Плелась нога за ногу, жить не хотелось. Ну и кто я теперь? Что за ведунья? С какой силой? И что теперь будет со мной? И Хадар… я так хочу к нему… под ту накидку, и чтобы никого больше рядом. В лес, в темноту, под тот тихий дождь… Я замерла посреди улицы, до разума доходило, что самые лучшие мои воспоминания — это та ночь под дождем. Только при мысли о ней ко мне приходит чувство покоя, теплоты и уюта…

Я сама отдала его, уступила, отказалась. А теперь и вернуться не могу, не зная, что собой представляю. Подать весть, позвать? От семьи, от дома оторвать. От его обязанностей и занятий, привычных и доступных ему. От невесты… За что-то же он выбрал ее? Почему я думаю, что я лучше, что ему со мной будет теплее? Только потому, что он мне нужен? Закрыла глаза, пытаясь остановить слезы, они брызнули из-под век, прочертили дорожки на щеках. Подняла голову, осмотрелась — сижу под домом на корточках, сжавшись в комок. Встала, пошла, ввалилась в дом, испугав тетю.

— Ты что, ты как тут?! Что случилось?! — квохтала она. А меня сморило прямо у двери. Как дотащилась до постели — не помню. Упала и уснула…

Вижу — битва, сеча страшная. Конные и пешие. Кровь, крики, стоны хриплые, крепкая мужская брань и… я там, с боевым луком и стрелой на нем. Выцелила чужого — желтокожего, орущего что-то, страшного, стрела ушла. Лечу с ней, вонзаюсь в узкую вражью глазницу.

Потом — дом большой, внутри что-то вроде зала. В нем много раненых — на разномастных кроватях, топчанах. Тяжко пахнет кровью, гноем… болью… Я распахиваю дверь туда, вхожу, привычно придерживая саблю у ноги. Головы тех, кто в сознании, поворачиваются ко мне. Ловлю взгляд серых, как грозовое небо, глаз, налитых страданием…

Дальше — немыслимо огромная змея. Собранное в кольца чешуйчатое тело, толщиной, как ствол среднего по величине дерева. В глазах со страшными вертикальными зрачками отражается небольшая бревенчатая избушка между соснами, да снующий возле нее невысокий шустрый паренек лет шестнадцати. Он замечает змею… Сердито топает на нее ногой, грозит кулаком, гонит прочь грубыми, бранными словами…

Потом — кольцо родных, любимых рук, что есть силы — до боли в косточках. Горячее рваное дыхание, поцелуй в шею, как ожог. Двое деток жмутся к ногам… мальчик и девочка, лепечут что-то. Перевожу поплывший взгляд на окно — лес, сосны за ним, в просветах между хвойными лапами синее небо… лето.

Проснулась, как не в себе. Еле поднялась, вышла из спальни. За столом, ожидаемо попивая чай, сидели гости — Юрас и еще двое незнакомых мужчин. Поздоровалась хмуро, прошла мимо них за кухню в уборную, умылась, расчесала и заплела косы. Не стала убирать по-женски. Что уж теперь-то?

Прошла и села рядом с ними за стол, зыркнула на «дядю» — лыбится. Допрашивали меня долго и подробно, нудно переспрашивая и уточняя. Пришлось рассказать и о Велии, и о Хадаре, хотя и без подробностей о поцелуях. Поймут, что не договариваю что-то важное, все равно влезут в голову. Юраса, видать, уже допросили, и тетю Кристю тоже. Сравнивали наши рассказы, копались в подробностях, выпытывали.

Я скрипела зубами, стараясь не глядеть на Юраса. Чай наливали уже по третьему разу. В конце концов, как будто закончили. Мне разрешили остаться в доме, но выходить пока запретили. На вопросы отвечать отказались. Обещали прислать того, кто ответит или меня к нему отвести, но не сейчас.

Юрас, уходя, закатил глаза и страстно вздохнул, глядя на меня. Издевается, паразит. Такая выдержка или не зацепило? Его же клинить сейчас должно на мне, он же в ногах валяться должен, умоляя о любви. Первые дни самые страшные. А этот юродствует. Может, амулет какой имел на себе?

И вдруг меня озарило — а они же все там сердцееды, небось от девок отбоя нету. Там же все, как на подбор — что ростом, что лицом. А мужское из них так и прет. Как же им без амулетов от приворота, это же просто преступная беспечность? Тем более, собираясь уезжать на целый месяц. Там же новые влюбленные девицы, как я была, есть и смелые — приворот сотворить.

Все это промелькнуло в голове мигом. Почему до меня раньше не дошло? Что ж я тут душу выворачивала из-за того, чего не произошло и не случилось? А они какого тогда…? С любопытством выглянула в окно — Юрас оглядывался, уходя, и тянул ко мне руки, вытягивая губы трубочкой. С-скотина…

Так это я и уйти смогу тогда, за что меня держать тут? Слегка полегчало, отпустило, и уже смогла смотреть на мир спокойно.

А на следующий день за мной прислали старенького ведуна. И надо же — старый, а до сих пор служивый. Это видно было по его одежде, которую носили все стражи — темные штаны, заправленные в сапоги, зеленая бекеша по колено из толстого мягкого сукна, не стесняющая движения в бою. Еще безрукавка из толстой буйволиной кожи, прикрывающая спереди от шеи до низа живота, красиво украшенная железом и дающая свободу рукам.

Пока шли, старичок все приглядывался ко мне. Вошли в какой-то дом, потом в комнату, мне велели сесть. Села. Там было еще двое — молодой да красивый, и пожилой седой. Оба с силой, это мне дали увидеть — как жиденький туман над плечами. Или погуще — у кого как. Говорить стал тот, у кого погуще — молодой:

— Наломала ты дров, дева. Не скрипи зубами, твоя вина тоже есть.

— Не вина, а дурость, что из дому сорвалась. И зла я никому не сделала, не выдумывайте. Над амулетом приворот не властен, это я точно знаю. А они все с амулетами были. Если и прилетело слегка, то я сразу и сняла все, отменила. Все слышали, как я отказалась от них и освободила.

— Выводы правильные сделала. Амулетов они понавешали. Только шутник тут один есть — сейчас в подвале сидит. Это он закупал амулеты на всех. Правило такое есть у стражи — перед новой вахтой обновлять снаряжение ведовское. Вон Стагмисов — тот сам себе купил, все время в одном месте берет… проверенном. А тот змей… разбираемся вот, что за ерунда навешана на тех, что он принес. Девятнадцать мужиков сейчас связаны лежат. Отпаивают их зельями, отворот творят. А остальные, что стояли поодаль, и обозные тоже — те косами твоими бредят. Тех девятеро всего. Косы обрежешь — их попустит.

— Ага, сейчас, — угрюмо огрызнулась я.

— Ты еще скажи спасибо, что темно было, да стража кучно стояла — пострадавших в разы больше было бы. Этих через три дня мы выпустим. В ум войдут, а вот стадом ходить за тобой станут.

— Убегу, спрячусь, — вздернула я сердито голову.

— Да мы не о тебе печемся, а о войске нашем, — хмыкнул пожилой, — от них же службы теперь не жди. Если бы просто любовь — с ней бороться можно при помощи разума, а они же сейчас, как лоси в гоне.

— Что вы предлагаете? Я же вижу — придумали что-то.

— Придумали, только проверить кое-что нужно… У твоего деда не было стихийного ведовства. Он воин, воинская Сила была его талантом. Но она не передается при принятии дара женщиной, не должна. Но вдруг — в виде исключения? Совпало что-то, момент может такой… особый приключился. Вот ты куда смотрела, принимая кинжал? Вижу, что думала уже об этом. На воинство наше ты смотрела.

У каждого из них есть талант свой, особый — воинское умение. Это владение саблей, луком, ножами, смелость, умение управлять конем, сила мышечная, предвидение опасности. Что еще? Способность остановить кровь из раны в бою, воля управлять войском, талант командира, стратега. Хоть и в размере одной боевой единицы, а все это есть. Прихватила ли ты себе чего — будем выяснять. Если не так все, то езжай, куда хочешь. Таскать за собой неразумную и бесполезную бабу смысла нет.

— Куда таскать? И не оскорбляйте! Я на вашем месте сама бы проверяла снаряжение ваших же воинов, до самого последнего амулетика. Все зелья лечебные перед походом перепробовала бы, если от них жизнь человеческая зависит. А вы непонятно кому такое дело доверили. Так давайте теперь из меня виноватую сделаем, да?

— Смелость, девонька, точно — твое, — сказал со смешком красивый, — сейчас пойдем во двор. Пробовать оружие будем. Потом проверим на примере прошлых боевых выходов, как бы ты действовала, как бы поступила в тех условиях? На коня водрузим тебя, милая.

— Я вам не милая, — опять отчаянно огрызнулась я.

— А и не милая, но все равно пойдем.

Сон свой я помнила, ту его часть, где я с луком управлялась. Его и попросила первым. И легко всадила в первую стрелу остальные пять. Никто особо не удивился, да и я не гордилась украденным умением. Вот наработанным, приобретенным годами упорных тренировок гордиться можно было, а моим — никак нельзя. Это я понимала. Сила в руках тоже была и немалая — тяжелый воинский лук я натянула просто и сноровисто, хотя до того и в руках не держала.

Саблю тоже вздернула привычно и стала в боевую стойку. Смешно, наверное, это смотрелось в длинной юбке. Против меня вышел высокий суровый воин средних лет в изрезанном тренировочном доспехе. Я продержалась против него пока не подвернулся каблучок на сапоге. Рухнула на задницу, а его сабля свистнула, срезая выбившиеся волосинки на макушке.

— Вы что творите? — спросила потрясенно, — лучше сразу убейте, что ж издеваетесь?

— Это было бы милосерднее, чем если на тебя понадеются, а ты и сама пропадешь и других подведешь под гибель. Воинское предвиденье есть, — отметил пожилой ведун.

Потом меня гоняли на коне по тренировочной площадке. А я сверкала коленками в теплых чулках и, кроме злости и боли в непривычных к верховой езде, нетренированных мышцах, не чувствовала ничего. Потом ведуны резали руки себе и мне, заставляя останавливать кровь. Я вспоминала наговоры, которым учила бабушка, бубнила их над порезами. Было и больно, и обидно. За что мне все это?

Дальше предложили отдохнуть, даже вкусно покормили. Сели после обеда за стол, заваленный картами, и стали рассказывать про прошлые бои и стычки, интересуясь — а что бы я сделала на месте командира? А я бы ничего не делала и командиром быть не хотела. После сшибки на саблях дико болели мышцы предплечья и ныла подвернутая нога. Времени залечить себя и снять боль не было, и на вопросы я отвечала сквозь зубы. Что-то сказала правильно, где-то угадала, где-то полную чушь сморозила. Мужчины посовещались и сделали вывод, что у Юраса я ничего не позаимствовала. Видно, амулет закрыл. Каким образом отворотный амулет не дал вытянуть уменье, решили подумать потом, заодно и узнать, чем он еще был обвешан.

Устали все, сидели под конец за столом молчаливые и задумчивые. Меня отпустили домой спать, отвезли на повозке.

Я пыталась угадать, чем мне все это выльется, во что станет? Поняла только, что себя теперь защитить смогу. Уйти бы сейчас, но ведь не отпустят же.