После заключительного боя у полустанка Капище рядового Сергея Косикова вывезли ночью на крестьянской подводе, а затем переложили в фанерный кузов грузовика, где были устроены двойные дощатые нары для перевозки раненых.

 - Считай парень, повезло крепко! – сказал измазанный кровью санитар.

 - С чего бы?

 - Утром в настоящем госпитале будешь, а то некоторые помирают, сутками ожидая отправки…

 Вместо матрасов  на досках лежала солома и кровавые тряпки. Машина оказалась сильно перегруженной: раненых было много.

 - Дождь что ли идёт?

 Сергей лежал на нижних нарах и, приходя в себя от толчков на ухабах, ощущал какой-то странный дождь, капавший на него сверху. При разгрузке в госпитале санитары ахнули:

 - Ты же весь в крови!

 - Это кровь не моя…

 Соседа сверху, с оторванной по локоть рукой, плохо перевязали, и он умер от потери крови. В госпитале Косиков быстро поправился и от царапины на руке и от дизентерии, которую, очевидно, подхватил, напившись из воронки. По мере выздоровления он всё больше мрачнел.

 - Что делать? – мучился он над неразрешимой проблемой. - Опять попаду в пехоту, тогда точно погибну!

 Спасение пришло с той стороны, откуда он никак не ожидал. Рядом с госпиталем стояла какая-то тыловая часть. Командир роты однажды подозвал рядового Косикова и строго приказал:

 - Возьми трёх солдат и оборудуй сортир для офицерской столовой!

 Солдаты оказались узбеками и ни бельмеса не понимали по-русски. Руководить ими было сущее наказание. Главное, они не понимали цели строительства.

 - Я показываю, вы делаете! – прикрикнул на них Сергей.

 Всё же часа через три чудо архитектуры было готово. Солдаты вырыли яму, положили настил с тремя отверстиями и оплели частокол еловыми ветвями для изоляции кабинета задумчивости. После чего он смог наглядно показать азиатам, что они сооружали.

 - Теперь поняли, басурмане?

 Узбеки радостно закивали. В благодарность за службу начальник столовой выдал им большой чан с объедками, оставшимися от офицерского завтрака. Узбеки сожрали их с восторгом, несмотря на окурки, изредка попадавшиеся в перловой каше.

 - Никогда такой вкусной каши не ел начальник… - признался самый щуплый из них.

 Когда офицер принимал у Сергея работу, то внимательно посмотрев на него и спросил:

 - Ты родом с Дона?

 - Так точно товарищ лейтенант!

 - То-то я слышу наш выговор…

  Командир посодействовал, и Сергея не направили на передовую. В августе 1943 года Косиков прибыл к новому месту службы на Ладожском озере, в роту охраны. Жили они в землянках, и их задачей было охранять Дорогу Жизни.

 - Летом у нас «лафа», - ввели новичка в курс дела ветераны, а зимой «вешалка».

 - До неё дожить надо…

 Впрочем, до зимы Сергей не дотянул. Промозглой осенью он тяжело заболел. Начался обширный фурункулёз, распухла нога, и он не мог даже встать с нар.

 - Поедешь в Ленинград! – обрадовал его санинструктор.

 - Для чего?

 - Там умеют лечить такие болезни, а у нас всё больше ранения…

 Утром с разбитого бомбами причала нескольких раненых благополучно погрузили на палубу старенького корабля, переделанного в канонерскую лодку. Переход через Ладогу получился спокойным: небо затянуло облаками.

 - Большая волна, шторм. – Скупо сказал капитан.

 - У моряков всё наоборот…

 Из-за плохой погоды немецкие самолёты не прилетали, но и раненые изрядно промёрзли на ветру. Сергей грелся, прижавшись к трубе на верхней палубе.

 - Может мои нарывы пройдут… - сказал он вслух.

 - Держи карман шире! 

 Со станции Ладожское озеро их повезли в товарных вагонах на Финляндский вокзал. Ночь они провели в вагоне, буквально лёжа друг на друге. И это было хорошо, так как на дворе стоял крепкий морозец.

 - Согреться можно только прижавшись к соседу. – Весело сказал статный красавец моряк.

 - Тебе бы лишь прижиматься…

 В ленинградском госпитале возле Смольного он пролежал больше месяца. Женщины приносили им цветы. Приходили стайки ленинградских пионеров, представители от рабочих различных предприятий и даже от интеллигенции.

 - Я бы с удовольствием пролежал бы здесь до конца войны…

 Хотя и в госпитале смерть настигала своих должников. Умер на соседней койке политрук-блокадник от сердечного приступа. Ночами, особенно от палаты «животиков», доносились стоны и истошные крики…

 - От голода люди истощены и ослаблены! – будто извиняясь, сетовали врачи.

 - Блокада…

 После выздоровления Сергея отправили в 864-й стрелковый полк 189-й стрелковой дивизии, которая в начале войны была сформирована из добровольцев Октябрьского района города. Так он стал бойцом восьмой роты третьего батальона.

 - Опять пехота! – огорчился он.

 Дивизия обороняла Пулковские высоты, участок от Киевского шоссе до Витебской железной дороги вдоль южных склонов этих высот. С них очень хорошо просматривалась вся местность перед южными окраинами Ленинграда. Поэтому в планах фашистского командования захват этих высот занимал одно из ведущих мест.

 - Не одно, так другое! – матюгнулся Косиков, поняв что снова вляпался в передрягу. 

 Пополнения шли сюда как в Капище, непрерывным потоком. Большинство оставалось лежать тут навсегда и только немногим удавалось вырваться ранеными.

 - Добро пожаловать в «аппендицит»! – мрачно сказал ротный старшина.

 - А почему «аппендицит»?

 - Такое анатомическое название он получил потому, что участок немецкой обороны вдавался в территорию, находящуюся в наших руках.

 - А захватить нельзя?

 - Неоднократно мы врывались туда, но каждый раз нас выбивали.

 Полоска земли на стыке Пулковской высоты с насыпью Витебской железной дороги, вдавилась в оборону советских войск подковообразным выступом. Оттуда немцы просматривали всю оборону противника... 

 - Лучших наших ребят отнял «аппендицит», вся война сосредоточилась на этом проклятом выступе…

 - По-другому нужно попробовать!

 - Как только не пытались, - махнул рукой седой старшина. - Штрафники иногда скрытно, бесшумно, под покровом темноты подбирались как можно ближе к объекту атаки и без всякого шума, без артподготовки, без криков "ура" врывались в расположение противника и, орудуя, главным образом, кинжалом, ножом и прикладом, захватывали "аппендицит" и закреплялись на нём. Но ненадолго…

 Дальше он поведал что, как только начинало рассветать, немцы разворачивали орудийные стволы Александровской и Пушкинской группировок артиллерии, частично стволы крупных калибров с Урицкого направления и мощным длительным артналётом всё находящееся на "аппендиците" смешивали с землёй. После такой артподготовки немцы занимали этот весьма важный для них участок, без боя. Через несколько дней операция повторялась в том же духе.

 - Чёрт ти шо, а не война! – недоумевали выжившие солдаты.

 - Ерунда на постном масле…

 Траншейные стратеги не одобряли такую тактику:

 - Только людей изводят, – говорили между собой служивые.

 - Когда нас жалели?

 - Разве можно всё время бить в лоб, в одну точку?.. Нужно ударить широким фронтом и рассредоточить внимание и огневые средства противника, – рассуждали бойцы.

 - И продвинуться как можно дальше, чтобы окончательно «срезать аппендицит».

 … По ночам регулярно подходили новые советские части. Косиков видел, что в чахлом леске расположились присланные на подмогу танки. Мимо тащили пушки для стрельбы прямой наводкой. В долинке устанавливали серию ящиков с «Иванами» - громадными головастыми ракетами, которые летят прямо из ящиков и поражают большие площади.

 - Взрыв их круглой головы, весящей сто килограммов, делает воронку метров десять в диаметре. – Глубокомысленно пояснил старшина.

 - Ничего себе!

 - А ты думал…

 По всем признакам наступление вот-вот должно было начаться. Для непосредственного штурма «аппендицита» предназначался штрафной батальон. 

 - Им, как "провинившимся", досталась самая трудная задача - они пойдут первыми и своими телами пробьют путь для следующей за ними дивизии.

 - Ясно. 

 На этот раз в батальоне были не профессиональные уголовники, дезертиры или самострелы, а разжалованные, проворовавшиеся интенданты, хозяйственники и прочая тыловая сволочь. Они получили по десять-пятнадцать лет тюрьмы, заменённой штрафным батальоном.

 - Как же надо было бессовестно воровать, чтобы попасться?

 Это были дядьки лет по тридцать-сорок, а иногда и старше. С холёными, жирными мордами, двойными подбородками и толстыми животами. Они щеголяли модными, сшитыми на заказ шинелями и красивыми фуражками. Только вместо сапог на них были обычные грубые солдатские ботинки с обмотками.

 - Картина, на которую стоит посмотреть!

 - Зато теперича побудут «баянистами»…

 - Почему «баянистами»?

 - ШБ в шутку расшифровывается как «школа баянистов».

 ***

 Был день, а всё равно, что ночь, - валил густой и нудный снегопад. Куда ни посмотришь - кругом снег: падает, падает, падает без конца.

 - Хорошую землянку ты раздобыл, - сказал Косикову командир роты Соловьёв, - будешь моим ординарцем.

 - Слушаюсь, товарищ старший лейтенант! – лихо ответил Сергей, а сам подумал, что так его шансы выжить повышаются.

 - А то артиллеристы недавно решили погреться в землянке… Но - огорчение. Как только затопили печку, снег на крыше стал таять, потекло, и вскоре в крыше появились большие дырки.

 - Как так?

 - Оказалось, землянка наполовину из снега и спасает только от ветра - топить её нельзя.

 - Зато «лапотная» пехота нашла себе землянку-дворец…

 Соловьёв довольно засмеялся и похлопал по добротному столу вокруг которого они сидели. Немцы как всегда утром открыли сильный пулемётный и артиллерийский огонь. Но снаряды и мины чаще рвались сзади. Немцы не могли стрелять уверенно из своих больших орудий и миномётов, так как окопы их пехотинцев находились в нескольких десятках метров. Этот огонь мог зацепить своих.

 - Скорее бы принесли похлёбку, пожрать бы, а потом хоть пусть и убьют, - послышался голос в темноте из угла землянки.

 В голове Сергея часто боролись два чувства - голод и жажда жизни. И в моменты сильного обстрела действительно думалось:

 - Успеть бы хоть разок поесть. Да успеть бы ещё что-то сделать, не попусту в мир покоя уйти.

 Немного спустя около землянки послышался голос политрука Цыганкова:

 - Комроты здесь? - спросил он у часового.

 - Туточки.

 - Ну как, живы ещё? - приветствовал он бодрым голосом, протискиваясь в землянку.

 - Мы живы, а вокруг нас вон, сколько неживых, - ответил ему пожилой солдат.

 - Да, много тут осталось. Темно, насилу вас нашёл. Патронов довольно? – скороговоркой спросил Цыганков.

 - Хватит, - ответил Соловьёв и снял сапог.

 - Скоро вползём в ров, - твёрдо сказал политрук.

 - Если не выдохнемся, - ответил кто-то из солдат.

 - Надо «аппендицит» занять, - решительно повторил Цыганков.

 - Хоть бы с другой стороны посмотреть на него, проклятого, - зло проговорил кто-то.

 - Из нас уже кто-нибудь посмотрит, - добавил другой боец.

 - Ну, желаю всем посмотреть, - попрощался гость и ушёл.

 … Ближе к вечере Сергей впервые увидел, как штрафники штурмуют «аппендицит». Когда уже начинало смеркаться, у железнодорожного моста, нависающего над шоссейной дорогой в Пулково, сконцентрировались подразделения штурмовиков. Они забегали к ним в землянки перекурить, попить водички или чего-нибудь покрепче, спросить знакомых, земляков.

 - Если прорвёмся, вы нас поддержите сразу, чтоб дойти до основных траншей «фрицев»…

 Уже в темноте они вытянулись гуськом у подножья насыпи по направлению к "аппендициту". Так как операция по занятию этого злополучного участка повторялась несколько раз, то абсолютно все знали, вплоть до любого солдата, все перипетии, связанные с этой операцией, знали любые тактические приёмы.

 - Под немецким танком сидит пулемётчик, - равнодушно сказал рядовой Дайнеко, когда штрафники убрались на исходную, - остальные немцы на ночь прячутся в блиндажи.

 - Только один?

 - Не переживай, наших положит много…

 Действительно, только штрафники молча рванули к позициям противника, зычно заработал пулемёт. Первую линию наступающих он срезал словно косой.

 - Нужно отходить! -  крикнул командир штрафбата. – Завтра подавим дот в танке.

 - Точно, – поддержал коллегу Соловьёв, – а потом ударим вместе и дойдём до основных траншей немцев.

 - Дай-то Бог! – кивнул капитан и побежал собирать оставшихся в живых.

 Тут появился молодой представитель Особого отдела в звании лейтенанта и, разъярённый, потребовал, чтобы немедленно помогли тяжелораненым, находящимся метрах в десяти-двадцати от огневых позиций. Он был законно возмущён, увидев раненых, беспомощно лежащих на морозе.

 - Застрелю! - прошептал лейтенант и дотронулся до кобуры.

 - Спокойнее, лейтенант! Вы тут первый раз, у вас слабые нервы, - медленно сказал ротный, глядя ему в глаза.

 Рядом стояли командир взвода Филов и часовой с винтовкой. Филов молча взял у часового винтовку, послал затвором патрон в ствол и приготовился предупредить движение лейтенанта. На лице у командира взвода не было ни малейшего колебания. Ясно было, что он не позволил бы застрелить своего комроты.

 - Мы немедленно должны были занять «аппендицит», чтобы гибель наших солдат не была напрасной… Это наша первейшая обязанность. Вы не знаете приказа, что во время боя главнейшая задача состоит в том, чтобы выполнить боевое задание, выиграть бой, а не заниматься помощью раненым, - добавил злой Соловьёв. - Нам и самим нелегко видеть умирающих и тяжелораненых.

 - А чего тогда не заняли?

 - Мы упустили момент и ты лейтенант тоже в том виноват…

 Рассерженный представитель Особого отдела удалился, но обещал вернуться. Соловьёв посмотрел на его спину и отвернулся.

 - Пойдём хорошенько рассмотрим вкопанный танк-дзот.

 - Зачем? – спросил испуганный Филов.

 - Чтобы дать чёткие координаты артиллеристам.

 Стемнело совершенно. Они, пригнувшись, прошли метров двадцать пять.

 - Пусто, - грустно сказал лейтенант, - одни мёртвые…

 - Точно.

 Немецкие трупы  валялись в гимнастёрках, а ниже пояса голые - свои успели раздеть и ушли.

 - Есть давнишние, уже замёрзшие, а эти вот свежие ещё. Есть и наши - давнишние и свежие… Но под снегом, глубоко, и тех и других гораздо больше.

 - Ров-то рыли противотанковый, - отметил лейтенант, - а он стал не так уж глубок…

 - Наполнили солдатиками...

 Видимость становилась лучше. Начали ползти. Где-то близко должен быть грозный танк-дзот.

 - Пройдём по рву чуть правее, - прошептал Соловьёв и двинулся первым.

 - Как будто он, - легко согласился Филов.

 Действительно, в конце показались очертания танка. Из-под него немцы могли вести пулемётный огонь вдоль обоих рвов, так как стоял в месте их пересечения.

 - Пошли назад, всё ясно.

 - Подтащим пушку ближе, и сможет достать подлюку.

 Когда они вернулись, им сказали, что прибыли миномётчики с 82-миллиметровым миномётом.

 - Это уже хорошо.

 Соловьёв немедленно отправился к ним, сказал, где находится танк, и попросил открыть огонь по этому району. Немцы будут отступать по траншее, а тогда их могут достать только миномётчики.

 - Мина летит по навесной траектории и легко достаёт в окопе… - обрадовался командир роты.

 - Да и осколков у неё много.

 Никакой согласованности, связи с пехотой обычно не было. Да, пожалуй, она и не нужна была: что тут во тьме согласуешь?

 - Главное не попасть в своих…

 - Что тоже трудно!

 Проходящие мимо миномётчиков раненые штрафники говорили:

 - Браты!.. Поддерживайте своим огнём, плохо там.

 - Да, были несколько раз во рву - не удержаться, бьёт вдоль рва откуда-то справа, а потом контратакует. - Добавляли они с матами.

 Снаряды полетели низко над пехотинцами и радовали их, казались им такой солидной поддержкой. На самом же деле артиллеристы видели меньше их.

 - Стреляем почти наобум. – Признались они.

 На душе всё же стало светлее. Около десяти выстрелов сделала полковая пушка, и все снаряды попали в танк. Открыли огонь и миномётчики.

 - Танк уже не ответит. – Поняли красноармейцы после точных попаданий.

 - Заткнулся гад!

 Танк-дот действительно молчал. Молчал он и весь следующий день. Пехотинцы, уже не страшась его, свободно разгуливали все утро по обоим рвам. Танк был мёртв.

 Сергей должен был принять участие в готовящейся операции в качестве связного командира батальона. Вечером поступил приказ комдива: « Утром – атака».

  Чуть свет Косикова послали к «баянистам». Их накормили, дали водки и объявили:

 - Если батальон займёт немецкие траншеи, судимость со всех будет снята.

 После такого обещания «баянисты» рвались в бой, как борзые за дичью. 1 декабря 1943 года в 3 часа 45 минут утра началась активная артиллерийская подготовка. Отличная, полновесная, из многих орудий, по хорошо разведанным целям. Снарядов было много, били долго: над немецкими позициями поднялись тучи дыма, огня и снега.

 - Такую бы артподготовочку в сорок первом году! – посетовал комбат.

 Ещё продолжалась стрельба пушек, а штрафники уже выскочили из укрытий и в считанные минуты преодолели двести метров нейтральной полосы. Перебрались через речку, и вот они уже в первой траншее. Немецкая оборона в основном оказалась подавленной. Били лишь отдельные пулемёты.

 - Очевидно, немцы не ожидали атаки! – крикнул лейтенант Соловьёв.

 - И не так уж много войск было у них на передовой. – Поддакивал ему комвзвода Филов.

 За первыми цепями атакующих двинулся и Сергей. Речка впереди оказалась неглубокой, но вязкой. На другом её берегу лежали летние покойники - результат неудачного наступления в июле. Чёрные трупы в разложившихся гимнастёрках – истлевшая ткань между рёбер, наполненных кишащими червями.

 - Вонь страшная. – Скривился он.

 Далее Сергей упёрся в вдребезги разбитый танк, очевидно, осенью наехавший на фугас и взорвавшийся. Но мешкать некогда, он побежал дальше, по дорожке, обозначенной сапёрами.

 - Здесь мин нет, а шагнёшь в сторону и крышка тебе! – скакали его мысли.

 Вот и первая траншея. Разбитые дзоты, мёртвые немцы. Штрафников не видно, они уже забрасывают гранатами вторую траншею. Косиков рванул следом за ними и вдруг раздался страшный вой, скрежет, свист.

 - Это что такое? - Сергей бросился в воронку и застыл.

 Земля содрогалась, от грохота уши словно заложило ватой. По его ноге выше колена что-то сильно и тяжело ударило.

 - Оторвало! – обречённо решил он.

 Оглянулся - нога цела, но огромный ком земли лежал рядом.

 - Что это было?

 Оказывается, опрокинув по четверти литра водки, «баянисты» поторопились и вырвались вперёд раньше графика, без особых хлопот взяли две линии траншей и здесь их застал заключительный аккорд артподготовки - залп реактивных миномётов «Иванов».

 - Видать произошла «маленькая неувязочка», так часто сопутствующая нашим начинаниям. – Оправдывались смущённые артиллеристы.

 Сергей отделался лёгким испугом, но «баянистам» досталось посильней. По сути дела, батальон был деморализован и к третьей траншее не вышел.

 - А немцы тем временем успели оправиться и начать контратаку. 

 Прибежал другой связной и сообщил, что часть немецкой траншеи захвачена.

 - Соловьёв приказал тебе передать это командиру штрафбата. – Выпалил он и метнулся обратно.

 Косиков побежал по траншее, потом по ходам сообщения. Бежал долго, но в одном месте траншея в высоту человеческого роста оказались забита человеческими телами. Трупы лежали на протяжении нескольких десятков метров.

 - Это же наши ребята, мои товарищи.

 Это произвело на Сергея, с одной стороны, страшное, жуткое впечатление, а с другой - он будто лишился чувства страха, выбрался из траншеи и побежал по открытой местности. Вокруг свистели пули, снаряды, а Сергей бежал один на один с целой войной, пожирающей всех и вся.

 - Война есть война. Ну, убьют, и чёрт с ним, подумаешь, какая шишка на ровном месте… Без тебя земной шар не расколется на части. Погибают же генералы, полковники. Погибли же мои товарищи в Капищах…

 Наконец он добежал до начальника... и не узнал его: лицо у него стало серое, глаза потускнели, плечи опустились, а на чёрных, как смоль, волосах, сверкала седая прядь.

 - Нашему батальону нужна помощь, - проговорил запыхавшийся Сергей.

 - Передай своему командиру, - ответил он и махнул рукой, - что мне некем помогать, живых почти не осталось... Пусть отступает.

 Косиков срочно вернулся к Соловьёву и сообщил о сложившейся ситуации. Тогда он отдал другой приказ, гласивший, что Сергей должен передать прорвавшейся роте, чтоб они отступали. 

 - Столько потерь! – думал Косиков, мчась вперёд огромными прыжками, - столько сил было потрачено лишь для того, чтобы после отступить.

 Когда до спасительной траншеи оставалось несколько шагов, в него попал крупнокалиберный снаряд. От Сергея не осталось ни следа, только безымянная левая рука долго валялась под ногами новых бойцов. Потом предпринималось ещё несколько наступлений, но только в середине декабре удалось окончательно "срезать аппендицит".

 ***

 5 февраля 1943 года войска Южного фронта РККА включились в Донбасскую операцию. За 12 дней они прошли с тяжёлыми боями от нижнего течения Дона и Северского Донца до реки Миус. Здесь германскому командованию удалось стабилизировать отступление своих войск.

 Миус-фронт должен был стать, по замыслу гитлеровцев, фронтом мести за поражение под Сталинградом. К лету 1943 года здесь была готова мощная оборонительная линия. Она состояла из трёх полос. Первая проходила по правому берегу Миуса и имела глубину до 12 километров. Для фортификационных сооружений широко использовались частые скалы, обрывы и доминирующая высота Саур-Могила. Глубина минных полей доходила до 200 метров. Каждый квадратный километр был усеян пулемётными точками под бронированными колпаками.

 Вторая линия обороны противника проходила по правому берегу, речек Мокрый Еланчик и Крынка. Третья линия шла по западному берегу Кальмиуса, потом восточнее Сталино, Макеевки и Горловки. Весь этот огромный район был изрыт окопами, траншеями и противотанковыми рвами. Фашистское командование особое внимание уделяло использованию населённых пунктов. По всей глубине укреплённой полосы, которая занимала десятки километров, насчитывалось около 600 опорных пунктов и узлов сопротивления.

 В составе советских войск действовали 5-я ударная армия, 2-я гвардейская армия, 28-я, 44-я и 51-я общевойсковые армии. Их с воздуха поддерживала 6-я воздушная армия. В 6 часов утра 17 июля артиллерийской подготовкой началось наступление. За первый день войска 5-й ударной после тяжёлых боев продвинулись всего на несколько километров. 18 июля вышли на рубеж Степановка, Мариновка, которые севернее Саур-Могилы.

 На правом берегу Миуса образовался плацдарм примерно 10 километров в глубину и столько же в ширину. В это время враг бросил в бой из своего оперативного резерва всё новые силы. 31 июля контрудар противника повторился. В сложившейся обстановке войска Южного фронта не смогли прорвать сильно укреплённую оборону врага на Миусе. Они получили приказ отойти на левый берег реки.

 13 августа 1943 года командующий Южным фронтом генерал Толбухин провёл совещание командиров находящихся у него в подчинении соединений.

 - Два раза нам уже пришлось неудачно прорывать Миус-фронт. Будем прорывать его в третий раз. Другого пути в Донбасс у нас с вами нет, - сказал он решительно.

 Главная задача снова возлагалась на воинов 5-й ударной армии под командованием генерала Цветаева. К исходу дня 18 августа его бойцы  прорвали вражескую оборону шириной 16 километров и продвинулись вглубь её на 10 километров, приблизились к Саур-Могиле. В 23 часа в прорыв вошёл 4-й гвардейский механизированный корпус под командованием генерала Танасчишина.

 Войска Южного фронта перешли в решительное наступление на всём участке. Левый фланг 5-й ударной армии продвинулся до 20 километров. Командование фронтом решает провести сложный и смелый маневр: повернуть армию в северо-западном направлении и зайти в тыл врага, который оборонялся в районе Снежного и Красного Луча. Когда 29 августа были освобождены Сауровка и Свистуны, начался штурм укреплений на легендарной высоте. К подножию Саур-Могилы подошли части 96-й гвардейской стрелковой дивизии под командованием гвардии полковника Левина.

 В результате выхода советских войск в ряде мест за вторую оборонительную линию Миус-фронта она практически потеряла своё значение. Теперь наиболее сильно укреплённый рубеж проходил по третьей линии: восточнее Горловки, через Макеевку, восточнее Сталино и далее на юг по реке Кальмиус. 3 сентября части 34-й гвардейской, 40-й гвардейской и 320-й стрелковых дивизий завязали бои за Енакиево. 

 Город Сталино освобождала 5 ударная армия в начале сентября.   Начальник штаба Южного фронта генерал-лейтенант Бирюзов сообщил командующему, что 2-я гвардейская армия, перед которой не стояла задача непосредственного участия в освобождении «шахтёрской столицы», направила туда отряд под командованием капитана Ратникова.

 - Это даже хорошо, - засмеялся хитрый Толбухин, - ведь всем хочется стать освободителями Донбасса.

 Отряд к вечеру седьмого сентября вышел к шахте «Мария», а затем ворвался на восточную окраину города. Ратников выполнял приказ командира 2-й гвардейской армии Захарова, неудовлетворенного, что его бойцам выпала вспомогательная роль: они упёрлись в линию обороны «Черепаха» в 30 километрах от Сталино, пока соседи прорывались к нему через Макеевку. Захаров потребовал, чтобы вверенные ему части участвовали в освобождении города.

 Так как передислоцировать большие силы было нереально, придумали такой ход: из состава 87-й дивизии выделили 200 человек и 8 автомобилей. Во главе отряда поставили гвардии капитана Ратникова. Этот «кулак», разя противника и вызывая недоумение у своих, рванул в областной центр, водрузив символическое знамя над уцелевшим оперным театром. 

 От пленных стало известно, что фашистское командование стремится остановить наступление советских войск на рубеже Славянск, Краматорск, Константиновна, прикрывая подступы к центру Донбасса. Но уже 6 сентября Юго-Западный и Южный фронты, успешно развивая наступление, сорвали этот план, освободив от захватчиков свыше 100 населенных пунктов, в том числе Макеевку, Константиновку, Краматорск, Славянск и Дружковку.

 7 сентября начался заключительный этап боев за освобождение Донбасса, а через день 5-я ударная армия при содействии войск 2-й гвардейской армии полностью овладела городом Сталино. 10 сентября войска Юго-Западного фронта освободили железнодорожный узел Барвенково, а Южного - Волноваху и во взаимодействии с десантом Азовской военной флотилии - важный центр металлургической промышленности Мариуполь.