Прошла осень, пришла зима. Я провела ее в селении в предгорьях. Подружилась там с жителями, уже неплохо понимая их язык — он не так уж сильно отличался от нашего. Помогала лекарям, чем могла, сама училась у них. Купалась в теплых источниках в глубине пещер, пряла вместе с женщинами, подрубала края пеленок, чтобы не грубо, сооружала теплые карманы из мягкой валяной шерсти. Мастерила маленькие одеяла из больших, которые привезла с собой. Набивала плотно матрасики для колыбели мягкой сухой травой, смотрела, как искусно вырезали из дерева эти колыбели для моих детей. Показывала хозяевам новые узоры в вышивании, делилась способами приготовления мяса и рыбы.

Эту зиму я не скучала. Некогда было. Когда стало много свободного времени, а я часто проводила его в купальнях, решилась посмотреть еще и на Юраса. Где он, что с ним сейчас? Все же я переживала за него, сочувствовала, вину свою знала. С ним все было хорошо — жив, на вид здоров, нес службу, служил в страже, как и раньше.

К весне я уже ходила переваливаясь, как уточка, замирая, прислушиваясь с улыбкой, когда они толкались и ворочались внутри. Сердце сладко сжималось, и я ни о чем уже не жалела. Никто больше не был нужен, только они. Живот был большой, и я соорудила ему поддержку из полотна. Болела спина, я боль не снимала. Нужно знать, что со мной происходит, а эта боль нормальная, обычная.

Пришел срок и дети попросились в мир. Рожала легко, все же двое деток не дали вырасти друг другу слишком крупными. Первым родился Всемир. Потом, совсем легко — Зарочка. Женщины обмыли их в теплой воде, обрабатывали обрезанную пуповину, укутали в пеленки, подкладывая мягчайший сухой мох под попки. К вечеру стало подходить молоко. Все было хорошо, и после родов я поднялась быстро.

В середине последнего весеннего оборота луны перебралась с детьми в свой дом на остров. Вместе со мной жила Марочка, чуть вытянувшаяся за этот год. Помогала стирать пеленки, смотрела за малыми, пока я скакала по поляне с саблей. Мне нужно было привести в порядок тело после своей тягости. И плаванье в целебной воде пещер, танец с саблей, езда на лошадях шли мне на пользу.

Молока доставало, хотя детвора высасывали меня начисто. Хоть и ела, сколько влезало, и пила отвары и настои, молоко только-только наливало грудь до кормления. Я худела, в маленьком зеркальце, что подарили мне, видела, что стала выглядеть старше, взрослее.

Маленькие радовали, грели виноватую душу, придавали другой смысл и направление всей моей жизни в будущем. И трезвое осознание того, что сотворила это своими руками, тоже вразумляло. А чего я хотела, что век ждать будет? Верную да честную может и ждали бы, да и то… это же мужики. Как заболит там у них что-то… Было, конечно — плакала ночами, мучилась, тосковала, но старалась не погружаться во все это — боялась потерять молоко. И сопящие рядом дети отвлекали, успокаивали, оправдывали.

В один из дней конца лета услышав вскрик Марочки, выскочила из дома. В теплые дни мы выносили подстилку на траву, и малые лежали на ней под солнышком, сучили ручками и ножками, уже улыбались и держали головки, агукали… Огромная змеюка нависла над обоими, заторможено вытаращив глаза со страшным вертикальным зрачком. А Мир гулькал, протягивая ручки к ней, пуская пузыри, и его серые глазки светились серебром.

Я замерла, сделала шажок, готовясь броситься, прикрыть собой… боясь, что она от этого кинется на них. И не веря в такое — это была моя живность, знакомая уже, понятная мне, послушная. Заулыбалась и радостно завизжала Зарянка, полыхая синим взглядом. Змеюка осторожно опустила голову ниже, дала притронуться к своему носу. Я отмерла, зашипела: — Вон! Уйди, гадина, исчезни.

Змеюка обижено шевельнула хвостом, отползла. Первым взвыл Мир, потом Заряна. Тянули ручки за ней, плакали горько. Тогда я впервые увидела серебряный и синий свет в их глазах. Мы обсудили все с Дедом, решили, как быть. И вскоре нянек у моих королей прибавилось. Белки, зайчата — все по очереди перебывали в няньках и игрушках. Мы играли вместе, учились ходить, говорить, смеялись, росли…

К следующему лету Мир топал по траве, таская за собой какую-нибудь гадюку или ужа. Бедные твари висели обреченно, даже не пытаясь сопротивляться, ожидая, когда же ему надоест?

Через год обновили договор о ненападении. Моей живности выделяли десять драгоценных осенних дней. Жители поселений отказывались в эти дни от сбора грибов и поздних ягод, не ходили в лес за оголившейся лозой для корзин. И лес полностью принадлежал нам. В эти дни и я выходила из надоевшего укрытия на болотах. Стража больше не отслеживала выход и передвижение чудищ, так что того, что меня увидят, я не боялась. Мы с Мирочкой набирали рябины, чтобы украсить дом, золотые кленовые листья длинными хвостами волоклись за нами следом. Мы смеялись, я отдыхала от привычной повседневности. За детьми присматривали, за них я не боялась.

В воду, для того чтобы увидеть Влада, я больше не смотрела. Сначала боялась потерять детей, потом — что пропадет молоко, когда увижу его с другой. Тут на ум приходило то, что я когда-то увидела с участием Юраса. Я просто не переживу… зачем мне эти муки? Я смирилась, что в чем-то ущербна, что что-то со мной точно не так или просто уготовили мне Силы одинокую судьбу, жизнь, посвященную только детям. Про ту комнату не вспоминала, устала ломать голову — что да как? Думала о другом.

Что детей все равно придется выводить к людям, рано или поздно. Что им могут дать их игрушки — зверушки да змеи? И где мы там будем жить? Что Влад разорвал наш брак, я не сомневалась. Он привел ту девушку в свой дом, больше того — в ту самую комнату, а он говорил, что просто любовниц во дворец не водил. Там могла находиться только та, что дорога ему, которую он должен был как-то представить своему ближнему окружению. А кем, если не женой или невестой? Понятно ведь.

Я могла прожить и сама, наверное, но детям, а особенно Миру, нужен был рядом мужчина, который научит держать оружие в руках, сидеть на коне, принимать решения. Грамоте я могу обучить, но есть много разных вещей, в которых я понимаю мало. Владу нужны наследники, государству нужны. И если он захочет участвовать в их воспитании, видеться с ними — это его право. Если они окажутся не нужны ему… все чаще вспоминался Тарус. Он сможет быть рядом с нами, ничего не ожидая от меня, но отдавая всего себя этим детям. Ведуны получили, что хотели. А моя нетерпимость и ненависть к ним как-то незаметно ушла.

Вот только нужно решить, когда выйти отсюда и решиться на это. А там найду Кристю. Мы с ней виделись частенько, когда я уже была замужем. У нее остались мои золотые. На первое время хватит. Дальше не загадывала.

Делилась мыслями с Дедом. Он меня поддерживал. Только решил, что выходить отсюда я буду не с пустыми карманами. В один из летних дней мы с ним вышли из дому в сторону предгорий. Детей я уже не кормила грудью, больше года они вытягивали из меня, казалось, что и жилы и я сильно похудела. Приходилось прикармливать их протертыми супчиками, овощами. Сейчас я спокойно оставляла их на Марочку и ее маму. Молоко от коз приносили из сел. Охрана была надежной.

Первый раз переночевали в лесу, я просто закуталась в одеяло. Дед так, как я, во сне не нуждался, поэтому сходил и проверил дорогу дальше. Так и шли — все в гору и в гору. Через пару дней уже стояли перед входом в пещеру. Когда-то здесь добывали дорогие камни желтого цвета, как прозрачные солнышки. Потом свод сел и вход завалило. Когда вход раскопали и опять начали добычу, один за другим стали пропадать люди. Так и затих промысел, а он давал возможность горным закупать необходимое у народа, населяющего долины по ту сторону скального хребта.

Стояли, смотрели на темный зев пещеры, думали…

— Счас как выскочит кто, да как испугает тебя — считай все камни наши, — делился своими мыслями Дед. Это были не его владения, здесь он не был хозяином.

— Ага. А, не приведи Силы, я не испугаюсь? — отшучивалась я. Мы все оттягивали время, входить туда не хотелось, но пришлось.

Внутри было прохладно и темновато. Ни черепов человеческих, ни обглоданных скелетов. Светляки промчались за поворот. Там тоже было пусто. Прошли дальше, и я увидела… девицу. Красивую, печальную. Сидит на камне, поглядывает за поворот, ждет нас. Рассказала Деду, что мне показали светляки, и мы решились — пошли вперед.

— Что ж это баба-то пришла? А и ты не мужик, Дед. Мне бы мужичка какого, хоть завалященького, — тоном базарной торговки вещала девица, показывая длинные зубки.

— Ты нежить какая, что ли? — опасливо уточнила я. Рядом с Дедом я не боялась никого.

— Похоже на то… — печально вздохнула девица. Пожаловалась: — Как сюда притащили, привыкла я уже. Даже понравилось. Балуют, подарки дарят, любят. А потом завалило. Я и не думала, что уже не живая. Да и мужички заходили, а потом, как отрезало. Скучно…

— Тебя упокоить или не хочешь? Так еще посидишь? Сюда никто больше не придет — боятся. Ты ж их до смерти…

— Если не придут, то чего ждать? Упокой, там хоть надежда будет, что вернусь когда-нибудь да повеселюсь снова. Или подождать еще…? — сомневалась она, но как-то вяло. Очевидно, сидеть годы в одиночестве было, и правда — скучно.

Дед упокоил ее. Как — я не смотрела. И тех желтых камней мы набрали, сколько унесли. Я шла обратно домой и поражалась, просто не могла понять — как оно так выходит? Было целое пророчество. Из уст в уста передавали, ждали, пока придет обещанная Королева, откроет горы для людей исстрадавшихся и обнищавших, спасет всех. А оказалось, дел то — одна озабоченная нежить тут сидела, мужичков ждала.

И про болота тоже — чудища страшные выходили в мир людей, убивали и пугали собой годами. Воины гибли, защищая людские поселения. Песни слагали о героях… А просто животинкам травка нужна была. Нет, чтобы хоть кто-то, тот же ведун из стражей, да поинтересовался — чего они прут всегда в одно и то же время, что им надо то?

Может, и со мной все так же просто до изумления? Нужно только иначе посмотреть на все, понять, что не так было? Но сама я не справляюсь, Дед в этом деле тоже не особо опытный, так что буду ждать подсказки. Вот — подтолкнула же я здесь все в нужном направлении, даже не подозревая об этом. Может, и меня кто подтолкнет?