С Московского вокзала всех зеков привезли в «Кресты» — одну из тюрем Ленинграда, только меня с братом повезли дальше.

— Куда мы едем? — спросил я.

— В «Большой дом», тюрьму КГБ, — ответили конвоиры.

Я был удивлен, потому что никогда не слышал о тюрьмах КГБ. Знаменитая Лубянка здесь в счет не шла. Она — живая история советской инквизиции, где по сей день бродят тени Берии, Ежева и прочих палачей.

«Большой дом» оказался на самом деле многоэтажным большим домом. Приняв нас у конвоя, дежурный повел меня на верхний этаж.

Широкая лестница, как в первоклассной гостинице была застелена незатоптанной дорожкой. На этаже располагались в два яруса камеры. Через большие окна в коридор лился солнечный свет. Я шел вдоль камер, за дверями которых стояла абсолютная тишина.

Камера №268. Я вошел и сразу почувствовал, что здесь время остановилось. Сырую холодную камеру ярко освещала лампочка. Большая чугунная рама в окне, за ней — кованная массивная решетка и дальше, уже снаружи — ржавые жалюзи. В углу у дверей стоял антикварный чугунный унитаз и такой же умывальник. Две железные кровати были вмонтированы навечно в бетонный пол.

Я лег на кровать. Редкие полоски металла продавливали насквозь тонкий матрац и больно врезались в ребра. Я сложил матрац вдвое и снова лёг, укрывшись одеялом. Стук в дверь и голос из кормушки предупредил, что лежать можно только поверх одеяла.

Так прошло несколько дней. В камере не было ни радио, ни книжек, ни газет. Я не знал, какой сегодня день, и только определял время, когда приносили пищу. Кормили очень вкусно и подавали еду в тонких тарелках из нержавеющей стали. Утром давали кусок сладкого хлеба с пакетиком сахара и наливали в мою кружку горячий чай. На обед приносили острый суп харчо или гороховый с мясом, на второе — картофельное пюре со ставридой под соусом.

Только мы с братом сидели в этой огромной тюрьме, может так мне казалось. Выходя на прогулку в тюремный дворик, я никогда не слышал никаких звуков открывавшихся замков и хлопающих дверей. Я слышал только шум большого города, сигналы машин, скрежет колес и звон трамваев. Наверное, и еду нам приносили из столовой, находящейся где-то рядом. Чтобы не потерять счет времени я делал метку на своей кружке и после четвертой метки меня и брата вызвали на этап. Этап шел на Москву.