На следующий день я подхватилась рано — Мира проснулась. Самочувствие было уже намного лучше, и я приняла дежурство, чтобы дать маме отоспаться. Покормила дочку, поиграла с ней, держа все же руку на перевязи, как и всегда дома. Перед дневным сном вышла погулять с ней на улицу. Уложила потом спать. Мама сидела с книгой, папа уехал в город с утра.

Он вернулся после обеда. Поел, заглянул к спящей Мирославе и позвал нас с мамой в гостиную.

— Так, товарищи семья! Эта программа действий, предложенная тобой и одобренная нами, дала сбой. Мы главного не учли, а именно — тот фурор, что ты произвела. Я бы на твоем месте сейчас и в магазин за хлебушком не выходил, а не то что за женихами. На, смотри. А еще нужно выпуск местных новостей поймать. Ты что-то там перемудрила. То ли с платьем, то ли вела себя не так как-то. В общем, почитай. Это суток не прошло, как оно уже в журналах. Сняли, наверное, предыдущую обложку и в последний момент тебя втиснули. Я возле киоска чуть не упал, думал — глаза подводят. Ан нет, дочечка. Полюбуйся, Вика. Читай вслух, Арина.

Я схватила журнал и уставилась на обложку. Крупным планом я — в руке бокал с шампанским, загадочная улыбка, шальной взгляд в никуда, это я отвернулась от Ярослава, держала лицо. Маникюр классный. Я посмотрела на папу.

— Читай-читай.

— Вчера…тра-та-та…художник…ага…ага. О! Прекрасная незнакомка! Да-а… Вот: «Нет, я не знаю, кто она. Я не верил, что так бывает, хотя и слышал о таком. Муза, которую Высшие Силы иногда посылают художнику или музыканту… О таком можно только мечтать. Но если это земная женщина, я скажу для нее в надежде, что она услышит меня — я положу к ее ногам свою жизнь, состояние, титул, ни на что не претендуя, понимая, что стар и не достоин ее. Просто за счастье видеть ее рядом, рисовать…»

— Бли-ин, — выдохнула я тихо.

— Блин, — подтвердил папа, — не вздумай отозваться, если тебе его хоть немного жаль. Не нужно добивать мужика. Творческая личность, знаешь… и все такое. Они вообще со странностями, а иногда и с придурью.

— Ну да, лучше уж прекрасный образ…

— Так я не об этом даже сейчас. Я о том, что мы бросили свою квартиру, работу, прятались, напрягая чужих людей. А теперь на обложках журналов красуемся. Там тебя, конечно, не унюхают, но если уже знают, кого ищут… Для чего ты им там… Найти — плевое дело. Сейчас дамы из салона выстроятся в очередь на интервью и все.

— Я не говорила там свое имя.

— Ты его назвала на весь мир. Зачем?

— Не знаю… С ним иначе нельзя — только так. Да, талон именной, Бешеной….Ирины Борисовны. Нужно предупредить ее, — вскочила я.

Мама, сидевшая до сих пор молча, тихо проговорила:

— Арина, а может это то, что ты искала? Титул, состояние, даже жизнь… И ни на что не претендуя. Кого ты будешь теперь искать тут, тебя же на части порвут после всего этого. Ты думаешь, что сможешь без сопровождения появиться хоть в одном из тех мест? Мы с отцом присмотрелись как-то, примелькалось, что ли… Я никогда не думала, не представляла, что ты можешь производить такое впечатление. И мне страшно, Арина. Уже не только из-за иномирцев. Он понравился тебе… ты говорила. Он не женат? Дети есть?

— Нет. В прессе даже намеки делались, завуалировано так…но нет. Он нормальный. Геи так не смотрят на женщин — с таким уважением.

— А ты знаешь, как они смотрят? — развеселился папа.

— Ну да: фи-и, прати-ивная.

— Кто знает, Арина… Он боготворит тебя и тебе тоже нравится. Он привлекателен, не так и стар, может, что и сложится. Родишь ему наследника, — мечтала мама.

— Бред какой-то. И где мне его теперь искать? По гостиницам бегать?

— Ты не дочитала. Сидит, ждет на выставке. Каждый день, еще неделю. Рисует. Я так понимаю, что тебя… Думай.

— Ага.

Папа подошел, включил телевизор. Почти убрал звук.

— Сейчас подъедут Аркадий и Ярослав. Расскажешь все, что сможешь вспомнить о его бабушке. Что тогда тебе говорила, все до мелочи. Это важно. Им нужно выяснить все об этом.

— Ладно, — протянула я хмуро.

До отъезда оставалось несколько дней. Они это серьезно? Думать? До меня медленно, под каким-то другим ракурсом, доходило все, что я напланировала — найти совершенно чужого незнакомого мужика, выскочить замуж, спать с ним, позволяя все. Видеть каждый день, постоянно. Говорить с ним, спать…опять. Я это серьезно планировала? А папа? Он серьезно это разрешил? Я задумчиво и с подозрением посмотрела на него.

— Папа, давай уже — колись. Ты же не по-настоящему согласился на мой план? Что ты хотел сделать, о чем ты думал? Но ты же отпустил меня на выставку, зачем тогда?

— А ты бы послушалась, решительная ты наша? Ты же землю копытом рыла. Что я тебя — не знаю?

— Папа, скажи. Пожалуйста, я прошу тебя.

— Я знал, что ты опомнишься. Ты же опомнилась? Ты поняла, какой бред несла? — папа отвернулся, — тут видеокамеры — в вестибюле и гостиной. Съемка постоянная, запись идет на офис Аркадия. Там свой человек, доверенный. Всегда было, еще до нас — от лихих людей, пока хозяева в отъезде. И сейчас, в связи с угрозой для тебя, я попросил не отключать. А потом просто забыл об этом. Предупредить тебя не успел, пока соображал что ты несешь. Я не знал, но подозревал, что такой разговор обязательно донесут до руководства. Понятно же, что это важно. Я уверен, что за тобой присматривали. Ну и я подстраховывал. Машина все время стояла у входа.

— Па-апа-а… Как ты мог не сказать мне? Это же… это почти предательство. Ты же меня сдал, папа, — я чувствовала себя убитой.

— Не неси чушь. Говорю же, пока понял о чем ты — ты уже наговорила.

— Ла-адно… Теперь, даже если я опомнилась, назад дороги нет. Я не стану посмешищем для него. Да, папа, за мной там «присматривали» — Ярослав со своей невестой. Обхохатывались, наверное, как я за женихами пришла. И тот купон так вовремя привезли, тоже ржали, наверное. Даже Бешеная Ираида в курсе.

Так что приобщимся к европейскому аристократическому обществу, родители. Граф — это много или мало? — несло меня, — такс, замок небольшой такой я видела в нэте, а вот размеры владений и состояния нужно уточнить. Мелкая виконтессой будет. Или у нее не будет права наследования титула? Не пресекать же на корню древний род, придется рожать, блин. А так даже лучше, когда нету выбора. Никаких метаний, сомнений…

— Делай, как знаешь, — папа вышел из гостиной и поднялся на второй этаж. А я прошла в библиотеку к компьютеру. Нарыла сведения об Антонио. Позвала маму:

— Ма-ам, иди сюда! Покажу, где мы будем жить в Италии. Красивый замок, в скалах, над рекой. Наверное, в горах где-то. Ма-ам!

Сидела и бубнила тихо: — Такс, а какие тут у нас горы в Италии?

— Аппенины, — донеслось из-за спины голосом Ярослава. Сердце подпрыгнуло.

— Офигел вообще? Заикой сделаешь. А ты точно знаешь? Нужно уточнить. Да, действительно — они. Ну, и ладушки. Теперь, если ты такой умный, то скажи заодно и телефон выставки, будем закрывать вопрос. А? Не умный? Ну и ладно, для этого есть справочная служба. Вы с отцом хотели узнать о бабушке? Пошли, не будем тянуть.

Встала, обошла Ярослава, не глядя ему в лицо. Все-таки чувствовала себя паршиво в этой ситуации. Охотница за женихами, твою ж… Он попытался взять за руку. Я изумленно вскинула на него глаза.

— Ты чего?

— Нужно поговорить.

— Так пошли. Подожди в гостиной, я только переоденусь. Не ждала вас так быстро. — Я глянула на свой домашний костюмчик, почти пижаму. К его отцу выходить в таком неудобно.

— Арина! Мне. Нужно. Поговорить. С тобой.

— Ага, сейчаз-з. Только штанишки подтяну. Отвали. Сказала — жди. Что у тебя с рукой? Бандитская пуля?

— Что-то вроде того.

— Сочувствую.

В гостиную я вышла прилично одетой. Аркадий Иванович, Ярослав и родители сидели в креслах и на диване. Я поздоровалась, села и с ходу начала рассказ:

— Я не знаю, что там случилось у вас в семье, но Бэллу я по-настоящему любила. Милейшая, добрейшая, чудесная женщина. Необыкновенно красивая даже в старости. Знаток искусства и этикета, с изысканной правильной речью и манерами. Я шла к ней, как на праздник, отдыхала душой, многому научилась. Она была уже очень слаба, когда я ушла оттуда. У нее мелко дрожали руки, иногда подворачивались ступни. Ей отчаянно нужно было общение и помощь, и я ей помогала. Больше года.

Она не говорила, кем была там, сказала только, что моя бабушка была ее подругой, а дед — военачальником, опорой власти. И что он не справился потому, что не все зависело от него. Она сказала, что я не просто так работаю здесь — у нее были на меня какие-то планы, но теперь этого нельзя, да и вряд ли получилось бы. Плакала…

Рассказывала, что тот мир прекрасен, необыкновенно, немыслимо. И если там любят, то так… Что там выбирают себе пару не только по внешности, но и по необыкновенно притягательному запаху. Людей той реальности отличает замечательная грация и легкость движений. Там все более драматично, чем у нас. Там, сражаясь за право любить, иногда отдают жизнь. И это прекрасно и страшно одновременно. Любят всем сердцем и живут страстями. И это опасно и восхитительно. Там из-за красивых женщин дерутся на дуэли, разыгрываются трагедии и драмы — возможны даже похищения. Поэтому им нужны сильные мужчины, способные защитить, отстоять. И мы не люди, там у нас была бы еще другая сущность. Но это не оборотни — что-то другое. То, что случилось там и сделало нас беглецами, случилось из-за жажды власти и женщины.

Вот и все. Мы мало говорили тогда, она плакала. Сказала, что очень устала. Утром ей стало плохо с сердцем… я узнала потом.

Я выскажу свои соображения, если вы не против. Хотя вполне возможно, что я и ошибаюсь. За ней присматривали мои знакомые и муж. По всей видимости, по поручению нынешней власти того мира. Возможно — нового короля. Она сказала, что раньше не подозревала, что находится под надзором. Она ненавидела тех, кто убил ее мужа, а ее сделали изгнанницей, и наверняка хотела отомстить.

Скорее всего, она возлагала надежды на законного наследника престола — своего внука. Возможно, у нее были сообщники оттуда и план по возвращению законной династии на трон того прекрасного мира. Наверное, по приезду из-за границы она посвятила в свои планы вашу жену, Аркадий Иванович. Предлагала сообщить внуку, кем он является, где родина его предков и что он вообще не человек. Но всякая борьба за власть опасна и возможность попасть на плаху там реальна. Поэтому, скорее всего, ваша жена категорически отказалась привлекать к ней своего сына и запретила говорить ему что-либо. Видимо, это и стало причиной ссоры. Мне жаль…

Похоже, что сейчас в том королевстве что-то происходит. Похитили после смерти низложенной королевы Алекса, убили моего Веллимира. Возможно, там продолжается борьба за власть. Про то, что они не справляются с управлением отнятых феодов, вы знаете. Возможно, растет недовольство масс. А может быть и так, что и незаконная королевская династия не связана древними обрядами с землями королевства и они ей не послушны. Безусловно, какой-то план у них был, они надеялись справиться. Но, судя по словам Мира, что-то пошло не так.

Законные владельцы феодов мистическим образом, при помощи своей второй сущности связаны с самим духом своей земли. Они исцеляют подданных, могут урегулировать природные катаклизмы. Скорее всего, у королей такие же или даже более широкие возможности, но уже в масштабах королевства. А если нынешний не справляется, то страдает все королевство.

Она чувствовала ответственность и боль за ту землю, хотела восстановить справедливость, вернув на трон сильного законного наследника. Я не вижу в этом ее вины. На монархах лежит огромная, страшная ответственность. Она ее осознавала даже в изгнании.

Все сидели и молчали. Видимо то, что я сказала, было похоже на правду и заставило их переосмысливать все свои прошлые выводы и поступки. Ярослав хмуро смотрел на меня, потирая перебинтованную кисть. Его отец просто отвлеченно глядел в окно, откинувшись на спинку дивана. Мои родители тоже молчали. А я решила сейчас разом закрыть все вопросы.

— Аркадий Иванович, я должна извиниться перед вами за себя и своих родителей, но мы не сможем присутствовать на помолвке вашего сына. Дело в том, что мы уедем отсюда незадолго до этого, так что прошу…

— Арина, почему сына? Я приглашал вас на нашу с Ириной помолвку, я же представил вам ее — она моя невеста.

— Аркадий Иванович, вы сказали — приглашаем вас всех на нашу помолвку. На тот момент об Ирине Борисовне нам не было известно, а в свете заявления вашего сына о его скорой женитьбе… Хотя да, следовало задуматься. Если речь идет уже о женитьбе, то помолвка была раньше. Простите. Но это не имеет особого знач…

— Ты сам себе роешь яму. Я говорил тебе уже неоднократно — придерживай эмоции. Объясняйся теперь сам, если сможешь. — Аркадий Иванович отвернулся от сына, уставившись в телевизор, работающий без звука. Ярослав выпрямился на диване и решительно заявил:

— Арина, у меня нет невесты, и я не собирался жениться.

— Очевидно, у меня что-то со слухом?

— Нет… Нет, ты увидела меня и отвернулась… и даже заплакала. Я… мне это опять…это больно и поэтому я хотел…

— Сделать больно мне в ответ, не разобравшись, что мои слезы были от стыда за тот мой срыв. Я жалела о нем и стыдилась смотреть тебе в глаза. Но, я надеюсь, тебе стало легче, когда ты заставил лежащую с ранением, покрытую синяками меня страдать еще и душевно. У тебя получилось, я плакала так, что врач был вынужден делать мне укол.

— Прости меня, пожалуйста. Я последнее время сам не свой. Все на нервах. Я не подумал, что тебя это так…что ты жалеешь. Ты плакала? Почему ты жалеешь?

— Уже не жалею. Все правильно. И знаешь, Ярослав, если уж у нас минута откровения… Я знала о тебе тогда, еще и как! Как можно было не знать первого парня универа, о котором ходили легенды. Который уходил ночью из клубов с двумя, а то и тремя девушками сразу. И потом я тебя заметила, после спора, когда ты весь день топтался рядом. Но ты, очевидно, не помнишь, что стоял ты не один — на тебе постоянно висели твои подружки и ты, наверное машинально, постоянно поглаживал их.

И с Яной тебе было удобно, поэтому ты не спешил завоевать мое внимание простым дедовским способом, а придумывал долгоиграющие проекты, откладывая целый год. Зачем? Ты же не сгорал от страсти — тушил ее с подругой.

И когда мы встретились с тобой недавно, ты тоже был с девушкой. И уже через день я должна была почему-то об этом забыть, не принимая во внимание. И вчера ты был с девушкой, Ярослав, очень красивой девушкой. Я решила, что это и есть твоя невеста.

— Сестра. Она моя двоюродная сестра.

— Сестра, Ярослав, не цепляется за брата двумя руками и не лежит у него на плече, пока он прижимает ее к себе. Или она подыграла по твоей просьбе? Чтобы мне опять было больно? Всегда, когда я тебя встречаю, на тебе виснет очередная девица. Это уже не случайность, как бы ты ни оправдывался. Это твой образ жизни, твоя суть. Тебя уже не переделаешь. Сколько их было после того разговора у моря?

— А ты мне поверишь, мне имеет смысл оправдываться?

— Не поверю. И ты прав, все дело в доверии. Я не верю тебе. И еще дело в том, что ты, не задумываясь, легко причиняешь мне боль.

Ладно, здесь все свои… Ты представляешь себе сильного, взрослого, распаленного страстью мужчину, в руках которого желанная добыча? Три дня бешеной страсти, три дня безумства — и ни одного синяка от его мощных рук, ни одного засоса, пардон, хотя его трясло от желания. Я даже не почувствовала эту пресловутую дефлорацию, потому что он довел меня почти до исступления своими ласками, и я ощутила только восторг. Он берег меня, щадил, я была его драгоценностью, сокровищем. Он просил тот первый поцелуй, желал его, но ждал, когда я стану доверять ему, он не сделал ни шага мне навстречу, ни движения. Я подошла сама, потому что поверила. И не важно, что он делал в той машине, если благодаря этому он был в состоянии терпеливо ждать моего доверия, оберегая меня от того, чтобы я узнала. Она не висела на нем при мне, Ярослав. Он никогда не сделал бы мне больно.

И о планах твоей бабушки на меня — очевидно, связанных с тобой. Наверное, я была бы неплохой королевой. Я вчера ощутила это. Я была там королевой, Ярослав, хотя ты и пришел туда с целью посмеяться надо мной и сделать мне больно. Я впервые ощутила ее полной мерой — власть и она сладка. Я была королевой! И я собираюсь оставаться ею. Я приму его предложение, узнав предварительно условия. Он личность и относится ко мне с благоговением. Он будет беречь меня. Он интересен мне, как человек и не противен, как мужчина. Я рожу ему маленького виконта и старинный род не угаснет.

А тебя я любила, возможно, люблю и сейчас еще, вопреки всему что ты делал и даже без этого их проклятого поцелуя. Но никогда не смогу доверять, поэтому с тобой не буду. Я вынесла слишком много боли, чтобы опять испытывать ее из-за тебя. Поэтому, если больше нам нечего обговаривать, прошу извинить меня — мне нужно связаться с моим будущим мужем и условиться о встрече.

Я встала…