Чтобы уберечь себя от происков родственников, Лукреция твердо решила покинуть семейный ад Борджа и уехать из дворца, напоминавшего ей о трагических событиях. Поэтому, когда в конце мая 1501 года отец заговорил с ней о возможности союза с Альфонсо д'Эсте, она не колебалась ни минуты. Прежде всего, Феррара находилась далеко от Рима, там она чувствовала бы себя в безопасности, и потом, она уже встречала раньше этого принца, двоюродного брата Алонсо Бишелье по линии матери, Элеоноры Арагонской. Он был также родственником Джованни Сфорца благодаря браку с Анной Сфорца. Наконец — и это главное, — наследник Феррарского герцогства был сильной личностью, что также говорило в его пользу: он сможет стать для Лукреции надежной защитой от амбиций отца и брата и обеспечить ей спокойствие. С таким зятем Чезаре пришлось бы либо договариваться, либо перед ним капитулировать.

Лукреция поняла, что отец наконец-то решительно настроился выбрать ей могущественного супруга, способного защитить ее от интриг и угроз брата, и когда он описал ей открывающиеся перспективы, она одобрила этот союз.

Эти маневры Борджа сначала были восприняты семейством д'Эсте весьма настороженно. При феррарском дворе, как при дворе мантуанском, коим правила дочь Эркуле д'Эсте, Изабелла Гонзага, об этих римских испанцах судили довольно сурово, не проявляли ни малейшей снисходительности. Род д'Эсте был известен с X века, поэтому Лукреция и ее семья казались этому семейству выскочками. Да и витавшие вокруг них слухи о скандалах не облегчали ход предварительных переговоров. Поэтому кардинал Джамбаттиста Феррари столкнулся со многими трудностями. Этот прелат, преданный и Эсте, и Борджа, должен был информировать Эркуле о намерениях святого отца. На предложение папы герцог Феррарский ответил вначале, что уже ведет переговоры о браке своего старшего сына с Луизой, герцогиней Ангулемской, и что вести параллельно другие переговоры было бы бесчестьем для него и оскорблением для короля Франции. Луизе Савойской, вдове Шарля Ангулемского и матери двух малолетних детей, было тогда двадцать пять лет. Говорили, что у нее прескверный характер. Алчная, властная, злобная, мстительная и готовая всем пожертвовать, лишь бы возвести сына на престол, она сплела ради этого целую сеть интриг, например, с Жаном де Шабанном, братом маршала, бывшим к тому же одним из ее любовников. Это бросало тень на идиллический образ невесты.

Однако Лукреции было отлично известно, что ее положение дочери папы римского, как и ее репутация, представляло серьезное препятствие этому браку. Ведь Джованни Сфорца, ее первый муж, обвинил ее в инцесте. И хотя он сразу же от этого отрекся, клевета — и она об этом знала — уже делала свое дело. К тому же нельзя забывать о ее связи с камерарием Перотто и о тайных родах и, наконец, о гибели отца ребенка от руки Чезаре. Вот эти-то события и обсуждались весьма активно послами, аккредитованными в Риме. И если все воздерживались от суждений, то многие сомневались, хватит ли у этой компании наглости породниться с семейством, до сих пор вступавшим в союзы исключительно с семьями могущественных владык. Ныне властвующий герцог сочетался законным браком с дочерью короля Ферранте Элеонорой Арагонской, умершей в 1493 году; Альфонсо остался вдовцом после смерти Анны Сфорца, сестра которой Бьянка вышла замуж за императора Максимилиана, а брат, погибший в октябре 1494 года, был миланским герцогом.

Итак, развернулась дипломатическая баталия, и Лукреция намеревалась в ней участвовать. Впервые интересы ее семьи совпадали с ее собственными. Что касается Чезаре, то пакт с Феррарой был для него важнее всего, поскольку там были не только войска, но и грозная артиллерия, способная оградить герцога Валентинуа от притязаний венецианцев на недавно захваченные им земли. Этот союз упрочил бы его завоевания на севере Романьи, укрепил бы его престиж, равно как и престиж Александра VI, и несколько улучшил бы репутацию семьи Борджа, небезосновательно слывших авантюристами.

Чезаре, выходец из испанской семьи, перебравшейся в Италию и не имевшей там глубоких корней, должен был опасаться, что окажется в изоляции после смерти главы Церкви. Сегодня, находясь на вершине славы, он лучше чем когда бы то ни было осознавал, что счастливая возможность стать шурином Альфонсо больше не представится никогда. Пока что Александру VI удалось при помощи сына свести на нет робкие попытки мелких правителей края сохранить независимость, а также он сумел подчинить знатные римские семьи Орсини и Колонна. И только д'Эсте сохраняли относительную свободу. «Когда-то, — говорит Макиавелли, — даже самые мелкие землевладельцы считали своим долгом презирать папскую власть, а сегодня ее почитает даже король Франции».

Итак, нужно было прийти к заключению союза с Феррарой, и папа римский понял, что ключ к проблеме находится в Блуа. Делая вид, что ему неизвестно о планах касательно Луизы Савойской, он прямо обратился к Людовику XII, попросив его приложить усилия, чтобы склонить Эркуле в пользу Лукреции. Первая реакция короля была негативной. Она отразилась в письме от 26 мая, направленном герцогу д'Эсте, где король советовал ему отделаться от Александра VI, предложив папе младшего сына с синьорией Пьомбино в придачу. Однако, к счастью для Лукреции, позиция французского государя резко изменилась. Людовик с Фердинандом Католическим решили завладеть Неаполитанским королевством, но для успеха предприятия ему требовалось разрешение папы пройти по территории его государства. Французскому королю пришлось обратиться с этой просьбой к святому отцу, а тот в ответ потребовал от него одобрить брак Лукреции и Альфонсо. И Франция уступила. Бартоломео Кавальери, посол Феррары из Лиона, где в то время находился французский двор, в депеше от 22 июня сообщает своему господину, что Людовик XII теперь отказывает герцогу в руке Луизы Савойской и требует принять предложение Александра VI, советуя тем не менее потребовать приданое в 200 тысяч дукатов, снижение для Феррары ежегодного ценза и значительных церковных бенефициев для членов семьи д'Эсте.

Эркуле не оставалось ничего иного, как подчиниться. Отказать — означало оттолкнуть от себя Ватикан, Чезаре и Францию. Приняв это предложение, он получал возможность ускорить установление мира в северной Италии. Кроме того, внешние приличия были соблюдены: он мог создать видимость, что решается на этот союз исключительно чтобы сделать приятное французам. Итак, он спешно отправляет в Рим своего советника Этторе Беллингджери с поручением изложить папе условия, уточненные королем Франции, касающиеся суммы приданого, снижения ежегодного ценза, передачи городов Ченто и Пьеве, не говоря уже о различных обычных милостях для семьи д'Эсте. Римский папа понял, что теперь речь идет уже только о финансовой стороне сделки. Он обрадовался. Обещания, сдержит он их или нет, не дорого ему обойдутся.

25 июня 1501 года прибыла французская армия — это был ее последний переход перед вторжением в Неаполитанское королевство; она разбила лагерь на севере Рима. Трубы, рожки, барабаны издавали оглушительные звуки, как и шествие «парадным строем» тринадцати тысяч солдат и двух тысяч всадников, сопровождаемых длинной вереницей мулов, запряженных в повозки, и тридцатью шестью пушками, «французской гордостью», которые катились со страшным грохотом. Лукреции казалось, что по вине этих захватчиков Алонсо Бишелье умирает во второй раз. Из замка Святого Ангела ее отец благословлял войска, спешившие обрушиться на земли Федерико II. Не пройдет и месяца, как резня в Капуе откроет армии Людовика XII дорогу в Неаполь, это будет стоить жизни сорока тысячам человек. В один июльский день французы зарезали, изнасиловали, расстреляли из аркебуз женщин, мужчин, детей, стариков. «Вдоль стен широкими ручьями текла кровь, жители лишились всего, чем владели, мужчин и женщин продавали, как рабов», — писал Жан д'Отон в «Хронике царствования Людовика XII».

В Петров день Александр VI издал буллу, заготовленную неделей раньше, официально объявившую о свержении короля Неаполя, обвиняемого в том, как заявлял папа, что он обращался за помощью к туркам. Какая насмешка! Когда Лукреции было семнадцать лет, ее отец попросил султана помочь защитить Неаполь от Карла VIII и выдал свою дочь за герцога Бишелье. Теперь Федерико, дядя покойного мужа Лукреции, укрылся в Искии и отрекся от престола в пользу Людовика XII.

В отсутствие Чезаре, занятого завоеванием Неаполя, Александр VI возглавил армию, чтобы подчинить баронов Лацио. Его политика консолидации церковных земель была направлена на то, чтобы маленькие города, цитадели и укрепленные поселения, окружавшие Рим, попали в зависимость от папского престола и сделали самого папу хозяином имений Колонна, Савелли, Эстутвилей и других.

Прежде чем начать эту экспедицию и покинуть Рим, папа решил доверить управление Церковью Лукреции. Ей придавался высокий политический статус, и это должно было доказать Эркуле д'Эсте, что она способна принести огромную пользу, управляя городом, и, следовательно, достойна стать герцогиней Феррарской.

Распорядитель церемоний Бурхард ограничивается тем, что просто упоминает об этом временном правлении, никак его не оценивая, 27 июля он пишет:

Наш господин, прежде чем удалиться из города, доверил весь дворец и заботу о делах синьоре Лукреции. Его Святейшество предоставил своей дочери полную свободу вскрывать приходящие письма. В чрезвычайных обстоятельствах она будет просить совета у кардинала Лиссабонского.

В таком назначении по тем временам не было ничего удивительного. Так, Катарина Сфорца, после того как был убит ее муж, была регентшей в течение одиннадцати лет и защитила права своего сына. Изабелла д'Эсте и Элизабетта Урбинская управляли своими государствами подчас лучше своих супругов. Во Франции Людовик XI передал власть своей дочери Анне де Боже, чтобы установить регентство до совершеннолетия Карла VIII. Оно продлилось с 1483 по 1491 год.

Двумя годами ранее сама Лукреция выполняла подобные обязанности в Сполето, и довольно успешно.

Так, Александр VI, знавший, что она весьма разумна, присвоил ей титул наместницы, такой же, какой в X веке получили Теодора и Мариза. Эти две римлянки, боровшиеся с немцами, утверждали назначение по меньшей мере восьми пап и действительно правили Церковью.

Чтобы по-настоящему утвердиться в новой роли, Лукреция поселилась в апартаментах папы. Если в ее распоряжении не было папской печати — духовная область оставалась за пределами ее полномочий, — то все гражданские и мирские вопросы приходилось решать ей: устраивать текущие дела, изучать почту и прошения, а также изучать документы, составленные на латыни, что не составляло для нее труда. Байяр сообщает: «Лукреция говорила на испанском, греческом, итальянском, французском языках, на очень хорошей латыни и могла писать на всех этих языках». В трудных случаях с ней делился своими познаниями Горджо Коста, кардинал Лиссабонский, чья репутация человека порядочного, умного и, главное, независимого ставила его выше всякой критики. Между этим восьмидесятипятилетним священнослужителем и молодой женщиной завязалась дружба, которая в будущем выдержит множество испытаний.

О доверительности и искренности этих отношений свидетельствует случай, описанный Бурхардом:

Синьора Лукреция обратилась за помощью к кардиналу Лиссабонскому, тот ей ответил: «Каждый раз, когда Святой Отец, которого вы замещаете, передает дело консистории, вице-канцлер записывает мнение консультантов, поэтому я думаю, что кто-нибудь должен бы записать дискуссию». Синьора Лукреция ответила, что она прекрасно умеет писать, на что восьмидесятипятилетний кардинал, который не мог удержаться, чтобы не сострить, спросил ее: «Ubi estреппа vestra? И где же ваше перо?» («реппа» означает и «перо» и «мужской член»). Она поняла смелый намек, и кардиналы услышали ее смех, который разнесся по всему дворцу.

Если бы дочь папы обиделась, то это означало бы, что ей не хватает ума и воспитания. В начале XVI века Кастильоне и Бембо проповедовали весьма свободную манеру общения: «Придворная дама, ежели желает прослыть доброй и порядочной, не должна ни гнушаться, ни брезговать произносимыми в обществе речами, даже если они нескромные, и если она покидает собравшихся, то можно подумать, что она нарочно напускает на себя суровость».

В своих депешах послы единодушны, они одобрительно высказываются о Лукреции. Что касается феррарцев, присланных в Рим в качестве наблюдателей, то они, говорят, были изумлены при виде «этой принцессы Церкви, усыпанной золотом и драгоценными камнями, управляющей кардиналами». Они не скрыли от своего господина восхищения этой молодой женщиной, наделенной достоинствами, столь редкими для ее возраста.

Альфонсо д'Эсте это не казалось таким уж убедительным. Его сдержанное отношение к Лукреции объяснялось не столько ее незаконным происхождением, сколько бурными событиями ее жизни: дважды невеста, дважды жена и один раз вдова. Враги семейства Борджа напоминали ему: «Одной распутной женщины оказалось достаточно, чтобы испортить кровь Гераклидов и Эакидов, чтобы прервать эту прекрасную цепь поколений героев». Сопротивление Альфонсо было таково, что отец изъявил готовность самолично жениться на дочери папы. Такая перспектива показалась Альфонсо еще хуже, чем иметь ее в качестве собственной жены. Он подчинился, рассматривая этот союз как сделку исключительно политического характера, и он решил продать свое согласие по самой высокой цене.

Вероятность брака с правящим герцогом, о которой рассказал Лукреции Франческо Борджа, кардинал Козенца, польстила ей и испугала одновременно. Судя по тому, что о нем говорили, великий кондотьер не отличался мягкостью. Хотя он очень любил искусство и был меценатом, он не отличался душевной тонкостью и был знаменит во всей Италии своей страстью к наживе и, следовательно, скорее интересовался приданым своей будущей невестки, нежели ее репутацией. Узнав еще 15 марта 1499 года от Джованни Альберто делла Пинья о слухах касательно родов Лукреции, теперь он рассчитывал использовать эту дурную славу, чтобы повысить свои финансовые требования.

В Рим возвратился святой отец. Бесконечные объяснения с семьей д'Эсте продолжались, однако решающие торги развернулись в Лионе при французском дворе. Бартоломео Кавальери, посол Феррары при Людовике XII, адресовал своему господину следующее письмо, позволяющее понять, в каком климате недоверия происходили переговоры:

Сиятельный сеньор, посол Его Святейшества сказал мне вчера, что Ваша Светлость отправила уполномоченного к Александру VI, чтобы истребовать у него 200 тысяч дукатов, отмену годового ценза, уступку права опеки над епископством Феррарским, утвержденную решением консистории, и много другого. Он сказал мне, что папа предложил 100 тысяч дукатов. Что касается остального, Вашей Светлости остается положиться на него, поскольку он намеревается вскоре выполнить свои обязательства и таким образом принести благо семейству д 'Эсте, столь уважаелюму, что каждый должен высоко ценить дружбу с ним. Посол сказал мне также, что ему поручено просить Его Величество написать Его Сиятельству кардиналу, чтобы тот убедил Вашу Светлость удовлетвориться этим. Как ваш покорный слуга, я призываю вас, если этому браку суждено совершиться, не заключать его, пока не будут получены надежные гарантии, чтобы позже вам не пришлось с огорчением заключить, что обещаний вам дали много, но немногие из них сдержали. В другом письме я сообщил Вашей Светлости о том, что было сказано Его Величеством королем, а именно что он превыше всего желает, чтобы это дело, если оно сладится, принесло вам самую большую выгоду, а Его Величество по-прежнему не против отдать дону Альфонсо даму, которую Ваша Светлость желала получить для него во Франции (7 августа 1501)1.

Поведение Людовика XII могло показаться двусмысленным, поскольку он снова предлагал феррарскому герцогу руку Луизы Савойской. В действительности он давал герцогу д'Эсте веский аргумент для торгов с папой, хотя французский король был единственным государем, поддерживавшим этот брак, которого Александр VI добивался с такой настойчивостью. Европейские государства по-настоящему опасались мощного союза Феррары и Ватикана. Для Флоренции альянс семьи д'Эсте с Папским престолом означал установление железного кольца вокруг ее территории. Венеция окончательно теряла надежду присоединить Феррару, становившуюся неприкосновенной и способной дать отпор Светлейшей республике. Даже родственники самого Эркуле, в частности его зять Франческо Мантуанский, видели в планируемом Римом пакте возвышение герцогства Романьи и последующее безоговорочное подчинение Церкви всех правителей региона, коим грозила опасность лишиться своих феодов и отправиться в изгнание. Император Максимилиан, супруг Бьянки Сфорца, большая часть семьи которой — все враги Чезаре и Александра VI — жила при его дворе, насторожился, видя, как Феррара начинает играть такую же важную роль, как Флоренция во времена Лоренцо Великолепного, и опасаясь, что французское господство может усилиться благодаря тройному союзу французского двора, Ватикана, Феррарского герцогства. Связи с д'Эсте были для него слишком ценными, и потому он сделал все от него зависящее, чтобы помешать заключению этого союза. Для Эркуле же это стало лишь новым предлогом, чтобы настаивать на своих требованиях к папе.

Лукреция, в свою очередь, знала, что вступает в брак по расчету.