Война - самое грязное и отвратительное явление человеческой деятельности, поднимающее из глубин людского подсознания всё самое низменное и подлое. На войне за убийство человека солдаты получают награду, а не наказание. Они должны безнаказанно разрушать ценности, создаваемые человечеством столетиями, жечь, резать и взрывать. Война превращает нормального человека в злобное животное, цель которого убивать себе подобных.

 Почему же история человечества в основном состоит из летописей всевозможных войн, знаменитых сражений и имён великих полководцев? Почему люди убившие множество себе подобных считаются величайшими героями? Почему любой спор люди до сих пор предпочитают решать силой?

 Проблемы войны и мира, добра и зла всегда волновали думающего человека, но однозначного ответа на эти вопросы нет ни у кого. В древности доминировала точка зрения христианской церкви, которая выводила испорченность людей от грехопадения Адама и Евы. Действительно, легче всего склонность к насилию поселить в самой природе человека и объявить его греховным от самого рождения.

 Карл Маркс называл причиной постоянных войн незатухающую классовую борьбу враждующих классов. Зависть бедных к богатым толкает первых на насильственное изъятие материальных ценностей и сопутствующие этому безобразия. Лев Толстой объяснял коллективную тягу к насилию колоссальной волей лидеров вступающих в конфликт наций. Классический пример Наполеон - сумевший подчинить и упорядочить воинственные настроения французов.

 Однако ни одна теория не в силах объяснить, почему миллионы людей, до определённого дня жившие в мире друг около друга неожиданно начинают ненавидеть соседа до такой степени, что с лёгкостью убивают человека только за то, что он другой национальности, цвета кожи или неправильной веры.

 Возможно, ответ можно найти, если рассматривать человеческое общества как живой, саморазвивающийся организм. Очевидно, наша цивилизация проходит те же стадии развития, как и каждый человеческий индивидуум. Когда-то она находилась в состоянии зародыша и люди жили в пещерах и немногим отличались от зверей. В вечной битве за добычу они не видели особой разницы между собой и другими хищниками. Вопросы морали их явно не интересовали.

 Младенчество цивилизации пришлось на период Древнего мира, когда люди с трудом учились осваивать и подчинять окружающий мир. Именно тогда впервые они начали воевать между собой. Детские кровавые игры велись по любому поводу: женщины и пища, богословные вопросы и банальная жадность. Жестокость оправдывалась и даже возводилась в ранг добродетели.

 Особенно непримиримые войны начались, когда человечество вступило в свой детский период. Научившиеся ходить дети не понимают разницы между добром и злом, поэтому бывают беспричинно жестокими и драчливыми. Двадцатый век ознаменовался двумя мировыми войнами и сотнями миллионов загубленных жизней. Так что же привело к столь печальным результатам и возможно ли в дальнейшем избежать кровавых столкновений народов?

 Люди обычно не задумываются, почему всё дурное липнет к ним само по себе, а всё хорошее нужно культивировать и лелеять… Ведь никто специально не учит детей курить, употреблять алкоголь и наркотики, а большинство взрослых хорошо разбирается в подобных вещах. Родителям нужно усиленно приучать своих детей чистить зубы и умываться. Грязь на человеческом теле появляется сама собой, а чистоту нужно поддерживать немалыми усилиями. Так и наш мир нуждается в постоянной чистке – инъекциях доброты, а зло, как грязь изначально присутствует в нём.

 Дремлющие в глубине человеческого подсознания пагубные желания и роковые страсти: тяга к насилию, жадность, лень, ложь, сексуальные извращения неизбежно вырываются на поверхность мирной жизни. Когда это происходит с отдельным человеком, он превращается в маньяка, а когда с обществом в целом – начинается война. В какой-то момент, суммарная масса этого живущего в каждом человеке зла накапливаясь, перевешивает стремление к мирному сосуществованию. В определённой части населения начинают преобладать идеи реванша, как во время нацисткой Германии или перманентной мировой революции как в СССР.

 Тут же находятся лидеры готовые возглавить эти процессы. Гитлер, Сталин и Муссолини всего лишь выразители тайных желаний своих соплеменников. Государство берёт на себя организаторскую функцию, всячески пропагандирует созревшие идеи и через какое-то время большинство населения стран психологически готово к войне. При этом люди рассматривают её как неизбежное бедствие, которое нужно пережить, по возможности извлекая из неё пользу. Никто до конца не верит, что война жёстко коснётся его или его семьи. Все надеются выжить.

 Только когда война своим ледяным дыханием задевает подавляющее количество людей, общество начинает задумываться о правомерности бойни. С каждой новой войной растёт понимание, что это не самый лучший способ разрешения международных конфликтов. В настоящий момент человечество перешло в фазу полового созревания, и ранний юношеский период жизни нашей цивилизации диктует больший интерес к вопросам пола, чем к надоевшей игрушке - войне. Подростковая жестокость должна скоро закончиться.

 По мере развития коллективного разума людей доля зла заключённого в каждом из нас будем неуклонно уменьшаться. Как образованный человек всегда может контролировать свои низменные страсти, так взрослеющее человечество сможет в дальнейшем избежать кровавых разборок. Время кровожадных героев уходит в прошлое. Критическая масса добра вскоре неизбежно перевесит зло и позволит больше никогда не возвращаться к повторению диких уроков истории.

 ***

 В конце шестидесятых годов двадцатого века светлый церковный праздник Троицу, в простонародье Иван Купала, стали праздновать по всей необъятной стране Советов как день русской берёзки. Это была попытка вытеснить религиозный, а ещё ранее, языческий праздник - атеистическим.

 - Приезжайте ко мне, - накануне очередного праздника Николай Сафонов позвонил своей подруге Александре Шаповаловой и пригласил их в гости. 

 - Нужно поговорить с Иваном Матвеевичем. – Сказала она, но предупредила: – Только он в эти дни встречает каких-то немцев.

 - Пускай приезжает вместе с ними.

 - Я посоветуюсь и перезвоню. – Пообещала Саша.

 - Заодно с отцом увидишься... 

 В 1963 году Григорий Пантелеевич окончательно переехал из Ленинграда в станицу к Николаю Сафонову. Давний друг его дочери давно звал пожилого казака вернуться на малую Родину.

 - Я тебе на хуторе выделю курень, - соблазнял он уважаемого ветерана, - будешь колхозное стадо коров пасти и молодёжь учить уму разуму!

 Через пару лет в Ростове-на-Дону поселились поженившиеся сразу после освобождения Александра Григорьевна и генерал Шаповалов. Три года Иван Матвеевич провёл в Мариинских лагерях под Кемерово и был амнистирован после отстранения от власти Хрущёва.

 - Мы с ним познакомились на пересылке. – Призналась отцу Александра при первой встрече после возвращения из лагерей.

 - Никогда не знаешь, где встретишь свою судьбу….

 - От него все отказались, жена ушла… Несколько лет переписывались и сошлись.

 - Может, ищо и внуки будут? – с тайной надеждой сказал Григорий Пантелеевич.

 - Это вряд ли… - смутилась тридцативосьмилетняя женщина.

 - Зато у тебя теперь муж генерал! – пошутил отец, который сильно переживал, что их род может пресечься.

 - Мы думаем взять ребёнка из детского дома.

 - А дадут?

 - Иван Матвеевич задействовал все связи…

 - Дай-то Бог!

 Григорий Пантелеевич после первой встречи с зятем понял, что тот мужик крепкий.

 - Я Леонида Ильича лично знаю! – похвастался Шаповалов знакомством с новым генеральным секретарём ЦК КПСС Брежневым. – И он меня, видать не забыл…

 - Вот вся оставшаяся семья и в сборе! – обрадовался пожилой тесть.

 - Немного нас осталось!

 … Обычно на Ивана Купала мужики в сёлах чистили колодцы, женщины украшали двор и хату ветками берёзы, обменивались нательными крестиками или головными платками.

 - Мы покумились. – Говорили в таких случаях.

 Женщины расстелили скатерти вокруг берёз украшенных лентами, и пригласили мужчин и парней трапезничать. Праздник пришёлся на начало сенокоса и им требовались силы. Несмотря на горячую пору на берегу Дона собрались всем колхозом. Пригласили из Новочеркасска духовой оркестр для пущего веселья. 

 - Будут соревнования по конским бегам и волейболу. – Проинформировал собравшихся Николай Ильич, который чувствовал себя полноправными хозяином праздника. - Охотники могут слазить на вкопанный высокий столб за сапогами.

 - Лучше бы за бутылочкой… - крикнул весёлый тракторист.

 - Тебя уже хватит! – предупредил председатель.

 На угощение гостей и победителей в соревнованиях, в колхозе к этому дню по распоряжению председателя Сафонова зарезали четырёх бычков.

 - Закуски и выпивки хватит на всех, - пообещал он, - но завтра на работу!

 - Сытый и выпивший колхозник работает лучше! – пошутил тракторист.

 - Тебя сколько не корми – план не выполнишь...

 Часам к десяти утра на место гулянки подъехала чёрная «Волга», из которой вышли двое средних лет мужчин, красивая женщина «бальзаковского» возраста и энергичный мальчишка, сразу убежавший к станичным сверстникам.

 - Шаповаловы приехали! – обрадовался Николай и поспешил встречать почётных гостей. – Радуйся Григорий Пантелеевич.

 - Давненько не видались…

 Иван Матвеевич в генеральском мундире со звездой Героя Советского Союза на груди выглядел как всегда монументально.

 - Познакомьтесь, - представил он спутника хозяину и тестю, - товарищ Иоганн Майер. Наш друг из Германской Демократической Республики, приехал к нам по линии Общества Советско-немецкой дружбы.

 - Очень приятно! – сказал Шелехов и подумал: - Где-то я уже видел это лицо.

 То же самое подумал и зарубежный гость, но ничего не сказал. Иоганн чувствовал себя довольно странно.

 - Почти тридцать лет назад я был в этих местах как завоеватель, а теперь гость…

 Он очень хорошо сохранился для своих пятидесяти лет. Время лишь чуть ссутулило его да посеребрило голову. Он был от природы невысок, суховат, постоянно улыбался, показывая прекрасные искусственные зубы.

 - Товарищ Майер воевал в Сталинграде, - особо не вникая в переживания собеседников, продолжил генерал, - завтра мы поедем туда, посмотрим, каким стал Волгоград.

 - Мы тоже там воевали! – сдерживая нарастающее раздражение, сказал Григорий Пантелеевич.

 Жесты немца были чётки и энергичны. Силуэтом и повадками он напоминал бывшему противнику небольшую хищную птицу.

 - Стервятника, что ли? – прикидывал Шелехов.

 - Давайте лучше выпьем! – предложил хлебосольный хозяин. – А разговоры оставим на второе.

 Гости расселись за сбитые из необструганных досок столы, стоящие прямо на берегу Дона. Григорий оказался прямо напротив Иоганна. После третьей рюмки и лёгкой закуски немец спросил его на довольно сносном русском языке:

 - Почему Вы на меня так смотрите?

 - Как так?

 - С подозрением…

 - А как мне смотреть, ежели вы троих моих сынов убили, города и сёла порушили?

 - Я не фашист, - тихо сказал оппонент, - нас заставляли, вас тоже.

 - Я тебя на энту землю не звал…

 - Зато вы уже четверть века не уходите с моей, и ещё Бог знает сколько будите разделять мою Германию.

 Спорщики зло посмотрели друг на друга, хорошо, что никто их не слушал. Большинство гостей танцевало, остальные вели свои застольные разговоры.

 - Ты прав, - остывая, сказал Григорий, - вы были всего лишь оружием Божьим. Слишком много мы грешили, слишком долго мы жили, словно животные и считали энту жизнь единственно правильной. Воевали, грабили, убивали… Хотели жить как деды и прадеды, ничего не хотели менять. Вот нас так переучили и кровью умыли!

 - Поверьте, мы тоже сполна расплатились за наши прегрешения!

 - Ежели собрать всю кровушку, пролитую наземь на моих глазах и которую сам выцедил, - Григорий Пантелеевич махнул рукой в сторону реки, - аккурат Дон заполнится…

 - А моя может заполнить Эльбу!

 - Наше поколение сполна искупило вину русского народа… - прошептал Шелехов. 

 Помолчав немного, они выпили водочки и уже спокойней начали вспоминать боевое прошлое:

 - А ведь ещё можно поспорить, кому легче было идти в бой, "обстрелянному" или новичку.

 - Среди новичков, как правило, было больше жертв. – Не соглашался Григорий и отодвинул в сторону тарелку, - а вот относительно морального состояния перед боем - у новичка и "обстрелянного" есть, о чём подумать.

  - Да о чём там думать! – Иоганн отодвинул свою, словно расчищая поле боя. - Я шёл на фронт, не представляя, чем это пахнет, так шли все новички, в надежде, что месяца через 3-6 с победой вернёмся. Когда я впервые побывал в отпуске, когда почувствовал мирную жизнь, помылся и выспался на чистой постели, так не хотелось возвращаться в ад... Невольно бережёшь себя!

 - Зато у "обстрелянного" накопился боевой опыт. Он уже знает по полёту снаряда и бомбы, "наш" снаряд или проходящий.

 - А новичок не задумывается о смерти, поэтому менее уязвим.

 Так они спорили, не обращая внимания на развлечения других гостей. Да и спор был ни о чём. Оба говорили одно и то же, только разными словами. Однако вскоре разногласия опять стали принципиальными.

 - Всё-таки немцы воевали лучше! – слегка забывшись, сказал Иоганн.

 - Чего же вы тогда проиграли?

 - Пятеро оставшихся в живых после артиллерийского обстрела солдат моей роты отбивали атаку русского батальона, уложив его перед своими позициями…

 - Но мы ваш Берлин взяли, а вы Сталинград - нет.

 - Нам оставалось пройти всего несколько сот метров до Волги!

 - Но вы их не прошли!

 Майер хотел сказать что-то обидное, но вовремя спохватился. Он помолчал, обдумывая новые доводы, и с усмешкой произнёс:

 - Что вы русские за странный народ? Мы наложили в Сталинграде вал из трупов высотою около двух метров, а всё лезли и лезли под пули, карабкаясь через мертвецов, а мы всё били и били, а вы всё лезли и лезли…

 - Назад нам повернуть было нельзя! – признался бывший сержант и заиграл желваками. – Сзади подпирали заградотряды…

 К столу вернулись Николай и генерал, которому показали новый колхозный клуб.

 - О чём спорим? – живо поинтересовался Иван Матвеевич.

 - Да вот вспоминаем войну…

 - Забывать её уроков не следует, – согласился дипломатичный Шаповалов, - но и вечными врагами быть не стоит!

 - Точно!

 - Вот мы воевали друг против друга, - улыбнулся остывший Григорий Пантелеевич, - а нынче сидим водочку пьём…

  Все дружно согласились, что за это нужно выпить. Следующий час гости пили, ели и смотрели, как соревновалась колхозная молодёжь. Солнце взобралось на самый верх своей наблюдательной вышки, и только тень от склонившихся над столом берёз спасала от его жгучих лучей.

 - Иван Матвеевич, - обратился к Шаповалову тесть. – Ты немца давно знаешь?

 - А что такое? – лениво поинтересовался тот, провожая взглядом спину, удалявшегося проветрится Майера.

 - Лицо знакомое…

 - У них все лица на один манер!

 - А где он служил, знаешь?

 - После ранения в Сталинграде и лечения в госпитале попал в 28-ю легкопехотную дивизию. – Вспоминал генерал информацию из досье. - Воевал под Ленинградом. 

 - Я знаю значок этой дивизии - изображение шагающего пехотинца. – Вспомнил Григорий Пантелеевич.

 - Семь раз раненный, он был произведён за отличия в лейтенанты. В Курляндии попал в плен. Провёл несколько лет на лесозаготовках.

 - Я в своё время тоже…

 - Да и я недавно там побывал!

 - А где живёт?

 - В Дрездене. Я туда недавно в составе делегации ездил, там и познакомились.

 Шаповалов с уважением посмотрел на возвращающегося Иоганна.

 - Сильный народ немцы. Работают как звери. Точно, аккуратно, со знанием дела, с сознанием долга. Считают плохую работу ниже своего достоинства. Не выносят беспорядка, халтуры.

 - Ежели убивавшие друг друга немцы и русские встретились в другом месте, были бы, вероятно, хорошими знакомыми или друзьями.

 - Но судьба их бросила в пекло, где человек перестает быть самим собой. 

 Иван Матвеевич похлопал по скамейке рядом собой, как бы приглашая Иоганна присесть рядом.

 - Вот скажи мне дорогой товарищ Майер, - обратился к нему генерал. - За два часа на Курской дуге мы обрушили на вас тысячи снарядов.

 - Было такое…

 - Неужели у вас не было потерь от нашего огня? - спросил разомлевший от водки и еды Шапошников

 - Да, да, - ответил Иоганн и изобразил потрясение, - это было ужасно, головы поднять нельзя!

 - В итоге мы всё же научились воевать!

 - Наши дивизии теряли шестьдесят процентов своего состава, - уверенно сказал он, статистика твердо ему известна, - но оставшиеся сорок процентов отбивали все русские атаки, обороняясь в разрушенных траншеях и убивая огромное количество наступающих…

 - Так и было.

 - А что делали ваши в Курляндии? - продолжал он неразрешимый спор. - Однажды массы русских войск пошли в атаку. Но их встретили дружным огнём пулемётов и противотанковых орудий. Оставшиеся в живых стали откатываться назад. Но тут из русских траншей ударили десятки пулемётов. Мы видели, как метались, погибая, на нейтральной полосе толпы ваших обезумевших от ужаса солдат!

 - А как иначе образумить трусов? – завёлся генерал и от возбуждения начал шарить по карманам.

 - Действия заградотрядов понятны в условиях всеобщего разлада, паники и бегства, как это было, например, под Сталинградом, в начале битвы. – Неожиданно встал на сторону противника Григорий. - Там с помощью жестокости удалось навести порядок. Да и то оправдать эту жестокость трудно.

 - Но прибегать к ней на исходе войны, перед капитуляцией врага! Какая это была чудовищная, азиатская глупость! – поддержал его Иоганн, и ухмылка исказила его губы.

 - Не согласен с вами…

 - Среди пулемётчиков нашего полка были случаи помешательства. – Сообщил немецкий гость. - Не так просто убивать людей ряд за рядом, а они идут и идут, и нет им конца.

 ***

 В местном училище механизации учились кубинцы. Студентов с острова свободы пригласили выступать с концертом. После окончания всех соревнований и плотного обеда они начали зажигательный концерт. Кубинцы исполняли свои народные песни под гитару.

 - Хорошо поют, - сказал взволнованный неожиданной встречей Григорий.

 Дело было в том, что он утром впервые увидел приёмного сына Александры и Ивана Матвеевича - девятилетнего Костю.

 - Как он похож на меня в детстве! – сразу сказал дочери удивлённый старик.

 - Сходство есть… - подтвердила приёмная мать.

 Костя действительно напоминал мужчин их рода, такой же горбоносый, темноглазый и чернобровый.

 - А кто у него родители были? – тихо спросил Шелехов.

 - Мать Кости я в тюрьме встретила. – Начала рассказывать Александра, когда мальчик побежал купаться на Дон. – Звали её Елена, ей было 24 года, и она хлебнула лиха только за то, что попала в объектив людей в штатском, в первый же день Новочеркасского бунта.

 - Только за это? 

 - В кадре оказывались демонстранты и случайные прохожие. Лена тогда вышла погулять с годовалым сыном. Чья рука и по какому принципу пометила крестиками лица с тех фотографий, сейчас уже не дознаться. Но именно по этому признаку впоследствии кто-то из "меченых" попал под расстрел, а кто-то на длительные сроки заключения.

 - А почему звали?

 - Она умерла у меня на руках в «Устимлаге» в Коми АССР. – Глаза женщины увлажнились. – Я ей тогда пообещала, что не оставлю сироту в детдоме…

 От волнения Григорий Пантелеевич захотел покурить, но вовремя вспомнил, что бросил лет десять назад. Он тщательно прожевал кусок хлеба с салом и спросил:

 - А отец кто?

 - Лена рассказывала мне, что её мужа звали Николай. Фамилию ему дали в детдоме – Безродный. Малышом он случайно оказался в Сталинграде… Там его опекала какая-то женщина, но после войны она умерла, и Коля снова оказался в детском доме. 

 - Печальная история. – Признался Григорий Пантелеевич и посмотрел на небо.

 - Единственное что у него осталось от родных – нательный крестик и имя Коля.

 … Незаметно подкрался тихий бархатный вечер. Станичники начали расходиться по своим домам, праздник заканчивался. Иоганн дремал, положив голову на стол. Александра с отцом и мужем сидели рядом и тихо беседовали. К ним подошёл уставший за суматошный день Николай и плюхнулся напротив.

 - Фу ты! – выдохнул он и вытер рукой вспотевший лоб.

 - Устал Коля! – участливо поинтересовалась Саша.

 - Для кого-то праздник, а для меня работа.

 - Мы скоро поедем…

 - Вы же моя семья!.. Может, переночуете?

 - Нет, поедем.

 Николай изобразил на загорелом лице огорчение, и чтобы перевести разговор на другую тему спросил Сашу:

 - Где работаешь?

 - После лагеря пробовала устроится в Новочеркасске, - пояснила она и скорбно поджала красиво очерченные губы, - но не получилось… С такими, как я, в городе боятся общаться. Ещё в лагерях мне объяснили, что "особых" могут расстрелять в любой момент. Когда везли с этапа на этап, я всякий раз боялась, что вот сегодня поставят к стенке. Мне до сих пор снятся поезда, станции и тупики. Как были мы «меченые», так и остались.

 - Новочеркасск дал один из первых известных примеров того, что честный офицер может и должен отказаться от исполнения преступного приказа. – Глядя на зятя, сказал Григорий Пантелеевич.

 - Для меня, военного человека, когда сказали, что надо поднять войска по боевой тревоге, то есть с оружием и боеприпасами, стало ясно – это не для борьбы со стихийными бедствиями. – Пояснил немного смущённый оценкой его действий Шаповалов.

 - Как же решился не выполнить приказ?

 - Я со своим народом не воюю!

 Александра спросила мужа, что было бы, если бы он подчинился приказу, и танки, стоявшие на мосту через реку Тузлов, атаковали толпу. Тот решительно ответил:

 - Погибли бы тысячи.

 - Ишь што выдумали, - заругался Шелехов, - по мирным людям танками…

 Николай Сафонов чувствовал себя немного скованным в присутствии генерала. Отвернувшись в сторону Дона, он спросил невпопад:

 - Иван Матвеевич, как Вам удалось выжить в войну?.. Ведь процентов восемьдесят танкистов погибли. 

 - За четыре года, продуваемых смертным ветром и пропахших порохом, не чаял остаться в живых.

 Шаповалов приосанился и веско продолжил ответ:

 - Ведь справа и слева под прицелом и залпами войны неумолимо редели ряды фронтовых друзей-танкистов. А для меня так и не выточили снаряда со смертоносным осколком.

 - Значит, небу было нужно для чего-то оставить Вас в живых…

 Долгий день и тяжёлый разговор утомил всех. Минут десять присутствующие сидели в тишине, думая о своём. Николай первый нарушил молчание:

 - А мой брат Митька готовится к полёту в космос!

 - Что ты говоришь!

 - Скоро запуск…

 - Надо же! – ахнула Саша и показала вытянутой рукой параллельно земле. – Я его вот таким помню.

 - Отсутствие электрического света в большинстве сёл и деревень, где живёт добрая половина населения страны, лапти, вши и запуск в космос первого в мире искусственного спутника Земли! – с иронией сказал Григорий Пантелеевич. - Таковы контрасты нашей страны.

 - Не забывайте, - вставил Шаповалов и показал зачем-то вверх, - страны, которая разгромила Гитлера и задела за живое сведущих, сытых и процветающих американцев.

 В это время к ним подбежал накупавшийся до синевы Костя. Худенькое тело его блестело от капелек речной воды. Из одежды на нём болтались синие сатиновые трусы.

 - Мама! – закричал он издалека, - я научился нырять с берега.

 - Молодец! - похвалила Александра и погладила его по мокрым волнистым волосам.

 - Чего это он у тебя ходит с крестиком на шее? – спросил осторожный Николай.

 - Этот крестик его мать завещала никогда не снимать…

 - Всё равно негоже, в нашей стране ходить с крестами. – Недовольно пробурчал коммунист Сафонов.

 - Энто тот крестик? – плохо не видя, спросил Григорий Пантелеевич.

 - Да! – подтвердила его дочь и непонимающе взглянула на отца.

 Старик притянул к себе мальчика и внимательно рассмотрел висящий на шее символ православия. Потом он крепко обнял смущенного Костю и сказал:

 - Это крестик моей матери Пелагеи Ильиничны Мелеховой.

 - Что такое? – не понял Николай.

 - Мелеховой? – удивился Шаповалов и наклонился вперёд.

 Он подумал что ослышался.

 - Я Мелехов Григорий Пантелеевич, казак Вёшенской станицы.

 - А я, почему Шелехова?

 - Долго рассказывать…

 - Точно крестик бабушки? – переспросила Александра и её карие глаза увлажнились.

 - Точно…

 - Не может быть!

 - Выходит Костя сын моего старшего сына Михаила… Он мне говорил перед смертью, что его сынишка Коля и моя сестра Евдокия направлялись в Сталинград.

 - Невероятно! – сказал внимательно слушавший Шаповалов.

 Григорий Пантелеевич тоже пока не верил счастливому случаю, первому в его долгой жизни. Он медленно бормотал себе под нос, силясь понять происходящее:

 - Когда я наведывался недавно в Татарским, оставшиеся в живых старики сказали, что летом 1942 года они направились в Миллерово на встречу с Михаилом. Назад они не вернулись, значит, всё сходится!

 - Что сходится?

 - Евдокия умерла там, а мальца отправили в детдом.

 - Трудно в такое поверить…

 - Вы посмотрите, как Костя на меня похож!

 Все присутствующие внимательно посмотрели на них и, несмотря на огромную разницу в возрасте родство было очевидно. У Григория Пантелеевича разгорелись глаза и точь-в-точь также блестели «цыганские» глаза мальчугана. Они сидели в пол-оборота к другим и их профили были идентичными.

 - Господи! – ахнула впечатлительная Александра и неловко перекрестилась. – Выходит Костя мой двоюродный внук?

 - А мой правнук!

 - Можно я по-прежнему буду называть тебя мамой?! – сказал потрясённый мальчик и прижался к рыдающей женщине.

 ***

 После отъезда родных Григорий Пантелеевич решил прогуляться по станице, слишком много встреч и волнений принёс ему прошедший день. На противоположном конце улицы высилась величественная старинная церковь.

 - Зайду туда, - решил он, с натугой встал, и осторожно ступая больными ногами, пошёл к ней.

 Раньше он редко захаживал в духовные заведения и никогда полностью не верил священникам. По дороге ему пару раз попались пьяные мужики, спящие на пыльных обочинах.

 - Как это символично! – думал он, проходя по недолгому пути. - Всё в нашей жизни переплетается - возвышенное и низменное, добро и зло, чистое и грязное!

 Мелехов потянул на себя тяжёлую дверь. Тишина и прохлада храма внезапно обворожили старого солдата. Внутри царил полумрак, людей было мало, и они стояли тихо, глубоко погружённые в свои мысли.

 - Аминь! – пожилая женщина впереди опустилась на колени и трижды перекрестилась.

 Где-то в бесконечной тёмной дали, над алтарём, горел ярко освещённый лик Господа. Он завораживал, снимал с сердца смутное беспокойство, приведшее Григория сюда, в обитель Бога.

 - Спасибо Господи! – благодарность за то, что он нашёл свою семью, переполнила душу.

 Справа от входа в небольшом углублении в стене жарко полыхали огни десятков свечей. Чуть выше, в нише стены висела икона Богоматери. Успокоение снизошло на него.

 - Церкви у всех народов разные, но Бог-то у нас один…

 Григорий взял свечку, зажёг её, и его маленький робкий огонёк затеплился рядом с другими, огонёк надежды, просветления и очищения. Он поднял глаза к верху и увидел светлый лик Богородицы. Слова неизвестной молитвы сами собой слетели с его сухих губ:

 - Помоги нам, заблудшим, святая заступница!.. Прости нам грехи и прегрешения. Очисти нас от зла и скверны, успокой измученные души наши…

 Мелехов вышел из церкви и буквально не чувствуя земли под собой, вернулся к реке. Он сел на пожелтевшую от зноя траву берегового обрыва и полчаса невидящим взглядом смотрел на воду.

 - Как я устал за семьдесят шесть лет жизни!

 Спокойный и могучий Дон лениво нёс свои воды к невидимому морю. Казалось его течение столь мощно и монолитно, что можно стать на поверхность реки и просто перейти на другой берег как по льду.

 - Спаси и сохрани! - Человек продолжал разговаривать с Богом.

 Неожиданно он увидел как мимо него, влекомый сильным течением, проплыл одинокий листок тополя.

 - Так и человек, - подумал состарившийся казак, - несётся по жизни, не зная куда, зачем и почему. Мы не в силах сопротивляться жизненному потоку и никогда не знаем истинной цели своего существования. Может вся наша жизнь лишь путь к чему-то более значительному и высокому?

 Григорий Пантелеевич посмотрел на тучную Луну и ему показалось, будто причудливый рисунок на её поверхности стал похож на лицо добродушного толстяка.

 - Где-то наши судьбы, мечты, дела и переживания, небось, сливаются в нечто, питающее Бога. – Сказал он вслух и закашлялся. – Ить множество капелек воды, которые составляют тихий Дон, попадая в далёкое море, полностью меняют свой вкус и собственное назначение... 

 На висящем прямо над головой небосклоне, кто-то зажёг крупные спелые звёзды.

 - Только кто знает энто наверняка?

 Седой как лунь старик давно чувствовал, что это его последнее лето под вечным солнцем и радовался этому обстоятельству.

 - В жизни за всё нужно платить! – его мозг работал на удивление чётко. - За еду, комфорт и удовольствия человек расплачивается сам: работой, здоровьем и временем. За зло, которое мы приносим в мир рассчитываются наши близкие и дети. Каждое слово, желание и действие рано аль поздно отзовётся болевым эхом… Фактически человек живёт не благодаря, а вопреки. Миллионы дел, тысячи бед и полчища врагов ждут нас на жизненном пути!.. Нужно обладать огромной внутренней силой штоб противостоять враждебному окружению и до самого последнего дня оставаться человеком…

 Утомлённый мужчина с блаженством закрыл глаза, уставшие за долгую жизнь, и сладко задремал. Микроскопический кусочек мирового сознания по имени Григорий Пантелеевич Мелехов почти достиг своего моря…