А потом вдруг началось. Алексею позвонил рапирист Андрей и попросил о встрече. Он так волновался, что Алексей тотчас заказал ему пропуск и сам почемуто стал нервничать. Андрей почти влетел в кабинет и сходу начал быстро говорить, путаясь и глотая слова.

– Я, это, знаю, кто их убил. Африка раскололся. Вчера, того, перепил, не я, а Африка. И… Слушай, дай водички, – вдруг попросил Андрей, как-то странно посмотрев на Алексея.

– Ты что, с похмелья? – спросил Алексей, наливая в стакан воду из чайника.

– Да нет, – досадливо отмахнулся Андрей, большими глотками осушая стакан, – не я, а Васька Африка вчера напился, а я на остановке. А он в дупель. Ну, я его посадил на скамейку и думаю, что с ним делать, заметут в трезвак, потом на работу никуда не возьмут. А тут такси. Ну, я таксисту денег, довези, мол. А Васька говорит: «Мне домой нельзя, меня убьют». Я думаю, все, крышняк отъехал. Смотрю, а он весь трясется от страха и не такой уж пьяный, и пьянее видали. Я его отвез к маме на квартиру. Она пока у сестры живет. А он один оставаться боится. Я говорю, колись, а то быстро из квартиры выброшу. Он и рассказал. Говорит, его какая-то Лидия просила свести с домработницей убитого ювелира. Васька никакой домработницы, конечно, не знал, но эта Лидия ему понравилась, ему захотелось с ней это самое. И он набрехал, что всю семью знает, и домработницу тоже.

– Погоди, где Лидия и где твой Африкантыч? Как они соприкоснулись? Никак не могли.

– Я этого не понял. И вообще, долго рассказывать. В общем, командир, я его на ключ закрыл в маминой квартире. Поехали, а?

Алексея долго упрашивать не пришлось, он вмиг собрался, предупредил дежурного, и они с Андреем поехали. Квартира оказалась совсем недалеко, и пешком они дошли бы быстрее. Андрей открыл дверь и крикнул, снимая обувь:

– Африка, ты где?

Дверь боковой комнаты медленно приоткрылась, и из нее высунулась заспанная физиономия гражданина Филиппова – Африкантыча.

– Ты это кого привел? – спросил он, закрывая дверь и вдвигаясь обратно в комнату.

– Выходи, поговорить надо. – А пожрать привез?

– Будет тебе и белка, будет и свисток, только поговорить надо, еще раз говорю тебе пока человеческим языком. Потом разговор будет суровый.

И Андрей как-то очень выразительно повел плечами и для большей убедительности показал кулак.

Африкантыч полностью выдвинулся из двери и, независимо насвистывая что-то очень не похожее на мелодию, направился в туалет.

Алексей с Андреем прошли на кухню. Андрей достал сковородку, яйца, масло. Откуда-то появился белый батон, который щедро был порезан на крупные ломти. Африкантыч все заседал в туалете, видимо, решил там поселиться. Андрей, которому, видимо, надоело ждать, громко позвал:

– Васька, выходи, а то я сейчас дверь вынесу.

Васька, конечно, вышел, долго мыл руки на кухне, еще дольше вытирал их бумажным полотенцем. Наконец, гигиенические процедуры закончились, он тяжело вздохнул и бочком приткнулся на табуретку возле стола.

– Есть будешь? – сурово спросил Андрей. Африкантыч сглотнул слюну и кивнул:

– Буду.

– Это хорошо, только еду еще надо заслужить. Давай-ка рассказывай, что ты знаешь про убийство ювелира.

Алексей во время этого спектакля сидел расслабленно в единственном кресле. Он не думал¸ что узнает что-то новое. Скорее всего, этот Африкантыч – типичное трепло. Знать ничего не знает, но выдумывает, чтобы набить себе цену.

– Че рассказывать-то? – спросил Африкантыч.

– То и рассказывай, что мне рассказал.

Африкантыч будто замялся, осторожно взглянув на Алексея. Алексею было понятно: он хочет, чтобы его попросил большой начальник. Не будет он его ни о чем просить. Не хочет рассказывать, пусть не рассказывает – дело его. Но Африкантыч, еще немного помявшись, стал говорить:

– В общем, Лидия эта, которую я у вас в отделении видел, мне знакома. То есть, как знакома, не знакома, а я ее знаю. Мишка Коваленко ее приводил ночевать к себе раньше. Ну, раньше, еще до крали. Она девка простая, пожрать, выпить – все с собой привозила. Ну, мне она очень нравилась. И я ей тоже.

Тут он соврал, потому что странно дернул шеей и оглядел уважаемое собрание. Никто даже бровью не повел. Африкантыч приободрился и, решив, что его ложь проглотили, стал развивать тему:

– Она так и сказала: «Василий, ты мне нравишься, я бы с тобой жила, если бы не Мишка». Но я говорю, что Мишка мне дружбан и…

– Нельзя ли ближе к делу? – перебил его Алексей, выразительно посмотрев на часы.

– А че? Можно. В общем, я ее долго не видел. А когда часы мне Мишка принес, он был с ней, с Лидией. Они на такси приехали, и тачка их ждала. Я сказал, че, мол, водилу держите, и деньги тикают. Они засмеялись, типа не твои деньги, нечего и считать. Ну, не мои так не мои. Мне че? А потом она говорит: «Василий, а ты не можешь свести меня с домработницей Горчаковых? Я знаю, что вы в хороших отношениях». Это, я, в общем, как бы это сказать…

– Соврал, – подсказал Андрей.

– Да, соврал маленько. Мы тогда около дома ихнего на тачке стояли, ждали Мишку, а тут девчушка такая из подъезда бежит. Я ей махнул через окно, и она мне тоже махнула. Так просто махнула, мы с ней никогда не встречались. Лидка спрашивает: «Это знакомая твоя»? Я говорю, ну не то чтобы знакомая, так, переспали пару раз. Лидка говорит: «Ничего себе, Настюха дает, а по виду не скажешь». И оказалось, что эта Настюха работает у Горчаковых, которых Лидка через ихнего племянника знает. Я тогда подумал, что мне кранты, узнают, что я с ней незнаком, смеяться будут. А ничего, не узнали.

– Так, это все лирика, – перебил его Алексей. – Что конкретно по делу можешь рассказать?

Он уже жалел о потерянном времени.

Африкантыч замахал руками и показал жестами, что все еще впереди.

– В общем, часы оставили, а вечером Лидка приехала типа к Михаилу. А Мишка-то еще полгода назад из этой квартиры выехал, сказал, дешевле нашел. Ну, приехала, значит, а сама вся встрепанная какая-то. Постучалась к Мишке в квартиру, а там, понятно, чужие люди. И ко мне стучит. Я выхожу, а у нее губы трясутся, говорит, пусти, посидеть у тебя можно? Ну, я пустил, а еды у меня никакой, только бутылка водяры была. Она полбутылки сразу выпила, закосела и давай рыдать. Душегубка, мол, я, таких людей погубила. Я тогда ничего не понял. Она посидела еще и по мобиле тачку вызвала и уехала. Типа успокоилась. А когда нас всех вызывали по убийству, я этот вечер вспомнил и испугался. А вчера мне какая-то старушенция звонила и грозилась, что если я про Лидию когда-нибудь упомяну, то меня найдут и убьют.

Вот почему Лидия Машкова так испугалась, когда увидела Африкантыча на опознании! Алексею стало не по себе. Он же заметил этот взгляд! Почему сразу не допросил? Что за «старушенция» звонила?

– На какой телефон тебе звонили? – строго спросил он.

– В смысле?

– Ну, куда звонили: на мобильный, на домашний? – А, это? На работу, в клуб. Я сразу отпросился, домой ехать побоялся и решил в гостиницу, а денег нет. В общем…

– Так, собирайся, поедешь со мной. – А пожрать?

– Ладно, корми его, Андрей, и поехали.

Африкантыча повезли сразу в прокуратуру. И старушенция нашлась, которая ему угрожала – все та же гражданка Машкова. Выпустил ее все-таки следователь Михайлов, пожалел. Теперь надо было прояснить ситуацию с ее дочерью – Лидией. Кого это она «погубила»? Или спьяну насочиняла?

– Миша, а привези-ка ты мне гражданку Машкову. Лидию, – уточнил Алексей.

Лейтенант Некрасов по-военному повернулся кругом и, печатая шаг, вышел из кабинета. Тоже детский сад. Кстати, утром на летучке хвалили их отдел – вчера по горячим следам взяли вооруженного бандита, который ограбил запозднившегося гражданина в пешеходном переходе и собирался ограбить еще одного. Быстро взяли, без шума. Граждане бдительные помогли. Так что сегодня все чувствовали себя немножко победителями и могли пошутить с начальством.

Лидия опять была посажена на допросный стул. Опять долго устраивалась, открывала и закрывала сумку – в общем, все, как в первый раз.

– Ну что, Лидия Ильинична, на этот раз правду будем говорить или опять лгать?

Она опешила, или, по крайней мере, талантливо сыграла недоумение.

Алексей повторил:

– Говорить будете или сразу в камеру по подозрению в убийстве?

– В каком убийстве?

– А что, было несколько убийств с вашим участием? – Я вообще не понимаю, о чем вы говорите.

Она повела плечами, снова открыла и закрыла сумку и стала с независимым видом смотреть в сторону. Алексей нажал кнопку. Зашел конвойный.

– Забирайте, я больше не буду с ней возиться.

– Куда? Куда забирайте? Вы еще ничего у меня не спросили. Мне домой надо, у меня мать болеет.

– С вашей мамашей я уже имел несчастье пообщаться, не так уж она больна.

– Кто вам сказал, что она здорова? У вас есть заключение врачей?

Она практически сорвалась на крик. Конвойный переминался с ноги на ногу, не зная, что ему делать: забирать или подождать, может, это такой психологический прием у майора.

– Да тут и врачом быть не надо, – добродушно ответил Алексей, – актриса ваша мама никакая, да и вы не блещете актерскими талантами. Так что, если будете говорить правду, я вас слушаю, если нет, добро пожаловать в СИЗО, там сейчас ужин будет.

– О чем говорить, я вообще ничего не понимаю.

Алексей жестом отпустил конвойного и другим, официальным, тоном пояснил:

– Помните, как вы приехали к Михаилу Коваленко, а он, оказывается, квартиру поменял? О чем вы тогда каялись? Кого вы погубили?

Она закусила губу и почти зарычала:

– Вот гад какой! И зачем только я к нему пошла? Думала, он человек, а он тискаться полез. Сволочь!

– Так, гражданка Машкова, выбирайте выражения, вы еще не в тюрьме.

Она затравленно посмотрела на него:

– Конечно, нашли крайнюю, вам бы только на когонибудь убийство повесить. Я! Никого! Не! Убивала! Я вообще не помню, о чем тогда говорила, потому что напилась. И Африкантыч меня точно спаивал. Но я от него быстро уехала.

– Так, допустим, что не вы убили семью ювелира. Тогда скажите мне, что это за претензии на наследство? С чего вы решили, что вы – внебрачная дочь Ильи Ивановича Горчакова? Кто вам такое внушил?

Она успокоилась и попыталась вальяжно устроиться на стуле. Это ей не удалось, и она вновь открыла и закрыла сумку.

– Повторяю свой вопрос, – начал Алексей, но она его перебила:

– Я слышала. Ладно, так и быть, скажу. Короче, я – его племянница.

– Чья? – уточнил Алексей.

– Ильи Ивановича. Я дочь Глеба Ивановича. Он ухаживал за матерью, сделал ей ребенка и смылся за границу. Это все знакомые могут подтвердить.

– А как же генетическая экспертиза? Насколько я знаю, результат был отрицательный?

– Подкупили, – быстро ответила она.

– Насколько я знаю, у вас и группа крови не совпадает?

Он сверился с записями, которые ему предоставил Сергей Пестров, который плотно занимался этим семейством.

– Значит, смотрим: у вашей матушки группа крови первая, у Глеба Ивановича – вторая, а у вас – третья. Никак вы не можете быть его дочерью. Если бы вы были с ним в кровном родстве, то группа крови у вас была бы либо первая, как у мамы, либо вторая, как у отца. Я понятно объяснил?

– Что вы мне про какие-то группы заливаете? – она теряла самообладание, это было очень заметно. – Я – его дочь, и все тут.

– Нет уж, дорогуша, никакая ты ему не дочь, и к наследованию состояния его брата никакого отношения иметь не можешь.

Лидия как-то сразу подурнела и сгорбилась, Алексею на мгновение даже стало ее жаль.

– Так, значит? – спросила она тихо. – И все это напрасно?

– Что «напрасно»? Облегчи душу, расскажи.

– Да нечего рассказывать. Просто я столько лет мечтала о том, что буду богатой и независимой. Заведу себе ребеночка, куплю квартиру и буду его за ручку в детский сад водить. Сама буду покупать себе, что захочу, есть, что хочу и мужиков иметь таких, какие нравятся, а не тех, что меня из жалости имеют. Понимаешь? Ты! Ты меня понимаешь?

– Давай по делу, – устало попросил он, – а то я не обедал сегодня.

Она выпрямилась на своем неудобном сидении и заявила:

– А не буду я тебе ничего рассказывать. Ищи, ты за это деньги получаешь.

– Ну, не будешь, так не будешь, – согласился он. – Тогда тебе быстренько предъявят обвинение в организации нескольких убийств. Это понятно?

Она подумала.

– А если я все расскажу, отпустишь? – Это смотря что расскажешь.

– Да нечего, на самом деле, рассказывать, повторила она уже менее уверенно.

– Ничего, ты рассказывай, что знаешь, а я послушаю.

Она поерзала на стуле и, приняв решение, громко, как на уроке, начала.

– В общем, мне мать все детство пела, что я дочь очень большого человека. Будто папаша не может с нами встречаться, потому что он чуть ли не министр или что-то в этом роде. Я, пока была маленькая, в это верила и играла, будто я – принцесса, а папа у меня заколдованный король. Потом, уже в школе, поняла, что все это чушь. Но тут появилась Алиса Семеновна.

– Это еще кто?

Она уставилась на него с недоумением:

– Алиса Семеновна – это жена Глеба Ивановича. Он уехал за границу, а она осталась в стране. Вы что, не знали?

Алексей рассеянно кивнул. Как это он забыл, что есть еще живая жена старшего брата – Глеба Горчакова?

– Ну вот, – продолжала Лидия, – она меня у школы подкараулила, подошла, угостила конфетами и сказала что-то вроде «Я так и думала, что у Глеба должна получиться красивая дочь». Я сразу смекнула, что к чему, тем более что с Горчаковыми уже была знакома. Иван мне какие-то коллекции показывал, атлас, что ли, на английском языке. Мне это все не очень интересно было, гораздо интереснее было просто у них дома бывать. Так роскошно, так красиво и так чисто! Моя мама аккуратностью не отличалась и меня не приучила. Это я сейчас стараюсь в квартирах, в которых живу, порядок поддерживать, а дома мне это не надо. И Алиса Семеновна стала со мной встречаться, и всегда при встрече заговаривала о моем родстве с Горчаковыми. Я к этой мысли привыкла. А потом мамаша вдруг мне сказала, что есть завещание с незаполненной строчкой – типа кому все завещается.

– А она откуда узнала про это завещание? – спросил Алексей.

Лидия подумала немного, а потом сказала:

– А ведь я тогда не задумалась, откуда она узнала. Мне вдруг стало интересно жить. Я уже тогда жила в квартире Ивана, когда он уезжал на работу. И я решила искать это завещание. Я всю квартиру перешерстила и ничего не нашла. А потом сообразила, что завещание появляется только через 6 месяцев после смерти. И решила его выкрасть.

– Погоди, а кто убил Горчаковых? Насколько я понимаю, вся история с завещанием возникла уже после их смерти?

– Ну да, – она досадливо отмахнулась от него, видимо, ей хотелось выговориться. – Кто их убил, я не знаю, но думаю, что все подстроила Анька.

– Корчак?

– Ну да. Она ко мне начала клеиться еще до их смерти, хотела, чтобы мы вошли к ним в доверие и чтобы они нам чего-нибудь отписали. Они еще живы были, а она уже о наследстве беспокоилась. Понимаешь? Значит, она планы строила, как их убить!

А ведь аргумент, подумал Алексей, на ее показаниях можно обвинение построить. Только перепутанная бутылка бальзама как-то не вклеивается.

Лидия, между тем, продолжала:

– Когда появился этот Махов, я сразу поняла, что он тоже завещание ищет или что другое. Документы я у него быстро проверила и узнала, кто он такой есть на самом деле. Но подумала, что он мне может пригодиться. Когда он яд принес, я, конечно, его в бутылки разлила, но не столько, сколько он велел, а по чутьчуть.

Ничего себе, «по чуть-чуть», подумал Алексей. Эксперт сказал, что одним глотком можно было роту солдат убить.

– И потом, у меня запись есть на телефоне, как он мне этот яд передает и врет, что это слабительное. Я все продумала.

Она хитренько улыбнулась, и от этой улыбки Алексей внутренне передернулся. Да ее психиатру надо показать, решил он.

– В общем, Ивану я смерти не желала, хотя он меня в юности смертельно обидел, – не меняя тона и выражения лица, с той же гаденькой улыбкой, продолжала Лидия, – я хотела его проучить. Не все же ему как сыр в масле кататься! Я думала, что, если найду завещание, то впишу себя, заберу у него квартиру и буду жить.

– Ну да, ребеночка заведешь и будешь его в садик за ручку водить.

Она остановилась, провела рукой по волосам и гордо сказала:

– Все, ничего больше не скажу.

– А ничего больше и не надо, – решил Алексей и вызвал конвойного.

– Забирай, завтра к следователю. Наш разговор был записан, поэтому, Лидия Ильинична, со следователем будьте столь же искренни, как со мной.

– Ты обещал отпустить, мама болеет, – заныла она. – Забирай, – еще раз подтвердил свое распоряжение Алексей.

Лидию увели. В кабинете сразу стала как будто светлее. А ведь надо бы допросить Алису Семеновну. Что она навнушала этим двум дурам – Анне и Лидии? Не с ее ли подачи завертелась история с завещанием? Мотив? Мотив, скорее всего, месть. Муж уехал за границу, потом она узнала о его измене. Наверное, не так. Она узнала об измене, и он скрылся за границей. Ну и что? Многие мужики изменяют женам, но редкие экземпляры бегут за рубежи родины. Если бы все бежали, такая миграция бы организовалась, только держись. Коренного населения бы не осталось в стране!

А вот интересно, он, Алексей, смог бы изменить жене? Наталье бы точно не смог. А бывшей – Лидии – изменял бы на каждом шагу. Вообще, зачем тогда жениться, если потом врать и предавать женщину?

Значит, все-таки Анна Корчак? Положим, первоначально убить она собиралась мать и дочь Машковых. Или только мать. Лидия ей была нужна для поисков мифического завещания. Дожать бы старуху Машкову, что ей обламывалось бы от этого воображаемого состояния. Что они все себе навыдумывали? Бандитов нанимали, убийства устраивали, покушения. Наворотили с три короба, милиция расхлебать не может. А в принципе, все просто: захотелось чужого богатства – завладей. Если не получается по-хорошему, убей. Кажется, уже горячо. Еще немножко, и можно будет дело закрывать.

И Наталья поедет в свою квартиру.

Через час ему позвонила Мария Викторовна – Машка в просторечии, и, задыхаясь от восторга, почти прокричала, что Натальин руководитель прочел диссертацию и дал ей блестящую оценку. И очень надо, чтобы Наталья с ним встретилась, чтобы договориться о сроках защиты. Господи, да она еще и кандидатом наук скоро будет! А он – простой мент. И как ему за нее бороться?

В расследовании появился новый персонаж – Алиса Семеновна. Что о ней было известно? Жена старшего брата Глеба Ивановича Горчакова. Особенно близкой с семьей не была. Да и Глеб Иванович тоже очень быстро стал жить самостоятельно. Все его помыслы были сосредоточены на математике. Это Алексею было известно из разговоров с Иваном. Иван, Иван, как же ты сейчас нужен в Москве! Пока болтался тут без дела, кажется, только мешал, а уехал, и сразу понадобился. Как подойти к Алисе Семеновне? У кого хоть что-то узнать о ней? На какие деньги она жила после отъезда мужа за границу? Был ли у нее любовник? Чем она вообще занималась? Какое у нее образование? И Елены Дмитриевны тоже нет! Хотя можно позвонить Ивану. Алексей набрал номер и приготовился к долгому ожиданию – заграница все-таки.

– Але, – сразу сказала трубка в его ухе голосом Ивана.

Алексей удивился, отодвинул трубку от уха и внимательно посмотрел на нее.

– Але, – повторила трубка.

– Иван, это ты? – уточнил Алексей.

– Я, – поспешил заверить его Иван. – Ты что, не мне звонишь?

– Тебе, конечно, просто я думал, что ты в Берлине. – Я в Берлине и есть, просто связь тут хорошая. – Вот и славно. Есть минутка?

– Есть, конечно, подожди, припаркуюсь.

Стало слышно, как он переключает скорости и крутит руль. Наконец, трубка вновь ожила.

– Слушаю, – сказал Иван.

– Ты что-нибудь знаешь о твоей тетке – Алисе Семеновне Горчаковой?

– Ну, кое-что. Кстати, фамилию она не меняла, осталась на девичьей. Как же? Забыл фамилию, но вспомню. Погоди, что-то птичье. Петухова? Курочкина? Гусева? Вспомнил! Фамилия ее Журавлева, вот как.

– А почему она фамилию не сменила – удивился Алексей, – такая звучная у вас фамилия?

– Потому что звучная, потому и не сменила. Она коммунисткой была и не хотела ничего общего иметь с дворянской семьей.

– Как же замуж вышла? – опять удивился Алексей. – Знаешь, там какая-то мутная история с этим замужеством, – подумав немного, ответил Иван. – Мама с папой и дедом обсуждали как-то на кухне, когда я якобы спал, что дядя женился на спор. Вроде бы он не доказал какую-то теорему и женился на сестре своего однокурсника. И любви там никогда не было. Мы встречались крайне редко, дядя Глеб только к деду приезжал. Я ведь один на всех был, и со мной вся родня возилась, кроме тети Алисы. Даже дядя Глеб как-то меня на корт возил – в теннис играть. Сам он, кстати, тоже очень неплохо играл.

– Ты еще и в теннис играешь?

– А как же? Языки, плавание, теннис, гребля, танцы, этикет – меня же на дипломатическую службу с малолетства готовили.

– А ты знал, что он был любовником матери Лидии? – Знал, мама рассказала незадолго до смерти. Только он не мог быть ее, Лидии то есть, отцом, это точно. С генетикой не поспоришь. У нас у всех группа крови или вторая, или нулевая, а у нее третья. Родственники это давно установили, да и дядя Глеб генетическую экспертизу провел и в Союзе, и за границей. Мама говорила, что до дяди Глеба мать Лидии тесно общалась с рабочим сцены из Большого театра. Наверное, Лидия – его дочь.

– Так, это понятно. Что еще можешь рассказать про Алису Семеновну?

– Да ничего вроде. Я очень удивился, когда она пришла на похороны Петра Ивановича и Анны Дмитриевны и племянника своего притащила. Впрочем, племянник, наверное, ей нужен был для сопровождения – мне она показалась очень слабой.

– Слушай, Иван, а ты с ней после отъезда Глеба Ивановича встречался? Она вообще с кем-нибудь из членов семьи контактировала?

– Я точно знаю, что папа и дядя Петя ее материально поддерживали первое время, а потом дядя Глеб нашел возможность пересылать ей деньги. Она точно не бедствовала. Я помню, мы как-то ехали с папой в Шереметьево за мамой – она с гастролей прилетела – и увидели Алису Семеновну за рулем навороченной иномарки. Я сейчас не вспомню, что это была за машина, но точно выше классом, чем наша. А мои родители были отнюдь не бедными людьми.

– Вот даже как?

– И еще вспомнил. Был юбилей деда – то ли восемьдесят, то ли семьдесят пять, она пришла с подарком – подарила компьютер. Это тогда была роскошь. Не знаю, персонально от нее был подарок или от дяди Глеба тоже. Юбилей праздновался очень широко, народу было человек двести – дипломаты, поэты какие-то, родственники, одноклассники – вся Москва. Одеты были по-разному в зависимости от достатка. Правда, никто внимания на это не обращал. Люди подготовились – стихи самодельные читали, под гитару песни пели, тосты произносили на разных языках – все с юмором, весело. Смеху было! А она пришла вся в бриллиантах и мехах – верх безвкусия – и произнесла какую-то слезливую речь, кстати, очень невнятно, только испортила впечатление о семье.

Он помолчал, а потом добавил:

– Мама пела «Заздравную», до сих пор голос в памяти звучит.

Алексей осторожно спросил:

– А родители твои к ней как относились?

– Не знаю, Леш, по-моему, никак. Точно не дружили. Тетя Аня ее сначала опекала, а потом, по-моему, устала от ее нытья. В семье было не принято упиваться своими несчастьями. Кстати, снова о юбилее. Дед тогда уже болел, юбилей был для него последним, это все понимали, но старались виду не показывать и доставить ему удовольствие. Еще помню, что она на этом банкете постоянно кого-нибудь задирала. Пристала к жене испанского посла, не помню уже, с какими претензиями. Что-то ей доказывала, от нее что-то требовала. Тетя Аня и мама ее с трудом увели. Да, кажется, ее после этого отправили домой. Точно! Она еще на следующий день звонила нам и выясняла отношения с папой.

– Значит, характер у нее – не сахар? – уточнил Алексей.

– Слушай, а ты почему ей интересуешься? – вдруг всполошился Иван. – Она что, причастна к убийству?

– Пока не знаю, – честно ответил Алексей, – но то, что она внушала этим двум, даже трем дурам, что они имеют право на наследство, это установленный факт. Адресок, кстати, не подскажешь?

– Да я и не знаю, могу завтра у Елены Дмитриевны спросить, может быть, она знает, хотя тоже вряд ли.

– Да, а как Елена Дмитриевна? – поинтересовался Алексей.

– Спасибо, хорошо, – очень светским тоном ответил Иван, – сегодня ей сделали операцию. Доктор говорит, что все прошло очень удачно, через месяц она будет ходить. Пока она под наблюдением в реанимации. У них это по-другому называется, но суть одна. Завтра меня к ней пустят. Я с ней повидаюсь, увижу, что все хорошо, и послезавтра вернусь в страну. Вот такие планы.

– Хорошо, прилетай «в страну», – заключил Алексей и закончил разговор.

Вот так. Брак на спор, любовница почти в открытую с чужим ребенком, жизнь за границей без семьи – ничего хорошего в этой жизни, похоже, у Глеба Ивановича не было. Осталась жена с чувством мести. Или, если брак без любви, может быть, и не было никакой мести, просто безразличие? Для чего тогда этот спектакль с завещанием? Надо, пожалуй, предупредить Константина Петровича об этом фигуранте. А вдруг? Хотя вряд ли старушка могла организовать серию убийств. Или что? Могла? И племянник еще имеется, тоже пока темная лошадка. Если Анна Корчак – его приемная дочь, то он вполне мог быть причастен к этому делу. Надо бы на него посмотреть.

– Миша, раздобудь мне адрес Журавлевой Алисы Семеновны, лет примерно семидесяти-восьмидесяти. Как будешь готов, поедем.

Алиса Семеновна проживала в пределах Бульварного кольца в трехкомнатной квартире на пятом этаже. Подъезд был чистым, в будочке сидела и вязала на спицах пожилая консьержка, в просторном вестибюле стояло несколько разноцветных детских колясок и подростковый велосипед. Все чинно, прилично. Алексей и Миша Некрасов предъявили удостоверения и были препровождены до лифта. В лифте не было никаких надписей, кроме инструкции по пользованию, было чисто, одна стена даже была зеркальной. Опять же прилично.

Алиса Семеновна открыла не сразу. Долго изучала в глазок стоящих перед дверью людей, потом еще долго рассматривала удостоверения, командуя при этом: «Подвиньте правее, опустите ниже, чтобы мне было видно». Наконец, дверь была приоткрыта, и снова повторилась процедура опознания. Миша от нетерпения переминался с ноги на ногу, Алексей стоял с невозмутимым видом, позевывая и разглядывая трещинки на стене.

– Что вам, молодые люди? – женщина явно не собиралась пускать их в квартиру.

– Алиса Семеновна Журавлева? – тон майора Пронина не предвещал ничего хорошего.

– Да, – не очень уверенно ответила Алиса Семеновна.

Алексей решительно отстранил ее от двери и вошел в квартиру.

– Майор Пронин, начальник убойного отдела, – представился он, – вам придется проехать с нами в отделение.

– На каком основании?

– На том основании, что у нас есть к вам несколько вопросов. А поскольку вы нас в квартиру не приглашаете, будем сразу разговаривать под протокол.

– Проходите, если имеете на это право, – пожала плечами она, – только я не представляю, какие вопросы ко мне могут быть у убойного отдела.

Миша бочком вдвинулся в прихожую.

– Обувь! – грозно потребовала Алиса Семеновна. Миша, торопясь, достал из кармана две пары бахил и огляделся, где можно присесть. Присесть было негде, и Миша, чертыхаясь в душе, нагнулся и расправил целлофановые бахилы. И тут он увидел, что Алексей Николаевич уже двигается по коридору в уличной обуви, а рядом семенит хозяйка квартиры и молчит. Миша подумал, свернул бахилы в комок и пошел вслед за начальством.

Разговаривали на тесноватой кухне, заставленной громоздким гарнитуром. Все стены были заняты полочками, уставленными фарфоровыми статуэтками, какими-то веночками, картинками, декоративными тарелками. Все это создавало атмосферу суетливости и неспокойности. На такой кухне не хотелось сидеть и смотреть телевизор, прихлебывая горячий чай из любимой кружки, а хотелось быстрее закончить приготовление пищи и бежать в какую-нибудь более уютную комнату. Алексей, как только вошел, сразу сказал: «Мило у вас», и хозяйка расплылась в довольной улыбке. Миша ничего «милого» не находил. Расселись у тесного круглого стола, почти касаясь друг друга коленями.

– Алиса Семеновна, ваш паспорт, – официальным тоном потребовал Алексей.

Она вышла и через минуту вынимала паспорт их пухлой папки, набитой какими-то бумагами. Алексей достал из кармана блокнот и переписал данные документа. Алиса Семеновна, до той поры молчавшая, вдруг спросила грубым голосом:

– И что все это значит?

– Да ничего не значит, – ответил Алексей, – вы, наверное, знаете, что ваша племянница Анна Корчак задержана по подозрению в убийстве. Мы пришли задать вам вопросы. Вопрос первый: что вам известно об этом деле?

– Ничего не известно. Откуда мне что-то должно быть известно?

– Хорошо. Вопрос второй. Вы знаете этих людей? Алексей веером разложил на столике фотографии задержанных наркоманов, бандита по кличке Веник, Лидии и Анны.

Алиса Семеновна взяла с полки очки и внимательно стала рассматривать фотографии.

– Не стесняйтесь, можете взять в руки, если плохо видно детали, – предложил Алексей.

Она брезгливо взяла в руки первый снимок, даже заглянула на обратную сторону, повертела и положила обратно на стол. Те же пассы она проделала с остальными фотографиями.

– Нет, эти люди мне незнакомы, – решительно заявила она.

Алексей недоуменно пожал плечами:

– Алиса Семеновна, вы не узнали свою племянницу?

Она всполошилась:

– Где, кто?

– Да вот же Анна Корчак. Нет?

Алексей сунул ей в руки фотографию Анны и стал внимательно наблюдать за ее лицом.

Она долго смотрела в одну точку фотографии, потом отложила снимок и оживленно заявила:

– Конечно, Анечка, я ее не узнала в данном контексте. Мне показалось, что вы показываете фото убийц, а Анечка не может быть убийцей.

– И эту девушку вы тоже знаете, – спокойно протянул ей фотографию Лидии Алексей.

– Да, кажется, это Лидочка, Анечкина подружка. Или нет, не подружка. Впрочем, я не помню, откуда я ее знаю.

– Ну вот видите, как хорошо, – успокоился Алексей, – с памятью у вас все в порядке, дай Бог каждому. Ну, спасибо большое за разговор, мы пойдем.

Она засуетилась, поднимаясь из-за стола, даже, кажется, изобразила готовность поставить чайник, но Алексей и Миша вышли из кухни и по коридору направились к входной двери. Уже перед дверью Алексей спросил:

– Алиса Семеновна, не подскажете, как нам найти вашего племянника, приемного отца Анны Корчак? Мы тоже хотим показать ему эти фотографии.

– Ах, Павлика? Да, конечно, записывайте.

– Что это было, Алексей Николаевич? – недоуменно спросил Миша. – Мы зачем сюда приходили? Ничего же не узнали?

– Мы очень много узнали, Миша, к тому же получили прекрасный дактилоскопический материал.

И Алексей потряс перед носом Миши целлофановым пакетом с фотографиями.

Павлик, племянник Алисы Семеновны, шестидесятилетний мужичок с пузиком и смятым лицом, быстро опознал по фотографиям свою приемную дочь, при этом смачно плюнув в ее сторону.

– Стерва Анька! – заключил он в сердцах. – Воспитывали ее, воспитывали, кусок от себя отрывали, а она теперь носа не кажет. Как же, образованная, мы для нее теперь не компания.

– Павел Федотович, а жена ваша где? – прервал его гневный монолог Алексей.

– Светка-то? Отмаялась Светка в прошлом годе, рак у нее был.

Глаза Павлика увлажнились, лицо еще больше смялось.

– Бедую теперь один, некому стакан воды поднести. Дался им этот стакан воды, подумал Алексей. Как алкаш с жалобой на бессердечных родственников, так непременно про воду вспоминает.

– Павел Федотович, а вы знаете, что ваша дочь задержана по подозрению в убийстве семьи ювелира Горчакова?

– Допрыгалась! Говорил я ей: «Не лезь в эти дела, не было у тебя денег, и не надо». Нет, сунулась все-таки! И эта чокнутая Алиса все ее науськивала: возьмем наследство, только надо правильно себя вести. Вот, нате вам! – показал он операм фигу.

– Когда вы видели ее последний раз, Павел Федотович?

– Ее-то? Аньку? Надо подумать.

Он поднял глаза к потолку и принялся загибать пальцы на руках, при этом что-то бормоча. Наконец, хлопнул себя по коленям и торжествующе заявил:

– Вспомнил! На похоронах я ее видел, у Горчаковых на похоронах. Я туда Алису возил, ну, типа ей одной трудно. Хотя она баба-бой, сама кого хочешь сопроводит. А на кладбище уж такая тихонькая была, ручонки трясутся, губешки прыгают. А племянника своего сразу и не узнала, сначала к другому кинулась. А пареньто не при делах, так от нее шарахнулся.

И Павел Федотович залился долгим визгливым смехом. Оперативники переждали приступ веселья, и Алексей спросил:

– Она его давно не видела, что ли? Старик опять засмеялся:

– Она его вообще никогда не видела. Это соседка ихняя – Горчаковых соседка, – пояснил он, – сказала: «Ну наконец-то Иван Ильич приехал!», тогда мы к нему рванулись. И то я ее представил, что, мол, тетка ваша, скорбит. Ну, он тогда ее под руку взял, типа родня. А я рядышком. На поминки мы не поехали, она сказала, что для первого знакомства хватит с него.

– А что вы слышали про наследство Горчаковых? – осторожно спросил Алексей.

– Да ничего особенного я не слышал, – ответил Павлик, – это они все шу-шу-шу, шу-шу-шу.

– Так, а если вы со своей дочерью не виделись со дня похорон, то где же вы слышали эти самые шу-шу-шу?

– Ну ты, начальник, умен, – погрозил ему пальцем старик, – но я тоже не промах. Я же столуюсь у Алисы, а она все время на телефоне. И то с Анькой, то с каким-то кентом, Максимом, кажется, все шу-шушу. А я подслушиваю, мне же интересно.

И он опять засмеялся.

Алексей был рад, что додумался записать разговор на диктофон, под протокол «Павлик» вряд ли это повторит.

– Ну спасибо, Павел Федотович, – сердечно попрощался Алексей и быстро пожал протянутую вялую руку. – Если еще вас потревожим, не будете против?

Старик изобразил на лице полное радушие:

– Заходите, когда будет нужда, мы гостям всегда рады.

Они сели в машину, и Алексей скомандовал:

– Так, Миша, быстро телефоны на прослушку, все документы мне на подпись. И быстро с телефонной станции распечатку с домашнего и сотового. Я в прокуратуру.

В общем, схема убийства супругов Горчаковых, кажется, была понятна. Можно было бы считать дело близким к раскрытию, только неизвестно, кто убил участкового Фомина. И о бывшей невесте Ивана Горчакова тоже не следовало забывать: ее пальчики нашли на подслушивающих устройствах в квартире Ивана. Алексей сидел в кабинете Константина Петровича и слушал, как тот нудно, подробно и монотонно излагал свой план. У Алексея от усталости закрывались глаза, он огромным усилием воли держал их в открытом положении и мечтал только о том, чтобы скорее приехать домой, сесть в горячую ванну и выпить потом рюмку водки. Глоток водки так явно предвкушался его сознанием, что он сглотнул и даже ощутил тепло, прокатывающееся по пищеводу.

– Ты меня слушаешь? – рявкнул Михайлов. – Совсем распустились. По ночам черт-те чем, наверное, занимаешься? Я вообще могу ничем с тобой не делиться.

– Костя, отпусти меня, ради Бога, – попросил Алексей, – я что-то от этого расследования так устал, как ни от какого другого. Спать хочу, сил нет.

– А, – ехидно заметил Константин Петрович, – это потому, что в этом деле твой персональный интерес имеется. На другие дела ты отстраненно смотришь, с высоты, так сказать, своего начальственного положения, а тут ты изнутри копаешь и за каждую улику переживаешь. Успокойся уже, не в деле твоя протеже. Знает много, видела много, но ни к одному убийству не причастна. Я все сказал.

Быстренько набросав план на завтрашний день, они расстались, очень довольные друг другом. Алексею очень хотелось домой, но он поехал в отделение: там его ждали сотрудники отдела. Пока он шел до кабинета, слух о его прибытии каким-то образом дошел до подчиненных, и они в течение двух минут подтянулись в кабинет. Не было только лейтенанта Некрасова. Алексей устроился во главе стола для совещаний, оглядел всех и сказал:

– Расслабляться рано, завтра решающий день в деле об убийстве семьи ювелира Горчакова. Следователь Михайлов предлагает такую схему.

Все достали блокноты и приготовились слушать. В это время дверь как-то лихо отворилась, и на пороге показался Миша Некрасов с довольной улыбкой на лице.

– Разрешите, товарищ майор.

– Разрешаю. Почему опаздываете, лейтенант?

Миша, который шел к своему месту, круто изменил маршрут и направился прямиком к майору.

– Я тут такую информуху надыбал, – возбужденно начал он, – закачаешься.

Опера переглянулись, а Вадим прикрыл глаза рукой. Всем была известна борьба за чистоту русского языка, которую проводил полковник Сухомлин и которую всячески поддерживал майор Пронин

– Что вы «надыбали», товарищ лейтенант?

– Информуху, – недоуменно повторил Миша, уже чувствуя неладное.

– Товарищ лейтенант, выйдите, войдите и доложите по форме, что вы обнаружили.

Оказалось, что Миша обнаружил, что с телефона Алисы Семеновны было сделано множество звонков на мобильные Анны Корчак, Максима Алешина, Лидии Машковой и ее матери, а также Михаила Коваленко, причем последний звонок был датирован двадцать девятым мая, то есть за день до убийства. Это было последней точкой. Случайных совпадений в делах об убийстве не бывает. Или бывают, но только тогда, когда грамотно организуется подстава. Все заговорили, радуясь, что, кажется, раскрыли убийство.

Алексей дал им выговориться, распределил, кто и чем будет заниматься завтра, и поехал домой.

Он открыл дверь в свою квартиру, и у него сразу куда-то ушла вся усталость. Упоительно пахло жареной картошкой и солеными огурцами. На кухне был накрыт стол, стоял графинчик с водкой. Наталья вышла из своей комнаты, кутаясь в бабушкин платок и моргая со сна.

– Я тебя ждала, ждала и уснула. Сейчас будем ужинать.

Он подхватил ее под коленки и закружил по кухне. – Все, раскрыли, – сказал он. – Еще дня два и – все.

– Ура! – сказала она без особого энтузиазма. Он отпустил ее на пол и удивленно спросил:

– Ты не рада?

– Я, знаешь, радоваться пока боюсь. Вот когда будет на самом деле все, тогда ух! А пока постучу по дереву.

И она аккуратно постучала кончиком пальца по его лбу.

А дальше все было, как он хотел: ванна, водка и впервые за много дней крепкий сон.