце в корзину и ответила на холодную похвалу Симоны в том же духе — правда, я была все еще взволнована, поэтому получилось не совсем дипломатично:

— А вы не выглядите как миллионерша.

Симона замерла, ее глаза расширились. Но только я приготовилась к очередной вспышке, как она улыбнулась, искренне и весело.

— Извините, Чарли, просто в последнее время все ходят вокруг меня на цыпочках, — пояснила она, едва сдерживая смех. — Каждый норовит поучить меня жизни, а вы просто струя свежего воздуха после всех этих накрахмаленных рубашек.

Если именно так ты думаешь о Шоне, дамочка, то ни черта ты не разбираешься в людях…

— Уверена, они заботятся о ваших интересах, — нейтрально ответила я.

Симона насмешливо фыркнула.

— Ну да, конечно, — бросила она, и на миг ее лицо сделалось жестким и циничным. — О моих интересах или о моем банковском счете — одно из двух. Каждому не терпится урвать свой кусок.

— Включая Мэтта.

Симона бросила на меня короткий предупреждающий взгляд и пожала плечами.

— Проблема Мэтта в том, что он мужчина, — отрывисто сказала она. — Он не всегда думал головой — если вы понимаете, что я имею в виду. — Симона взглянула на закрытую дверь кабинки, и ее свободная рука выразительно показала на брюки.

— Даже после того, как вы выиграли деньги?

Улыбка Симоны искривилась.

— Нет, тут ему повезло, — ответила она с налетом горькой грусти. — Я знала, что он развлекается с девчонками с работы. Ну, он всегда это отрицал, но иногда это просто чувствуешь, не так ли? Однажды вечером он пришел домой поздно под каким-то нелепым предлогом, и я… я просто совершенно потеряла контроль над собой. Будто взбесилась, — признала Симона, покраснев. — Он ничего мне не отвечал, а это откровенный знак согласия, так ведь? Он просто поднялся наверх, собрал свою сумку и ушел. Я думала, он вернется на следующий день, но он не вернулся — верный признак нечистой совести, правда? А еще через неделю мои доходы выросли, и теперь все стало гораздо сложнее.

Что-то было написано на ее лице. Я склонила голову набок — так, как это делает Шон.

— Вы все еще его любите. — Это был не вопрос, а утверждение. — Тогда почему бы не принять его обратно — простить и забыть?

Симона тревожно дернулась.

— Теперь не все так просто, разве нет? Почему он решил вернуться именно после того, как я выиграла деньги? Как я могу теперь быть уверена?..

— Что он вернулся из-за вас, а не ради денег, — закончила я за нее.

Симона грустно кивнула.

— А что касается того, как он себя ведет, пытаясь отговорить меня от поисков отца, — так это просто безумие, — сказала она тихо и покачала головой, а затем медленно и устало улыбнулась. — Иногда я жалею, что купила этот чертов билет.

— Плохое слово, мамочка, — раздался голос Эллы из-за двери кабинки, заставив нас обеих вздрогнуть. Симона снова покраснела, как будто только что вспомнила о присутствии дочери.

— Яйца курицу учат, — пробормотала Симона и уже громче произнесла: — Извини, детка.

— Все в порядке, мамочка, — ответила Элла терпеливым тоном человека, точно знающего, что взрослых все равно нельзя наказать за их действия. — Я уже закончила, — добавила она.

Симона отпустила дверь и открыла ее, чтобы Элла могла выйти. Юбку сзади она умудрилась засунуть в колготки, но за исключением этой детали справилась неплохо. Я подождала, пока Симона поможет ребенку вымыть и высушить руки, затем придержала им дверь.

По этой причине я оказалась позади них, когда Симона с дочкой направились обратно к столу. Харрингтон и Шон были все еще увлечены разговором, но я заметила, как Шон приподнял голову, когда мы появились в его поле зрения. На секунду наши глаза встретились, затем взгляд Шона скользнул через мое левое плечо, и он прищурился.

Я заметила, что Шон вдруг напрягся и начал вставать из-за стола. Плавно развернулась, готовясь к броску, хотя понятия не имела, что мне предстоит увидеть.

Молодой бородатый мужчина с мрачным, напряженным выражением лица, одетый в джинсы и поношенный пиджак в стиле милитари, вошел в ресторан и находился в паре метров от нас. С неожиданным проворством он оттолкнул руку метрдотеля, который пытался его задержать, и все его существо теперь было сосредоточено на Симоне и ребенке. Правой рукой он прижимал что-то к боку под расстегнутым пиджаком.

Я почувствовала, что позади меня Шон уже направляется к клиентам. Нам не было необходимости что-либо друг другу объяснять. Я инстинктивно понимала, что Шон выбрал свою роль, исходя из холодных доводов рассудка, предоставив мне справляться с угрозой, потому что я стояла ближе, — в этом было больше смысла.

Рука мужчины согнулась, когда он стал вытаскивать ее из-под пиджака, и я быстро шагнула в сторону, чтобы отрезать ему путь. Затем перехватила его руку под локтем и сильно надавила левым большим пальцем на одну из расположенных там болевых точек.

Правой рукой я схватила его за горло и с силой толкнула, чтобы лишить равновесия и повалить на пол. В последний момент я слегка подняла руку, достаточно, чтобы защитить его голову, но не до такой степени, чтобы удержать от падения.

Незнакомец приземлился с резким оглушительным звуком, выпустив воздух из легких. Изо рта у него пахло мятой. Правая рука мужчины благодаря моему приему бессильно разжалась, и предмет, который он держал, упал на пол.

Я потратила долю секунды на то, чтобы осмотреть этот предмет, — на всякий случай. Это оказалась мягкая розовая игрушка, кролик с длинными шелковыми ушами. Я слегка придавила коленом игрушку, когда ее обладатель попытался от меня вырваться.

Розовый кролик?

Вдруг Элла пронзительно завопила мне на ухо и принялась молотить меня по плечу своими крохотными кулачками. Черт, а у нее неплохой удар для четырехлетней.

— Не трогай моего папу!

Папу?

На долю секунды я расслабила руку, которой держала мужчину за горло, и повторного приглашения ему не потребовалось. В один миг он оторвался от пола, отталкивая меня назад. В попытке сохранить равновесие я снова бросилась на него, хватаясь за рукав его пиджака. Мужчина дернулся, как будто пытаясь сбросить пиджак. Я рванула вниз его воротник и закрутила пиджак, так что образовались самодельные наручники, сковавшие его предплечья. Затем я навалилась ему на спину, опрокинув незнакомца лицом на ковер.

Подняв голову, я обнаружила, что весь ресторан замер и наблюдает за нами. Харрингтон стоял столбом и в ужасе созерцал разыгранную живую картину с открытым ртом.

Шон находился между тем местом, где я прижала мужчину, и Симоной, осматривая толпу на случай, если это был отвлекающий маневр, а не основное событие.

Симона взяла громко рыдающую Эллу на руки. Она качала девочку и сверлила яростным взглядом мужчину, растянувшегося на полу. Его лицо было обращено в ее сторону, нос прижат к ковру, так как моя коленка упиралась ему в затылок. Возможно, именно это вызвало слезы в его глазах, а может быть, и что-то другое.

— Симона, детка, пожалуйста, послушай меня, — удалось ему выдавить приглушенным голосом, хриплым от волнения. — Не уезжай в Америку. Не забирай у меня Эллу. Пожалуйста…

— Ради бога, Мэтт! — закричала Симона. Все следы привязанности к бывшему мужу, которую она демонстрировала, когда рассказывала о нем в туалете несколько минут назад, исчезли под натиском гнева и стыда. Симона нагнулась к нему:

— Кто ты вообще такой, чтобы указывать мне, что делать, а что нет?

— Пожалуйста, детка, не уезжай. Он тебе не нужен. Я люблю тебя. Я сделаю все, чтобы ты мне поверила. Пожалуйста. — Его срывающийся голос звучал совсем невнятно. — Я тебя умоляю.

— Не трать свои чертовы силы, — зло прошептала ему Симона, и на этот раз Элла не стала делать матери замечание по поводу произнесенной грубости. — Что я намерена делать, или куда хочу поехать, или с кем встретиться — все это больше тебя не касается. Привыкай!

Симона выпрямилась, перекинув заливающуюся слезами Эллу на другую сторону, и взглянула на застывшего в шоке Харрингтона. Он все еще стоял у стола, сжимая в руке салфетку. Вызывающий взгляд Симоны встретился с моим поверх обездвиженного тела Мэтта.

— Кажется, я только что передумала насчет телохранителя, Чарли, — сказала она. — Я тебя нанимаю.