Ироничный английский

Шатилов Кирилл Алексеевич

Некоторые мысли о переводах

 

 

«Волшебник страны Оз» не для детей

Если вы когда-нибудь интересовались теорией заговоров (которой, конечно, не существует, поскольку она давно уже стала практикой), то наверняка слышали об использовании различных произведений музыки, живописи и прозы в целях «сигнализации», вербовки, воспитания и «запуска» жертв усиленной промывки мозгов. Обычно это принято связывать с программой «МКУльтра», проектом «Монарх» (бабочка) и т. п. Про Джерома Соломоновича Сэлинджера и его «Ловца во ржи» с красным конём на обложке поговорим как-нибудь в другой раз. А пока обращу ваше внимание на невинную на первый взгляд сказку, правильным переводом которой я решил давеча заняться.

Я уже писал недавно о том, почему «Удивительный волшебник страны Оз» превратился у меня в «Чудесного чародея из Гр» (название пока, правда, рабочее). А вот вам буквально два примера из первых же глав, показывающих, что и как писал товарищ Баум для маленьких мальчиков и девочек, причём так, что даже их родители едва ли замечали эти многозначности…

Когда домик из Канзаса падает и давит злую ведьму Севера, добрая ведьма объясняет Дороти:

«You are welcome, most noble Sorceress, to the land of the Munchkins. We are so grateful to you for having killed the Wicked Witch of the East, and for setting our people free from bondage.»

Ничего не заметили? Ничего, разумеется. Ну, возможно, споткнулись о название Munchkins, которое Волков ещё в своё время «перевёл» как Живуны и даже описал, как они что-то как будто жуют, хотя у Баума об этом почему-то ни слова. Что-нибудь ещё? Как насчёт bondage? А что такого? Рабство, неволя, принуждение. Убила ведьму и освободила от неволи Живунов. Всё очень даже понятно и невинно. Вот и Дороти так считает, то есть принимает сказанное хитрой старушкой за чистую монету. Но мы же люди испорченные и во всём ищем подвох…

Кто такие эти самые Munchkins? Да, есть глагол munch, который, правда, переводится не просто «жевать», а громко ещё при этом чавкать. Кроме того, некоторые критики подмечают в этом корне возможную связь с фамилией «сказочника по жизни» Мюнхаузена – Münchhausen. Другие критики, которые считают, что вся сказка Баума – это откровенная аллегория на те процессы, которые происходили в США конца XIX и начала XX веков – считают их воплощением безобидных и наивных фермеров-американцев, которых в то время нещадно эксплуатировало их замечательное правительство. То есть, если протянуть этот ассоциативный ряд, основываясь на глаголе munch, то мы получаем, что они жуют, то есть чавкают, то есть причмокивают, что есть они никакие не Живуны, а Чмошники или просто Чмо. У меня, поскольку я делаю перевод для взрослых, они, скорее всего, станут Мудиками, но сейчас важно даже не это. А то слово, на которое, как я уже намекал, заканчивается реплика доброй ведьмы – bondage. Оно, кстати, будет встречаться в этой связи и в устах этой ведьмы несколько раз. Именно так, а никак иначе в англоязычной, мировой, а с начала 1990-х и в русскоязычной традиции называются те узы, которыми связывают друг друга любители садомазохистских игрищ. Бондаж он и в Африке бондаж. К чему это я? Да всё к тому же слову munсh. Потому что у меня есть одна дурацкая привычка: когда количества значений того или иного слова мне не хватает или ощущается какая-то подоплека, заглядывать в английский Urban Dictionary. Заглядываем и читаем про munch, в частности, следующее, причём как первое значение из многих:

A low-pressure, social gathering at a restaurant or pub for people into BDSM. Particularly intended for people new to the scene who might be intimidated by a play party

И тут же пример из практики:

Well, if you don’t feel ready for a play party, drop by the munch next week and meet some people.

Думаю, что такое BDSM взрослым читателям объяснять не стоит, а юным пока знать рановато. Таким образом, надеюсь, вы видите, что невинная фраза наполнилась совершенно другим смыслом, который английский ребёнок, не понимая и не отдавая себе в этом отчёта, получает точнёхонько под мозжечок…

Двигаемся с Дороти чуть дальше, к месту её встречи с Пугалом. Вот как Баум это живописал:

On the feet were some old boots with blue tops, such as every man wore in this country, and the figure was raised above the stalks of corn by means of the pole stuck up its back. While Dorothy was looking earnestly into the queer, painted face of the Scarecrow, she was surprised to see one of the eyes slowly wink at her.

Здесь я тоже позволю себе обратить ваше внимание на неприметную игру слов. Прочитайте ещё раз. Ничего не заметили? Заметили, конечно. Мы ведь уже знаем по первому примеру, в каком направлении надо смотреть. Действительно, ключевое сочетание – the pole stuck up its back. Дети его понимают прямолинейно, мол, Пугало торчит на шесте, воткнутом сзади. Взрослые видят мир чуть более пошло и под словом back иногда понимают не совсем спину, а пониже. Технически Пугало так и надевается – задом на кол, извините мой французский…

Вероятно, вы уже решили, что я просто некий переводчик-дурачок маньячного типа, который видит того, чего нет, а если этого нет, то он это домысливает. Но я бы не стал браться за перо, если бы не имел поддержки первоисточника. Как в перовом случае bondage поддержал «недетское» понимание munch, так и «шест в заднице» Пугала поддерживается… догадались чем? Посмотрите на лицо Пугала. Как Баум его описывает? The queer, painted face of the Scarecrow. Какое значение имеет иероглиф queer? В качестве прилагательного он обычно понимается как «странный», «сомнительный», «поддельный» и… «похожий на гомика». Более того, если этот иероглиф встречается в качестве существительного, то первое из его значений (если верить Lingvo) – «педик» и только потом «фальшивые деньги».

Если вы поняли то, о чём я написал, но не до конца поняли, как это работает, я напомню вам, как на английской почве выполняется техника НЛП. Если вы умеете ею пользоваться, то вам, например, ничего не стоит заставить очень сильного штангиста не смочь поднять какую-нибудь очень даже нетяжёлую вещь. Как это делается? Я это видел в исполнении моего любимого мастера на такие забавы Деррена Брауна. Он привёл в зал культуристов миниатюрную гимнасточку и попросил одного могучего дяденьку её поднять. Дяденька справился с задачей чуть ли не одной рукой. Тогда Деррен снова попросил дяденьку взять девушку под мышки, но без команды не отрывать от пола. Сам же он положил ему руку на плечо и некоторое время говорил «Подожди, ещё рано, подожди» и т. п. Когда же он, наконец, сказал «Давай», качок напрягся, но оторвать девушку от пола уже не смог, сколько ни пыжился и ни хохотал от смущения. А ларчик открывался просто (Деррен Браун часто объясняет, как он что-то делает, потому что это не всегда фокусы): по-английски, призывая испытуемого «подождать», он приговаривал Wait! Wait!, а до мозга бедняги подспудно доходило точно так же звучащее Weight! Weight! То есть «вес», то есть «тяжесть», то есть «тебе тяжело».

Надеюсь, мой перевод получится хоть и правильным, и близким к оригиналу, но безопасным для чтения.

 

Гамлет заговорил рифмой

Не так давно вышел мой перевод «Гамлета», который я скромно называю правильным (без кавычек), поскольку, в отличие от предыдущих, он наиболее близок к оригиналу и за счёт этого раскрывает многие незамеченные ранее подтексты, которыми Фрэнсис Бейкон и его «добрые перья» наполнили это и другие драматические произведения, опубликованные на рубеже XVI – XVII вв. либо анонимно, либо под псевдонимом «Шейкспир».

Это было моим вторым шейкспировским опытом. Первый был связан с правильным переводом «Трагедии Ромео и Джульетты», на которой молодые тогда ещё авторы свои перья только-только оттачивали, а потому и первоначальный замысел комедии превратился в итоге именно что в трагедию. Не суть.

А суть в том, что оба труда заставили меня крепко задуматься. И дума моя сводилась к следующему.

Как вы, наверняка, знаете, всё драматургическое наследие за подписью «Шейкспир» поэтично, уложено по большей части в пятистопный ямб, однако почти полностью лишено рифмы. В западной традиции это по-прежнему считается стихами и этим положено восхищаться, но с точки зрения русского читателя, взращенного на Пушкине, Лермонтове, Грибоедове, Блоке и Твардовском, белый стих – это не стихи. А что не стихи, как говаривал Мольер, если не ошибаюсь, то проза, как бы мещански во дворянстве это ни прозвучало.

Поэтому с самого начала я задумывал свою миссию в два этапа: сначала познакомить любознательного русского читателя с тем, чем и почему восхищается читатель англоязычный, а потом сделать так, чтобы «Шейкспир» заговорил близкой нам рифмой, не утеряв многозначности, философичности и, разумеется, поэтичности. Ромео с Джульеттой я трогать не буду – они того, честно говоря, не очень стоят (если вы сейчас испытали прилив возмущения, то, вероятно, не читали толком ни по-английски, ни по-русски – попробуйте и вы со мной наверняка согласитесь). А вот Гамлет с его великовозрастной, мстительной и подленькой душонкой иногда говорит то, что и сегодня звучит вполне актуально. Одним словом, материал есть. Пора браться.

Чтобы не на словах, а на деле продемонстрировать вам, что я имею в виду, вот самый известный в мировой литературе монолог, о котором все слышали, но который никто толком не знает, кроме нескольких учивших его актёров. На языке оригинала он звучит так:

HAMLET

To be, or not to be: that is the question: Whether ’tis nobler in the mind to suffer The slings and arrows of outrageous fortune, Or to take arms against a sea of troubles, And by opposing end them? To die: to sleep; No more; and by a sleep to say we end The heart-ache and the thousand natural shocks That flesh is heir to, ’tis a consummation Devoutly to be wish’d. To die, to sleep; To sleep: perchance to dream: ay, there’s the rub; For in that sleep of death what dreams may come When we have shuffled off this mortal coil, Must give us pause: there’s the respect That makes calamity of so long life; For who would bear the whips and scorns of time, The oppressor’s wrong, the proud man’s contumely, The pangs of despised love, the law’s delay, The insolence of office and the spurns That patient merit of the unworthy takes, When he himself might his quietus make With a bare bodkin? who would fardels bear, To grunt and sweat under a weary life, But that the dread of something after death, The undiscover’d country from whose bourn No traveller returns, puzzles the will And makes us rather bear those ills we have Than fly to others that we know not of? Thus conscience does make cowards of us all; And thus the native hue of resolution Is sicklied o’er with the pale cast of thought, And enterprises of great pith and moment With this regard their currents turn awry, And lose the name of action. – Soft you now! The fair Ophelia! Nymph, in thy orisons Be all my sins remember’d.

OPHELIA

Good my lord, How does your honour for this many a day?

Имел же Гамлет в ввиду подумать вслух следующее:

 

ГАМЛЕТ

Так быть или не быть – вот в чём сомненье: Что благородней: в мыслях боль терпеть От стрел, что шлёт жестокая фортуна, Или встречать с оружьем море бед И в битве гнать их? Умереть – заснуть, Не более – и этим сном покончить С сердечным гнётом, с сотней мук природных — Наследством плоти: вот какой удел Желаем страстно. Умереть, заснуть, Заснуть и видеть сны… Но есть помеха: Какие смертный сон слагают грёзы, Когда спадает бренная спираль, Неведомо. Мы медлим. Оттого Влачим так долго катастрофу жизни. Ведь кто снесёт хлысты, насмешки дней, Тирана зло и гордецов глумленье, Презрение любви, хромой закон, Нахальство должностей и оплеухи, Что терпит добродетель от паскуд, Хотя сама могла бы всё решить Простым кинжалом? Кто потащит бремя Тяжёлой жизни в стонах и поту? Но этот страх чего-то после смерти, Страны безвестной, из-за чьих границ Возврата нет скитальцам, нас смущает И заставляет ползать средь невзгод, А не лететь к другим, каких не знаем. Так совесть нас записывает в трусы И так решимость, что дана с рожденья, Тускнеет под напором мысли бледной, И все порывы благородных чувств Её теченье в сторону уводит, Не дав воскликнуть «Действуй!»… Погодите! Офелья! Нимфа, пусть твои молитвы Мои грехи помянут.

ОФЕЛИЯ

Добрый день. Как ваша честь сегодня поживает?

Поскольку обычно все знают первую строчку, то в конце её вы, конечно, ожидали увидеть «вопрос», однако в книге «Гамлет»: Литературный детектив» я подробно поясняю свой выбор «сомнения», во-первых, тем, что монолог, как водится, начинается с женской рифмы question, которую у нас традиционно и, на мой взгляд, неоправданно стали заменять мужской – «вопрос», во-вторых, потому что «вопрос» – это, по сути, и есть сомненье, и, в-третьих, потому что в первой редакции в этом месте вообще стояло слово point.

Наконец, мой последний, стихотворный вариант, как мне кажется, звучит для русского уха гораздо ближе, красноречивее и запоминается лучше:

ГАМЛЕТ

Так быть или не быть? Томит сомненье: Что благородней: в мыслях боль терпеть От стрел, что шлёт слепое провиденье, Иль море бед оружием воспеть И в битве гнать их? Умереть – забыться, Не более – и пусть последний сон Наследьем плоти сам распорядится, Пускай прогонит муки жизни он. Уснуть до смерти мы желаем страстно, Забыться сном… Но есть одна печаль: Какая грёза сну тому причастна, Когда спадает бренная спираль, Не знаем мы. И медлим. А в итоге Влачим так долго ужас жития… К чему сносить лихих плетей ожоги, Тирана зло, гордыню холуя, Презрение любви, костыль закона, Нахальство званий и пощёчин прыть, Что добродетель терпит церемонно, Хотя сама могла бы всё решить Простым кинжалом? Кто же тащит бремя Тяжёлой жизни с тупостью ослиц? Но страх чего-то, что скрывает время, Страны безвестной, из-за чьих границ Возврата нет скитальцам, нас смущает И заставляет ползать средь невзгод, А не лететь вперёд… Полёт пугает. Так совесть нас за трусов выдаёт, А та решимость, что дана с рожденья, Тускнеет под напором бледных слов, И ярких чувств высокое стремленье Они смиряют логикой оков, Не дав воскликнуть «Действуй!»… Чья-то тень! Офелья! Нимфа, вот кто поминает Мои грехи в молитвах.

ОФЕЛИЯ

Добрый день. Как ваша честь сегодня поживает?

Ну, и так далее…

P.S. Кстати, если у вас есть друзья среди актёров и режиссёров, не боящихся экспериментировать, можете дать им наводку.

 

«Гамлет» – стихи или проза?

В прошлой статье «Гамлет заговорил рифмой», я показал на примере знаменитого монолога To Be Or Not To Be насколько по-разному воспринимаются одни и те же мысли, изложенные белым стихом, привычным для англичан, и рифмованным, на котором воспитывалось не одно поколение русскоязычных читателей. Тогда я сравнивал два собственных перевода: один, точный, поэтический, не рифмованный, как и оригинал, и другой, передающий смысл каждой строчки, но через гораздо лучше организующую мысль рифму.

На сей раз я пойду чуть дальше. Поскольку я стараюсь рано или поздно доводить до логического конца то многое, за что берусь, мне хочется предложить вашему вниманию ещё одно сопоставление двух переводов одного и того же текста, а именно – сцены, с которой «Гамлет», собственно, начинается. Только я уже не стану сравнивать себя с собой, а постараюсь показать, насколько текст нерифмованный отличается от текста стихотворного в полном смысле – на примере «классического» перевода Пастернака, который сделался таковым исключительно благодаря художественному фильму со Смоктуновским в главной роли.

К сожалению, узость интернетных страниц не позволяет мне оба текста разместить параллельно. Поэтому сначала прочтите, что увидел в подстрочнике покойного профессора Морозова покойных Борис Леонидович, а потом – во что мне удалось преобразовать собственное прочтение оригинала, опубликованное ранее в книге «Гамлет: Литературный детектив».

Итак, Пастернак:

Полночь. Франциско на своем посту. Часы бьют двенадцать. К нему подходит Бернардо .

Бернардо

Кто здесь?

Франциско

Нет, сам ты кто, сначала отвечай.

Бернардо

Да здравствует король!

Франциско

Бернардо?

Бернардо

Он.

Франциско

Вы позаботились прийти в свой час.

Бернардо

Двенадцать бьет; поди поспи, Франциско

Франциско

Спасибо, что сменили: я озяб, И на сердце тоска.

Бернардо

Как в карауле?

Франциско

Все, как мышь, притихло.

Бернардо

Ну, доброй ночи. А встретятся Гораций и Марцелл, Подсменные мои, – поторопите.

Франциско

Послушать, не они ли. – Кто идет?

Входят Горацио и  Марцелл .

Горацио

Друзья страны.

Марцелл

И слуги короля.

Франциско

Прощайте.

Марцелл

До свиданья, старина. Кто вас сменил?

Франциско

Бернардо на посту. Прощайте.

Уходит.

Марцелл

Эй! Бернардо!

Бернардо

Вот так так! Гораций здесь!

Горацио

Да, в некотором роде.

Бернардо

Гораций, здравствуй; здравствуй, друг Марцелл

Марцелл

Ну как, являлась нынче эта странность?

Бернардо

Пока не видел.

Марцелл

Горацио считает это все Игрой воображенья и не верит В наш призрак, дважды виденный подряд. Вот я и предложил ему побыть На страже с нами нынешнею ночью И, если дух покажется опять, Проверить это и заговорить с ним.

Горацио

Да, так он вам и явится!

Бернардо

Присядем, И разрешите штурмовать ваш слух, Столь укрепленный против нас, рассказом О виденном.

Горацио

Извольте, я сажусь. Послушаем, что скажет нам Бернардо.

Бернардо

Минувшей ночью, Когда звезда, что западней Полярной, Перенесла лучи в ту часть небес, Где и сейчас сияет, я с Марцеллом, Лишь било час…

Входит Призрак

Марцелл

Молчи! Замри! Гляди, вот он опять.

Бернардо

Осанкой – вылитый король покойный.

Марцелл

Ты сведущ – обратись к нему, Гораций.

Бернардо

Ну что, напоминает короля?

Горацио

Да как еще! Я в страхе и смятенье!

Бернардо

Он ждет вопроса.

Марцелл

Спрашивай, Гораций.

Горацио

Кто ты, без права в этот час ночной Принявший вид, каким блистал, бывало, Похороненный Дании монарх? Я небом заклинаю, отвечай мне!

Марцелл

Он оскорбился.

Бернардо

И уходит прочь.

Горацио

Стой! Отвечай! Ответь! Я заклинаю!

Призрак уходит

Марцелл

Ушел и говорить не пожелал.

Бернардо

Ну что, Гораций? Полно трепетать. Одна ли тут игра воображенья? Как ваше мненье?

Горацио

Богом поклянусь: Я б не признал, когда б не очевидность!

Марцелл

А с королем как схож!

Горацио

Как ты с собой. И в тех же латах, как в бою с норвежцем, И так же хмур, как в незабвенный день, Когда при ссоре с выборными Польши Он из саней их вывалил на лед. Невероятно!

Марцелл

В такой же час таким же важным шагом Прошел вчера он дважды мимо нас.

Горацио

Подробностей разгадки я не знаю, Но в общем, вероятно, это знак Грозящих государству потрясений.

Марцелл

Постойте. Сядем. Кто мне объяснит, К чему такая строгость караулов, Стесняющая граждан по ночам? Чем вызвана отливка медных пушек, И ввоз оружья из-за рубежа, И корабельных плотников вербовка, Усердных в будни и в воскресный день? Что кроется за этою горячкой, Потребовавшей ночь в подмогу дню? Кто объяснит мне это?

Горацио

Постараюсь. По крайней мере слух таков. Король, Чей образ только что предстал пред нами, Как вам известно, вызван был на бой Властителем норвежцев Фортинбрасом. В бою осилил храбрый Гамлет наш, Таким и слывший в просвещенном мире. Противник пал. Имелся договор, Скрепленный с соблюденьем правил чести, Что вместе с жизнью должен Фортинбрас Оставить победителю и земли, В обмен на что и с нашей стороны Пошли в залог обширные владенья, И ими завладел бы Фортинбрас, Возьми он верх. По тем же основаньям Его земля по названной статье Вся Гамлету досталась. Дальше вот что. Его наследник, младший Фортинбрас, В избытке прирожденного задора Набрал по всей Норвегии отряд За хлеб готовых в бой головорезов. Приготовлений видимая цель, Как это подтверждают донесенья, — Насильственно, с оружием в руках, Отбить отцом утраченные земли. Вот тут-то, полагаю, и лежит Важнейшая причина наших сборов, Источник беспокойства и предлог К сумятице и сутолоке в крае.

Бернардо

Я думаю, что так оно и есть. Не зря обходит в латах караулы Зловещий призрак, схожий с королем, Который был и есть тех войн виновник.

Горацио

Он как сучок в глазу души моей! В года расцвета Рима, в дни побед, Пред тем как властный Юлий пал, могилы Стояли без жильцов, а мертвецы На улицах невнятицу мололи. В огне комет кровавилась роса, На солнце пятна появлялись; месяц, На чьем влиянье зиждет власть Нептун, Был болен тьмой, как в светопреставленье, Такую же толпу дурных примет, Как бы бегущих впереди событья, Подобно наспех высланным гонцам, Земля и небо вместе посылают В широты наши нашим землякам.

Призрак возвращается

Но тише! Вот ой вновь! Остановлю Любой ценой. Ни с места, наважденье! О, если только речь тебе дана, Откройся мне! Быть может, надо милость сотворить Тебе за упокой и нам во благо, Откройся мне! Быть может, ты проник в судьбу страны И отвратить ее еще не поздно, Откройся! Быть может, ты при жизни закопал Сокровище, неправдой нажитое, — Вас, духов, манят клады, говорят, — Откройся! Стой! Откройся мне!

Поет петух.

Марцелл, Держи его!

Марцелл

Ударить алебардой?

Горацио

Бей, если увернется.

Бернардо

Вот он!

Горацио

Вот!

Призрак уходит.

Марцелл

Ушел! Мы раздражаем царственную тень Открытым проявлением насилья. Ведь призрак, словно пар, неуязвим, И с ним бороться глупо и бесцельно.

Бернардо

Он отозвался б, но запел петух

Горацио

И тут он вздрогнул, точно провинился И отвечать боится. Я слыхал, Петух, трубач зари, своею глоткой Пронзительною будит ото сна Дневного бога. При его сигнале, Где б ни блуждал скиталец-дух: в огне, На воздухе, на суше или в море, Он вмиг спешит домой. И только что Мы этому имели подтвержденье.

Марцелл

Он стал тускнеть при пенье петуха. Поверье есть, что каждый год, зимою, Пред праздником Христова рождества, Ночь напролет поет дневная птица. Тогда, по слухам, духи не шалят, Все тихо ночью, не вредят планеты И пропадают чары ведьм и фей, Так благодатно и священно время.

Горацио

Слыхал и я, и тоже частью верю. Но вот и утро в розовом плаще Росу пригорков топчет на востоке. Пора снимать дозор. И мой совет: Поставим принца Гамлета в известность О виденном. Ручаюсь жизнью, дух, Немой при нас, прервет пред ним молчанье. Ну как, друзья, по-вашему? Сказать, Как долг любви и преданность внушают?

Марцелл

По-моему, сказать. Да и к тому ж Я знаю, где найти его сегодня.

Уходят.

Прочитали? Понравилось? Почувствовали всю мощь шейкспировского гения? Вспомнили чёрно-белого Смоктуновского? Тогда давайте почтём это же слегка иначе, чуть более «по-русски»:

(ФРАНЦИСКО на посту. Входит БЕРНАРДО)

БЕРНАРДО

Кто там?

ФРАНЦИСКО

Нет, вы постойте и ответьте.

БЕРНАРДО

Да здравствует король!

ФРАНЦИСКО

Бернардо?

БЕРНАРДО

Он.

ФРАНЦИСКО

Вы как всегда точнее всех на свете.

БЕРНАРДО

Ступай Франциско. Полночь. Слышал звон?

ФРАНЦИСКО

Спасибо, что сменили. Холод жуткий, И тяжко на душе.

БЕРНАРДО

А на посту?

ФРАНЦИСКО

И мышь не пискнет.

БЕРНАРДО

В люльку, сторож чуткий! Горацио с Марцеллом предпочту. Напарников моих, пройдох бывалых…

ФРАНЦИСКО

Кажись, я слышу их. Стоять! Кто там?

(Входят ГОРАЦИО и МАРЦЕЛЛ)

ГОРАЦИО

Друзья стране.

МАРЦЕЛЛ

И Викинга вассалы.

ФРАНЦИСКО

Спокойной ночи.

МАРЦЕЛЛ

Что, уж по домам? Кто отпустил?

ФРАНЦИСКО

Меня сменил Бернардо. Спокойной ночи.

(Уходит)

МАРЦЕЛЛ

О, мой друг, привет!

БЕРНАРДО

С тобой Горацио, мастер арьергарда?

ГОРАЦИО

Отчасти.

БЕРНАРДО

Узнаю твой силуэт!

МАРЦЕЛЛ

Ну, как, сегодня это появлялось?

БЕРНАРДО

Не видел.

МАРЦЕЛЛ

А Горацио говорит, Мол, нам с тобою это всё приснилось. Он думает, что твёрдо устоит Перед виденьем, нас пугавшим дважды. Поэтому я упросил его Сегодня с нами постоять на страже, Чтобы увидеть духа самого, С ним поболтать и нас не звать лгунами.

ГОРАЦИО

Тсс, не спугните!

БЕРНАРДО

Лучше сам молчи И разреши мне поделиться с вами Той былью, что творилась средь ночи Уже два раза.

ГОРАЦИО

Ну, тогда присядем И пусть Бернардо всё расскажет нам.

БЕРНАРДО

Прошедшей ночью были мы в наряде. Звезда светила к западу, вон там, И точно так же небо озаряла, Как и сейчас… И только слышим мы, Как ночи час пробило запоздало…

(Входит ПРИЗРАК)

МАРЦЕЛЛ

Умолкни! Тихо! Видишь поступь тьмы!

БЕРНАРДО

В таком же виде, как король покойный.

МАРЦЕЛЛ

Ты ж грамотей, Горацио! Вперёд!

БЕРНАРДО

Горацио, скажи, что дух достойный!

ГОРАЦИО

Ещё бы: так хорош, что страх берёт.

БЕРНАРДО

Вопросов ждёт.

МАРЦЕЛЛ

Задай ему, дружище.

ГОРАЦИО

Кто ты, забравший сей полночный час, А вместе с ним доспехи, что не сыщешь Среди живых? Владыка в них угас И погребён… Я требую ответа!

МАРЦЕЛЛ

Обиделось.

БЕРНАРДО

Смотри, шагает прочь!

ГОРАЦИО

Постой! Ответь! Терпенья что ли нету!

(ПРИЗРАК уходит)

МАРЦЕЛЛ

Ушло, и без ответа…

БЕРНАРДО

Снова ночь… Ну что, Горацио? Дрожишь и бледен? Не правда ли, не сказка тут прошла? Что думаешь?

ГОРАЦИО

Клянусь – что мы все бредим, Но зоркость глаз едва ли подвела Меня и вас.

МАРЦЕЛЛ

На короля похоже?

ГОРАЦИО

Как на Марцелла – ты. В такой броне Он гнал поляков прочь по бездорожью И так же хмурил брови на войне С норвежским гордым королём. Как странно…

МАРЦЕЛЛ

И прежде, дважды, ровно в этот час Он мимо нас маршировал чеканно.

ГОРАЦИО

Рискую утонуть в потоке фраз, Но мне сдаётся, это был предвестник Грядущих смут, вражды и бурных ссор.

МАРЦЕЛЛ

Ну что ж, присядем. Тем понять полезней, К чему такой взыскательный дозор На ноги граждан ставит еженощно? И почему льют пушки день-деньской, А из-за моря гонят порох мощный? Зачем корпит строитель чуть живой На верфях вечно, выходных не зная? С какою целью ранняя заря Уходит в ночь без сил, в поту, больная? Кто может мне сказать?

ГОРАЦИО

Пожалуй, я. Молва гласит, что наш правитель прежний, Чей образ нам привиделся сейчас, В Норвегии обрёл оплот мятежный. Король норвежский, гордый Фортинбрас, Затеял бой, и в нём наш Гамлет бравый, А храбрости ему не занимать, Убил врага, и тот лишился права, Что договор скрепляет и печать, Ввиду кончины на свои границы Во благо победившей стороны. Иначе нам пришлось бы потесниться, И Фортинбрасу были б отданы Все наши земли в случае разгрома. Таков был их взаимный уговор, И Гамлет править стал на оба дома. Но юный Фортинбрас разжёг костёр Былой вражды отвагой безшабашной, Норвегию обрыскал и собрал Любителей кровавой рукопашной Готовых за еду точить кинжал И с ним бежать навстречу приключенью, Которое вольны мы понимать Как просто откровенное стремленье Отца потери силой отобрать. Вот то событье, в чём причину вижу Я здешних упредительных работ. Она всей этой суетою движет. Тревога выходные не блюдёт.

БЕРНАРДО

Горацио, с тобою я согласен. Зловещая фигура к нам пришла В доспехах короля, что был прекрасен, Но вместе с тем – причиной войн и зла.

ГОРАЦИО

Соринка раздражает глаз рассудка. Ещё расцветом наслаждался Рим, Ещё не сгинул Юлий смертью жуткой, А кладбище уж сделалось пустым. Все в саванах, по римским закоулкам Его жильцы носились, кто куда. Их крикам эхо подвывало гулко. Роса кровила. Влажная звезда, Что верховодит царствием Нептуна, Затмилась, словно судный день настал. И как предтечи скорого кануна Времён лихих, каких и свет не знал, Прологом к предстоящему несчастью Сошлись в знаменье небо и земля, Грозя сгубить всех граждан в одночасье… Но тихо! Снова призрак вижу я!

(Опять появляется ПРИЗРАК)

Сойдёмся с ним хоть насмерть. Стой, виденье! Коль голос есть, издай хотя бы звук! Обет молчанья? Сделай исключенье! Заговори со мной как добрый друг!

(Крик петуха)

Коль ведома тебе судьба отчизны, Открой секрет, чтоб гибель избежать! А если ты на протяженье жизни Успел богатства в землю закопать, За что во смерти должен дух скитаться, Поведай! Стой! Держи его, Марцелл!

МАРЦЕЛЛ

Быть может, мне по-свойски с ним подраться?

ГОРАЦИО

Лови, как хочешь…

БЕРНАРДО

Где?

ГОРАЦИО

Тут!

МАРЦЕЛЛ

Улетел!

(ПРИЗРАК уходит)

Ошиблись мы, величие такое Пытаясь принужденьем удержать. Стреножить воздух – дело непростое: Удары тщетны, к стенке не прижать…

БЕРНАРДО

Когда бы не петух, оно б сказало.

ГОРАЦИО

Но вздрогнуло, как уличённый вор, Сочтя «кукареку» дурным сигналом. Я слышал, будто петушиный ор Так звонок, что богиню утра будит, И где бы дух безплотный ни блуждал, На море, в небе, крик его принудит В могилу мчать. Что этот слух не лгал, Туманный гость нам подтвердил наглядно.

МАРЦЕЛЛ

И растворился с криком петуха… Среди примет для нас, людей, отрадных Одна гласит, что в мире без греха, Которым наш Спаситель овладеет, Сей друг рассвета трудится всю ночь, И духи носа показать не смеют, Безсильны ведьмы колдовством помочь, Столь милосердно время то святое.

ГОРАЦИО

Я тоже слышал эти сказки все. Но посмотри, вон утро молодое Восточный холм штурмует по росе! Бросай дежурство! Обо всём, что было, Я думаю, должны мы доложить Младому Гамлету. Жилец могилы Не может с сыном не заговорить. Ну, друг, признаемся по долгу службы, Тому, кому так нужен наш рассказ?

МАРЦЕЛЛ

Давай, конечно! И по долгу дружбы Я знаю, где застать его сейчас.

(Уходят)

Комментировать не буду. Если вы до сих пор дочитали, думаю, у вас появились свои мысли по этому вопросу. Будет желание, пишите комментарии. А я пошёл трудиться дальше.