— Ты тоже умеешь причинить боль, — прошептал он.

— Я больше не хочу быть жертвой, Ярослав.

— Я смогу беречь тебя, я буду дорожить тобой и я не стану обещать, что на тебе не будет синяков и засосов. Я честен с тобой. У меня никого не было с лета. Я не понимал и не понимаю причину той твоей паники, твоего отвращения ко мне. Это было больно, Арина!

Но я не собирался отказываться от тебя, просто дал время успокоиться. Я готовил этот дом к вашему приезду. Покупал игрушки, обустраивал детскую и игровую для Славки. Я мечтал, что у меня будет здесь семья — ты и она. Она похожа на тебя и ничего в ней не напоминает о нем. Ты красочно описала, что он с тобой делал. Когда ты исчезла, я знал, что ты с другим. И это тоже было больно! Мне было больно не час, не месяц, мне было больно годы. Я думал, что это навсегда.

Да, они всегда висели на мне, сколько себя помню. И я точно — не замечал их. И да — привычка не отказывать себе в женской ласке есть у всех успешных парней. Твой Мир тоже не отказывал себе до того, как ты ответила ему. И Аньку я взял с собой, чтобы не висли другие, которые проходу не дают. И она действительно сестра и часто так выручает меня. И она тогда офигела от тебя и шептала мне об этом. Я два часа смотрел, как ты зачарованно не сводила с него глаз! И это тоже было больно!

И то, что ты так легко отказываешься от меня, думаешь не больно? Подарив мне за три года всего один поцелуй, который я не могу забыть! Ты моя сплошная боль! Ты меняешь меня, ты уже изменила. Но я не смогу хранить тебе верность всю жизнь, не имея доступа, твою мать, к твоему телу! Мне нужна хотя бы надежда, а ты не даешь ее мне! Ты шарахаешься от меня, как от зачумленного, устраивая истерику. Я тоже могу, как он, довести тебя до исступления! И способен на любой марафон! Так дай же мне возможность это сделать! — Он садонул перебинтованной рукой по столу, и там что-то крякнуло внутри. Ярослав застонал, баюкая руку.

Я на ослабевших ногах вернулась на два шага и плюхнулась на стул. Я боялась его сейчас.

Аркадий Иванович кашлянул, сказав потом:

— Ненормальный… теперь точно перелом.

Папа молча сделал звук в телевизоре громче. Показывали видеосъемку того первого дня выставки. Притихшие посетители и вцепившаяся в Ярослава сестра. Судорожно рисующий меня Антонио и я, замершая и пожирающая его глазами.

Ярослав глухо застонал и выскочил из гостиной. А события на экране развивались. Я встала, медленно пошла на выход, мой воздушный поцелуй Антонио. Камера обводит всех. Ярослав, кинувшийся за мной и остановившийся у входа. Удар по стене кулаком. Сестра возле него. Захлебывающийся комментариями ведущий передачи. Что-то о русских женщинах, сенсации, просьбе помочь в поисках красавицы и прочая чушь.

Папа прокашлялся.

— Африканские страсти. Ну, учитывая происхождение… Мать, как хорошо, что я не разбудил этого в тебе. Ты меня вполне устраиваешь в человеческом облике. Арина, все это действительно драматично, а так же прекрасно и страшно одновременно — мебель сломана. Боюсь, что и рука тоже. Там повторно травмировано. Нужен осмотр травматолога, а лучше — рентген.

Аркадий, что выросло, то выросло и это теперь нужно снова как-то прятать. Что будем делать? Вопрос времени стоит остро. Шумиха большая, это же краса и гордость русского народа… Это достояние нации, скорее всего, не собираются отдавать проклятым империалистам. Нужно принимать срочные меры.

— Папа, пожалуйста, кончай хохмить. Аркадий Иванович, извините меня за этот стриптиз. Я сожалею — накипело, знаете ли.

Он покачал головой.

— Действительно — страсти иномирные. В короли ему еще рано — выдержки маловато. Арина, все очень серьезно. Сейчас они просто раскачиваются. Потом начнут препарировать. Кто ты — выяснят быстро. Отзовутся те же однокурсники. А потом начнут просто зарабатывать деньги на теме. Вытащат то, что ты мать-одиночка, будут охотиться за фото Славки. Будут обвинять в корысти и черт знает в чем. У них есть съемка того, как ты ожидала именно его.

— У меня не было этого чертового пригласительного. Просто хотела попросить провести. Кто, как не хозяин выставки, смог бы это сделать? Просто не пришлось просить.

— Дело не в этом. Нужно переждать все эти ток-шоу и выступления анатомов и психологов. Я не понимаю, отчего вообще все это получило такой резонанс? С чего сенсация? Ты очень красивая девушка, но не до такой же степени?

Послышался голос мамы. Она стояла со Славкой на руках у двери.

— Я думаю, что дело не только в красоте. Тот художник… это было, и правда, как гипноз. Он своим восхищением и всем поведением поднял ее на недосягаемую высоту. Это одномоментный пиар. А она нечаянно подыграла ему, проникшись его романтическим настроением. Это, как игра талантливых актеров — им поверили. А они верили друг другу. Арина правильно сказала — повышенное внимание к ней из-за его внимания.

Папа вышел посмотреть, где Ярослав и проверить его руку. Аркадий Иванович сюсюкал с мелкой, сидящей на руках у мамы. Мелкая пыталась схватить его за нос. Я потеряно водила рукой по сломанному столу.

— Он вчера показал руку врачу? Он всегда такой бешеный?

— Не замечал, пока не начались его проблемы с тобой. Вы уж определитесь как-то между собой. А то страшно рядом находиться. Между вами искрит. Ладно, Виктория Львовна, пойду я заберу Ромэо да поедем домой. Он опять сегодня проведет ночь под холодным душем. Решай, Ариша, быстрей про доступ к телу, мучается же мужик. Мебель, опять же…

— Непременно. Я рада, что вам всем весело.

Он хохотнул и вышел. Сумасшедший день, ненормальный и так и закончившийся ничем.

Их машина давно уехала. Папа объявил, что под вопросом перелом пятой пястной кости. Они поехали в травму.

Этой ночью Славка дала нам концерт. Лезли сразу два зуба. Мы с мамой как будто и сменяли друг друга, но все равно было не уснуть. Поэтому утро встретили в детской — одна на кровати, другая с мелкой на руках. Под утро она успокоилась — то ли подействовало обезболивание, то ли само попустило, но она уснула. А мы поползли вниз на кухню, чтобы выпить кофе.

По нашей с мамой просьбе у нас уже сутки не было повара. Женщина готовила теперь в городской квартире хозяев. В ресторанное обслуживание мы уже наигрались, поняли, что это спец. обслуживание не является обязательным условием проживания здесь. Поэтому попросили разрешить готовить самим, поскольку я уже потихоньку могла заниматься ребенком, щадя плечо, а мама на стенку лезла от безделья. Папа был не против.

Так что сейчас на кухне было пусто и тихо. Кофейный автомат тихо щелкал, а мы ждали, глядя на него и зевая по очереди. Папа еще спал. Он, бедный наш, кажется, отсыпался здесь за всю свою жизнь. Мама поставила чашки с кофе на стол, подсунула ко мне сахар и спросила:

— Так что ты решила? Едем домой, в Италию или все же дашь шанс Ярославу?

— Мам, сейчас даже думать не хочется ни о чем, не то что решать. До поезда еще есть время… В Италию вряд ли. Стремно что-то. Слишком много патетики, боюсь, что не смогу соответствовать. Все же я земная женщина, а не муза. Опять же — проклятое университетское прошлое. Увлекусь, могу и выразиться ненароком. Разочарую… И язык учить придется, а у меня с этим — сама знаешь… Да и вообще… Наверное, все-таки домой. Меня не ищут, хотели бы — за три года нашли бы. Дома хорошо… Восстановлюсь на заочном. Ты ж посидишь с мелкой, пока сессия?

А Ярослав… Наговорить можно многое. Тут имеет место уязвленное самолюбие и нереализованное желание. А любовь… вот это их искусственное чувство, вызванное поцелуем, страшная штука, мама. Совершенно не зная человека так прикипеть к нему — это ненормально, что бы там ни рассказывал Мир. Так хотеть, так зависеть, умирать в его руках и потеряв его. Если бы это проснулось тогда в Ярославе — выжить без меня он бы не смог. Я тогда откликнулась, но не так, как с Миром, а по земному, нормально. Так что это не любовь у него. Пройдет, как мы уедем. Найдет себе кого-нибудь, как ни больно говорить об этом, находил же до этого. Страшнее, если я поверю и доверюсь, а он добьется своего и успокоится, по привычке уйдя в загул. А я, кажется, люблю его, я просто не выживу. Боюсь.

— Ты тогда и не успела почувствовать ничего — тебя больно ударили с этим спором. И с Миром — там было еще и ожерелье. А у Ярослава наше, земное воспитание, заставляющее держать себя в руках на людях. Откуда ты знаешь, что творилось с ним, когда ты тогда пропала? Конечно, могли временно помочь и заменители, суррогат, но очевидно ненадолго, раз он так и не забыл тебя и зовет до сих пор. Когда принимают такие решения, на догадки полагаться нельзя. Тебя вылечил тогда Мир. И от первой любви, и от обиды… А теперь ты опять боишься поцеловать его? Я не понимаю. Это же прояснит все, ты выяснишь…

— Мама, да мне не надо прояснять ничего. Я все и так знаю. А он в любом случае вцепится, как клещ… Не надо, мама. Не хочу сейчас…Спать хочу. Кто первый идет — ты или я?

Первой пошла мама, а я приготовила обед. Кормила папу, занялась потом дочкой. Когда мама вышла и отпустила меня, я уже порядком устала и сразу пошлепала наверх. И спала, когда папа растормошил меня и сказал, что позвонил Аркадий Иванович и велел в семнадцать часов обязательно смотреть местный прямой эфир. В чем дело, он не объяснил.

В прямом эфире давал интервью Ярослав. Я посмотрела на папу:

— Что это? Ты знаешь? Он сказал?

Он покачал головой и приложил палец к губам. Тихо подошла и села рядом мама. А ведущий продолжал:

— Вы согласились дать интервью. Почему?

— Чтобы защитить интересы своей семьи. Нам с женой не нравится вся эта шумиха, что поднялась вокруг нее. Я пришел сказать, что женщина, так заинтересовавшая журналистов — моя жена Арина.

— Вы ничего не напутали? Незнакомка назвалась Арианной.

— Это ее второе, родовое имя. Так принято было у них в семье — старинные дворянские традиции.

— Но вы пришли на выставку порознь.

— Мы с сестрой ждали ее внутри — она опаздывала. Это моя вина, я разговаривал по телефону, и она не дозвонилась ко мне, а пригласительный был у меня. Она, увидев Маэстро, хотела подойти к нему и попросить проводить ее внутрь, ко мне. Но просить не пришлось. Художник проявил понимание и сам предложил ей руку, проводив на свою выставку.

— Судя по тому, что сняли журналисты, так и было. Но вот внутри… Вы так и не подошли к жене.

— К сожалению, я не интересуюсь живописью, такой вот недостаток, но моя жена и теща — она искусствовед, являются ценителями и знатоками. Творчество Маэстро давно интересовало их. Теща осталась с внучкой, а жену я захотел порадовать. И когда увидел, что у нее персональный экскурсовод — сам автор, только рад был за нее.

— А то, что она позировала…

— Ну и что здесь такого? Такая женщина достойна того, чтобы украсить собой полотно любого автора. Не каждый автор достоин ее. Я бы не разрешил ей позировать авангардисту.

Они оба посмеялись. Журналист вежливо, а Ярослав — снисходительно. Он замечательно держался, непринужденно. Красивый, уверенный в себе молодой мужчина. В движениях и даже в статичной позе — скрытая сила. Журналист как будто чувствовал эту скрытую опасность — держался вежливо и предупредительно. Уже видно было, что сделать сенсацию из этого интервью у него не получится.

— Почему никому не известно о вашей женитьбе, почему вы скрывали ее?

— Почему скрывали? Мы женились, когда я был на пятом курсе. Она была неприступна для мужской части нашего университета. Прекрасная чистая девочка, отказывающая всем во внимании раз за разом. Меня она тоже отшила. Я от отчаянья даже спорил на нее. Не понимал тогда, что мне не нужен лишний стимул, чтобы снова и снова пробовать завоевать ее.

Для нас все решил почти случайный поцелуй. Ее первый поцелуй принадлежал мне. Это самое прекрасное воспоминание в моей жизни. Мы расписались без шума. Весь университет знал, что она вышла замуж. Сразу наступила беременность, а она с первого же месяца плохо переносила ее. Поэтому мы отправились к морю, в дом родителей моего отца. Дочка родилась там. Воздух, море, солнце, фрукты — мы долго не решались увозить ребенка из этого рая в наш Питер. Но даже частые поездки друг к другу потом — этого мало. Мы скучали. И вот недавно я привез семью домой.

— Вашей дочери сейчас…

— Мирославе уже два года, три месяца и восемь дней.

— Ярослав, Мирослава, сына назовете Ростиславом?

— Имя будет выбирать Арина, но идея неплоха.

— Простите, но я должен задать этот вопрос. Вас неоднократно видели с другими красивыми женщинами. Это…

— Эскорт услуги. Моя жена всегда сама выбирала мне чистое сопровождение по интернету.

— Но несколько женщин, отозвавшихся…

— Претендующих на мое пристальное внимание и не дождавшиеся его, теперь пытаются таким образом внести раскол в мою семью. Это не новость для меня. Я сам виноват, что не выводил свою жену в свет. Они увидели бы, что конкуренция невозможна. Для меня существует только она.

— Она так доверяет вам?

— Доверие это величайшая ценность. Я всю жизнь буду доказывать ей, что достоин его.

— Вы слышали слова Маэстро и его предложение вашей жене?

— Маэстро джентльмен, аристократ до мозга костей. Он не позволил бы себе предлагать брак замужней женщине. Его ввело в заблуждение отсутствие обручального кольца. Арину раздражают кольца, она их не носит, как и серьги. У нее даже уши не проколоты. Только колье и иногда браслеты.

— Маэстро хочет подарить свою картину Арианне. На память о встрече.

— Моя жена воспитана в интеллигентной семье, и я знаю, что не сможет принять такой дорогой подарок. Но ее очень заинтересовал тот рисунок. Если бы Маэстро подарил его, то этот, даже если просто набросок, стал бы семейной реликвией. Я вышлю наш адрес в дирекцию выставочного комплекса.

— А если Маэстро захочет передать рисунок сам?

— Я с трудом переношу возле моей любимой других мужчин, тем более — проявивших к ней мужской интерес.

— Вы считаете его опасным соперником?

— Теоретически — да. Он интересен, в том числе как личность, талантлив, романтик, не стар еще. Да, он опасен. Но не для моей жены. Она не способна на предательство. Но я все равно ревную ее к каждому столбу.

— Этот ваш удар в стену тогда…

— Я с трудом вынес даже ее восхищенный взгляд поклонницы его незаурядного таланта, направленный на него. А воздушный поцелуй был совсем лишним.

— А что с рукой?

— Перелом. — Показал руку в повязке Ярослав.

— Вы не считаете, что это немного… слишком?

— Я знаю, что слишком. Но знаю так же, что никогда и никому не отдам ее и всегда смогу защитить и отстоять свое.

— Вас расстроило еще и то, что она ушла, не подойдя к вам, даже не взглянув?

— Почему? Мы обменялись взглядами. И я знал, что она опаздывает на встречу к отцу.

— Благодарю….. бла…бла…бла.

Я сидела, уставившись на экран, где уже показывали другой сюжет. Пыталась понять — зачем это? Ну не заставить же меня так выйти за него замуж? Да мне будет плевать, как он станет выглядеть после своего вранья, если я окончательно решу уехать. Зато теперь я могу спокойно выйти на улицу, пойти куда хочу, хоть в кино, хоть на выставку. И Славка защищена. И даже спор, тот позорный для меня момент, он вывернул в мою пользу на случай, если о нем проговорится кто-то из однокурсников.

Это все хорошо, но теперь же…что теперь же? Я чем-то обязана ему, что-то должна? А если развод? Я скривилась. Опять сенсация, опять налетят. Нет, с разводом нужно подождать. Пока. Некоторое время. И он отрезал мне путь в Италию, окончательно и бесповоротно. Вот она — истинная причина того, что он согласился там выступить. И что никому не отдаст свое… какого-то среднего рода.

На лице бесконтрольно расползалась улыбка. Я попыталась убрать ее, но ничего не получалось. Поискала глазами видеокамеру и не нашла. На всякий случай погрозила кулаком всему пространству. Папа и мама тоже улыбались, глядя на меня.

— Вот же наглый, правда? Как вам такой неожиданный зять? Я в шоке от такой беспрецедентной, неслыханной, уникальной, непревзойденной наглости. Так врать и даже не краснеть! Талант, просто талантище. Я учту эту его выдающуюся способность, да-а… Но как все вывернул! Папа, невзирая на возмущение тем, что на этот раз он таки лишил меня жениха, я не могу не восхищаться этим…этим…мужчиной. Мама, одень-ка мелкую на улицу, мы пойдем погуляем, охладимся.