Вадим «обживался» в помещении корпорации «Ювелирхолдинг». Час тому назад он был представлен персоналу в качестве исполняющего обязанности начальника охраны. Версия с болезнью Григория Владимировича сработала «на ура». Накануне вечером в офис позвонила его жена и озабоченно сообщила, что «муж почувствовал себя нехорошо». Утром он на работу не вышел, а позвонил уже из частной клиники, что «заныли старые раны, и ему предложено полечиться в условиях стационара». Конечно же, стационар очень быстро организовали в Лондонском медицинском центре, и супруги Масленниковы сегодня отбывают за границу. Лондон для своей вынужденной эмиграции выбрал сам Григорий Владимирович, которому давно хотелось побывать в туманном Альбионе. Лечение в медицинском центре было достаточно дорогим, но предусматривался полный пансион для самого болезного и сопровождающего его лица, кроме того, режим пребывания был средним между постельным и курортным. Так что, если кто-то захочет проверить, лечится пациент или не лечится, пожалуйста. Конечно, лечится: получает эффективные физиопроцедуры, витамины и сбалансированную диету. Кроме того, пациент нуждается в полноценном отдыхе, поэтому сейчас он на прогулке.

Вадим вместе с начальником внутренней охраны обошел здание. Все было устроено богато, уютно, с размахом, но без лишней показухи. На втором этаже размещалась администрация. На третьем и четвертом – производственные цеха. Хотя, скорее, не цеха, а мастерские. На каждый этаж нужно было иметь отдельный пропуск с чипом, а в подвальном помещении, где находился склад сырья и готовых изделий, вообще был сенсорный контроль. Правое крыло первого этажа было отдано под ювелирный магазин, в левом крыле ютилась небольшая кафешка, а еще – помещение для охранников и подсобки для технического персонала. Начальник внутренней охраны – Никита Копысов – принял Вадима настороженно. Вообще-то, при отсутствии Масленникова он всегда осуществлял общее руководство службой безопасности, а тут сюрприз – новый человек, да к тому же молодой, неопытный. Сразу видно, что опыта нет. Ходит, глядя под ноги, ни о чем не спрашивает, разглядывает таблички на дверях. И все время принюхивается, водя, как собака, носом. Да уж, ароматы на двух верхних этажах специфические: пахнет кислотой, канифолью, как в школьной химической лаборатории. Но внизу-то не пахнет ничем. Что тут нюхать?

Конечно же, Вадиму показали секретариат. Александра не стала выстраивать девушек в линейку, как перед боссом, а просто, представляя своих подчиненных, сделала широкий круг рукой – любуйтесь, за показ денег не берем. Вадим про них уже кое-что знал: посидели вчера с Григорием Владимировичем часика три. Вот эта фигуристая женщина справа – Наталья Алексеева. Замужем за инженером из автосервиса на Каширском шоссе, сыну три года. Часто бывает на больничном листе. При Петре Ивановиче ее держали из-за ребенка, что будет сейчас – неизвестно: работник она так себе. Да и девушки ее постоянным отсутствием недовольны. Слева – хорошенькая, с милой улыбкой, Аня Белых. О ней Григорий Владимирович отозвался с теплотой: умница, из хорошей семьи, готовится в институт. Работает первый год, пришла в офис за месяц до гибели супругов Горчаковых по рекомендации Анны Дмитриевны. Потом еще Надежда, Айгуль и Катя. Это барышни, которые обслуживают переговоры, ведут документацию, оповещают людей о совещаниях и прочее, и прочее, и прочее. Да, есть еще личные секретари у начальников отделов, правда, не у всех. Вадим, как бы случайно, оказался рядом со столом, за которым сидела перед мерцающим экраном компьютера Аня. Вроде бы он проверял надежность оконного остекления, а на самом деле ему просто захотелось побыть рядом с девушкой – до того хороша! Она привстала из-за стола, давая ему место, и он почувствовал запах ее духов: «свежесть весеннего букета» – так бы его обозначили в рекламном ролике на ТВ. Она спокойно переждала, пока он подергает ручки оконных рам, постучит костяшками пальцев по стеклу, для чего-то обопрется с силой на подоконник. Что еще можно подергать? Надо выбираться из узенького прохода. Он намеренно выбрал для отступления не тот путь, которым пришел, а стал протискиваться между столом и подоконником туда, где стояла Аня. Ей отступать было некуда, а он все тянулся к оконным рамам, ощупывая гладкую поверхность пластика, и наступил момент, когда они оказались друг напротив друга, почти вплотную. Он, проходя мимо, одними губами сказал ей: «Надо поговорить, жду через пятнадцать минут в кафе». Она подняла на него серьезные глаза и еле заметно кивнула. Больше делать в секретариате было нечего. Вадим несколько старомодно поклонился и вышел в предупредительно открытую Никитой Копысовым дверь.

Никита не понимал, что такое можно искать на пластиковых рамах. Может быть, он «жучков» ищет? Ну, есть «жучки» кое-где, но не в секретариате. Так об этом все знают, кому надо. Кому не надо, тот, конечно, не знает. А вообще, можно спросить у самого Никиты, раз уж такой случай, он бы и показал. Чего без толку по рамам шарить?

Вадим с невозмутимым видом шел дальше.

– Где у вас видеокамеры? – спросил как-то невнятно.

– Чего у нас? – не расслышал Никита. Вадим махнул рукой:

– Пойдем, покажешь кафе и подсобки на первом этаже.

Наталья сдала дежурство и зашла в ординаторскую. Домой не хотелось. Наверное, потому что там нет Полины. Но вообще, у нее же сегодня свидание с другом юности, так что надо бы что-нибудь придумать. Мясо с апельсинами она уже готовила, значит, сегодня предстоит… Так, а что придумать? Витька Бабинцев не похож на гурмана, он свой, домашний и любит, наверное, пельмени, уху, щи из квашеной капусты. Или они там, в Екатеринбурге, фуа-гра едят каждый день? Ну, это вряд ли. Значит, заморочек не будет. Будут щи и котлеты с макаронами. И салат из свежих овощей. Так, с меню определились. Теперь с напитками. Вообще-то, как джентльмен, Витька должен бы сам позаботиться о напитках. Хотя что положено пить, когда на столе дымятся щи из квашеной капусты? Наверное, водку. И что? Она с ним водку будет пить? Фигушки! Никакой водки. И вообще, никакого алкоголя. И господин майор может нарисоваться во время обеда, а она водку с посторонним мужчиной распивает! Надо же, она о майоре уже не как о постороннем думает. То есть он для Натальи не посторонний, а Иван?

Наталья присела за стол, за которым обычно писала истории болезни. Стол как стол: столешница, покрытая оргстеклом, под которым размещены различные справочные материалы. Вот на этом листике – ежедневные объемы жидкости физиологической потребности в зависимости от веса и возраста ребенка, а на этом – телефоны отделений клиники, а на этом, совсем истертом – домашние и сотовые телефоны сотрудников. Смешной листочек, весь исписанный, с зачеркнутыми и исправленными номерами. Конечно, надо бы его переделать, оставить только новые номера, но ни у кого руки не доходят. А тут у нас график дежурств. Получается, что Наталье выходить через два дня. И дежурить она будет с Машкой. Это хорошо. Они, вообще-то, редко работают вместе – Виктор Федорович не приветствует, когда на ночь остается чисто женский коллектив, ведь мало ли что? Вдруг надо будет аппарат тяжелый на руках тащить, или что-нибудь передвигать, или…

– Наталья Сергеевна, вы почему домой не идете? – ох уж этот Виктор Федорович, легок на помине.

– Сейчас, найду одну бумаженцию и поползу.

Она усиленно стала изображать поиски в верхнем ящике стола. Вот странно, почему нельзя сказать, что просто домой не хочется, а надо что-то обязательно придумывать? Почему, если ты женщина, то после смены непременно должна торопиться? Мужчины иногда просто бравируют: «Что дома делать? Раньше придешь, раньше задание получишь: картошки купить или еще пропылесосить. Уж лучше я тут перекантуюсь». Ну, не все, конечно, но есть такие экземпляры. Так, никакой «нужной» бумаги в ящике, конечно, нет. Надо быстренько достойно ретироваться. А вот, кстати, потерянный в тот приснопамятный день список продуктов, который диктовал ей по телефону Толя. Надо же, купила совсем не то, что было записано, а вкуснятина была необыкновенная. Ну ладно, сделаем вид, что именно этот листочек был нужен, просто необходим, с деловым видом запихнем его в сумку. Так, теперь всем сказать «до свидания», оглянуться, помахать рукой и к любимой машинке. Во дворе ее застал телефонный звонок – Алексей.

– Наташа, ты домой собираешься?

– Уже практически еду. Кстати, доброе утро.

– Доброе. Ты быстро не езди, тебя сопровождают, но и ворон не считай. В подъезде свои, но дверь никому без меня не открывай. Поняла?

– Ага, а в магазин мне можно? – Зачем?

– За продуктами.

– Дома полный обед, так что в магазин тебе совсем не нужно.

– Ко мне сегодня гость должен прийти, чего-нибудь вкусненького бы купить.

– Что за гость?

– Ну, ты его не знаешь, это мой сосед из детства. – Откуда он взялся?

– Учится на курсах повышения квалификации.

– Когда он появится?

– Ну, мы конкретно не договорились. После учебы, наверное, около трех.

– Ладно, к трем я кого-нибудь пришлю.

– Алексей, да это просто Виктор Бабинцев, он тоже врач, я его двести лет знаю, он не шпион и не фашистский захватчик.

Это она сказала вслух, а сама подумала: «Господи, что я несу? Какой захватчик? Что за чушь?» На том конце эфира молчали. Все, кранты, теперь меня отправят на нелегальное положение.

– Я сказал, к трем кого-нибудь пришлю.

В трубке тоскливо запикало. Настроение, и без того не очень радужное, совсем испортилось. За что ей это? Кому надо ее убивать? Для чего ее охранять? И вообще, лучше бы она безнадежно флиртовала с Иваном Горчаковым, и неуспех (не будет же он обращать внимание на Наталью при наличии рядом такой красавицы) был бы единственной неприятностью этой весны.

В квартире царил полумрак – гардины были задернуты, плотные шторы, которые обычно ниспадали по бокам красивыми складками, были расправлены и полностью закрывали оконные проемы. И что теперь делать? На варочной поверхности стояла кастрюля с борщом, в холодильнике обнаружилось глубокое блюдо, в котором один к одному плотно были уложены блинчики с мясом. Тут же стояла банка сметаны. На столе в салатнице обнаружился какой-то мясной салат, напротив ее стула стояли тарелка, стакан для сока и сам сок в кувшине. Все было красиво и настолько аппетитно, что Наталья, воровато оглядываясь, схватила вилку и зачерпнула салат прямо из общего блюда. Вкусно! Собственно, почему общего? Она сейчас одна и может делать, что хочет. Вот возьмет и съест это великолепие прямо из салатницы. И тарелку не надо будет мыть. А потом она примет душ и – о чудо! – ляжет спать. Днем!

Алексей представлял, как Наталья обнаружит обед, а еще потом и завтрак, как будет есть за накрытым уже столом, как сварит кофе и, не торопясь и смакуя, выпьет чашку, поглядывая на экран телевизора. Вчера вечером он пришел в ее квартиру как к себе домой. Было уже за полночь. Он чувствовал себя странно бодрым. За день было столько всего, что он просто не мог уснуть. Очень хотелось ей позвонить, но он не стал. Вот скоро все разрешится, тогда он ей будет звонить, когда захочет. А пока он соорудит какой-нибудь обедец, чтобы она могла отдохнуть и выспаться после суточной смены.

В ноуте Петра Фомина они с Мишей накопали кучу информации, теперь надо это все осмыслить. Интересно, как работал следователь Терехин, если, имея целый штат сотрудников, не собрал и десятой доли того, что нарыл один-единственный участковый Петр Петрович Фомин. Та самая нужная папка называлась «Школа». Почему «Школа», а не, скажем, «Ювелир»? Они с Мишей открыли ее одной из последних именно из-за названия. Как заговорщики, они сидели в закрытом кабинете с отключенным городским телефоном и читали вдвоем, сначала с экрана компьютера, а потом догадались распечатать текст и стали читать каждый свой кусок, обмениваясь мнениями и удивляясь, как такое может быть. В сухом остатке выходило, что в корпорации «Ювелирхолдинг» за последние полтора года до смерти Петра Горчакова бесследно исчезло около полутора миллионов долларов. Как они пропали, кто их «прихватизировал», было не ясно. Ясно было только одно: искать надо среди топ-менеджеров корпорации. И вовсе Наталья тут ни при чем, хотя… И еще, конечно, надо разобраться, как попал отпечаток пальца Ландыш Юсуповны на «жучок» в квартире Ивана. Кстати, где сам Иван? Договорились, что утром он позвонит и расскажет, как прошел вчерашний вечер, и что он намеревается делать сегодня.

А Иван встал около шести, принял душ, быстро оделся, выпил чашку кофе с каким-то пирожком, который обнаружил в холодильнике, и уехал, в сопровождении джипа охраны, разумеется, на дачу. Видимо, давешняя Маша должна приходить позже, а завтрак должен быть только свежайшим, поэтому в его холодильнике и нет ничего съедобного. Того и гляди, он отучится себя обслуживать.

Было странно думать, что на даче он никого не встретит. Не выйдет к воротам тетя Аня, с любимым котом Алмазиком на руках, дядя Петя не будет обнимать его в нижней гостиной. Нет никого, кому его приезд доставил бы радость. Иван знал каждый закуток обширного, отчасти заросшего лесом, участка. Родители приезжали туда каждую неделю, да и он, будучи в нежном возрасте, с удовольствием посещал и этот уголок леса, и сад, взлелеянный умелыми руками деда. После его смерти дача формально досталась младшему сыну Петру, но Илья Иванович и его семья по-прежнему занимали три комнаты на втором этаже и с удовольствием проводили на природе выходные.

Ехали почему-то долго: на дороге то и дело образовывались пробки. Охранники нервничали. Накануне не было ни слова сказано о поездке за город, поэтому сегодня утром был аврал, и кто-то не успел позавтракать, а Михаил вообще явился в джинсах – рабочий костюм оказался в химчистке, и получать его он должен был сегодня только после обеда. Да еще объект ведет себя странно: молчит, смотрит в окно, с документами не работает, по телефону переговоры не ведет, едет и все.

Иван ехал и думал. Размышления были вялыми, какими-то ватными, то и дело он терял нить мысли, поэтому и думалось скучно, и вообще, думать ни о чем не хотелось. Просто ехал и ехал. Хотя мысли, конечно, прыгали вокруг Ландышки. За что она его так? Сказала бы сразу, что ничего не будет, в смысле, никакой свадьбы и никакой долгой совместной жизни, он бы и не заморачивался. Сейчас бы, наверное, ухаживал изо всех сил за другой барышней. А то все время думает о ней, Ландышке. Что он сделал не так? Не уделял внимания? Уделял. Не дарил подарков? Дарил. Не любил? Сначала любил, причем с ума сходил, скучал, томился, звонил. Правда, в последнее время и не скучал, и не томился, и не звонил. Но, как честный человек, собирался жениться, и женился бы, если бы не все эти события вокруг его собственной особы. «Жучки» в квартире, конечно, наставила она. Больше некому. Яд в бутылки налила Лидка, практически сама призналась. Эта-то с какого боку тут? Зачем ей его травить? Он же всегда к ней относился хорошо: тоже подарки, правда, рангом ниже, чем Ландышке, но по Лидкиному уровню очень даже ничего. Лекарства опять же ее матери, тоже дорогие и, главное, не подделки какие-нибудь. Чем он перед ней провинился? Тем, что не стал ее любовником? Так это просто смешно.

Давным-давно, ему было лет двадцать, они оказались одни в пустой квартире. Она пришла к нему за какой-то безделицей: то ли за книгой по искусству, то ли за словарем, в общем, он уже не помнил. И почти с порога начала его «клеить», то есть намеренно открывать и без того оголенные коленки, облизывать губы розовым язычком, как-то «со значением» выпячивать грудь. Он, конечно, был еще совсем желторотиком, но суть ужимок сразу раскусил и, отводя ее руку, потянувшуюся к его волосам, тихонько сказал:

– Знаешь, у нас в квартире скрытая камера стоит. – Да ну ее! – попыталась продолжить она.

– Я сказал, камера, – твердо и серьезно возразил он.

Кажется, она так и ушла без книги, даже без обязательного чаепития из тонких фарфоровых чашек с дорогими конфетами. Обиделась? Наверное, обиделась. Но когда это было? Так давно, что уже и не помнилось. Интересно, что было бы, если бы он тогда уступил? Вот смешно, ведь «уступает» обычно женщина, а мужчина «настаивает». Ну, тут была другая ситуация, и он должен был «уступить». Она бы, наверное, сразу забеременела и начала его шантажировать? Ведь не зря же она выбрала именно этот день, наверное, подгадала к какому-то сроку? Ландыш все время высчитывала, когда «можно», пыталась вовлечь его в эту сложную арифметику, но он категорически не хотел в это вникать и решительно отказался. Интересно, если бы, правда, был ребенок, женился бы он или не женился? Лидка была забавная, иногда смешила его своими примитивными рассуждениями, иногда раздражала какой-то первобытной тупостью, но он ее не любил, она даже приятна ему не была. Просто жизнь столкнула их как-то на одной тропе, они встретились и пошли в одном направлении – два совершенно разных человека. Итак, Лидка. Где она взяла яд, понятно. Майор рассказал ему о таинственном Махове. Фамилия, конечно, вымышленная. Он такой же Махов, как Иван – Рюрик. Интересно, что этому Махову надо? Почему он решил Ивана непременно убить? Внебрачный папин сын? Или сын папиных братьев? И теперь он тешит себя мыслью о наследстве? Только недавно он думал так же о Лидке, а теперь еще один претендент появился.

– Иван Ильич, куда теперь? – водитель почти вывернул шею, а бодигард, сидевший на переднем сидении, что-то говорил в рацию, почти держа ее во рту.

– Сейчас направо, потом первый поворот налево. Дальше я покажу.

Наталья замечательно выспалась и теперь накрывала на стол. Вот и пригодилась праздничная скатерть, и столовые парадные приборы, и накрахмаленные салфетки, и тарелки с затейливым рисунком. Только както тоскливо было на душе. О чем она будет разговаривать с соседом по двору? Пока еще больно вспоминать о родителях, об Ольге. Витька, Витька Бабинцев…

Их дом был домом «образцового состояния». Даже табличка висела на торцевой стене. То есть в подъездах не курили, на подоконниках не валялись использованные шприцы, и пахло не кошками, а чистым домом, жареной картошкой и пирогами. Двор был таким же ухоженным. Качели покрашены в яркий солнечный цвет, растения политы и огорожены заборчиком из битого кирпича, скамейки перед подъездами целые, добротные, а бабульки на этих скамейках чистенькие и незлые. Во дворе была своя компания, состоящая из разнополых сверстников. Почему-то не считалось неприличным «дружить» с мальчиком из своего двора, поэтому все ходили гуртом. Играли в лапту, «чижика», прятки. Все это весело, радостно, с азартом. Летом, когда большинство ребят разъезжались в пионерские лагеря, двор пустел, становился непривычно тихим. Вот тогда на столе, на котором обычно проводились шахматно-шашечные турниры среди школьников младших классов, воцарялись доминошники. Мужчины выходили в трениках и стоптанных шлепанцах. Майки висели на тощих торсах, некоторые были в видавших виды кепках. Костяшками стучали о столешницу так, как будто заколачивали гвозди в гробы врагов. Даже такая будничная игра, как домино, вызывала целую бурю эмоций. Жены игравших наблюдали за баталиями с балконов, бдительно следя, чтобы на столе не появилась чекушка или, не дай Бог, пол-литра. Если вдруг такое случалось, самая зоркая непременно выскакивала во двор в халате, с бигуди в волосах, и орала благим матом до тех пор, пока не приходила помощь в лице остальных жен. Наталья не помнила случая, чтобы бутылка была выпита именно за доминошным столом. Где-то в другом месте, наверное, да, но не за домино.

Во дворе можно было получить ответы на все интересующие вопросы. Хозяйки списывали друг у друга кулинарные рецепты в толстые клеенчатые тетради, а дети друг у друга домашнее задание. Наталья помнила, как однажды Витина мама кормила ее обедом. Наталья тогда потеряла ключи от квартиры и мыкалась около входной двери в подъезде. Витькина мама, наверное, шла с работы, увидела ее и привела к себе. Натальина мама была на дежурстве, Витькина мама ей не дозвонились. А папа работал на секретном производстве, и его к телефону не звали. Тогда Витька вырвал из тетрадки по математике листочек и написал, что Наталья находится в квартире № 15, и, надев на шею шарф, быстро сбегал к Натальиной квартире и повесил записочку на дверь. Папа, перепуганный и озабоченный, забрал ее уже почти ночью. Он тогда чувствовал себя виноватым, что задержался, и Наталью за потерю ключей не отругал. Ведь сотовых телефонов тогда и в помине не было, а как-то жили. А вот, кстати, и телефон. Почему-то городской.

– Але!

Молчание.

– Говорите уже.

Опять молчание. Наталья положила трубку на рычаг и задумалась. Если бы не события последних дней, она бы внимания на молчащий телефон не обратила, но сейчас… Глупая, зачем она разъединилась? Во всех сериалах показывают, что надо удерживать вызов. Эх! Она быстро достала мобильник и набрала Алексея. Он ответил почти сразу:

– Что?

– Телефон. Городской. Я ответила, а там молчат. – Понятно. К телефону не подходить, дверь никому не открывать. Поняла?

– А Витька?

– Я сказал, никому.

Фу, как противно! Витька придет, а она ему не откроет. Надо хотя бы охрану предупредить, что ее дома нет. Витька, понятное дело, обидится. Любой бы обиделся!

Алексей испугался не на шутку. Кто ей звонит? Может быть, конечно, этот самый друг детства, как его? Да, Виктор Александрович Бабинцев, 35 лет, холост, проживает по адресу… А, вот. Врач перинатального центра. Специальность – анестезиолог-реаниматолог, кандидат медицинских наук, квалификационная категория высшая. Надо же, категория высшая. Интересно, у Натальи какая категория? Тоже высшая или другая? Надо спросить. А если это не он звонил? И почему молчал, если звонил? Оробел? Нет, это был кто-то другой, кто контролирует Наталью: дома она или нет. Для чего? Ах ты, горе! И почему он поддался на уговоры и не отправил ее в далекое далеко? Сейчас бы не трясся за нее каждую минуту. Конечно, ее «пасут» круглосуточно. Только вот самому ее охранять не получается – служба. И почему-то он никому не доверяет. Алексей взглянул на часы, висевшие напротив его стола. Четырнадцать часов двадцать шесть минут. Еще пять минут, и можно будет звонить экспертам, которые отслеживают все звонки на ее телефоны. Пять минут. Стрелка замерла намертво на черточке сразу за цифрой двадцать пять. Почему время так медленно идет? Все. Баста! Завтра, нет, сегодня вечером он ее куда-нибудь увезет, хоть к себе домой, лишь бы не оставалась в этой проклятой квартире.

Звонок оказался из телефона-автомата, который находился совсем рядом с домом Натальи. Быстро экспертов в будку и кинолога, может быть, собака возьмет след. К счастью, в телефонной будке после звонившего Наталье никого не было. Отпечатки пальцев – свежак, четкие. Эксперт сразу поехал к себе в лабораторию, обещал к вечеру результат. Собака Никитич вывела милиционеров из двора и потеряла след на троллейбусной остановке. Алексей сразу вспомнил Владимира Махова, который садился на троллейбус № 4 в сторону центра. Остановка была как раз эта. Если отпечатки пальцев есть в базе данных, к вечеру можно иметь фамилию, имя, год рождения и, если повезет, фотографию фигуранта.

Вадим задумчиво помешивал остывший кофе. Девушка стояла с подносом в руках и не решалась подойти. Мест, по обеденному времени, не было. На это, собственно, и рассчитывал Вадим. Он приветственно помахал ей рукой, приглашая к своему столику. Она, как будто в неуверенности, еще чуть потолклась со своим подносом и затем направилась в сторону Вадима. Он, как галантный кавалер, отодвинул для нее стул и помог освободить поднос от нехитрой еды.

– Что случилось? – спросила она.

Вадим замешкался с ответом, любуясь девушкой. Глупо, конечно, на что-то надеяться. У такой красавицы должен быть целый сонм поклонников. На что ей еще один?

– Анечка, меня зовут Вадим. Вчера, должно быть, Григорий Владимирович вам насчет меня звонил.

– Да, только я почему-то решила, что вы гораздо старше.

– Почему? – разочарованно протянул Вадим.

Она поменяла местами тарелки с салатом и вторым блюдом, и, взглянув на него как-то очень по-женски лукаво, ответила:

– Да ведь сам Григорий Владимирович уже очень пожилой, я и подумала, что вместо себя он оставит человека такого же возраста.

Он почему-то не нашелся, что ответить, покраснел, смутился в конец и закашлялся. Прокашлявшись, он попросил ее:

– Аня, мы можем встретиться сегодня после работы?

– Сегодня? Вообще-то, я хожу на подготовительные курсы в институт, но сегодня можно прогулять. Вы, наверное, не хотите нашу встречу афишировать?

– Не хочу, – признался он.

– Хорошо, тогда давайте в половине шестого около метро «Парк культуры» у выхода на кольцо.

Вадим прикинул: он успеет сейчас съездить в отделение, потом пообедает в кафе холдинга, потом еще раз, без назойливого Никиты Копысова, обойдет все помещения, особенно «понюхает» в бухгалтерии и как раз подъедет к половине шестого к «Парку культуры».

– Да, спасибо вам большое. А чем вы конкретно занимаетесь в секретариате, Анечка?

– Я? – она как будто даже удивилась. – Дел, конечно, много. Я отвечаю за обеспечение отделов информацией о совещаниях, переговорах, утренних летучках, собираю людей, которые заявлены, договариваюсь о прибытии на переговоры третьих лиц, ну и так далее. Работа не очень интересная, но хотя бы с живыми людьми. То есть я с ними по телефону общаюсь, чаще с секретаршами, конечно, – уточнила она серьезно, – но иногда и с самими боссами.

Она вообще говорила очень серьезно, покачивая при этом головой в такт словам. Вадим понял, что, если он не прекратит разговоры, она не поест, потому что она сидела совершенно прямо, держа руки на коленях, и не притронулась к еде.

– Все, Анечка, встречаемся вечером. Приятного аппетита.

Вадим кивнул – попрощался – и поспешно вышел из кафе.

Информация на первый день практически нулевая. Как использовать Аню Белову, он не придумал. Именно «использовать», как настоятельно рекомендовал ему вчера во время беседы Григорий Владимирович. Интересно, может быть, сам Масленников и есть убийца, а эту Аню он подсовывает ему по предварительному с ней сговору? И тогда получается, что они сообщники? И почему все решили, что Масленников ни при чем? Потому что работает давно? И что? Не личный друг, не родственник, вообще, никто. Мог обеспечить охрану владельцу холдинга? Мог, но не организовал. Встает вопрос: почему не организовал? Как получилось, что человека убили? Сейчас охрана у любой, даже мелкой «шишки». Хозяин был против? И что? Охранять человека можно незаметно. Он даже догадываться не будет, что его охраняют. И вообще, как он, обеспечивая безопасность предприятия, не знал о том, что рядом орудует вор? Это такое благодушие или непрофессионализм? Скорее всего, и то, и другое. Ведь он же нигде специально не обучался. Сейчас, чтобы стать бодигардом, надо пройти специальные курсы, на которых учат не только стрелять, но еще водить автомобиль в экстремальных условиях, оказывать первую помощь, работать со специальной следящей аппаратурой и многому другому. Наверное, какие-то начальные знания у Масленникова были, ведь охрану Ивана Горчакова он организовал грамотно. Но почему он допустил убийство своего прежнего нанимателя, все равно непонятно. И почему Иван оставил его на той же должности? И вдруг Вадима как обухом по голове ударило. Англия! Он же сегодня смывается за границу, а там его ищи-свищи. Этого нельзя допустить! Надо сейчас же звонить Алексею Николаевичу, пусть его задержат в аэропорту, в смысле, гражданина Масленникова, а не Алексея Николаевича. Как это они не подумали? Его нельзя из поля зрения упускать. Может смыться и…

– Товарищ майор, это старший лейтенант Игнатьев. – Что случилось?

– Товарищ майор, я предлагаю задержать в аэропорту гражданина Масленникова.

– Есть на него что-то?

– Ничего нового нет, но я считаю, что выпускать его из страны нельзя.

– Выпустили уже.

– И что теперь делать? Может быть, сразу с Интерполом связаться?

– Зайди ко мне, когда сможешь. Ты вообще откуда звонишь?

– Я в машине сижу, собрался в отделение заехать. – Вот и заезжай.

Надо было Вадима во все тонкости операции посветить, а то он выводов наделает… Даже жарко стало. Алексей аккуратно повесил на спинку стула пиджак «не совсем нового» костюма. Так, еще раз просмотреть распечатки Фомина. Значит, закупки сырья осуществлялись у трех уважаемых и стабильно работающих на рынке поставщиков. Все в рамках закона. Хотя по бумагам надо бы привлечь ОБЭП. Каждый должен ловить своих преступников: Алексей – убийц, обэпщики – жуликов. Дальше сырье уходило на склад, откуда поступало в цеха. Все учтено строго по граммам и каратам: золото – по граммам, камни – по каратам. А потом все это богатство превращается в роскошь для избранных. Вот расчет камней для гарнитура «Весенняя капель». Ух ты! Голубой сапфир, платина, бриллианты. Стоимость работы. Все с пятью нулями в условных единицах. Так, а тут расчеты почему-то в рублях. И еще в рублях, а тут опять в у.е. Интересно, почему? Каждый лист подписан главным бухгалтером и самим Петром Горчаковым. Конечно, это копии, хорошо бы взглянуть на оригиналы. Как участковый милиционер смог достать эти документы, наверное, уже никто никогда не узнает. Спросить об этой странности с валютной чехардой можно и нужно у главного бухгалтера. Как же его? Ага, вот. Мельников Николай Петрович – финансовый директор. То есть бухгалтера, как такового, нет, а есть финансовый директор. Интересно, а юрист у них в штате есть? Алексей полистал бумаги, внимательно вглядываясь в текст. Да, есть такой – Южный Иван Ефимович. Что-то такое про этого самого Южного он уже слышал. Кажется, горничная Маша, нет, не горничная, а повариха. Как там Наталья? Около ее подъезда на скамеечке уже полчаса бдит Миша Некрасов. Двадцать минут назад к дому подгреб интеллигентного вида мужчина с цветочками и портфелем, был идентифицирован как гражданин Бабинцев, отведен в сторонку и отправлен восвояси с уверением в совершеннейшем почтении. А вечером будет проведена секретная операция «Эвакуация», Алексей так решил – и точка.

Сад на даче был какой-то неживой. Многолетние цветы на некогда ухоженных аллейках еще пытались как-то разноцветить эту унылость, но безуспешно. Солнце ярко и празднично светило, но, кажется, еще больше усугубляло удрученность Ивана. Зачем он сюда поехал? Решение разобраться во всем самому пришло к нему ночью, практически во сне. Он впервые со дня похорон как-то осмысленно обо всем подумал. Кто мог приехать на дачу, зайти на участок и отравить вино в бутылке? Кто в день его, Ивана, приезда в Москву мог убить участкового милиционера у квартиры, доставшейся ему, Ивану, в наследство? Кто, уже в самой квартире, убил неизвестно как попавшего внутрь охранника Михаила? Зачем Лидка отравила его спиртные напитки, а Ландыш утыкала его дом подслушивающими устройствами? Кто в день похорон выбежал, если верить словам Натальи, из кабинета дяди, и куда делся альбом с фотографиями уникальных ювелирных изделий? Что за странный ухажер был у Лидки и почему он пропал? Или она по-прежнему с ним встречается? Да, еще же был наемный убийца-телефонист, которого наняла женщина. Кто эта женщина: Ландыш? Лидка? Наталья? Вообще не известная ему дама? Кто?

Он стоял на крыльце дома и не решался войти. Ключи он взял сегодня из ящика маминой тумбочки. Они всегда там лежали. Теперь он сжимал колечко связки в кулаке и никак не мог себя заставить вытащить руку из кармана. Один из охранников, видимо, решив, что он забыл ключи дома, предложил:

– Иван Ильич, разрешите, ребята откроют. Замок тут пустяковый, мы потом другой поставим. И заборчик надо бы, и газон в порядок. Садовника надо, – заключил он.

Иван достал ключи и покрутил ими в воздухе. Охранник понял это как предложение осмотреть дом, взял связку, повертел ее в руках, пристраивая ключи к скважинам, и решительно отворил дверь. На Ивана пахнуло сначала нежилью, а потом чем-то родным. Какой-то знакомый с детства запах – то ли сушеной травы, то ли каких-то духов. Он осторожно шагнул внутрь. Как он мог все это забыть в своей загранице? А ведь забыл! Тесноватая прихожая – сенцы – с деревянной вешалкой, выкрашенной в темно-коричневый цвет, притулившийся к стене колченогий стул. Сколько лет этому стулу? Помнится, Иван упал с него как раз в тот момент, когда лез за книгой, которую не мог достать с полки. Тогда и подломилась ножка стула. И выбросить жалко, и в комнатах держать нельзя. Вот и приспособили его в сени. Интересно, что это была за книга? Наверное, что-нибудь запрещенное, иначе она не стояла бы так высоко. Или, может быть, ценная или редкая? Или дедова, очень нужная? Теперь и не вспомнишь. А в гостиной все было, как при тете Ане. В этом кресле она любила сидеть вечерами, выносила его на веранду, садилась лицом на закат и смотрела вдаль на лес за рекой, на уходящий день, на огненный солнечный диск, уплывающий за горизонт. В эти минуты ее никто не тревожил, все обходили веранду стороной. Да и вообще, все в семье уважали суверенность индивидуального пространства. Дача была этому хорошим примером. Иногда в выходные дни Иван мог не встретить на участке никого – домочадцы разбредались по своим любимым уголкам и встречались только за обедом. Это было Ивану на руку. Он бродил по участку, присаживался на скамейки, которые смастерил дед, читал, учил уроки и размышлял. Иногда откуда-то издалека доносились звуки проезжающего поезда, и оказывалось, что мир где-то рядом, а Иван думал, что он одинединственный на всем белом свете.

Так, надо сосредоточиться на том, зачем он, собственно, приехал. Воспоминания пусть пока подождут своего часа. Гостиная. Старинная мебель, тяжелые гардины – стиль деда. Следующая комната – столовая. Эта посветлее. Огромный стол, вокруг него 12 венских стульев. На столе – ваза, обычно с цветами, сейчас, конечно, пустая. Иван машинально заглянул в вазу. На дне лежала какая-то бумажка – тетрадный формат, сложенный вчетверо, – то ли квитанция, то ли записка. Почему-то Иван не смог взять эту бумагу при охраннике, который постоянно находился за его спиной. Куда бы его отослать?

– Э, – он вдруг понял, что не знает, как зовут его бодигардов.

– Антон, – подсказал догадливый охранник.

– Да, Антон, – обрадовался Иван, – раздобудьте где-нибудь воды, пожалуйста. Пить очень хочется. Кстати, во дворе есть колодец.

– Да я сейчас минералки из бара принесу, – ответил Антон, направляясь к двери.

Иван воровато оглянулся, быстро перевернул и потряс вазу, и из нее выпала бумага. Точно, записка. Читать некогда, потому что возвращается Антон с бутылкой минеральной воды и пластиковым стаканом. Пить не хотелось, поэтому Иван откупорил бутылку и как бы в задумчивости «забыл» про нее. Не тут-то было. Бдительный Антон налил воду в стакан и поднес Ивану. Тот, мысленно чертыхаясь, отпил чуть-чуть и поставил, опять как бы в задумчивости, стакан на стол. Что делать дальше? Что он вообще ищет? В детективных сериалах обычно ищут улики. В чем он может уличить своих родных? Он уже напридумывал себе несуществующих братьев и сестер, которые алчно претендовали на наследство. Так, тут он больше ничего не найдет, надо пройти в комнату тети Ани. Кстати, проводили на даче обыск или нет? Если проводили, то нашли что-нибудь или опять же нет? А если не проводили, то почему?

В тетиной комнате он оказался, пожалуй, впервые. Наверное, такими были светлицы у царевен. Кровать у стены покрыта светло-желтым покрывалом в цветочек более темного тона, шторы тоже светло-желтые, но другого оттенка. На стенах – яркие фотографии роз из сада и портреты самой Анны Дмитриевны и Петра Ивановича – не парадные, а какие-то домашние. У противоположной стены – письменный стол, на нем книги, газеты, фотография в веселенькой рамке – Иван в черном смокинге. Где же это он снимался? Лет ему тут около двадцати пяти, а он вон как одет. Стало быть, это, наверное, какое-то официальное мероприятие. Только почему у него такая довольная рожа? Вспомнил! Это свадьба Васьки и Танюши, он был свидетелем и, конечно, нарядился. Василий, кстати, тоже был очень хорош, о Татьяне и говорить нечего. Классная была свадьба – веселая, громкая, с приколами и похищением невесты. Конечно же, все обошлось, невесту вернули, жениха все дружно отругали, потому что невесту искать он и не собирался, а собирался наконец поесть. Они с Иваном только присели за краешек стола и приступили к распитию шампанского, как на них налетели Танькины подружки и запричитали, что невеста неизвестно где, а они и в ус не дуют. Василий, пережевывая какой-то лакомый кусочек, промычал в ответ что-то вроде «замерзнет – вернется», а Иван горестно покачал головой и изрек: «Ай-яй-яй!». Подружек это почему-то развеселило, но попыток включить жениха в свою обязательную игру они не оставили и продолжали кручиниться с прежним старанием. Надо же, что вспоминается при взгляде на старую фотографию. Да, свадьба.

Письменный стол был старинным, с массивной столешницей и выдвижными ящиками по обеим сторонам. Иван начал их по очереди выдвигать. В верхнем ящике лежали какие-то документы, квитанции, записная книжка с рецептами, видимо, вкусных блюд, телефонный справочник. Средний ящик справа не открылся, в нижнем Иван нашел два альбома с фотографиями родственников и знакомых. В основном, были, конечно же, родные лица. Вот Глеб Иванович – старший папин брат – с женой в сквере около Большого театра, видимо, перед спектаклем. Вот его родители – папа во фраке, мама в длинном бальном платье. Где это они? Мама совсем молодая, почти юная, папа значительно старше, смотрит на маму с нежностью. А она улыбается своей очаровательной улыбкой и счастлива, и молода, и знает об этом. Их можно принять за отца и дочь. Кстати, так часто бывало. Когда они гуляли все вместе где-нибудь в парке, всегда находился кто-то, кто говорил папе: «Какие у вас прелестные дети», – имея в виду Ивана с мамой. Одна фотография не была вставлена в ячейку, а просто лежала между листами. Видимо, это Кремль, Президент вручает… что? Непонятно, явно не орден, грамоту, что ли? Или не грамоту? Какая-то бумага в руках Глеба Ивановича, президент пожимает ему руку. То есть, президент передал бумагу или, наоборот, Глеб Иванович готовится передать ее президенту? А потом – парадный портрет вдвоем на фоне знамени России. Красиво, торжественно, суперофициально. Оба с улыбками, но у дяди Глеба тревожно напряженные глаза. Почему Иван не знал об этом визите в Кремль? Что он вообще знал о своих родных? Что-то очень часто возникает этот вопрос: что он о ком-то или чем-то знает? Наверное, он слишком занят своей персоной, своей карьерой, в общем, собой, любимым и единственным. Фу, как неприятно. Именно поэтому он и не узнал Наталью в магазине! Как глупо и…

– Иван Ильич, у вас телефон звонит, – Антон осторожно трогал его за рукав.

Он вздрогнул, судорожно схватил телефон, пытаясь сдвинуть крышечку. Наконец, это удалось.

– Слушаю!

– Иван, это я. – Кто – я?

– Ландыш, – явно с недоумением уточнила бывшая невеста.

– Слушаю, – повторил он.

– Иван, нам надо срочно встретиться и поговорить. – Мы уже пытались поговорить, но почему-то у нас не получилось.

– Ах, тогда? – Ландыш, как бы смущаясь, сделала паузу, потом заговорила снова. – Когда мы встретимся? Мне очень надо.

– Зачем нам встречаться?

– Я хочу тебе о чем-то рассказать.

– О том, что ты выходишь замуж за Мусалимова? Третьей женой?

– Второй, – машинально поправила она, – да при чем тут это?

– Так замуж ты все-таки выходишь?

– Ну да, – сказала она решительно, – да, выхожу. И что?

– Зачем?

– Что – зачем?

– Зачем тогда нам встречаться?

– Ну, я думала, тебе будет интересно знать, почему я тебя бросаю.

Иван больше не мог этого слышать. Он решительно выключил телефон. Вообще, надо поставить запрет на ее вызовы. Он помотал головой и увидел, что охранник Антон старательно разглядывает узор на ковре. Фу, стыд какой! Он же все слышал! Пора привыкать к тому, что все его передвижения и разговоры контролируются. Собственно, и привыкать-то не к чему: он же дипломат, просто расслабился на отдыхе, пора взять себя в руки.

Иван продолжил прерванные поиски неизвестно чего. Альбомы он решил забрать с собой, нечего им тут лежать. Не давал покоя средний ящик справа. Как бы его открыть? Где может лежать ключ? Он еще и еще раз просмотрел содержимое остальных ящиков. Так. Рецепты, узоры вышивки, старые счета, тетрадка и записями расходов, жестяная коробочка из-под чая, внутри иголки, наперсток, швейные булавки. Все не то. Ага, еще есть прикроватная тумбочка, такая же, как у мамы. Ну конечно! В шкатулочке, на красном бархате, лежало три маленьких ключика, один из которых подошел к нужному замку. То, что он увидел, заставило его сердце биться с утроенной силой. Во-первых, это были малюсенькие носочки, такие маленькие, что Ивану они сначала показались кукольными. «Чьи это»? – подумал было он, но сразу сообразил, что и носочки, и чепчик, последовавший за ними, его собственные. Там же лежал маленький крестик и крестильная свеча. Странно, почему это все хранилось у тети Ани, а не у мамы? И тут он понял. Дед был воинствующим атеистом и не верил ни во что, кроме человеческого разума. Наверное, Ивана окрестили тайно, когда он был совсем маленьким. И по той же причине и крестик, и свеча остались в доме его крестной матери. Иван уже не сомневался в том, что именно тетя Аня была его крестной. Господи, что за конспираторши были его мама и тетя! Ведь дед давно умер, могли бы рассказать Ивану обо всем, но нет: свято хранили тайну. Или не его эти вещички? Тогда он бы знал. Впрочем, он уяснил уже, что знал о семье очень немного.

Братья дружили, хотя были очень разными. Дядя Глеб – немногословный, всегда погруженный в себя, кажется, и не замечал Ивана, но позже, когда он уехал в свою заграницу, как оказалось, навсегда, Ивану стало его не хватать. Он искал с ним встречи, часто звонил на его домашний, а потом мобильный телефон. Разговаривали они неизменно по-английски, и Ивану казалось, что Глеб Иванович таким способом отрекается от России. Он стал очень богатым человеком, когда получил какую-то серьезную премию за открытие математической модели какого-то суперсложного физического явления. Половину денег он сразу перевел на счет своей жены, а свою половину поделил на три части: каждому брату поровну. Теперь его уже нет в живых, на его могиле в пригороде Вашингтона Иван был один раз, два года тому назад, когда в составе делегации России приезжал на какой-то международный форум.

Дядя Петя, Петруша, как звали его родные, был, наоборот, очень близок Ивану. Он играл с ним в раннем детстве, именно он научил его кататься на двухколесном велосипеде и не бояться воды. Он встречал его из школы, когда родители были заняты. Он был таким привычным, что Иван его не стеснялся, как стеснялся, скажем, Глеба Ивановича. Как давно это было! Однажды он вдруг решился и познакомил дядю Петю с Ландышкой. По сдержанной реакции родственника Иван понял, что с тетей Аней девушку знакомить не надо. Дня через два Петр Иванович как бы невзначай пробормотал, что жениться надо на представительницах своей этнической группы или хотя бы на единомышленницах. Что такое он углядел в Ландышке, что привело его к такому глобальному выводу, Иван спросить не решился и теперь уже никогда не узнает.

Кроме крестильных вещей, на дне ящика оказалась толстая тетрадка в клеточку, заполненная четким почерком тети Ани. Дневник? Эту тетрадку Иван тоже решил забрать с собой. Вот и все, пожалуй. Надо уезжать. Потом он приедет сюда на несколько дней, чтобы побыть наедине со своей памятью. А пока…

– Давай, собирайся! Только все самое необходимое с собой. Уезжаем ненадолго, я тебе обещаю.

– Никуда я не поеду. Ты что, с ума сошел, что ли? Давай тогда я к Толе поеду. Подумай сам, как я в твоей квартире жить буду? У тебя сколько комнат? А ванная гостевая есть?

– Никаких гостевых комнат и санузлов у меня нет, но я тебя уверяю, что ты будешь устроена нормально, с удобствами. Да что я тебя уговариваю? – вдруг взвился Алексей. – Ты поедешь или нет?

Наталья испугалась: он ведь сейчас возьмет и бросит ее тут одну. Ну хорошо. Предположим, она позвонит Толе, он пришлет охрану. В прихожей сядет мужик с автоматом, еще двое, нет, трое, встанут перед ее дверью на лестничной площадке, а один, самый шустрый, устроится на крыше соседней высотки. А потом ей надо будет в магазин за продуктами, и ее пристрелят гденибудь у кассы.

– Еду.

– Вот и хорошо, – сказал он совершенно мирным тоном, – давай я тебе помогу собраться. И подумай, с каким заболеванием тебе лучше смыться на больничный.

– Да я здоровая как лось. И график уже составлен, и мне с Машкой подежурить очень хочется послезавтра. Может, не надо на больничный?

Он развел руками:

– Тогда за границу.

– Ладно, заболею вирусной, хотя, – она с надеждой вцепилась в свое озарение, – кто мне больничный даст, если я совершенно здорова?

– Ты, главное, паспорт не забудь, – уже понимая, что она согласилась поехать с ним, сказал Алексей.

В его квартире пахло старыми вещами, книгами, немножко цветами. Запах был знакомый, только Наталья никак не могла вспомнить, откуда она его знает. Алексей все суетился на кухне с кастрюльками и контейнерами с едой, которую они забрали из ее холодильника. А Наталья неторопливо вглядывалась в его жизнь. Старая мебель. Вот такой же сервант стоял в их свердловской квартире. Надо же, и стол-книга такой же, как был у них дома. Книги в книжном шкафу, за стеклом – Диккенс, Голсуорси, Чехов, Пелевин – такой вот изыск. На стене – женский портрет. Красивая, просто одетая, совсем молодая женщина с большими, как у Алексея, глазами.

– Это моя мама.

Надо же, она засмотрелась и не услышала, как он подошел.

– Я догадалась.

– Она погибла в свой день рождения.

– Как? – не то спросила, не то выдохнула Наталья. – Пьяный водитель, – тоже выдохнул Алексей и отвернулся.

Наталья тихонько прикоснулась к его плечу:

– Ты прости, я не знала.

– Знаешь, я уже почти привык. Только иногда что-то такое подступает к горлу, с чем я справиться не могу, вот как сейчас. Это ты меня прости.

Он помолчал, потом повертел головой, отгоняя то, что накатило, и уже вполне бодро сказал:

– Сейчас будем ужинать, потом на горшок и спать. Алексей с опаской посмотрел на нее. Как она с его горшечным юмором, ничего или приужахнулась? Вроде ничего. Но вообще-то, надо последить за лексикой: милицейский сленг с такой девушкой неуместен.

Чтобы как-то сгладить впечатление от оговорки, он быстренько ретировался к своим кастрюлькам, а Наталья моментально засмеялась. Она сразу заметила этот «горшок», но решила не подавать виду. А он смутился, правда, смутился, прямо как мальчишка.

Кроме женского портрета, на стене были еще фотографии пожилого мужчины в форме подполковника авиации и тоже пожилой женщины в светлом платье с букетом цветов. Цветы она держала как-то боком. Видимо, букет был только что вынут из вазы, и она боялась, что вода накапает на платье.

– Это мои бабушка и дедушка, – опять материализовался Алексей, – они умерли.

– Ты прямо как приведение, – засмеялась Наталья. – Ужин на столе, – словно оправдываясь, объявил Алексей.

Кухня была большой, как в домах довоенной постройки, метров двадцать. Такого количества бытовой техники, как у Натальи, не было, зато были цветы в горшках и вазонах. Они стояли и на подоконнике, и на специальной этажерке, и просто на полу. Посуда самая простая, зато перед приборами стояли коньячные бокалы, а сам коньяк в бутылке с затейливой этикеткой гордо возвышался в самом центре стола.

– Или ты будешь вино? – спросил Алексей, наливая коньяк в Натальин бокал.

– Я вообще пить не буду.

– Никто пить не будет, все будут отмечать новоселье, – весело парировал Алексей, доставая из холодильника тарелочку с нарезанным тонкими дольками лимоном.

– Ты знаешь, мне почему-то не хочется ничего отмечать. Я у тебя в гостях вынужденно, боюсь, мои братья меня не поймут.

– Ерунда, – сказал он твердо, – с Анатолием Дмитриевичем я сегодня встречался, ситуацию обрисовал, он и не возражал совсем. И потом, – он хитренько прищурился, – ему, кажется, вообще не до нас: у него в машине сидела подруга твоя, Мария Викторовна Егорова.

– Машка? – удивилась Наталья.

– Мария Викторовна Егорова, – подтвердил Алексей. – Так что давай по чуть-чуть, а то я за последнюю неделю совсем остатки нервов растерял.

Коньяк Наталья не пила никогда, вкуса его не знала, а уж крепости – тем более. Так что решилась только на один малюсенький глоток. И сразу почувствовала, как прокатывает по пищеводу теплая волна и как уходит напряжение последних дней. Стало тепло и спокойно, но она сразу решила, что больше пить не будет, а то еще опьянеет с непривычки. А Алексей неторопливо отхлебывал из бокала напиток, держал его во рту, смакуя, прислушиваясь к своим ощущениям. Ели блинчики с мясом, потом еще пили чай с баранками, которые нашлись в старинном резном буфете. И опять, как в первый день, когда оказались одни на ее территории, не знали, куда девать глаза, как держать руки, чтобы случайно не коснуться руки своего визави, о чем говорить, чтобы не выдать волнения. Пора было ложиться спать, но ни один из них не решался нарушить это хрупкое равновесие. К счастью, у Натальи зазвонил телефон. Она облегченно вздохнула и ответила. Звонила, конечно, Машка:

– Наташ, ты где? Ты можешь говорить? С тобой все в порядке?

– А ты где?

Алексей встал из-за стола и принялся усердно собирать посуду, всем своим видом демонстрируя, что ничего не слышит и слышать не хочет.

– Я тут, – конечно, Машка в своем репертуаре. – А я тут.

– Где – тут? Ты же не дома. Я тебе на домашний звонила, а ты трубку не берешь. Ты где?

И тут Наталья увидела, что Алексей делает ей какието таинственные знаки, которые, видимо, должны обозначать, что ей не надо говорить, что она в его квартире.

– Я тебе не могу сказать, где я, только я в полной безопасности. В общем, потом поговорим. Ладно?

– Угу, – как-то грустно согласилась Машка, – тогда пока. Ты звони, когда сможешь.

– Хорошо, подруга, не обижайся.

– А почему я Машке не должна говорить, где я? – спросила Наталья сразу, как только нажала на трубке «отбой». – Я что, ставлю тебя в сложное положение?

Алексей громко засмеялся:

– Ну ты даешь, – с трудом выговорил он сквозь смех, – «в сложное положение». Да у меня все время какое-то положение: сложное и суперсложное. Дело не в этом. Я, конечно, подозреваю, что наш убийца – не член якудза и не австралийский шпион, но осторожность не помешает. Завтра я куплю тебе другую симку на подставное лицо, и тогда твой номер телефона будет неизвестен врагам.

– А сейчас он известен? – испугалась Наталья.

– Повторяю, наш убийца, скорее всего, не оснащен специальной аппаратурой, но, кто его знает, поэтому ты со своего телефона вообще сегодня звонить не будешь. Если тебе позарез надо, звони с моего, домашнего. Он точно не прослушивается, за этим постоянно следят специальные люди.

– Да не надо мне никуда звонить. Если только Полине.

– И Полине не надо, времени-то уже почти полночь, она спит давно.

Конечно, Полина спит, только так хочется ее обнять, прижать к себе, вдохнуть ее запах. Скорее бы вся эта шпионско-уголовная канитель закончилась. – Пойдемка, я тебе постелил, спать пора, – Алексей слегка наклонился над Натальей, внимательно всматриваясь в ее лицо, – а то устала, вон круги под глазами.

– А ты где ляжешь?

– Я в бабушкину комнату пойду, а ты в моей устроишься.

– А давай я в бабушкину комнату пойду, а ты останешься в своей.

– Нет, я уже все вещи свои перетащил, которые понадобятся, да и тебе удобнее будет. Я встану рано, и, если ты будешь спать в той комнате, то можешь от моей ходьбы проснуться, а в моей каморке тебе будет спокойно. Ключи я заберу с собой, чтобы у тебя не было никаких соблазнов, прийти постараюсь пораньше. Телевизор есть, книги, опять же, газеты, правда, старые, так что соскучиться не успеешь. А там, глядишь, мы и злодея нашего поймаем.

Весь этот монолог Алексей проговаривал на ходу, осторожно подталкивая Наталью к двери в ее комнату. Постель уже была застелена свежим бельем, и Наталья вдруг поняла, что, если сию минуту не ляжет, то уснет прямо стоя. Но все же заставила себя переодеться, умыться и почистить зубы. Когда она выходила из ванной, в комнате напротив еще горел свет – Алексей работал.

В записке, которую Иван вытряхнул из вазы, было написано прямым дядиным почерком: «Анюточка, не надо ничего предпринимать, она сейчас уйдет, и я тебе все объясню». Ни даты, ни времени, ни кто такая «она». Интересно, успел дядя Петя что-то объяснить тете Ане или не успел? И когда была написана записка, в день убийства или гораздо раньше? Может быть, она вообще никакого отношения к убийству не имеет. А если вдруг имеет? Для этого надо поскорее прочитать тетин дневник, может быть, там есть какие-то сведения, касающиеся этой записки. А еще надо завтра съездить в офис и зайти в хранилище, посмотреть на тетины украшения. Кстати, взять с собой, что ли, майора? Или ему некогда? Или Василия попросить, тем более что это он об украшениях напомнил? Да, лучше Василия. Или все-таки майора? Наверное, майора. А сегодняшний день прошел как-то бестолково. Полдня он пробыл на даче, потом очень долго ехал в город. Хотелось есть, и он думал, что, как только доберется до места, сейчас же отправится в буфет и съест суп, какую-нибудь котлету с макаронами и выпьет два стакана компота. Но, когда прибыли в офис, оказалось, что уже конец рабочего дня, и кафе закрыто, а половины сотрудников нет на месте – кто в торговых точках, кто встречается с заказчиками, а кто – с поставщиками. Интересно, при дяде так же было, или дисциплина все-таки держалась? Правда, в мастерских все были на рабочих местах. Вообще, Иван уже бывал с дядей Петей в его мастерской и видел, как он делал на заказ какое-то очень мудреное кольцо. Но тогда ему, честно говоря, было неинтересно. Сегодня тоже было, пожалуй, неинтересно, но надо было, хотя бы издали, познакомиться с производством. Цеха, или, правильнее сказать, мастерские, были длинными и светлыми с большими чистыми окнами. Столы-верстаки, стояли вдоль стен на расстоянии примерно в метре друг от друга. У столов сидели на вращающихся стульях мастераювелиры. У каждого на планшете был прикреплен рисунок, изображающий то украшение, которое должно было появиться на свет после распилки, шлифовки, огранки, помещения камня в оправу из золота или платины. Около одного стола Иван остановился. Мастер, вернее, мастерица, склонилась над брошью в виде розы из тонкой золотой проволоки. Она как раз помещала в сердцевину цветка бриллиант чистейшей воды и внимательно вглядывалась в камень, примериваясь, как лучше его присадить в подготовленное ложе. Иван залюбовался брошью. Какая тонкая работа, какие камни! Вокруг бриллианта уже сияли розовые рубины, россыпью окаймляя центральные лепестки. Да уж, красота. Интересно, сколько это великолепие может стоить? Он подошел поближе к мастерице и заговорил с ней:

– Добрый день, какую красоту вы сделали! Я искренне восхищен. Вы знаете, сколько эта брошь стоит?

Она сняла очки и оказалась совсем молодой женщиной.

– Не знаю, дорого, наверное. Нам не говорят. – А сколько вы лично получите за эту работу?

– У нас зарплата хорошая, не жалуемся. В нашей фирме мы получаем больше, чем на государственных предприятиях. Правда, говорят, что нас продавать собираются какому-то Муслиму. Что за Муслим такой, вы не знаете? Не чечен? А как он будет платить?

– Не знаю никакого Муслима, – Иван повертел головой, как будто пытался отыскать в цеху этого самого Муслима, – вроде бы никто никому ничего продавать не собирается.

– А вы откуда знаете? Вон, говорят, новый хозяин за границей живет, ему этот бизнес (она сказала: бизнЕс) не нужен, а нужны живые деньги, вот он и собирается все продать. Да нет, никто ничего продавать не будет, я точно знаю, я друг нового хозяина.

– Так вы тогда ему скажите, чтобы не продавал, – она подтолкнула его под бок по-дружески, – мы бы дальше тут работали, красоту бы делали, ювелирка сейчас в цене.

– Обязательно скажу. Ну, до свидания, спасибо. – И вам тоже спасибо.

Все это было странно. Какие-то слухи, какой-то Муслим. Что за бред? Завтра же надо поговорить с финансовым директором. Сегодня он, как ему сообщили, в банке. Кстати, а какой банк? Вот еще морока, надо, наверное, и в финансах как-то разбираться. И тут его осенило: есть же, есть знакомый банкир, брат Натальи Сергеевны. И замечательно, появился повод для телефонного звонка. Конечно, у Ивана есть визитка и самого господина банкира, но почему бы не воспользоваться случаем и не позвонить Наталье? Или лучше заехать и повидаться по-соседски. Правда, когда он доберется, будет уже поздно, да и господин майор, наверное, там. Интересно, у них отношения или нет? А если уже отношения? Да, надо где-то поесть, сегодня целый день без обеда, даже без завтрака. Так можно и гастрит заработать.