Этот день будет вспоминаться Алексею Пронину как череда случайностей и непредвиденных обстоятельств. Утром он никак не мог вспомнить, где оставил свой блокнот с записями и схемами, которые он вычерчивал всегда, когда решал сложные задачи: и по математике, и по юриспруденции. Он держал его последний раз в руках перед тем, как поехал к сестре Анны Дмитриевны. А потом? Не мог же он оставить свои записи в ее квартире. Никак не мог. Тогда где блокнот? Такой маленький, беленький, с затейливым вензелем на первой странице. Где? У Елены Дмитриевны он был в теплой куртке, потом никуда не заезжал. Не заезжал? А к Ларисе? У нее от был точно в этой куртке, причем руки держал в карманах, обыск несанкционированный проводил, потом ключи сунул куда-то… Кстати, где они, ключи? Вот они, во внутреннем, с молнией, кармане. Ура! Тут же и блокнотик. Так, блокнот найден. Сейчас одеться быстро и на службу. Он стал собирать самые необходимые вещи: ключи от машины, от кабинета, носовой платок, кошелек с некрупными денежными купюрами, и вдруг вспомнил: «А ведь сегодня – выходной день!» Как же он забыл? Эх, с этими выходными столько времени теряется! Полежать еще, что ли? Или встать и поехать в отделение? А что там делать в выходной день? Кажется, в городе пока ничего плохого не случилось. Если бы случилось, уже позвонили бы. А как все хорошо начиналось перед майскими праздниками! И погода была шикарная, и свободный день был, что надо, с лежанием в постели, солнечным лучиком на вымытом полу! А теперь все навалилось, и чувства совсем другие: досада, недовольство собой, а главное, страх, что он не справится. Должен справиться, должен. Слышно было, как Наталья тихонько ходит по квартире, на кухне звякает посуда, журчит вода. Все, надо идти.

Наталья доставала из шкафчика банку с кофейными зернами, когда услышала, как хлопнула дверь – Алексей вышел из своей комнаты. Она выглянула из кухни и спросила:

– Ты что будешь, яичницу или овсянку? – Все равно, могу и то, и другое.

Вот как! Ладно, сделаем комплексный завтрак. Есть еще вчерашний пирог. Надо же, еще один выходной у трудящихся. Если бы она не была в заточении, можно было бы съездить на дачу. Там всегда хорошо, даже в такую погоду. Одеться тепло, взять за руку Полину и бродить по берегу речушки со смешным названием Пшенка. Почему она так называется? Речушка была малюсенькой, но очень говорливой. Ее веселому журчанию могла позавидовать любая большая река. Летом Пшенка мелела, зимой покрывалась льдом, а весной, как положено настоящей реке, «вскрывалась» и разливалась. Лед лопался, трещал и кололся на льдинки, которые наползали друг на друга, сталкивались и плыли в далекую Оку. А там уже и до Волги недалеко. Через Пшенку был даже настоящий мост с двухполосным движением и дорожной разметкой. Почему-то Полину это очень впечатляло. «Смотрите, смотрите, – кричала она, – это же как в Москве! Вот какая важная у нас река!» А после прогулки был бы настоящий обед с пельменями или домашними пирогами. Или шашлык можно было приготовить на углях! Хотя для шашлыка нужен совсем другой антураж: шумная компания, красное вино, зелень, гитара, теплая погода и хорошее настроение. А воздух на берегу Пшенки можно пить как колодезную воду, такой он чистый и вкусный!

– Привет, вот и я.

Это Алексей пришел на пункт питания. А она его даже не заметила. Размечталась о природе и погоде и не заметила. Хотя такого богатыря трудно не заметить. Наталья исподтишка окинула взглядом его могучую фигуру.

– Садись за стол, буду тебя кормить.

Так, яичница с травками, овсянка, сэр, конечно же, масло, – все на месте. Себе тоже яичницу, правда, из одного яйца, два ей не осилить. Этакий образцовый семейный завтрак вдвоем. Только без продолжения. Она так уже привыкла к тому, что Алексей рядом, что, кажется, и не хочет другой жизни для себя. Еще бы Полину сюда, и ничего лучшего желать не надо! А может быть, она легкомысленная? Ведь совсем недавно она так же грезила об Иване! И где теперь эти мечты? Даже думать о нем забыла, вот как. С глаз долой, из сердца вон. Странно даже. Сколько времени она убила на эти пустые мечты об Иване? Лет пять, наверное? Или меньше? Да, точно, около пяти лет. Тогда еще Полина не родилась, а Анна Дмитриевна уже показывала ей фотографии и с тайной надеждой вглядывалась в ее лицо: понравился ли? Конечно, сразу же, с первого взгляда, с первого слова. Их представили друг другу, когда она училась на четвертом курсе. Она заскочила к Анне Дмитриевне за какой-то надобностью, уже и не вспомнить. Дверь открыл – она сразу узнала – Иван. Она так растерялась, что хотела рвануться к себе, но вышла Анна Дмитриевна, пригласила войти и представила ее племяннику. Племянник был несколько рассеян, руку совершенно по-дружески пожал и скрылся в кабинете. Она быстренько ретировалась, но это рукопожатие запомнила. И вот теперь почему-то думает о другом мужчине. А мужчина, между прочим, уже активно поглощает завтрак и с надеждой поглядывает на пустую кружку – надеется, что кофе дадут. Кофе, конечно же, есть, и к кофе пирог.

– Чем ты сегодня будешь заниматься? – спросила Наталья, и Алексей чуть не поперхнулся.

– Я, это, ммм, поеду к одному деятелю, который, наверное, знает что-то о пропавших часах.

– А при чем тут часы? Или ты уже не расследуешь убийство?

– Может, и ни при чем, только как-то вовремя они потерялись. Понимаешь?

Она помотала головой:

– Нет.

– Ну, как же? Ты же сама говорила, что часы хранились в сейфе, а потом из сейфа пропали. А что еще хранилось в сейфе, ты знаешь?

– Знаю.

– Ну-ка, ну-ка?

Он весь подобрался и приготовился слушать.

– В сейфе хранились иногда деньги, иногда украшения, которые Петр Иванович сам делал. Ну, перед тем, как клиентам их продать, – пояснила Наталья.

– Он что, сам ювелирные украшения изготавливал? – Конечно, он же был ювелир от Бога, так Анна Дмитриевна говорила, и без работы долго не мог. У него в квартире была маленькая мастерская оборудована. Никто не знал, а я знала, – с гордостью заключила она.

– То есть как, мастерская? Я никакой мастерской не видел.

– Конечно, не видел, потому что она вся в ящике стола. Это же тебе не токарный станок, а малю-ююсенькая такая штучечка для загибания золота, всякие напильнички маленькие, пинцетики. В общем, все помещалось в специальном ящичке. И когда Петр Иванович садился работать, он сначала рисовал эскиз, а потом по нему все изготавливал. Доставал свой ящичек, раскладывал серую бумагу и творил. Иногда на кольцо уходила неделя, иногда месяц. Он мог себе позволить работать неторопливо. Знаешь, я один раз попросила показать, как он присаживает камень в гнездо. Он мне целую лекцию на эту тему прочитал. Заодно рассказал о драгоценных камнях. Так интересно!

– Угу, угу, ты мне потом расскажешь, а сейчас всетаки о сейфе. Откуда ты знаешь про деньги?

Она задумалась.

– Точно не помню, но, кажется, Анна Дмитриевна собиралась к сестре и попросила Петра Ивановича достать из сейфа приготовленную сумму. Точно, так и было.

– А про драгоценности?

– А это я сама видела однажды. К Петру Ивановичу пришел клиент, а Полина рисовала в кабинете за маленьким столом. Я пришла ее забирать и видела, как он достает из сейфа украшения. Даже помню, какие: серьги и кулон на золотой цепочке.

– А как сейф открывался: с помощью кода или ключей?

– Не знаю, надо, наверное, у племянника спросить. Точно, есть же еще племянник, который наверняка знает гораздо больше, чем Наталья.

Кофе был выпит, посуда вымыта. Наталья открыла холодильник.

– Купи, пожалуйста, картошки и луку репчатого с килограмм. А картошки килограмма три.

– Мы ждем гостей? – спросил он игривым тоном. Она взглянула на него с выражением крайнего недоумения. Он сразу струсил.

– Нет, это просто для повседневной готовки нужно. – Хорошо, куплю.

– Слушай, Алексей, а нельзя мне с тобой съездить, ну, к этому деятелю?

– Пока нельзя, но скоро ты будешь передвигаться на любом виде транспорта в любом направлении и с любым сопровождением.

– Хорошо бы.

Он еще помялся перед столом, постоял у окна, подержался за листья денежного дерева и отправился одеваться.

А Наталья достала с полочки книгу, аккуратно открыла ее на заложенной салфеткой странице и вздохнула: читать ей тоже надоело.

Иван задумчиво смотрел в окно. Мчались машины, шли люди, хотя не было толпы, как это обычно бывает по праздникам – погода не прогулочная. Детей на улице не было, а взрослые кутались в шарфы и пальто, как осенью. И небо хмурилось, как будто собиралось сыпануть мокрым снегом и совсем испортить человечеству настроение. Кружка с горячим кофе согревала ладони, кофейный аромат, кажется, заполнил все пространство. Запах хорошего кофе ни с чем не спутаешь. Это предчувствие утра, радости, напоминание о далеких странах. Иван, сколько себя помнил, всегда просыпался с этим чувством – кофе в доме любили и знали в нем толк. Отец колдовал над джезвой, как шаман над кострищем: подливал кипяток, снимал с огня, а потом быстро перемешивал густую черную жидкость. В это время по квартире разливался кофейный аромат, и все ее обитатели спешили на кухню. Но не тут-то было! Еще приходилось ждать, пока напиток настоится, и отец с видом победителя осторожно начнет разливать его по тонким фарфоровым чашкам. Иван любил наблюдать в такие минуты за отцом. Его тонкое породистое лицо становилось почти вдохновенным, глаза излучали особенное тепло. Позже Иван понял, что весь этот маленький спектакль затевался ради однойединственной зрительницы – жены. Боже, как давно это было, а чувство потери все еще такое же острое, как будто все случилось вчера.

Он не знал, чем будет заниматься сегодня. Читать? Уже читал. Смотреть телевизор? Смотрел. Пялиться в Интернет? Не хочется. Надо бы куда-нибудь съездить. Магазины, конечно, уже работают. Взять и устроить шопинг. Кажется, у женщин это первое средство от скуки. Но он-то не женщина. Все-таки глупо жить такой растительной жизнью, как он сейчас. А что, если махнуть в Питер? Или в Хельсинки? Лучше, конечно, в Питер. Такой город этот Питер. Он его любил, кажется, так же, как Москву. Нет, Москву, конечно же, больше, острее. Хотя такого чувства соединения с Историей, как в Санкт-Петербурге, у него нигде не было. В этом городе, кажется, нет ни одного квадратного метра мостовой, который бы ни был отмечен какимто историческим событием. Петр Великий, декабристы, Достоевский, Пушкин, Державин, да мало ли кто еще! И сам город – музей под открытым небом: холодный, надменный, величавый. Не то, что бестолковая и суетливая, но бесконечно любимая Москва. Решено, завтра, в крайнем случае, послезавтра он сядет в ночной экспресс и уедет в северную столицу. А там – как пойдет. Может быть, вечером вернется, а может быть, через неделю.

Его телефон был непривычно молчалив. Иван все время проверял, не выключен ли у его смартфона звук, так странно было, что он безмолвствует. Некому звонить. Ландыш ушла из его жизни, по крайней мере, он так думал, другая женщина пока не появилась. Конечно, будет у него любовь! Должна в его жизни быть такая же, как у родителей, семья. Обязательно будут дети – мальчик и девочка. Они с женой будут их без памяти любить, и друг друга любить будут тоже. Дети вырастут, потом будут внуки. А его мама внуков не дождалась. Зря он затеял эту историю с Ландышкой. Сейчас бы был уже, наверное, женат и счастлив. Ведь столько девушек крутилось вокруг, а он ни на кого не смотрел. Вот и упустил свою судьбу. А ведь летел из Берлина жениться! Ему вдруг вспомнился сон во время полета, таксист Аркадий, или как там его звали, и женщина, которая заклеймила его обидным прозвищем «мужлан». Вот оно! И как он сразу ее не вспомнил? Так-так, где-то был фоторобот, который показывал ему майор. Точно, она! Он так обрадовался, как будто увидел близкую родственницу. Сейчас он позвонит, и Алексей поймает преступницу. А потом Наталья вернется в свою квартиру, Иван придет к ней с цветами и… И что будет дальше, пока не известно.

Он быстро нашел нужный номер и поднес трубку к уху. Длинные гудки раздражали, как никогда. «Ну, ответь, пожалуйста, черт тебя побери, вообще», – почти молил Иван. Наконец, гудки прекратились и откуда-то издалека ему сказали: «Але!».

– Але, Алексей, это ты?

– Я, – призналась трубка. – Это Иван. – Понятно. – Я ее узнал. – Кого?

– Фоторобота. – И кто это?

– Я с ней в самолете летел, а потом на такси ехал. – Да ладно, – недоверчиво сказала трубка и умолкла.

– Але, але, Алексей, – почти закричал Иван, – я потом еще с ней в машине частника ехал и, по-моему, ей очень не понравился.

– Что ты кричишь, я тебя отлично слышу. И ты ей не понравился, поэтому она тебя решила убить. Бред какой-то. Ты рядом с ней сидел в самолете?

– Да. И не бред вовсе. Я ее первый раз видел.

– Место помнишь? Или, может быть, билет сохранился? Она где сидела, справа или слева? В общем, жди. Сейчас кто-то из наших подъедет, ты все расскажешь, а найти ее – плевое дело, – сказал Алексей и отключился.

От нетерпения Иван пошел на кухню и сварил еще кофе. Обычно он пил не больше одной чашки, другую позволял себе только через два-три часа, а после обеда пил только минеральную воду или сок, в крайнем случае – чай.

Через 40 минут в дверь позвонили. Охранник напрягся, преисполнился ответственности, но все-таки впустил Вадима Игнатьева. А как же он бы его не впустил все-таки начальник охраны!

Все оказалось просто. В самолете рядом с Иваном летела дочь племянника Алисы Семеновны – жены старшего из братьев Горчаковых Глеба. Стало быть, Ивану она приходилась родственницей, троюродной или даже более дальней. Фамилия ее была Корчак, а звали ее Анной Владимировной. Диковинную фамилию Корчак она получила при непродолжительном замужестве. Муж ее был утерян при разводе, кажется, в настоящее время проживал на территории суверенной Украины и в течение последних десяти лет бывшую жену своим, даже виртуальным, присутствием не обременял. Это ее Алексей вчера не застал дома, а то бы, наверное, ее обнаружили на день раньше.

Дама оказалась хорошо одетой брюнеткой с умело нанесенным макияжем. Держалась она уверенно, на вопросы отвечать без адвоката отказалась. Поэтому очные ставки (с Иваном и с Веником) решено было провести завтра с утра. Заодно и опознание.

Билет у нее, кстати, был куплен на другое место, но она сразу попросила стюардессу пересадить ее рядом с Иваном, якобы его жена попросила за ним проследить. Стюардесса из женской солидарности просьбу выполнила. Это уже Миша Некрасов в клювике принес. Завтра еще и стюардессу пригласили на опознание и допрос. По словам Миши, девушка переполошилась не на шутку и сразу стала звонить старшей стюардессе, чтобы узнать, наказуемо ее действие или нет.

И мотив есть – наследство.

Через ее сотового оператора очень быстро установили тот самый интересующий контакт, который полностью изобличал преступника. Только это все же была косвенная улика. Надо было копать дальше. Он не так прост, этот убийца, пусть и не собственными руками убивал.

Все, кажется, складывалось, и нужно не так много времени, чтобы собрать недостающие материалы. При умелом ведении допроса, а уж это следователь прокуратуры Константин Петрович Михайлов делал виртуозно, нужные сведения можно получить на раз.

Алексей понимал, что работы еще много, но дело сдвинулось с мертвой точки, и теперь все зависело только от профессионализма следователя. Подозреваемых ему принесли на блюдечке. Что ж, можно заняться часами. А для этого надо позвонить мужу нашей национальной гордости – олимпийской чемпионки. Андрей взял трубку сразу, как будто ждал этого звонка. И договорились они тоже как-то сразу. За ним даже ехать далеко не пришлось, он ждал его у метро «Фрунзенская», а дальше выехали по набережной и долго катились по каким-то промышленным окраинам, о которых Алексей не имел никакого, даже отдаленного, представления. Наконец, остановились около старой двухэтажной развалины, наверное, еще довоенной постройки. По скрипучим ступеням поднялись на второй этаж. Андрей уверенно толкнул дверь, и они очутились в маленькой прихожей.

– Африкантыч, – громко позвал Андрей.

Откуда-то из глубины квартиры ему ответил грубый мужской голос:

– Кого там черт принес?

И перед ними как-то вдруг оказался щупловатый мужичок в старых тренировочных брюках и бесформенной кофте.

– А, это ты? Чего надо?

Почему-то он не подал никому руки, хотя с Андреем был знаком.

Алексей достал удостоверение и представился.

Африкантыч недоверчиво, исподлобья посмотрел на него и заметно забеспокоился: сделал шаг назад, зачем-то сунул правую руку в карман кофты. И физиономия его из недовольной стала откровенно испуганной.

– Чего? – снова спросил он, при этом его голос дрогнул.

– Мы войдем? – полуутвердительно спросил Алексей.

– Да… не прибрано у меня, – всем тщедушным телом закрывая проход в комнату и понимая, что все равно пройдут, неуверенно пробормотал мужичонка.

В комнату прошли и брезгливо повели носом, причем сразу и Алексей, и Андрей. Грязища была, как у бомжей на лежке. Пахло протухшей едой и испорченной канализацией. При этом мужичонка благоухал каким-то хорошим парфюмом. Хотелось поскорее отсюда уйти.

– Ну, рассказывай, – приказал Алексей, усаживаясь на относительно чистый табурет, на который предварительно постелил два бланка допроса.

– Да я не виноват, – зачастил Африкантыч. – Они первые начали. И собаку их поганую я не трогал.

Алексей взглянул на Андрея. Тот с невозмутимым видом смотрел в тусклое окно. Если любого человека спросить вот так, в лоб, он сразу начнет оправдываться. А у этого субъекта, пожалуй, много чего было за душонкой. Не понравился он Алексею, нет, не понравился!

– Документы ваши позвольте, – прервал его монолог Алексей.

Документы, как ни странно, были в образцовом порядке: имелась папочка с файликами, в которых лежали, рассортированные по какому-то признаку, бумаги и корочки разного размера.

Паспорт Алексей положил перед собой.

– Так, а по существу говорить будем? – тихо спросил он.

Африкантыч насторожился и растерялся.

– О чем говорить-то? – наконец спросил он. – О часах.

– Каких еще часах? – А вот об этих.

И Алексей, как фокусник, добыл из папочки, которую предусмотрительно захватил из машины, фотографию часов, которую не далее как сегодня утром умельцы-эксперты скачали из Натальиного телефона.

Африкантыч уставился на листок.

– А, так вы насчет часов ювелира, что ли? Дык я их давно починил, а за ними никто не идет. Щас, щас, – засуетился он, перемещаясь по тесной комнатке и роясь в каком-то тряпье. – Вчера тут были, – виновато оправдывался он.

Наконец, из разваливающегося ящика допотопной тумбочки, которая, видимо, служила и обеденным столом, он вытащил бумажный пакет со шкатулкой. Шкатулку он торжественно вручил Алексею. Тот, почему-то волнуясь, открыл ее и увидел часы. Сверил с фотографией – вроде те.

– Что у них не работало-то?

– Да ерунда, пружинку одну надо было заменить, делов-то.

Он заметно повеселел, даже приосанился. Стало понятно, что он еще молод и следит за физической формой. Как-никак в фитнес-клубе работает. Или Андрей что-то напутал?

– А где вы, гражданин хороший, работаете? – неожиданно задал вопрос Алексей.

И, правда, неожиданно, потому что Африкантыч снова погрустнел и сгорбился.

– В фитнес-клубе в Кузьминках, да вот у меня и пропуск есть.

– А сегодня что же не на работе? – Выходной у меня, имею право.

– Имеете, конечно, имеете, гражданин Филиппов Василий Африкантович. Кстати, часы я у вас забираю, о чем оставлю расписку.

– А хозяева как?

– А нету больше хозяев, убили их. Я это дело расследую. Кстати, когда вы их видели в последний раз?

– Никогда не видел.

– То есть как? – удивился Алексей.

– А так. Мне эти часы принес ихний охранник из подъезда, он тут недалеко квартиру снимал.

Какие-то чудеса, подумал Алексей. Воистину, чудеса. Дорогущие драгоценные часы доверить охраннику из подъезда? Какой-то нонсенс!

– Какой охранник, как зовут? Адрес, телефон.

– Да я уже и не помню. Анна Дмитриевна, так жену у ювелира звали, мне позвонила и попросила приехать посмотреть часы. А я ей сказал, мол, чо я поеду, пусть кто-нибудь привезет. Было это, дай бог памяти, в начале октября. Или в сентябре, что ли? Нет, точно, в октябре. Или первого, или второго. Не позже. Потому что третьего я уехал на сборы, а часы к тому времени уже починил. Мне их как принесли, я за час и управился. И пружинка нужная у меня как раз была.

– А почему сразу не отдали?

– Дык я звонил раз пять или шесть, а хозяйка трубку не брала. Я про них и забыл. И парень этот, охранник, от хозяев съехал, а куда, не сказал. Вот и лежат у меня.

– А как супруги Горчаковы вас узнали? – заранее зная ответ все-таки спросил Алексей.

– Дык, Мишка Коваленко и порекомендовал, – ответил Африкантыч и обрадовано хлопнул в ладоши, – вот и вспомнил, как его звали, охранника-то этого: Мишка Коваленко.

Конечно, как же его могли звать, если он был прописан по этому адресу, только в другой квартире, правда, за полгода до того, как принес часы в починку.

– Знакомы с ним были хорошо или так, шапочно? Африкантыч надолго призадумался. Чтобы это не показалось странным, начал покашливать, поглаживать себя по груди, будто не может говорить, приступ случился, сейчас водички попьет и все скажет. Алексей терпеливо ждал, а вот Андрей вдруг рассвирепел:

– Так, кончил цирк ломать, давай говори, нечего тут, а то я, знаешь?

И он как-то очень выразительно подвигал спиной, именно спиной. Алексей потом пробовал повторить это движение перед зеркалом, не получилось.

Африкантыч перестал кашлять и изображать смертельно больного, присел на засаленный диван и побабьи пригорюнился.

– Ну? – подогнал его Андрей.

– Да как? И вроде не дружили, и вроде дружили. Встречались у меня иногда, когда я свободен был, и он не дежурил. А примерно год назад он уехал. Квартиру другую нашел или бабу новую, я не знаю.

– Насчет бабы давай-ка подробнее. Как зовут, где работает, где живет.

– Вроде работает в такси, ну, которые по телефону принимают вызовы. Даже приезжала один раз так шикарно, на иномарке, на такси, в смысле, – уточнил Африкантыч и опять надолго задумался.

Алексей не мешал ему, пусть вспоминает. Все равно все скажет, что знает. Утаивать ему нет резона, он в этом деле, похоже, не замешан. А пока надо срочно сменить тему, это сбивает собеседника с мысли, и он иногда выдает информацию, о которой даже не собирался упоминать.

– А что грязно так живете, Василий Африкантович? Хуже бомжа, ей-богу. Хотя бы пол помыли, а то наступать страшно.

– Да знаю я, самому противно. Только времени совершенно нет. График работы у меня – 4 дня через день, с 7:30 до 22:30. Перерыв на обед не предусмотрен, перекусываю прямо в зале между тренировками, устаю как собака. Пока до дому доеду, уже полночь. А в 5:30 вставать. В выходные тупо отсыпаюсь. Знаю, что надо уборку сделать. Вот вы уйдете, посплю еще часик и начну.

– Это хорошо. Так как насчет бабы?

– В общем, оставалась она у него ночевать. Это когда хозяева на дачу уезжали. А при них даже не заходила. Условие такое было. Вот у меня условий таких нет, так и женщины нет тоже.

– А что так? Парень ты молодой, гормоны, поди, играют?

– Играют-то играют, да куда я ее приведу? Сюда, что ли?

И правда, куда? Уж точно, не в этот свинарник.

– А познакомился бы с хорошей девушкой, она бы тебе и уборку, и обед, а там, глядишь, и поженились бы.

– Пока молодой, буду гулять, – решительно заявил Африкантыч.

– Так, ладно. А имя той бабы, которая у гражданина Коваленко ночевала, ты помнишь?

– Нет. Как выглядела, помню, а как звали, нет.

– Ну ладно. Давай тогда так: посмотри на эти фотографии, может, кого-нибудь узнаешь.

И Алексей выложил на свою папку, устроенную на коленях, фотографии Натальи, Лидии Авдошиной, домработницы Насти и Анны Корчак. Африкантыч, не раздумывая, указал на знакомое лицо. Алексей присвистнул от удивления.

– Ты серьезно?

– Да, а что?

– И ты думаешь, что эта женщина работает в такси? Это тебе гражданин Коваленко сказал?

Африкантыч задумался, потом ответил:

– Нет, прямо он не говорил. Но рассказывал как-то про знакомую, которая работает диспетчером в такси. А когда эта баба приехала на такси, я решил, что это она. А она что, не там работает?

Еще больше все запуталось.

– Так, давай-ка собирайся, съездим к следователю, надо твои показания официально оформить.

– А можно не сегодня, а завтра? – Тебе же завтра на работу?

– В гробу я ее видел, эту работу, – с сердцем сказал Африкантыч, – хоть сачкануть можно будет. Только вы мне повесточку и адрес четкий.

– А ты в бега не подашься?

– А чо мне бегать? Я ничего дурного не сделал: часы вернул, следствию помогаю, чо мне?

– Ладно, давай завтра к 9:00 подгребай к нам в отдел, паспорт не забудь. И приберись тут, – отдавая написанную тут же, на коленке, повестку, приказал Алексей.

Когда вышли из квартиры, воздух в подъезде показался очень свежим, а уж на улице вообще нектаром.

– Да, – задумчиво протянул Андрей, – я и не догадывался, что он так опустился. Полгода тому назад у него в квартире день рождения справляли. Чистота была и порядок. Правда, он тогда в другом фитнесклубе работал. Может, режим работы другой был. Да и внешне очень сдал. Конечно, это он дома так одет. Но вообще, я и дома стараюсь выглядеть: вдруг кто зайдет.

– А что, часто заходят?

– Часто, – вздохнул Андрей, – все больше к Алке, журналисты.

– Надоели? – Очень.

– Так не пускай.

– И не пускал бы, только у нее контракт с издательством, вынужден пускать.

– Понятно.

За разговорами они проехали большую часть пути, и Андрей уже начал прикидывать, где бы выйти, чтобы не задерживать человека, Алексея то есть. И вдруг Алексея осенило:

– Слушай, а когда день рождения справляли, был там Михаил Коваленко? Ты не помнишь?

– Был какой-то перец с барышней, но я не знаю, Коваленко или не Коваленко. Сейчас позвоню Ваське, узнаю.

– Да ладно, я сам завтра у него спрошу. А ты возьми папочку на заднем сидении, посмотри фотографии, может, узнаешь кого.

Андрей отстегнул ремень безопасности, машина сразу завозмущалась – запикала.

– Извини, подруга, – сказал ей Алексей, – подругому папку не достанешь.

Андрей долго вглядывался в фотографии, перекладывая их так и эдак, почему-то особенно задержался на Натальином изображении. У Алексея сразу заныло сердце: что это он, вспомнил что-то? Почему он ее так разглядывает?

– Что? – спросил он.

– Какое хорошее лицо, – сказал негромко Андрей, – все время хочется на него смотреть. Она подозреваемая?

– Не знаю, – ответил Алексей, – кажется, нет.

– Какое хорошее лицо, – повторил Андрей, пристально вглядываясь в снимок.

Алексею, конечно, было приятно, что Наталья производит такое впечатление на молодого мужчину, но это было уже слишком.

– Узнал кого-то? – спросил он настойчиво. – Я имею в виду женщину на дне рождения у Филиппова.

– Ух ты! Я и забыл, что у него фамилия есть: все Африкантыч да Африкантыч! Точно сказать не могу, но, кажется, вот эта, только у нее прическа тогда другая была.

– А ты был один или с женой?

– Один, конечно, она по таким местам не ходит. – Как она тебя одного отпускает?

– Это я ее одну отпускаю, – засмеялся Андрей, – я вообще самый надежный человек на свете. Это я нисколько не преувеличиваю. Просто такой родился. Ох, заговорились, я свое метро проехал, – сказал он с досадой.

– Не расстраивайся, я тебя до подъезда доставлю. – Ну тогда уж и чаю со мной попьешь или чего покрепче, машину под окном пристроим, а завтра утром заберешь.

– Спасибо, еще работы много, поеду.

Доехали на удивление быстро. Крепко пожали друг другу руки и договорились встретиться завтра в отделе для закрепления показаний относительно женщины на дне рождения. Лишний свидетель не помешает. Чтото он должен был сегодня еще сделать. Ах да, картошки и луку купить. Рынок, конечно, не работает. У него там был знакомец – мужичок с картошкой. Картошка у него была на любой вкус: и пожарить, и отварить, и запечь. Самая вкусная картошка на этом рынке. И цена была подходящая: не самая маленькая, но и не запредельная. И лук у него водился, и сладкая морковка, и тугие кочанчики капусты, как будто только с грядки. А может быть, заехать на рынок? А рынок-то работал. Быстро собрав в большой пакет кульки с овощами, он расплатился и почти бегом направился к выходу. Оказывается, уже был вечер, а картошка, надо полагать, была нужна к обеду. Что ты будешь делать с этой работой? Хотя день удался: часы он все-таки нашел.

А завтра надо все сводить в кучу. В классических детективах опытные сыщики так и поступают. Полицейские, конечно, стоят на страже, но главный-то тут не профессиональный детектив, а дилетант. Конечно, преступник думает, что он самый умный, и все предусмотрел, ан нет! Всегда найдется клочок бумаги или отломанная ветка, или, на худой конец, пуговица, вырванная «с мясом», и эта находка перевернет весь ход расследования и направит умного сыщика по нужному следу.

А у нас имеется все, даже отпечаток пальца на бутылке, из которой в тот роковой день угостились бальзамом убитые супруги. Три убийства, покушение на убийство – это пожизненный срок. Хотя она женщина, им пожизненное не дают. А жаль! При таких обстоятельствах ей лучше на зону не соваться. И будет она всех сдавать, чтобы год-другой свободной жизни себе выторговать. Как это она так влипла? Не сама же, ктото надоумил, наверное. Кто? Или все сама продумала? Тогда с какого боку тут персонаж в дорогих рубашках и «жучки» в квартире Ивана? Или это сразу несколько сюжетов? Бывали такие дела, на распутывание уходили месяцы, а то и годы. Да и это дело по горячим следам не было раскрыто, и уже полгода прошло, как появилась папочка с надписью «Дело…».

Свет в квартире не горел. Алексей сразу испугался, почти бегом добежал до двери, долго не мог попасть ключом в замочную скважину. Наконец, вошел в прихожую и первое, что увидел, Наталью, сидящую на табурете. Дверь в комнату была закрыта, прихожая освещалась настольной лампой. На коленях у Натальи лежала книга, которую она заложила собственным пальцем, видимо, только что читала.

– Ну, ты что? – спросила она. – Я даже испугалась. Кто-то ковыряется в замке, что я должна думать? Вдруг это по мою душу?

– Это я испугался. Почему у тебя свет не горит? Что за маскировку ты придумала?

Алексей так и стоял, неудобно держа пакет с овощами подмышкой.

Она заметно успокоилась.

– Ладно, давай картошку, разувайся, проходи.

Алексей выдохнул. Еще чуть-чуть нервотрепки, и можно будет освободиться от этой неопределенности. А то так и в психушку загреметь можно.

На кухне царил обычный порядок, было уютно, пахло сдобой и свежезаваренным чаем.

– На самом деле, ты от кого пряталась? – спросил Алексей, уже умытый и переодетый в домашнюю одежду.

– Понимаешь, мне показалось, что какая-то женщина пристально разглядывает окна со двора. Я понаблюдала за ней из-за занавески, она не уходит. Ну, я и решила на всякий случай не включать свет. А чтобы было не скучно, решила почитать. Вспомнила молодость, – засмеялась она, – мне родители не разрешали по ночам читать, вот я и читала в ванной. Бред, да?

– Ты молодец, – сказал он твердо, как диагноз поставил. – А у меня для тебя сюрприз, – и с видом фокусника достал из-за спины футляр с часами.

Наталья не удивилась и не обрадовалась.

– Это миллионеру нашему сюрприз, хотя мне приятно, что часы нашлись. А убийца? – она с надеждой посмотрела ему в лицо, а потом опустила глаза и отвернулась.

– И убийца почти найден, сейчас только не спугнуть. Хотя за ним круглые сутки ведется наблюдение. Ребята работают. Завтра разберемся.

– Уже завтра?

Ему показалось, или она действительно сожалеет, что все закончилось? Может быть, он ей тоже небезразличен? И ведь не спросишь. А вот взять и спросить. Вот сейчас он…

– У тебя телефон надрывается.

Наталья показывала половником в сторону его комнаты.

Звонил Иван.

– Слушай, а можно я завтра в Питер смотаюсь? – Зачем?

– Так просто.

– Я тебе уже предлагал в Лондон съездить, а ты не поехал, а сейчас вдруг приспичило.

– Не в Лондон, а в Париж ты мне предлагал, но это не важно. Просто хочу чем-то заняться, а то сидеть тут скучно.

– Завтра будет чрезвычайно весело. Очная ставка у тебя будет с несколькими людьми.

– Погоди, я что, опять подозреваемый?

– Не знаю, не знаю, – с капризными нотками в голосе ответил Алексей. – Пока не знаю, – уже серьезно заключил он, – но ты должен опознать нескольких людей.

– А, ну тогда ладно. Во сколько быть?

– Давай часикам к десяти в отдел. Пропуск я тебе закажу.

– А Наталья Сергеевна будет?

– Тоже не знаю, даже, где она, не знаю. – Врешь!

– Так, это уже ни в какие ворота. Что значит – вру? Я вообще-то офицер.

– Ладно, прости. А когда она вообще в городе появится?

– Своевременно.

Алексей нажал отбой и засмеялся.

Собственно, смеяться было не над чем. Выйдет Наталья из его квартиры и непременно встретится с господином дипломатом. А там все может быть. Молод, хорош собой, богат. Главное – богат. Что еще девушке надо? Нет причин не выйти за него замуж. Хотя есть такая девица, которая ему предпочла богатого мусульманина, да еще с гаремом.

Наталья сидела за столом перед тарелкой с едой и осторожно ковыряла в ней вилкой. Алексей уселся напротив и тоже потянулся к еде. Опять что-то вкусное. Ох, как он будет отвыкать от этих ужинов?

Около 7 часов вечера позвонила Татьяна – жена Василия – и попросила завтра представить ее коллективу.

– Танюш, давай после обеда или даже послезавтра, – попросил Иван, – у меня завтра важное мероприятие в милиции.

– Где? – удивилась Татьяна, а потом засмущалась. – Ох, извини, я забыла совсем, ты же в наследство вступил не так просто. Хорошо, давай послезавтра, только точно.

– Договорились. Слушай, а где Василий?

– Спит твой Василий. Днем умучался с детьми играть в черепашек Ниндзя, вот и прилег.

– Не заболел?

– Нет, не волнуйся. Ночью читал какую-то очередную диссертацию, весь исстонался, что бред, но дочитал уже под утро. А днем вот с детьми. Поэтому и заснул. Ничего, есть захочет, проснется, – заключила Татьяна.

Счастливые люди: с детьми играют, спят, когда захотят, с женой разговаривают о том, что диссертация бредовая. Это, наверное, и называется счастьем. Именно такая спокойная жизнь, а не суета с развлечениями, постоянными банкетами в ресторанах и толчеей в аэропортах. Как-то мама сказала ему о том, что была счастлива только рядом с мужем и сыном. Иван тогда очень удивился: у его мамы была интереснейшая жизнь: постоянные репетиции, спектакли, гастроли, конкурсы, встречи с ведущими певцами и дирижерами мира, а она, оказывается, стремилась к домашнему уюту и теплу родного плеча.

Иногда Иван задумывался над тем, кого мама больше любила: его или отца. Ему казалось, что отца. Ведь часть забот о сыне она переложила на свекра. А потом он понял: она хотела дать сыну самое хорошее образование. Для этого дед подходил лучше всего. Он был блестяще образован, эрудирован и хорошо воспитан. Отец, конечно, тоже был и воспитан, и образован, но он был постоянно занят. И дед с удовольствием занялся внуком. Мама потом сказала Ивану, что он продлил деду активную фазу жизни. Столько, сколько он узнал у деда, он не узнал ни у кого. В институте во время какойнибудь сложной лекции он вдруг ловил себя на мысли, что дед ужу давал ему этот материал давно, объемно и не так нудно. Однажды он понял, что то, что лектор излагал в течение двух академических часов, дед играючи рассказал ему, десятилетнему, минут за двадцать. Причем на понятном языке, хотя и со специфическими терминами, потому что весь запас дипломатических понятий был известен маленькому Ивану лет с восьми. Тоже, кстати, с подачи деда. Дед именно готовил его для дипломатической работы.

Интересно, а вдруг Иван не захотел бы быть дипломатом, а захотел быть, к примеру, хирургом? Брр, даже представить страшно – ковыряться в живом человеке. А если следователем? Или поваром? Нет, не хотел Иван никогда быть никем другим, и теперешняя работа ему очень нравилась. И нечего себе придумывать. Жаль, что не получится поездка в Питер, хотя отпуск еще длинный, съездим.

Наталья раздумывала, как бы половчее выспросить у Алексея про его бывшую жену. Интересно ведь, что за женщина была рядом с ним. Главное, повода никакого не было поговорить о его семейной жизни.

– Слушай, Алеша, а где твоя жена держала… сотейник? – как-то вдруг, без подготовки, спросила она и сама удивилась.

– Сотейник? А зачем тебе сотейник? Кастрюлька обычная не подойдет? Вот ковшик есть маленький.

Он полез куда-то на антресоли, которые Наталья до этого момента и не замечала. Они хитрым образом были замаскированы под низкий потолок.

– Да нет, мне нужен именно сотейник, – настаивала Наталья, сама удивляясь: для чего она привязалась к этому сотейнику, а главное, что она с ним будет делать, если он на самом деле есть в хозяйстве Алексея.

– Сотейника как такового нет. Правда, возьми вторую сковородку. Не на роту же ты будешь готовить.

– А как твоя жена без него обходилась?

Алексей удивленно посмотрел на нее. Она постепенно заливалась краской. Стесняется, что ли? Дался ей этот сотейник! И вдруг он понял: она таким образом хочет узнать о его бывшей жене. Понял и обрадовался: значит, он ей небезразличен.

Он слез с табуретки, на которую взобрался в поисках пресловутого сотейника, сполоснул руки под краном и сказал:

– Моя бывшая жена готовить не умела, считала это занятие недостойным ее неземной красоты, поэтому никаких экзотических предметов утвари не заводила, обходилась тем, что у меня было. Андестенд?

– А ты где с ней познакомился?

– Тебе правда интересно? – Интересно.

– Не хочется вспоминать. Брак наш продлился около полугода, можно сказать, что я только паспорт себе испортил этим штампом.

– А ты ее любил?

– Нет, не любил. Я ее пожалел. Впрочем, не знаю. Я и тогда не понимал, для чего женюсь. Никаких причин не было жениться. Видимо, от одиночества свихнулся.

– И даже счастлив ни одной минуточки не был?

– Пожалуй, не был. Знаешь, меня воспитывали старики. Про молодую семейную жизнь я ничего не знаю. Мама всегда была одна. И как это бывает в нормальных семьях, когда все друг друга любят, я не знаю. Дед и бабушка, конечно, были образцовой парой, но это было не то. Я все хотел понять, как это идти с мамой и папой по улице, и чтобы папа обнимал маму за плечи. Я один раз такую семью здесь, на Арбате, встретил и стал все время об этом думать. И мальчишка с ними был как раз моего возраста, и они его вместе подкидывали – перебрасывали через лужи. А я всегда шел только с мамой или маминой подругой тетей Верой. Они, конечно, очень старались, чтобы я вырос нормальным, без комплексов, но у них все равно не получилось. И первый комплекс во мне – это моя неудачная женитьба.

Он грустно улыбнулся и спросил у Натальи:

– У тебя-то ведь семья полная была? Ты, наверное, в детстве была очень счастливым ребенком?

– Я-то? Да, это точно. Мне вообще-то часто попадало от мамы. Каким-то ее требованиям я не соответствовала: то ногами за столом болтала, то горбилась, то за столом как-то не так себя вела. А папа всегда за меня заступался. «Не приставай к ребенку, Маша, – говорил он, – она всему научится сама. А ногами пусть болтает, какая-никакая гимнастика». Я тогда на маму обижалась. Я вообще-то старалась соответствовать ее требованиям, старалась быть на нее похожей. А теперь думаю, что это как раз и было счастьем, понимаешь? Их нет, я одна. Я теперь не дочка. Правда, я приспособилась жить без них, но это какая-то неполноценная жизнь.

– Подожди, а как же братья, Полина, Егорова Мария Викторовна, наконец?

– Это – да. Машка, братья, Полина. Я бы без них не выжила. Но они – не мама и не папа. У меня нет плеча, к которому можно прижаться, понимаешь?

Она говорила это все тихим голосом, и Алексей понимал, что, если она заговорит громче, то сразу заплачет. Только бы не заплакала!

– У тебя есть я, – вдруг сказал он твердо, – вот плечо, вот сильные руки, вот я весь, если, конечно, тебе это нужно.

Она изумленно посмотрела на него.

– Я понимаю, что с дипломатом я ни в какое сравнение не иду, но вдруг тебе понадобится элементарная защита, – продолжил он скороговоркой.

– Алеша, спасибо тебе большое. Я любое хорошее отношение к себе ценю. Только давай выберемся из этой передряги. Я думаю, у нас все будет хорошо, но потом. Пока мне трудно о чем-то другом думать, только о том, как быстрее вырваться на свободу. Ничего, что я так пафосно?

– А я ни на что и не претендую, просто набиваюсь к тебе в помощники. Хотя, если честно, ты мне очень нравишься. Боюсь даже думать о том, что скоро ты уедешь к себе. Как я один буду?

Она засмеялась:

– Ты, главное, не женись снова от одиночества.

– А ты бы могла выйти за меня замуж? – неожиданно для себя спросил он.

– Запросто, – легко ответила она, – ты очень хорошо готовишь, а я люблю вкусно поесть.

– Я серьезно, – обиделся он.

– И я серьезно, – все таким же легкомысленным тоном ответила она. – И сотейник купим.