В понедельник медсестра сообщила, что свидание с братом будет сегодня в кабинете врача. Это было подарком от Катковой, старая чекистка держала слово. Миша был уже в кабинете и сидел на стуле возле санитара и медсестры из своего десятого отделения.
— Вы хоть поздоровайтесь, вы ведь так давно не виделись, а может виделись, а? — усадив меня на стул рядом с братом и наблюдая за нами, начала моя медсестра.
— Что вы! Как здесь увидишься?
Знала бы она, что совсем недавно мы целый час на прогулке вместе провели.
— Здравствуй, Миша! Ой, тебя прямо не узнать, как ты поправился за эти полгода! — начал я спектакль.
— Тебя тоже не узнать. Как твоё здоровье? — протянув руку для приветствия, подыгрывал мне брат.
— Анна Владимировна, можно мы побудем в палате одни? — спросил я своего врача.
— Нет! Только здесь! — сказала она, как отрезала.
— Повезло тебе, Шурик! Хорошее у тебя отделение, тепло у вас, — сказал Миша, который не мог никак согреться, прижимая руки к груди.
— Чем вы думаете заниматься, когда вас выпишут из больницы? — спросила врач, видя, что разговор у нас не получается.
— Работать пойдем, холодильники будем чинить, за них хорошо платят, — врали мы.
— А за границу как же? Когда снова туда пойдёте?
— Нет! Что вы! С нас и этой совершённой глупости достаточно. Не будь мы знакомы с нашим пограничником, мы бы здесь сейчас не сидели, — ответил я за себя и за Мишу.
— Да, это Романчук во всём виноват, — кивая головой добавил брат.
— Что бы вы там за границей делали, если б вас не выдали? — вступил в разговор молодой врач-терапевт, сидевший в дальнем углу кабинета что-то записывая. — Там ведь и своих таких бродяг хватает. Вы хоть газеты читаете?
— Конечно, мы всё знали. Там же капитализм, за всё платить надо — и за лечение, и за образование. Мы и не собирались там оставаться. Вы не подумайте, что мы с братом могли Родине изменить, — объяснял я советскому специалисту с высшим образованием.
— Жаль, что вы там не остались, пришлось бы там лазить по помойкам, собирать объедки, — на жирном лице врача застыла брезгливая улыбка и, немного подумав, он добавил: — Западные люди.
Мы сидели и молчали, не зная, о чем здесь можно говорить, лишь отвечали на вопросы медперсонала и ждали, чтобы поскорее закончилось это ненужное нам представление.