Широкоплечий 45-летний мужчина. Немного толстощекий, с довольно крупными чертами лица. У него темные, глубоко посаженные глаза. Он отнюдь не лишен чувства юмора. На его лоб мыслителя падает прядь густых вьющихся черных волос. У него курчавая борода цвета воронова крыла, а пышные усы тенью нависают над пухлыми, но изящно очерченными губами. Он похож на мушкетера времен Людовика XIII или на одного из жизнерадостных голландских здоровяков, изображенных на полотнах художника Франса Халса.

Так выглядел Дебюсси в 1909 году по описанию английского журналиста. Он сохранил внешность молодого лауреата Римской премии, который по прошествии времени состоялся как музыкант.

В том же году у него появились первые симптомы рака, который впоследствии унесет его в могилу. Все началось с болей и кровотечения. «Вот уже два дня, как я продолжаю жестоко страдать. Я держусь только на наркотических средствах — морфии, кокаине и прочих замечательных снадобьях. В результате их употребления у меня наступает полное отупение», — писал Дебюсси Жаку Дюрану 5 февраля 1909 года.

Дебюсси с головой уходит в работу. Он ведет уединенный образ жизни. Возможно, он чувствует, что ему отпущено совсем немного времени. Он трудится вовсе не для того, чтобы передать партитуру своему издателю. Его цель состоит в том, чтобы продолжить музыкальные эксперименты. В конце февраля, когда Дебюсси находился в Лондоне, где дирижировал оркестром, исполнявшим прелюдию «Послеполуденный отдых фавна» и «Ноктюрны», его самочувствие заметно ухудши лось. Несмотря на временное улучшение состояния здоровья, болезнь, о природе которой Дебюсси еще не догадывался, вынудила его отменить концерты в Эдинбурге и Манчестере.

Одновременно с новой для него дирижерской деятельностью, обязывавшей уделять много времени репетициям и гастрольным поездкам, Дебюсси продолжал трудиться над оркестровкой третьей серии музыкальных пьес «Образы». 13 января он объявил Эдуару Колонну, что работа почти закончена. Однако завершенным произведением можно было считать лишь музыкальную пьесу «Иберия», в то время как такие произведения, как «Жиги» и «Весенние хороводы», композитор продолжал дорабатывать. Он закончил эти работы лишь в 1910 и 1911 годах. Дебюсси вновь взялся за «Тристана» и «Падение дома Ашеров». Композитор редко навсегда отказывался от какого-либо проекта. Он годами вынашивал замысел, делал несколько музыкальных набросков, словно вел рабочий дневник. Его долгие размышления над тем, как довести до совершенства то или иное произведение, воспринимались публикой и критикой как неспособность сочинить что-то новое. Довольно много произведений, так и оставшихся на стадии проекта, были объявлены почти законченными либо самим композитором, либо составителями концертных программ, либо журналистами. Период творческого подъема и всплеска работоспособности чередовался с моментами невероятной усталости и спада, что объяснялось новыми творческими замыслами, которые не имели практического воплощения в виде законченных музыкальных произведений. Вдобавок к этому композитору пришлось бороться с физическими страданиями:

«Не стоит говорить, что я нахожусь в таком умонастроении, когда предпочтительнее лежать губкой на дне моря или стоять на камине в виде китайской вазы. Иными словами, быть всем, чем угодно, только не мыслящим человеком. Я похож на механизм, неподвластный человеческой воле, который работает, когда захочет… Вы отдаете приказы тому, кто вам не подчиняется. И этот кто-то — вы сами! Как тяжело признаться в том, что ты — идиот. Это такое же грустное зрелище, как карусель с ее деревянными лошадками, на которой больше никто не катается под музыку.

Может быть, это и есть кара небесная, настигающая тех, кто слишком увлечен своими идеями, а также тех, кто настойчиво преследует одну-единственную цель… Вот откуда “навязчивая идея”… как предвестник безумия». (Из письма Дебюсси Андре Капле от 24 июля 1909 года.)

Помимо работы над собственными проектами, Дебюсси рассматривал поступавшие ему предложения. Он не мог от казать себе в удовольствии познакомиться с ними с целью возможного использования для сочинения собственных музыкальных произведений. Весной 1909 года в Париже выступала труппа «Русский балет Дягилева». Дебюсси нисколько не впечатлило выступление Вацлава Нижинского, главного танцовщика балетной труппы. Композитор отдавал предпочтение танцовщицам варьете «Фоли Бержер»! Тем не менее композитор дал согласие написать музыку к будущему сезону «Русского балета Дягилева». Действие должно было происходить в Венеции в XVIII веке. Дебюсси уже подготовил сценарий представления под названием «Маски и Бергамаски», а затем отказался от проекта. Можно спросить — почему? В который раз Дебюсси посвятил время проекту, весьма далекому от его творческих принципов. Он не испытывал особого восторга от комедии дель арте[133]Комедия дель арте (комедия масок) — импровизационный уличный театр итальянского Возрождения.
. Нельзя сказать, что артисты русского балета, которые должны были выступить в этой постановке, отвечали его эстетическим идеалам.

Эта история едва не поссорила его с Луи Лалуа, поскольку тот должен был написать текст, а Дебюсси сочинить музыку. Композитор оправдывался как мог. Он обещал Луи Лалуа принять участие в проекте. Их отношения наладились после того, как в июле 1909 года вышла из печати первая биография композитора, написанная Лалуа.

В самом деле, это была первая официальная биография музыканта на французском языке. Весьма хвалебный текст уравновешивал нападки, которым подвергался Дебюсси со стороны журналистов, не всегда разбиравшихся в музыке, но мнивших себя большими знатоками… Музыкальные обозреватели, озабоченные более всего тем, чтобы заявить о себе и вызвать полемику, такие как Жан Лорен с его «Пеллеастами» в 1904 году или же Рафаэль Кор, опубликовавший в октябре 1909 года в журнале «Revue du temps present» статью под названием «Господин Клод Дебюсси и современный снобизм», в которой вновь привел аргументы критиков музыканта и решил полемизировать с почитателями Дебюсси:

«Эту музыку, которую можно воспринимать только мельком в виде исключения, похоже, принимают за проявление реформаторского идеала, считая искусством будущего. И речь идет о музыке, далекой от идеала! Отдавая дань моде, композитор самым нелепым образом приносит в жертву все шедевры прошлого.

Эта музыка — поток звуков, медленный и монотонный. Это нечто бесформенное и аморфное. Поначалу слушатели клюют на эту удочку. Всех привлекает и завораживает новизна. Это действует как наркотик… Однако вскоре первое впечатление сменяется удивлением. Откровение, повторенное бесконечное число раз, становится навязчивой идеей. Это уже за гранью самой отупляющей монотонности…»

Этот памфлет стал поводом для проведения журналом «Обозрение» опроса общественного мнения. Самым разным людям предлагалось ответить на вопрос, какое место, по их мнению, занимает Дебюсси в музыкальной жизни Франции. Вспомнив о совете, который в 1904 году дал ему Луис, Дебюсси проигнорировал новую атаку своих оппонентов на его творчество. Он сделал вид, что ничего не знает о том, как ответили на вопросы анкеты 30 человек. Подобные опросы, пусть даже недоброжелательные, свидетельствовали о том, что Дебюсси к тому времени уже можно было назвать выдающимся французским музыкантом. Он был первым среди композиторов-новаторов на радость одним и назло другим.

1909 год ознаменовался очередным обращением Дебюсси к фортепианной музыке. Он сочинил для Независимого музыкального общества музыкальную пьесу «Посвящение Гайдну» по случаю столетия со дня смерти композитора. В том же году закончил первую тетрадь «Прелюдий» для фортепиано, в которой были представлены музыкальные произведения, впоследствии вошедшие в репертуар многих исполнителей классической фортепианной музыки: «Дельфийские танцовщицы», «Девушка с волосами цвета льна», «Затонувший собор». В 1909 году Дебюсси также сочинил пьесу для фортепиано «Маленький негр», которая была опубликована издательством Ледюка в пособии по игре на фортепиано. Эта довольно легкая для исполнения пьеса была написана в порыве такого же вдохновения, что и «Кукольный кекуок» — последняя музыкальная пьеса из цикла «Детский уголок». «Маленький негр» и «Кукольный кекуок» были навеяны музыкой американских негров, которую можно было услышать в мюзик-холлах. Ритмичная, быстрая, акцентированная музыка заметно отличалась от большинства сочинений Дебюсси, что свидетельствовало о его интересе ко всем музыкальным формам, в частности к народной музыке. Композитор высоко ценил ее спонтанность. В период между декабрем 1909-го и февралем 1910 года Дебюсси сочинил 12 прелюдий с легкостью, о которой он и не мечтал, когда работал, следуя привычным для него музыкальным формам. Похоже, что фортепиано было единственным музыкальным инструментом, для игры на котором у него еще хватало творческого вдохновения. «Прелюдии» для фортепиано он уступил издательскому дому Дюрана за семь тысяч франков. 25 мая 1910 года Дебюсси исполнил четыре прелюдии из этого цикла для Независимого музыкального общества, представлявшего собой новое содружество молодых музыкантов, большинство которых были бывшими учениками Габриэля Форе.

Продолжая работать в том же ускоренном темпе, Дебюсси в 1910 году сочинил «Три баллады на слова Франсуа Вийона» для голоса и фортепиано, затем вальс «Более чем медленный» — также для фортепиано. Вдобавок к этим произведениям он написал «Маленькую пьесу» для кларнета и фортепиано, которая, так же как «Рапсодия для кларнета», была включена в конкурсную программу консерватории под руководством Форе. Для Эммы композитор написал два романса на стихи Тристана Л’Эрмита. Эти произведения вместе с сочиненным в 1904 году романсом получили название «Прогулка двух влюбленных». 1910 год ознаменовался публичным исполнением «Иберии» и «Весенних хороводов». Вторая серия фортепианных пьес «Образы» была исполнена на концертах Колонна оркестром, которым дирижировал Габриэль Пьерне. Третья серия фортепианных пьес «Образы» была представлена широкой публике на концертах Дюрана 2 марта в концертном зале Гаво. Оркестром дирижировал сам Дебюсси. Во время концертов, организованных издателем, исполнялись вокальное музыкальное произведение «Фонтан» (23 февраля) и симфонические эскизы «Море» (9 марта).

У композитора, как всегда, нашлись недоброжелатели, хулившие его произведения. И все же он получил немало положительных отзывов от критиков, которые уже оценили по достоинству оперу «Пеллеас и Мелизанда». В то же время критики были разочарованы последними сочинениями Дебюсси. Речь идет о Гастоне Карро, Жане Марнольде, а также об Альфреде Брюно из газеты «Менестрель». Некоторые критики сравнивали последние сочинения композитора с более ранними произведениями и высказывались далеко не в пользу первых. «“Весенние хороводы”, “Море” могли понравиться лишь его незадачливым почитателям. Это весьма посредственные произведения… Хочется отрешиться от них и вновь помечтать под музыку “Ноктюрнов”», — писал 1 апреля 1910 года один из критиков. Найдется немного музыкантов, которые способны получать столь противоположные оценки своего творчества. Оппоненты композитора всегда слышали одну и ту же музыку. Они называли ее слабой, малогармоничной и невнятной. В то же время поклонники композитора делали вывод, что он останавливается в своем творчестве на достигнутом. Наконец, большинство критиков слышали одну и ту же музыку по-разному. Например, если какое-то произведение нравилось одним, то оно же могло совершенно не нравиться другим. И нельзя было понять приводимые ими аргументы. Похоже, что критики воспринимали музыку, повинуясь сиюминутным впечатлениям, независимо от своих эстетических вкусов и пристрастий.

Параллельно со столь неоднозначным приемом его сочинений Дебюсси продолжал заявлять о себе в музыкальном мире. Порой это происходило благодаря известным исполнителям. Так, Густав Малер дирижировал в Нью-Йорке «Ноктюрнами» и прелюдией «Послеполуденный отдых фавна» в феврале и марте 1910 года, а 15 ноября того же года — «Весенними хороводами». Музыканты познакомились в апреле того же года на приеме, который давался в честь Малера, приехавшего в Париж, чтобы дирижировать оркестром, исполнявшим его Симфонию № 2. Свидетели этой мимолетной встречи двух имевших мало общего музыкантов, к сожалению, не оставили воспоминаний.

Несмотря на то, что договоры с издательским домом Дюрана заключались на более крупные суммы, чем вначале, и что музыка Дебюсси получила широкое признание, композитору никак не удавалось вести роскошный образ жизни, к которому он привык, и не делать долгов. Здоровье Эммы внушало ему большие опасения, поскольку ее беспокоили печеночные колики. К тому же физическое состояние самого Дебюсси ухудшалось с каждым днем. Ко всему этому добавились финансовые заботы и творческие муки композитора, «загибающегося на заводах Небытия», — фраза, которую он любил повторять.

1910 год был также отмечен кризисом, который переживал музыкант в браке с Эммой. Вспыльчивый и неуживчивый, Дебюсси в первую очередь сам страдал от своего характера и потому приходил к мысли, что творческая личность не создана для семейных отношений и проживания супругов под одной крышей. Несмотря на все музыкальные качества Эммы и ее уважение к работе мэтра, как она называла его в письмах своим друзьям, несмотря на подраставшую дочь, встал вопрос о разводе. В своей переписке Дебюсси лишь вскользь упоминает о семейных неурядицах наряду с терзавшими его творческими муками, ухудшающимся здоровьем и огромными долгами. Связав себя узами брака, он был вынужден вести размеренный образ жизни со светской женщиной, которая возомнила себя настоятельницей дебюссистского храма, на что жаловались некоторые друзья композитора.

«Творческая личность является по определению человеком, привыкшим мечтать. Он живет в вымышленном мире… Возможно ли, чтобы он знал, как ему приспособиться к повседневной действительности, скрупулезному соблюдению определенных правил поведения, законов и к прочим барьерам, воздвигаемым обществом лицемеров и лжецов», — писал Дебюсси Жаку Дюрану 8 июля.

«Я нахожусь в самом отвратительном расположении духа. Ничто меня не радует. Речь идет о том, что с каждым днем мне становится хуже и хуже», — жаловался он Луи Лалуа в письме от 24 августа.

На протяжении всей своей жизни Дебюсси не раз переживал моральный кризис. Однако в 1910 году кризис поразил уже далеко не молодого и к тому же больного человека. Порой композитор чувствовал себя в своей музыке в полной изоляции. В то же время он никак не мог вырваться на свободу, что крайне раздражало его. Человек, который совершил переворот в музыкальной жизни Франции, бежал от славы из опасения, что его произведение может попасть неизвестно в какие руки. Летом того же года композитор вернулся к работе над оперой «Падение дома Ашеров» по произведению Эдгара По, которое завораживало композитора и в то же время вызывало беспокойство, словно этот дом представлял опасность для его собственного семейного очага. «Этот дом не имеет ничего общего с санаторием. Порой я выхожу из него в таком состоянии, будто мои нервы натянуты как скрипичные струны», — писал Дебюсси Жаку Дюрану 15 июля.

Осенью 1910 года Клод и Эмма на время забыли о разводе. Их сблизила смерть Мануэля Дебюсси, скончавшегося 28 октября. Начали поступать деньги за произведения, что немного приободрило композитора, поскольку появилась возможность погасить часть долгов. Канадская балерина Мод Аллан заказала музыку к балету на сюжет египетской легенды под названием «Камма». В договоре фигурировала сумма десять тысяч франков, выплаченная в день его подписания — 30 сентября. Дебюсси переложил балет для оркестрового исполнения в 1911 году, а в следующем году создал его сокращенный вариант для фортепиано. Композитор выполнил условия договора, но поссорился с балериной, которая захотела изменить сценарий.

«Недопустимо, что она может высказывать столь неправомерные суждения, притом тоном, едва ли подходящим для сапожника, который не совсем понял ее заказ.

Возможно, что я недостаточно силен в философии, ибо признаюсь, что меня тошнит от этих споров… Случилось так, что эта особа приводит в оправдание своих слов такие аргументы, что какой-нибудь негр сумел бы найти лучше. Мне все же удалось, не знаю, с помощью какого доброго гения написать музыку. И вот эта девица, которая преподает мне урок эстетики, смеет мне говорить о своем вкусе и вкусе англичан. И все это не лезет ни в какие ворота. Мне остается только заплакать или же, что еще лучше, закатить ей оплеуху!» — писал Дебюсси Жаку Дюрану 12 сентября 1912 года.

В итоге оркестровка была завершена согласно пожеланиям Мод Аллан бывшим учеником Форе Шарлем Кекленом. Дебюсси отказался от участия в создании произведения, чья концепция не соответствовала его принципам.

В конце ноября Дебюсси отправился в недельную гастрольную поездку, что позволило ему «бороться с наступающей “нищетой”», как писал он жене из Вены 30 ноября 1910 года. В Вене и Будапеште он дирижировал многими своими произведениями. Во время этой поездки он посылал Эмме и дочери нежные письма. Короткая разлука способствовала укреплению семейных отношений. Кризис в их отношениях заставил супругов понять, что, разлучившись, они будут страдать еще больше, чем проживая под одной крышей. Перфекционист Дебюсси наконец признал, что концерт в Вене по-настоящему удался. Исполнение «Иберии» он назвал блестящим. Композитор воспользовался пребыванием в Будапеште, чтобы послушать цыганскую музыку. Он нашел ее восхитительной, в особенности его покорил музыкант, игравший на цимбалах. Он включил этот струнный инструмент в оркестровую версию вальса «Более чем медленный». Он заказал партитуру народной музыки. Прием, который ему устроила венская и венгерская публика, а также высокий профессионализм музыкальных исполнителей очаровали Дебюсси. Он вернулся в Париж 6 декабря в гораздо лучшем настроении, чем после гастролей в Лондоне и Брюсселе.

В конце того же года Дебюсси познакомился с Габриеле д’Аннунцио, который по совету графа Робера де Монтескью решил поработать вместе с композитором. Итальянский писатель в то время проживал в Аркашоне, здесь он скрывался от своих кредиторов. Вскоре, не успев вернуться с гастролей, Дебюсси дал согласие написать музыку к мистерии «Мученичество святого Себастьяна», четырехактной драме д’Аннунцио. Композитор подписал договор с обществом «Габриэль Астрюк и Ко», отвечавшим за проведение оперного сезона в театре Шатле. Дебюсси обязался сочинить музыку для постановки спектакля в конце мая 1911 года и получил в качестве аванса восемь тысяч франков. К этой сумме еще должны были добавиться 12 тысяч франков, когда завершится постановка танцев, а также треть сборов. Предполагалось, что выбранная писателем балерина Ида Рубинштейн выступит в роли святого Себастьяна. Дебюсси не всегда заканчивал и собственные проекты. Теперь же у него не было свободы выбора. Повторялась история с Мод Аллан, поскольку он взял на себя обязательство сочинить музыку на текст, с которым еще не был знаком. Денежный аванс оказался самым веским аргументом. Вскоре писатель начал высылать ему рукопись драмы часть за частью. Дебюсси взялся за сочинение музыки как простой «поденщик» (письмо Жаку Дюрану от 12 февраля 1911 года.) Он отдавал себе отчет, что на этот раз не может позволить себе не выполнить условия договора. Между тем Дебюсси оценил по достоинству драму итальянского автора и направил всю свою энергию на сочинение музыки в рекордные сроки. «Эта важная работа… была получена в результате “заказа”. Однако сюжет оказался такого качества, что композитору не пришлось принуждать себя, чтобы написать музыку», — вспоминал Эмиль Вюйермо. 11 февраля Дебюсси в одном интервью давал следующее объяснение: «Сюжет “Мученичества святого Себастьяна” особенно покорил меня тем, что в нем сочетается напряженная жизнь с христианской верой. К несчастью, меня торопит время. По-настоящему мне надо было бы на протяжении нескольких месяцев сосредоточенно работать, чтобы сочинить музыку, адекватную изысканной драматической мистерии д’Аннунцио». Композитор, как это вошло у него в привычку, предварительно исполнял созданное им произведение в присутствии близких ему людей, в частности Жака Дюрана, который вспоминал: «Дебюсси пускал слезы, сидя за фортепиано, в то время как я делал то же самое, расположившись в кресле. В свою игру он вложил столько чувств, что они полностью завладели им, точно так же как и его слушателем».

По сравнению с обычными трудностями, которые испытывал Дебюсси во время творческого процесса, драматическое произведение под названием «Мученичество святого Себастьяна» оказалось настоящим чудом. Постановка была роскошной. Вместе с танцовщиками и оркестрантами в спектакле было задействовано не менее пятисот человек. Музыка еще не была написана до конца, а репетиции уже шли полным ходом. Премьера была назначена на 20 мая. Предусматривалось, что будет дано десять представлений:

«Большинство музыкантов делали вид, что рассматривают эту музыку как приличествующее случаю произведение, сочиненное на скорую руку, чтобы удовлетворить неуемные запросы и капризы госпожи Иды Рубинштейн и Габриэля Астрюка. Таким образом, подразумевалось, что это произведение не должно приниматься слишком всерьез.

Между тем страница за страницей ноты стопкой складывались на наших пюпитрах. Мистицизм и сложность этой музыки наполняли сердца исполнителей чем-то похожим на священный ужас, — вспоминал Эмиль Вюйермо. — Музыка игралась музыкантами с удивительной эмоциональностью и религиозным пафосом. Исполнение было безупречным. И сам композитор, больше всего на свете боявшийся показаться слишком чувствительным и сентиментальным, этот ироничный скептик, насмешник, не смог на этот раз сохранить свойственное ему хладнокровие. Он плакал как дитя. Безусловно, это была исключительная минута, единственная за всю его творческую жизнь». Репетиция по-итальянски, которая, как предполагал композитор, предвещала катастрофу, обернулась для него большим сюрпризом.

При постановке на сцене мистерии возникло много проблем. Порой музыка не совпадала с замыслом режиссера-постановщика. Вот что вспоминал Эмиль Вюйермо:

«Одна из наших хористок, сопрано, неожиданно оказалась среди хора басов, в то время как контральто занял место, предназначенное для тенора. Попробуйте не сфальшивить в таких условиях. Чтобы спасти положение, мы с Шадейном надели широкие плащи с низко опущенными капюшонами и смешались с хористами на сцене прямо во время действия, чтобы по мочь нашим растерявшимся исполнителям. Мы, с ловкостью передвигаясь между ними, приходили на выручку то одной оторопевшей хористке, шепчя на ухо спасительное “ля”, то, как суфлеры, подсказывали изгнаннику, готовому идти ко дну в своем величественном одиночестве, как взять нужную ноту».

Наконец, за три дня до премьеры спектакля, французского композитора и итальянского писателя обязали публично поклясться, что «Мученичество святого Себастьяна» «глубоко религиозное произведение… и музыкальное прославление не только подвига Христа, но и всех героев христианского мира». Римская церковь наложила запрет на все произведения, принадлежавшие перу д’Аннунцио. Архиепископство Парижа не могло остаться в стороне, когда получило известие из Рима о готовящейся постановке «Мученичества святого Себастьяна». Дебюсси и д’Аннунцио пришлось принести клятву, что они и в мыслях не держали ничего против Христа. Вот как Дебюсси оправдывал религиозный характер своего нового произведения:

«Мне не хочется читать вам проповедь. Даже если я не являюсь верующим католиком или просто верующим, мне не понадобилось бы больших усилий, чтобы подняться до такого же мистицизма, которым пронизана драма поэта…

Уверяю вас, что я пишу музыку так, словно она заказана для церковного исполнения. Ортодоксальную ли веру исповедует моя музыка? Я не знаю. Это моя и только моя вера, музыку которой я пытаюсь со всей искренностью передать».

Скандала так и не произошло. Однако критики и большинство зрителей нашли драму скучной и затянутой. Музыка Дебюсси, сопровождавшая театральное действо более четырех часов, заслужила скорее хвалебные отзывы, чем не мог похвастаться автор слов д’Аннунцио. Критики подчеркивали отсутствие гармонии между мучительной драмой и слишком сдержанной музыкой. Альфред Брюно восхищался музыкой спектакля на страницах «Le Matin», так же как Гастон Карро в «La Liberté», а Поль Жан Туле написал в журнале «Revue critique des ideés et des livres», что драма итальянского писателя наводит тоску и лишена эстетики. Дебюсси, бесспорно, приложил немало усилий, чтобы написать музыку к мистерии, но, несмотря на положительные отзывы его современников, это произведение считается в наши дни второстепенным в творческом наследии композитора. В музыкальные произведения, написанные на заказ, которые последние годы своей жизни чаще всего на скорую руку сочинял Дебюсси, он не вкладывал душу, что отличало их от творений, создаваемых по велению души. Семейные заботы, ухудшавшееся здоровье, положение в музыкальном сообществе не позволяли композитору сохранять прежнюю непримиримость и бескомпромиссность, свойственную ему в годы богемной молодости.

19 июня Дебюсси вместе с супругой и дочерью отправился в Турин, положительно ответив на приглашение дирижировать оркестром на концерте, организованном по случаю проведения Международной выставки. К тому же он хотел повидаться с Венсаном д’Энди и Тосканини.

И снова в который раз в письме Жаку Дюрану композитор жаловался на оркестрантов:

«Мне устроили собачью жизнь! Шесть часов репетиций в день — разве это не вызовет у кого угодно ненависть к любой музыке, даже к собственным сочинениям! К тому же если бы вы только знали, насколько заметно, что музыка Клода Дебюсси глубоко безразлична исполнителям. При первой возможности оркестранты с радостью вернутся к произведениям Пуччини, Верди и других композиторов, которых предпочитают итальянцы».

Дебюсси был несправедлив в своих суждениях об итальянских музыкантах. 28 и 29 сентября оркестром дирижировал Тосканини. Три симфонических эскиза «Море» имели большой успех у публики. Затем 10 октября под руководством д’Энди были исполнены «Облака» и «Празднества». Однако Дебюсси с его придирчивым характером и высокой требовательностью к музыкантам видел лишь оборотную сторону медали, несмотря даже на соображения финансового порядка. Вот что писал композитор Дюрану 26 августа о постановке «Пеллеаса и Мелизанды» в Каннах: «Глупо ставить подобные спектакли, когда все делается на потребу людей с улицы». Напряженная концертная деятельность на протяжении многих месяцев подточила и без того плохое здоровье Дебюсси. Выступления не принесли ему больших денег, чтобы он мог расплатиться с долгами. К тому же у него опять возникли семейные неурядицы. «В июле опять гора счетов от владельца дома, а также ворох домашних забот и проблем, с которыми приходится сталкиваться каждый год с завидной регулярностью! Это выводит из душевного равновесия, расшатывает нервы. Не зная, что еще можно предпринять, мы начинаем обмениваться упреками и колкостями, решая вопросы, совершенно не связанные с создавшейся ситуацией…» — писал Дебюсси Жаку Дюрану 19 июля 1911 года. Жак Дюран выдал композитору аванс в размере трех тысяч франков за оркестровку «Рапсодии для кларнета», чтобы он мог отправиться на отдых в Ульгат. Пребывание композитора на берегу Ла-Манша не принесло положительного результата. Дебюсси и раньше не любил жить в гостиницах. К тому же ему не удавалось сосредоточиться на работе, поскольку в номере не было большого письменного стола. И только в последние дни отдыха, проведенные в нормандской деревне, настроение музыканта улучшилось. Что же касалось финансовых проблем, то они никуда от него не делись. В 1912 году Дебюсси попросил Луи Лалуа найти для него кредитора, способного дать ему в долг 20 тысяч франков.

В середине ноября Дебюсси пришлось отказаться от приглашения выступить в Бостоне за дирижерским пультом во время представления «Пеллеаса и Мелизанды». Эмма была против этой поездки. Она не захотела ни сопровождать его, ни отпускать одного. Дебюсси был очень расстроен. Он возлагал большие надежды на эту долгожданную для него постановку. Весьма возможно, что он, как обычно, не был бы удовлетворен работой Бостонского оркестра. В любом случае композитор провел последние дни этого нелегкого для него года в самом мрачном расположении духа. Дебюсси без всякого энтузиазма взялся за работу над музыкой к балету «Камма», которую не теряла надежды получить от него Мод Аллан. К тому же у него были две начатые работы по произведениям Эдгара По, где «все было темным и мрачным, как подземелье». (Из письма Дебюсси Андре Капле от 22 декабря 1911 года.)

Дебюсси также взялся за сочинение второй тетради «Прелюдий» для фортепиано, которую закончил в 1913 году. И вновь композитор обратился к фортепианной музыке. Похоже, что именно фортепиано было его любимым музыкальным инструментом, вдохновлявшим на сочинение новых произведений.

В 1912 году Вацлав Нижинский решил поставить балет на музыку прелюдии «Послеполуденный отдых фавна». Дебюсси слишком поздно сообщили об этом замысле руководителя русской балетной труппы. Он был весьма огорчен, поскольку не знал, каким образом будет использована его музыка. Надо сказать, что композитор, восхищавшийся русской музыкой и друживший со Стравинским, в то же время не был в восторге от русского балета.

Премьера состоялась 29 мая на сцене театра Шатле. Опасения Дебюсси подтвердились: хореография Нижинского вызвала большой скандал. Постановку осудили за непристойный язык жестов, в частности за финальный жест фавна, воспылавшего страстью к шарфу нимфы. Дебюсси был возмущен, что его музыку использовали для нелепой, гротескной хореографии, которая, по его мнению, была примитивной. Не прошло и года, как этот балет с огромным успехом был поставлен в Лондоне, на сцене театра Ковент-Гарден.

Несмотря на скандал, связанный с постановкой «Послеполуденного отдыха фавна» 18 июня 1912 года, Дебюсси и Дягилев договорились о постановке в грядущем сезоне другого балета — «Игры» — со все тем же Нижинским в главной партии. Обещанная сумма в десять тысяч франков снова заставила композитора принять этот заказ. В августе Дебюсси уже смог представить заказчику партитуру. В письме от 9 августа 1911 года музыкант делился с Жаком Дюраном своими критическими взглядами на творчество Дягилева и Нижинского:

«Я отказался играть перед ними то, что уже было готово. Я не хотел, чтобы эти варвары совали свой нос в то, что создано мной! Однако в конце этого месяца я буду вынужден это сделать, как бы мне этого ни хотелось! Бог, царь и моя родина будут вместе со мной в этот тяжелый для меня момент».

На этот раз Дебюсси удалось весьма скоро выполнить заказ на музыку. Это шло в ущерб его работе над двумя драматическими произведениями Эдгара По, оркестровкой третьей серии «Образов» под названием «Жиги», первой серией пьес для фортепиано «Образы», а также «Прелюдиями» для фортепиано, к которым композитор смог вернуться лишь в 1912 году.

В год своего пятидесятилетия начиная с ноября Дебюсси снова согласился взяться за перо музыкального критика, чтобы написать статью о концертах Колонна, а также изложить свои эстетические взгляды. Главному редактору журнала «Revue de la Société musicale indépendante» Эмилю Вюйермо также удалось уговорить композитора на сотрудничество. Работа Дебюсси в журнале продолжалась вплоть до мая 1913 года, а затем возобновилась весной 1914 года.

Невозможность расплатиться с долгами, несмотря на то, что от одного только Жака Дюрана он получил 27 тысяч франков, борьба с болезнью, которая периодически давала о себе знать, тревога за Эмму, которая не отличалась крепким здоровьем, постоянная погоня за любым заработком — с каким тяжелым багажом подошел Дебюсси к последним четырем годам своей жизни.