Глава первая
880 г. (от Р. Х.)
Весна пришла в северянские края поздно. Лишь боги знают, что задержало ее в пути, но не торопилась она принести людям облегчение после голодной зимы. Наконец появилась, закапала с крыш, зажурчала ручьями. Но удивительно, талые воды сошли небывало быстро, не успев пропитать землю. Жито посеяли в полусухую почву, а затем суховей высушил поля до потрескавшейся корки.
Ах, как ждали люди дождя – живительной влаги, несущей жизнь. Все жаждало дождя, а его все нет да нет, и тучи Стрибог гонит мимо полей, будто наказывает провинившихся в чем-то тружеников земли.
Ярина вздохнула: «Неужто еще одно засушливое лето грядет? Два лета засухи подряд – это слишком. Эту-то голодную зиму пережили, а вторую людям никак не осилить. А тут еще мор какой-то навязался, так и косит людей, будто и вправду смерть с косой ходит. Ослабленным людям трудно совладать с хворью».
В веси и людей-то почти не осталось, многие умерли в страшных мучениях, и нерадостные мысли девушки невольно устремлялись к близким – как бы им избежать этой злой напасти?
Ярина собрала связку хвороста, поднатужилась, приподняла ее и взвалила себе на плечо. Ее девичья хрупкость была обманчивой. Она принадлежала к тем славянским женщинам, которые рождены для нелегкой женской доли. Таким природа дает многое: крепкое здоровье и сильное тело – все это и еще темно-синие глаза, острые, яркие, заглядывавшие, казалось, в самую суть человеческой души, достались ей от отца-славянина. Ну а неземная красота – иссиня-черные волосы до самых колен, шелковистые, мягкие, пушистые; черные брови и ресницы, алые губки и белые зубы – передалась от матери-иноземки, которую отец когда-то привез из дальнего похода на Царьград.
Подошел брат Дар со связкой хвороста.
– Ну что, домой пойдем? – спросил он.
Ярина кивнула. Под тяжестью ноши она не была склонна к разговору.
Они вышли из леса и направились к одинокой старенькой избушке на опушке, стоявшей чуть в стороне от веси. В ней, ветхой, покосившейся, жила вдовая сестра Белава, у которой Ярина и Дар нашли приют после смерти своих родителей от степняков.
Белава же перебралась в эту избушку после смерти мужа, поскольку ее пасынки, поделив наследство отца между собой, ей ничего не выделили. Да она и не просила, приученная с малых лет добывать себе пропитание собственными силами.
Бабушка, мать отца, научила Белаву распознавать травы и лечить недуги, чем и сама кормилась всю свою жизнь. Знания эти передавались из поколения в поколение по женской линии. Вот и Ярина уже понемногу стала приобщаться к навыкам знахарства, но до полного овладения всеми премудростями ей было еще далеко.
Брат и сестра подошли к избе, ветхой, покосившейся, сбросили под небольшим навесом хворост. Дни стояли теплые, но ночи по-весеннему еще были холодны, и Белава, которая была на сносях и дохаживала последний месяц, замерзала, поэтому жилище к вечеру протапливали.
– Я к Пселу схожу, ловушку посмотрю, – сказал Дар, занося часть хвороста в избушку и складывая его у прямоугольной глиняной печи.
– Хорошо. Только не задерживайся. Скоро стемнеет, да и похлебка подогреется быстро.
Дар был младше на год, но выглядел намного старше семнадцатилетней сестры. В нем чувствовалась особая порода: высокий рост, твердая походка, гордая посадка головы, широкий разворот плеч, упругий живот. А своими светлыми кудрявыми волосами, серыми глазами и прямым подбородком с уже заметным пушком он свел с ума не одну девчонку в округе.
На игрищах Дар считался первым заводилой и отличался завидной удалью. В военных состязаниях, устраиваемых иногда старейшинами селений между молодежью, он не знал себе равных, одинаково хорошо владея и ножом, всегда висевшим на поясе вместе с ложкой и кресалом, и топором, и луком со стрелами, которые изготавливал сам. Всем этим премудростям с малолетства обучал его отец, и впоследствии Дар не забывал науку, пополняя ее новыми приемами, придуманными им самим.
Ярина доподлинно знала, что многие красавицы мечтают связать с ним свою жизнь. Сильный, смелый, добрый и отзывчивый – он и впрямь стал бы для кого-то даром судьбы. Но сам Дар пока еще не обращал на девушек внимания. Единственными женщинами, которых он уважал, были его незаурядные сестры, обладающие даром целительниц.
Брат ушел. Ярина поставила на печь горшок с похлебкой, споро принялась растапливать сушняк, ожидая прихода Дара и Белавы. Как это всегда бывает, в одиночестве в голову полезли разные мысли. И хотя Ярина старалась реже вспоминать свое счастливое детство, чтобы не бередить душевные раны, но нет-нет да все же думалось о погибшем отце, пропавшей матери, дотла сожженной степняками родной веси.
Брат и сестра чудом тогда схоронились и перешли к Белаве. Сестра была кровной лишь по отцу, но надо отдать ей должное: ребят никогда не обижала, добротой и лаской помогая забыть горечь потери родных. Маленькая их семья жила дружно: и радость, и печаль, и заботы делили пополам.
Правда, особой нужды не знали – еда всегда на столе, и тело есть чем согреть в морозы. Дар ходил на охоту. Помогал в хозяйстве и небольшой огород при избушке. Основным подспорьем все же оставалось знахарство. Сельчане посещали Белаву часто, тем более что была она единственной на всю округу повитухой.
Жить бы да поживать им счастливо, да в прошлое лето объявился в веси один из пасынков Белавы – Веселин. Влюбилась в него старшая сестра без памяти, а он вскружил ей голову и уехал в свой Киев, даже не ведая, что зародил новую жизнь.
Весной живот Белавы открылся всей веси на удивленье. Зашушукались кумушки у женщины за спиной. Скрывала Белава имя отца ребенка, а для сельчан неизвестность хуже правды. Стали всякое выдумывать. Приписывали ей и ведовство. Якобы она отгоняет тучи и мор на весь наслала, чтобы навредить мужчине, что ее обрюхатил, а свадебный плат на голову не накинул.
Белава на разговоры внимания не обращала, ходила с высоко поднятой головой, гордо продвигая живот вперед. Да и глупо дуться на людей, когда они от нее помощи ждут. Теперь она целыми днями пропадала в селении, разрываясь между больными и умирающими, не ведая, как еще помочь бедным людям. Уж что она только не делала, чтобы облегчить страдания: и травами отпаивала, и рвоту вызывала, и чрево промывала. Но люди умирали в страшных муках, корчась и держась за раздутые животы.
Белава предполагала, что люди с голодухи едят какую-то неизвестную ей траву, но наверняка узнать причину болезни не могла, а сельчане на все вопросы знай твердили: «Ничего не ели, ничего не собирали».
Ярина, ломая и подбрасывая в печь хворост, вздохнула. Да, нынешняя весна никому радости не принесла – ни им, ни жителям веси.
Дверь открылась, и в избушку вошла Белава, устало присела на край приколоченной к стене лавки. Ярина тут же бросилась наливать ей земляничный отвар, восстанавливающий силы.
Беременность не испортила славянской красоты Белавы. Волосы цвета липового меда ничуть не потеряли блеск и не потускнели, на плотном стройном теле не появилось ни капли жира. Правда, белое лицо выглядело уставшим и чуть изможденным, но на нем по-прежнему ярко блестели зеленые глаза – и даже не глаза, а глазищи, как говорится, вполлица.
– Ну как там? – спросила Ярина, чувствуя неясную, непонятную тревогу.
Белава отпила глоток отвара, поданного ей Яриной, и, только прочистив горло, смогла говорить:
– Плохо. Умерли еще двое. Сын моего пасынка Лютого тоже не выживет. Сельчане во всем обвиняют меня. Говорят, что это я с полей воду отгоняю и мор на людей наслала. Лютый вообще озверел, будто с ума сошел: говорит, что меня надо было вместе с мужем отправить на краду.
Ярина не стала говорить о беспокоящем ее чувстве тревоги и, чтобы чем-то занять себя, отошла к печи, приподняла глиняную крышку, намереваясь попробовать похлебку. В это время дверь распахнулась, и влетел бледный испуганный Дар.
– Сельчане идут сюда… с вилами. Страшно кричат, угрожают. Называют нас ведьмаками.
Ярина выронила крышку из рук, и та, ударившись об угол печи, раскололась на черепки.
– Я так и знала, – простонала Белава. – Сердце не зря чуяло беду. Скорее полезайте в окно, бегите в лес и не выходите, что бы ни случилось.
– Да ты что?! – Ярина замахала на нее руками. – Никуда мы без тебя не пойдем!
– Ярина, будь умницей. Послушай меня, мне ведь не убежать с таким животом. Я и в окно-то не пролезу, а в дверь выйду, увидят, ринутся в погоню. Тогда все пропадем. Бегите одни! А за меня не беспокойтесь – как-нибудь обойдется.
Белава ощущала уходящее, ускользающее время. Вскоре будет поздно, и ребята не спасутся. Она потеряла самообладание, видя, что они не собираются без нее бежать.
– Ну же, бегите! Кому говорят?! Быстрее!
Грозный окрик сестры подействовал. Брат и сестра бросились к узкому проему оконца. Первой пролезла, обдирая в кровь руки, Ярина. Следом потянулся к оконцу юноша.
– Дар, подожди!
Белава подскочила к нему, сунула в руки маленький мешочек с монетами, которые копила всю жизнь. Парень растерялся и молчал, глядя на женщину жалобными глазами.
– Иди! Иди!
Она настойчиво подталкивала его, и позднее Дар не мог вспомнить, как он вывалился из окна.
– Идите в Киев, – донеслось из избы. – В торговом посаде спросите Веселина… я думаю, он не оставит вас, поможет… Бегите! Скорее…
Ярина и Дар побежали к темнеющим впереди деревьям, слыша за спиной нарастающий жуткий гул разъяренной толпы.
Брат и сестра смотрели из-за деревьев на неясные очертания людей у избы: что они делали, в сгущающемся мраке не было видно. Вдруг мелькнула искра, и тут же вспыхнул огонь, осветив загоревшийся сруб, осенив их страшным прозрением.
Ярина закричала и рванулась к горящей избе, замечая, как во сне, повернувшиеся на ее крик лица, мелькавшие на них отсветы огня. Кто-то махнул в ее сторону рукой. Дар в отчаянии схватил сестру за рукав и потянул назад…
Они продирались сквозь деревья, отчетливо слыша сзади шум погони, но спасительный мрак чащи уже смыкался над ними, скрывая от преследователей. Ребята неслись, не разбирая дороги, пока не выбились из сил.
Ярина споткнулась о корень дерева, упала, но не поднялась, а так и осталась лежать ничком, обессиленная бешеным бегом. Подбежал Дар, схватил за плечи, помогая подняться, но она прошептала:
– Оставь меня… не могу больше… нет сил, – и устало закрыла глаза.
Юноша опустился на пожухлую после зимы траву, прислонился к шершавому стволу дерева. Отдышавшись, к нему подползла Ярина и прикорнула рядом, прижавшись к его боку.
– Дар, за что они так с Белавой?
– Засуху, мор – все свалили на Белаву, – горестно произнес юноша.
– Может, вернемся? Может, это шутка, и Белава жива?
– Замолчи, Ярина, у самого на душе пакостно.
Ярина притихла, изредка всхлипывая и шмыгая носом. Но думы о сестре не давали покоя. Почему случилось это несчастье? За что боги разгневались на них?
Ночь подкрадывалась со всех сторон, и, чтобы не видеть жуткие очертания деревьев, пугающих своими скрюченными ветвями, измученные ребята закрыли глаза и вскоре незаметно для себя уснули.
Проснулись сразу оба: то ли заяц мимо проскакал, то ли белка с дуба на дуб перемахнула, или еще что потревожило сон. Они вскочили на ноги, испуганно озираясь по сторонам. Но ничто не нарушало покоя утреннего весеннего леса, кроме радостного щебета птиц.
Лес медленно отходил от долгой зимней спячки. Открытые поля давно ждали влаги, а здесь земля была еще сыровата, и из глубоких низин тянуло снежным холодом. Из-под прошлогодней травы и опавшей листвы настойчиво тянулись вверх новые зеленые ростки.
Потоптавшись немного на месте, брат и сестра побрели, старательно обходя полусгнившие завалы, продираясь сквозь заросли лесных диких кустарников.
О Белаве не говорили. События прошедшего вечера не оставляли надежд на благополучный исход. Оба это понимали, но в глубине души каждый надеялся на чудо. Они не видели ее мертвой и хотели верить в то, что она жива.
После обеда небо заволокло огромной темной тучей. Хлынул крупный дождь, в одно мгновенье промочив их насквозь. С тоской они смотрели на потоки воды. Если бы дождь пролился на день раньше, то сейчас они не стояли бы сиротливо в лесу под редкой кроной дерева; и ничего не случилось бы с Белавой.
Тягостная боль от бессилия и несправедливости случившегося охватила Ярину. Девушка шмыгнула носом, сдерживая рыдания, но не сумела и расплакалась. Дар стоял молча, не успокаивая ее, потому что сам еле сдерживался, заглушая в себе желание завыть в голос.
Глава вторая
Огромная ладья рассекала воду, ходко скользя вниз по течению Сейма. Борта, напоминавшие сложенные крылья птицы, и выдолбленная птичья голова на носу придавали ей сходство с гигантской сказочной жар-птицей.
Ярина и Дар, плывущие на ладье, не переставали удивляться, как такая махина стойко держалась на воде и не тонула. Привыкшие с детства к маленьким плоскодонкам, они, впервые увидев это чудо, поражавшее своими размерами и мощью, замерли в изумлении и долго не могли прийти в себя от захватившего дух восторга.
Погода стояла жаркая. Солнце немилосердно палило с небес, раскаляя палубу. По обнаженным спинам гребцов струился пот, стекал с волос на лоб, застил глаза. Выносливые мужчины, казалось, не замечали ни пекла, ни пота, слаженно и размеренно поднимали и опускали весла, вытягивая хриплыми голосами монотонную песню.
Ярина сидела на голых досках палубы и рассматривала прибрежные земли, мимо которых скользила ладья. На правобережье часто встречались северянские веси с наполовину ушедшими в землю избами. По левому берегу тянулись непролазные дремучие леса, из которых Ярина и Дар не так давно выбрались.
После гибели Белавы они долго плутали, боясь ненароком вернуться обратно в свое селение, в конце концов заблудились. Даже Дар, охотившийся в этих местах, раньше не забредал так далеко.
Блуждая, они потеряли счет дням, оголодали – весной в лесу не наешься – и пугались похожести встречавшихся им мест. Не иначе леший их водил. Они поднимались на лесистые холмы и спускались в грязные овраги с мелкими ручейками, продирались через кусты и заросли и невольно думали, что навсегда сгинут в этом мрачном лесном царстве. Но судьба отнеслась к ним благосклонно и вывела все же к веси у полноводной реки.
Добрые люди дали ребятам приют, сытно кормили и не попрекали дармоедством.
Всем на вопрос, кто они и откуда, брат и сестра рассказывали историю, которая произошла с ними два лета назад, когда они лишились родителей при набеге степняков. Историю эту они перенесли в настоящее время и снабдили новыми подробностями о том, как они, спасаясь, убежали в лес, заблудились и вышли к чужой веси.
Сердобольные сельчане предложили отвезти их назад, но они отказались возвращаться, сославшись на то обстоятельство, что в живых мало кто в веси остался, поэтому они хотят податься в Киев к родственникам, которые могут их приютить.
Сообщить правду Дар и Ярина боялись, подсознательно чувствуя, что никто не помог бы родным сожженной ведуньи. А быль про разбойников-степняков получилась очень правдоподобной. Сельчане даже жалели бедных сирот и, когда на прикол у веси встала торговая ладья, попросили купцов – братьев Зборка и Добряту – взять их с собой.
Ладья следовала только до Чернигова, но, говорят, оттуда до Киева рукой подать, и Ярина с Даром, не задумываясь, сели на нее и поплыли навстречу неизвестной судьбе.
Старший из хозяев ладьи, Зборк, мужчина двадцати пяти лет, с гладкой ухоженной бородкой и вьющимися русыми волосами, стоял твердо на покачивающейся палубе и руководил гребцами, отдавая команды властным голосом.
Рядом пристроился его младший брат, Добрята, которому не было и двадцати. Его открытое лицо внушало доверие и симпатию.
Возле братьев крутился и Дар. Ему, выросшему в деревенской глухомани, все на ладье было в диковинку, и он постоянно о чем-нибудь спрашивал. Добрята охотно отвечал на любые вопросы, и вскоре юноши сдружились.
На ладье присутствовала немногочисленная, но хорошо вооруженная охрана в защитном облачении: на головах сверкали шлемы, грудь и спину защищала кольчуга из железных пластин, скрепленных кожаными ремешками. Щиты с бортов были сняты и сложены на палубе, чтобы охрана в любой миг могла их подхватить и занять оборону. Воины изредка переговаривались между собой, не забывая зорко следить за прибрежными зарослями.
– А зачем вам охрана? – спросил Дар у Добряты.
– От разбойников стережемся. Правда, здесь, на Сейме, грабежом мало кто промышляет, а на вооруженные ладьи и нападать не станут. А вот на Дону или Итиле, куда мы не раз ходили, речные тати свирепствуют: товар отбирают, а людей, в живых оставшихся, продают в Саркеле или Итиле – там невольничьи рынки, куда рабов со всего света свозят.
Ярина сидела в сторонке и делала вид, что внимает рассказу, а сама с беспокойством смотрела на брата, который, изнывая от жары, снял с себя рубаху, выставив всем на обозрение костяной оберег, висящий на голой груди. Оберег, выполненный в виде коня на скаку, напоминал о тайне, которую Ярина хотела бы забыть и никогда не думать о ней.
Вспомнился тяжелый, откровенный разговор, произошедший между Яриной и Белавой в гадальную седмицу на колядки, в трескучий зимний мороз. В тот вечер сестры решили погадать, а брат уснул за печью, не интересуясь бабскими глупостями. Его вовсе не волновало будущее – ни свое, ни чужое.
– А вот интересно, Белава, – спросила тогда Ярина, – почему его назвали Даром? Ведь я родилась первой, значит, меня надо было назвать Дариной.
Старшая сестра посмотрела на девушку с подозрением.
– А чего это ты вдруг спросила об этом?
– Да так, – стушевалась Ярина, не понимая, отчего Белава нахмурилась.
В избе установилась гнетущая тишина, и обе сестры услышали мирное, безмятежное посапывание ничего не подозревающего брата.
– Послушай, Ярина, – зашептала Белава, с беспокойством оглядываясь на юношу, – то, что я тебе скажу, должно остаться между нами. Поклянись, что никому не расскажешь, а Дару – особенно!
– Клянусь матерью сырой землей, что даже под страхом смерти никому не открою тайны, которую ты мне поведаешь, – серьезно произнесла девушка.
Белава удовлетворенно кивнула.
– С рождением Дара связана тайна, а разгадка в обереге, который он носит, не снимая, я думаю, с первого дня своей жизни. Я и сама мало что знаю об этом, но одно скажу: не твои родители оберег ему повесили. А Даром мать твоя его назвала потому, что явился он для нее подарком небес: после твоего рождения она больше не могла иметь детей.
– Так ты хочешь сказать, что Дар нам не родной?! – изумилась Ярина и тут же зажала рот рукой, испуганно оглянувшись на спящего юношу.
Представить себе такое она не могла и в страшном сне. Вся ее жизнь неразрывно связана с Даром. Она с ним играла в детстве, она поверяла ему сердечные тайны сейчас. Дар и Белава были единственными людьми, которых она любила.
– Родной или нет, он наш брат, пусть и не кровный, – убежденно произнесла старшая сестра.
– Да, – согласилась Ярина, чувствуя, как от слов сестры с души свалился камень, ведь отношение к Дару не изменилось, она по-прежнему не желает его терять. – Но скажи, Белава, кто же родители Дара?
– Я не знаю. Помню, что привез его богатый человек. Он еще оставил мешочек с монетами, чтобы мальчик ни в чем не нуждался. Но об одном я все же догадываюсь. Посмотри на его оберег. Разве эта вещь может принадлежать человеку незнатного рода?
Все северяне с рождения носят обереги, но в округе ни у кого не было такого необычного и прекрасного, как у Дара. У Ярины и Белавы на груди висят простые деревянные кругляшки с изображением солнца. Оберег Дара Ярина любила разглядывать часами. Да и как не любоваться конем на скаку, вырезанным искусным мастером из кости, – с золотой гривой и глазами из красного камня, горевшими таинственным огнем. Ярине казалось: вот-вот конь оживет и понесется вскачь, пританцовывая и играя, дразня своим величием и игривостью.
Конь – символ движения, силы и мужества, богатства и власти. Как раньше она не догадывалась, что такой оберег не может носить обыкновенный человек! Но кем в таком случае может оказаться Дар? Как он попал в глухую северянскую весь?
– Ярина, я рассказала тебе все, что знала сама. Разумеется, придет время, и мы раскроем Дару правду. А пока забудь об этом. Его никто с тех пор не искал, никому он не нужен, так зачем зря беспокоиться? Зачем сеять в его душе сомнения?
Ярина охотно вняла совету сестры. Чуяла, что ни к чему хорошему тайна эта не приведет. Пусть лучше Дар живет, ничего о себе не ведая.
Ярина с опаской посмотрела по сторонам: не заинтересовался ли кто из речников необычным оберегом? Но вроде все были заняты своими делами, и никто ничего не приметил.
Оглядываясь, она вдруг наткнулась на откровенно похотливый взор Зборка. Ярина смутилась, отвернулась и стала напряженно смотреть на заросшие лесом берега, проплывавшие мимо.
Все же она всей своей кожей чувствовала, что старший купец часто бросает на нее взгляды, и терялась в догадках: что же его привлекает?
Изредка она исподтишка оглядывала себя, отыскивая в одежде какой-либо изъян, но не находила. Более того, льняная рубаха скрывала ее от шеи до пят. Рукава доходили до запястий. Туго затянутый ворот не давал любопытному взору никакой пищи для воображения. Что же привлекло внимание Зборка?
Ярина просидела весь день, изнывая под палящими лучами солнца, краснея и потея под прилипчивым взглядом Зборка. Наконец к вечеру страдания закончились – ладья пристала к пустынному берегу.
Речники развели огонь, сварили похлебку, позвали ужинать Дара и Ярину. Дважды уговаривать их не пришлось: мигом подсели к котелку и достали свои ложки, неизменно висевшие на поясе.
После ужина речники костер не потушили, а, усевшись вокруг него, принялись сказывать разные байки.
Ярина отозвала брата в сторонку.
– Дар, – обратилась она к нему, – ты бы не показывал свой оберег всем и каждому.
– Почему? – удивился юноша.
– Знаешь, мы ведь с тобой сейчас не в родных краях. Мало ли какие злые люди на свете есть. А оберег у тебя необычный, любой на красоту позариться может.
– Ты права, – легко согласился Дар, – нам теперь и правда всего сторожиться надо. Я не буду больше рубаху при посторонних снимать.
Ярина обрадовалась, что так просто решила дело и брат ничего не заподозрил. Но оказалось, радость ее была преждевременной.
– Я вот что хотел спросить у тебя, – сказал неожиданно Дар, – откуда у меня этот оберег, ведь у вас у всех нет такого чудного?
Жуткое волнение чуть не бросило Ярину в испарину, но здоровое сердце помогло взять себя в руки и совладать с дрожью в голосе:
– Не знаю. Я никогда не думала о твоем обереге.
– Конечно, – приуныл Дар, – мы были слишком маленькими, чтобы расспрашивать родителей, а теперь уже никогда не узнаем правды.
– Не думай об этом, – посоветовала Ярина и перевела разговор на другое: – Все спать уже укладываются. Пора и нам спать.
Многие речники действительно клевали носом, а некоторые, не стесняясь, откровенно похрапывали, не слушая очередного рассказчика, который уже и сам путался, заговаривался и забывал, о чем говорил.
К брату и сестре подошел Добрята, протянул им грубые шкуры:
– Возьмите шкуры. Они хорошо согревают и не пропускают холод земли.
Ночь, уже по-летнему теплая, окружила мирную стоянку. Костер горел во тьме, полыхая отсветом на спящих людях, похрапывающих, чмокающих, покряхтывающих, вздыхающих.
Ярина долго лежала без сна, завернувшись в теплые шкуры. Время от времени подходил человек из охраны, подбрасывал в огонь хворост, не давая ему потухнуть, и вновь уходил в непроглядную темноту. Ярина не заметила, как задремала.
Ей снился страшный сон. Подкрался к ней зверь с красной оскаленной пастью и белыми клыками. Он подступал ближе и ближе. Вот уже у самого своего лица чувствует Ярина тяжелое прерывистое дыхание, настолько явственным казался сон. Вот сейчас зверь вонзится острыми зубами ей в горло, расцарапает когтями ее живую плоть. Он поднял лапу, дотронулся до ее шеи, потянул за льняную веревку, стягивающую ворот…
Ярина вскрикнула от ужаса и проснулась. Тут же ее рот кто-то быстро зажал рукой, а второй попытался поднять подол рубахи. Из раскрытого ворота девушки бессовестно вывалились тугие груди. К ним тут же в исступлении припали горячие влажные губы.
Ярина замотала головой, стараясь сбросить чужую ладонь с лица, уперла руки в твердое тело, отталкивая его от себя, но поняла, что без посторонней помощи ей эту махину с себя не скинуть.
К счастью, ее тихий первоначальный вскрик и последующая борьба были услышаны. Ярина заметила метнувшегося к ним человека. Насильник отпустил ее и вскочил на ноги.
Ярина поспешно поднялась, запахнула на груди ворот, посмотрела на стоящих друг против друга мужчин. В отсвете костра она без труда различила Зборка и Дара. Дар сжимал в руке нож.
– Щенок! – рыкнул купец. – Ты думаешь, что справишься со мной?!
Дар на игрищах побеждал своих сверстников и ребят постарше, но молодой купец внушал уважение горой мускулов и производил впечатление человека искусного в поединках. Силы были явно неравны.
– Дар, не надо, – Ярина кинулась к брату, – не связывайся с ним…
Дар отстранил ее.
– А ты думаешь, что если мы сироты, то нас можно обижать? – обратился он к мужчине, еле сдерживая ярость. – Ну уж нет! Ярина – девица и находится под моей защитой.
От шума проснулся весь лагерь. Речники стягивались к месту поединка. Десятки глаз воззрились на соперников и девушку. Послышался недовольный ропот, осуждающий хозяина. Многие, особенно люди старшего возраста, прониклись жалостью к горькой судьбе ребят, оставшихся в одночасье сиротами, и вполне справедливо считали, что обижать их – непростительный грех.
– Ну, чего ты, Зборк, прицепился к ним? Остынь…
Дар воинственно продолжал наступление. Зборк почувствовал себя неуютно, сообразив вдруг, что, связавшись с пареньком, выглядит глупо в глазах своих людей.
– Ну-ну, защитник, – стушевался он, – успокойся. Я тебя, конечно, мигом на обе лопатки положу, да возиться со щенком неохота.
Зборк делано хохотнул и подался к ладье. Дар рванулся за ним вдогонку, но его остановил Добрята.
– Не обижайся на Зборка, Дар. Он бабник, но парень неплохой. Сестрица же твоя невредима. Считай, что ничего не произошло.
Речники одобрительно загудели, поддерживая Добряту. Гордость требовала ответить обидчику, но Дар сдержался: им с Яриной одним не выбраться из этих пустынных мест, от которых до человеческого жилья немало дней пути. Лучше уж зажать обиду в кулак и плыть дальше, чем лезть на рожон, после чего совместное путешествие будет невозможным.
Речники снова разбрелись по своим местам. Ярина и Дар легли вместе, но долго не могли уснуть.
Утром Зборк повел себя как ни в чем не бывало, ни разу не вспомнив о ночном происшествии. Вскоре оно всеми забылось. Правда, Ярина иногда замечала недовольный взгляд старшего купца, который, видно, впервые получил отпор и поэтому злился. Но на людях он ничем свою неприязнь не показывал, а с братом и сестрой был подчеркнуто любезен.
Глава третья
На правом берегу Десны показался град Чернигов. Крепость, огороженная частоколом, стояла на возвышении при впадении реки Стрижень в Десну. Вокруг крепости находились могильники знатных горожан, а за ними притулились приземистые домики и полуземлянки посадских ремесленных людей и торговцев.
Ладья причалила к пристани. Дар и Ярина попрощались с речниками и братьями-купцами. Зборк, как и все, пожелал им счастливого пути до Киева и даже махнул на прощанье рукой, но вид у него при этом был такой, словно бы щавеля объелся.
Сойдя на берег, Дар и Ярина остановились. На приколе стояло несколько больших лодок. Вокруг кипела работа. Сновали грузчики, перекатывая по сходням бочки, перетаскивая тюки, холщовые и кожаные мешки. Со всех сторон неслись грубые крики, ругань, смех.
Понаблюдав немного за слаженной работой речников, ребята пошли вдоль вымола, обращаясь к владельцам судов, стоящих на приколе, с просьбой довезти их до Киева. Но все отнекивались, ссылаясь на перегруженность ладей.
Дар и Ярина уже отчаялись найти свободную ладью, но наконец один купец согласился подвезти их за очень высокую плату. Делать нечего, брат с сестрой неохотно согласились, но оказалось, что ладья отправится в путь только утром следующего дня.
– Пойдем пока на торжище, – предложила Ярина. – Есть хочу. В животе урчит аж. Заодно время скоротаем до вечера.
Они направились к торжищу, расположенному неподалеку от пристани.
– С рассветом не подойдете, уплыву без вас! – крикнул вслед купец.
– Жадина, даже переночевать на ладье не предложил, – огорчилась Ярина.
Дар вздохнул. После гибели Белавы он понял, что мир состоит не только из добрых людей.
Торжище поразило ребят огромным скоплением народа, обилием и разнообразием продаваемого товара и тем невообразимым гвалтом, который сопровождает любую многочисленную и разнородную толпу.
В людской сутолоке Ярина и Дар сначала потерялись и долго не могли отыскать друг друга, а когда случайно встретились, то сцепились руками и больше не расставались.
Они купили пирожки и горшочек напитка, настоянного на лесных ягодах. Дородная тетка с красным носом заставила заплатить и за старый треснутый горшок, в котором находился напиток, пообещав, что вернет куну, когда они напьются и принесут его обратно.
С трудом отыскав свободное место, ребята поели и пошли отдавать пустой горшок, но торговка будто сквозь землю провалилась.
– Обманула нас плутовка, за разбитый горшок целую куну отхватила, – расстроился Дар и вдруг заметил полные ужаса глаза сестры, прикованные к его поясу.
Дар глянул на пояс и обомлел: на нем болталась срезанная веревка. Мешочек с монетами исчез. В ногах появилось непреодолимое желание куда-нибудь сесть.
– Что же мы теперь делать будем? – Ярина еле сдерживала слезы, готовые брызнуть из глаз.
– Что за беда? – браво спросил Дар, а самому волком выть хотелось: обидно, что так глупо доверил дорогой мешочек, вышитый руками Белавы, своему поясу. – Пойдем до Киева пешком. По дороге будем наниматься на работу за еду. Да и куда нам спешить? Помнишь, Веселин, когда прощался с Белавой, сказал, что весной на гостьбу уедет. Так он, наверное, в отъезде еще. А без него чего нам в Киеве делать?
Считая, что он вполне успокоил сестру, Дар бодрым шагом направился к выходу. Ярина поплелась следом, удивляясь его выдержке. Она же еле сдерживалась, чтобы не кричать от безысходности. Ну, какая неизвестная сила продолжает изводить их напастями?!
Они вышли с торга, осмотрелись по сторонам, не зная, куда идти, и, бывают в жизни совпадения, увидели Добряту, неспешно бредущего навстречу.
– Я думал, вы уже в Киев плывете, – удивился он.
– Киев уплыл от нас, – с горечью ответил Дар и вкратце рассказал, как опростоволосился на торгу.
– Да, незадача, – посочувствовал Добрята и тут же предложил: – Послушайте, а чего вы так в Киев рветесь? Чем, например, Чернигов наш плох? У нас оставайтесь.
Дар посмотрел на Ярину. Она стояла, опустив взор в землю, не принимая участия в разговоре. Смерть Белавы, плутание по лесу, голодание, изматывающее путешествие на ладье требовали больших сил. Потеря монет совсем доконала девушку. Тяжелой дороги она, пожалуй, уже не выдержит. Да и сам Дар тоже устал. Так что недолгий отдых необходим обоим.
– А что мы здесь делать будем? Где жить? – спросил Дар.
– Может, к нам в услужение пойдете? Изба у нас добротная, хозяйство крепкое, работники всегда нужны.
– Заманчиво, конечно, только брат твой что скажет? – все еще сомневался Дар. – Он на ладье-то нас еле терпел.
– Зря ты про него плохо думаешь, – вступился за брата Добрята. – Зборк не злой. Но ты не сомневайся, ведь хозяин дома не он. У нас отец есть, ему и решать, брать вас или нет. В любом случае чего вам терять? Поживете у нас, не понравится, уедете.
Добряте еще в пути приглянулась Ярина, и сегодня утром расставался он с ней неохотно, поэтому и уговаривал с жаром, и трудно было противостоять ему.
Если честно сказать, предложение очень соблазняло. Брат и сестра с детства привыкли к оседлой жизни и не имели никакого желания скитаться по чужим землям. А Чернигов – северянский город, почти родная сторона. Зачем отказываться от предоставляемого приюта?
Наконец Дар сдался:
– И правда, неплохо было бы пожить у вас, чтобы заработать на проезд до Киева.
– Вот и хорошо, – обрадовался молодой купец. – Вы не пожалеете.
Купеческая усадьба стояла в торговом посаде. Высокий плетень загораживал ее от чужих глаз. На дворе, кроме жилой избы, размещались: поварня-полуземлянка, старая сторожка у ворот, хлев для скота, склады для товара, позади всех строений – огород.
Хозяин, могучий хромой старик, отец Зборка и Добряты, внимательно выслушал Дара и посочувствовал их злоключениям.
– Какие из вас работники? – посетовал он потом. – Да ладно уж, Добрята просит за вас. Оставайтесь. Только даром хлеб есть вам никто не позволит.
– Да мы к работе с детства привычные, – заверил Дар.
– Хорошо, коли так. Добрята проводит вас к ключнице Найде. Она всеми делами в усадьбе заправляет.
Найда, молодая женщина с высокой пышной грудью и широкими бедрами, с румянцем на все лицо, при виде Ярины обидчиво поджала губы.
– Я ли с вашим хозяйством не справляюсь? Зачем мне еще помощница?
– Тебе-то что? – нахмурился Добрята. – Чего ты лезешь в хозяйские дела? Тебя кто спрашивает?
Найда осуждающе взглянула на Ярину, всем своим видом обвиняя именно ее в непочтительном отношении к себе молодого хозяина.
Дару поручили охранять усадьбу, убирать во дворе, помогать в хлеву и на огороде и поместили жить в сторожке.
Ярину ключница, недолго думая, определила в поварню. Показав девушке ее пристанище, Найда удалилась с ехидной улыбкой на лице. Почему-то она с первого взгляда невзлюбила новую работницу, хотя сама давно думала попросить хозяина нанять повариху. Самой ей надоело бесконечно готовить еду и мыть посуду.
Ярина с тоской осмотрела свое хозяйство. Поварня пребывала в крайне запущенном состоянии. Запах стоял отвратительный: сырость, плесень, гниль и пыль – все вперемешку. На прямоугольной печи, что стояла посередине, на глиняном полу, на дубовом столе и на лавках по стенам – куда ни кинь взгляд, были нагромождены горы грязной утвари. За перегородкой в маленькой клетушке на широкой лавке лежали соломенный тюфяк, шкуры, старая подушка и грубое льняное покрывало – все не первой свежести – постель для поварихи.
Ярина вздохнула и принялась за уборку – отрабатывать свой хлеб.
Глава четвертая
Лето выдалось на редкость благодатным. Куда делись сушь и суховей, что мучили весной? Теперь о них никто не вспоминал, радуясь теплому солнышку, не сжигающему, а ласково согревающему землю золотыми лучами. Дожди с яростными грозами обильно поливали поля точно в срок, неузнаваемо преображая местность вокруг, наполняя воздух приятной свежестью. Со всех сторон Чернигов окружали поля с поднимающимися на тонких, но крепких ножках колосьями. Зеленели ухоженные огороды, пастбища с сочными травами и луга с благоухающими цветами.
Жизнь Дара и Ярины в купеческой усадьбе тянулась размеренно и обыденно. Каждый новый день в точности повторял предыдущий.
Найда знала, какое дело поручить Ярине, чтобы та света белого не видела. Девушка вставала с восходом солнца, готовила еду три раза в день, мыла, убирала в поварне, чистила прокопченные от курной печи стены, терла песком горшки до блеска, перемывала после еды посуду. К концу дня, едва солнце садилось, Ярина устало доползала до постели и тут же проваливалась в сон.
Кроме отца и двух его сыновей, ключницы, Дара и Ярины, в усадьбе жил пожилой бобыль – брат покойной жены хозяина. К нему относились как к бедному родственнику, но он не обижался. Одевался он всегда в старые порты и в ветхую полотняную рубаху с глубоким воротом, оголявшим чуть ли не половину груди. Сыромятные постолы держались на его ногах с помощью полусгнивших веревок. Возможно, бобыль был неряхой от природы, а может, не желал выглядеть опрятнее, выполняя в усадьбе всякую, в том числе и грязную, работу.
Бобыль часто помогал Ярине: колол дрова или приносил воду – всегда молча, а когда она благодарила, смущенно отмахивался. Но каждый раз, завидев Найду, он бросал дела и смотрел на нее долгим тоскливым взглядом. Ярина жалела мужчину, понимая, что его неприкрытое чувство оставалось без ответа.
Зборк, как и предполагал Добрята, не посмел оспорить решение отца и поэтому делал вид, что ему безразличны новые работники. Вообще в усадьбе он появлялся редко: днем занимался делами торговыми, вечером – какими-то своими, молодецкими. Первое время Ярина ожидала от него какого-нибудь подвоха, но затем успокоилась, а вскоре и вовсе забыла о нем.
Часто в поварню заглядывал Добрята. Он знал много песен, былин и сказок. Навещая Ярину под вечер, парень садился на приколоченную к стене лавку и увлекательно рассказывал о северянах, богатырях, о трехглавых змеях и о Черных князьях, правящих Черниговом.
Добрята, бесспорно, обладал даром сказителя. Ярина садилась рядом и слушала, затаив дыхание, боясь пропустить хоть слово. Особенно она любила, когда он рассказывал о князьях, об их сказочном богатстве и роскоши. В это время она забывала не только про все свои незавершенные хозяйственные дела, но и про горести, усталость. Жизнь уже не казалась такой серой и тоскливой, а почему-то наполнялась надеждой на счастливое будущее. Вот живут же люди припеваючи, почему же ей с братом достались одни горести да невзгоды? Нет, справедливость должна восторжествовать и подарить им безбедное житье.
Незаметно для себя Ярина все более увлекалась молодым рассказчиком, с каждым днем он нравился ей все сильнее. Да его невозможно было не любить, даже его имя очень подходило ему: привлекательному, доброму и отзывчивому. Он был высок, строен, опрятен, чем-то походил на Дара. А Дар для Ярины – верх совершенства.
В один из вечеров Добрята в ответ на звонкий смех девушки после его очередной шутки наклонился, робко поцеловал ее и неожиданно произнес:
– Ты люба мне, Ярина.
Девушка растерялась, не зная, что ответить, немного смущаясь пристального взгляда юноши.
– Я хочу, чтобы ты стала моей женой.
Добрята весь взмок от волнения, и Ярина не стала его мучить.
– Я согласна, – просто ответила она и тут же ужаснулась своему поспешному решению.
Девушка понимала, что не готова еще выходить замуж, и только трагические обстоятельства подталкивали ее к такому ответственному шагу. Потеря родного человека, крова, изгнание вынуждали ее и брата осесть хоть где-нибудь. Хотелось надеяться, что благодаря замужеству окончатся мытарства, появятся прочная крыша над головой и сытная еда на столе, что их жизнь наконец-то войдет в спокойную колею.
Добрята не заметил замешательства девушки, вскочил с лавки, подхватил ее и закружил по поварне.
– Я весь извелся, пока думал, как объясниться с тобой. Ты такая красивая, что я боялся – откажешь мне…
– Отпусти, уронишь ведь, – смеялась Ярина.
Но вдруг лицо Добряты омрачилось, будто он вспомнил что-то неприятное. Он бережно поставил девушку на пол.
– Прости меня, Ярина, поторопился я. Ты должна понимать, что я не могу взять жену раньше старшего брата.
– Я понимаю…
Ярина села на лавку и, когда Добрята присел рядом, чуть отодвинулась. Он подумал, что девушка обиделась, и попытался сгладить неловкость.
– Ярина, послушай, Зборк уже подыскивает себе жену. Отец очень недоволен тем, что он так долго ходит в холостяках. А нам куда торопиться? Мы ведь можем немного подождать. А, Ярина?
Ярина не собиралась упрекать Добряту, хорошо усвоив северянские обычаи. Хотя она никогда не знала нужды и раньше не голодала, но разве смела мечтать, живя в деревенской глуши, о богатом купеческом женихе? Экое счастье-то привалило! Можно ли его упускать, показывая свой гонор, когда оно само в руки дается?!
– Хорошо, Добрята, я готова ждать столько, сколько надо, – поспешила она уверить его.
– Вот и ладно, – обрадовался парень. – Только рано нам с тобой объявлять о нашем сговоре. Не хочу судьбу пытать, а то удачу сглазим. Пусть это будет нашей тайной, пока все не определится у Зборка. Ты согласна?
– Да, – кивнула Ярина, и довольный Добрята притянул ее к своей груди.
Ярина кружилась по поварне, напевая себе под нос песенку. С того вечера, как Добрята признался ей в любви, ее не покидало прекрасное настроение: дела так и спорились в руках, резвые ноги всюду поспевали, – она и сама удивлялась своей расторопности.
Неожиданно на пороге поварни возник Зборк и оторопел, в изумлении уставившись на девушку. Ярина смущенно застыла. Несколько мгновений они смотрели друг на друга. Первой опомнилась Ярина, низко поклонилась, приветствуя хозяина. И Зборк вспомнил, зачем пришел:
– Мы к обеду ждем гостей. Приготовь вкусное угощение. Не посрами нас перед ними.
Затем оглядел девушку с ног до головы и презрительно скривил губы:
– И переоденься, не ходи замарашкой.
Ярине самой уже опротивело носить несвежую потную рубаху, но просить новую она не смела, считая, что на нее еще не заработала.
– У меня нет другой рубахи. – Она готова была от стыда провалиться сквозь землю.
Зборк хмыкнул и вышел.
Вскоре явилась Найда. Прямо с порога бросила на пол посконную рубаху грязно-серого цвета.
– Переоденься, – злобно прошипела она, посмотрев на засаленный подол рубахи. – Могла бы мне сама сказать, что тебе смена надобна, а не жаловаться хозяевам. Позоришь меня перед ними, бессовестная!
Ярина молча подобрала рубаху. Обычно таким полотнищем рачительные хозяева укрывают зерно от тления и овощи от порчи, а рубахи из него носят только нищие. Настроение, уже испорченное утром Зборком, стало еще хуже.
Ключница, увидев покорность девушки, смягчилась.
– Разве мне уследить за вами всеми? Но я и сама хотела принести тебе чистую рубаху. Сегодня у нас гости. Кто их знает, может, и в поварню заглянут.
– А кто они? – Ярина воспользовалась переменой в настроении Найды и решила разговорить ее, чтобы улучшить между ними отношения.
– Родители невесты Зборка. Вчера наши на сговор ходили к ним. Да те больно капризные, дочку кому попало выдавать не хотят. Она-де у них особенная и жить в бедности не может. Надо им самим посмотреть, в какой дом она войдет хозяйкой. А я так думаю: будь Зборк хоть голь перекатная, любая за него с радостью пошла бы. Такого видного жениха еще поискать! Так чего свою спесь зазря показывать?
Ярина, услышав новость, чуть не взвизгнула от радости, но взяла себя в руки и спросила, перебив сетования ключницы, горя от нетерпения:
– А когда свадьба-то?
Найда недовольно покосилась на повариху, но никакого подвоха в вопросе не заметила и ответила вполне доброжелательно:
– Не знаешь, что ли, когда у нас свадьбы играются? Сразу после Купалы и приведет Зборк новую хозяйку в дом.
Найда удалилась, не подозревая, что окрылила девушку своей вестью. Ярина споро взялась за работу, подгоняемая желанием не ударить в грязь лицом не столько перед гостями, сколько перед Добрятой и его отцом. Они ее главные оценщики, и она готова была разбиться в лепешку, но показать свое уменье.
Обычно купеческая семья не была разборчива в еде, и Ярина готовила простую, но сытную пищу, сдабривая похлебку сметаной прямо в общем горшке, и в каши, не жалея, бухала коровье масло.
Сейчас же ей пришлось приложить усилия, чтобы достичь некоторого мастерства и при помощи Дара и бобыля, которые кололи дрова и носили воду, сварить уху, пожарить гуся, потушить баранину и испечь пресные пироги с начинкой из яиц с луком. Отправив все к хозяйскому столу, она без сил села на лавку и в нетерпении уставилась на дверь, дожидаясь приговора.
Добрята пришел только вечером, когда Ярина уже не знала, что и думать, и готова была сама бежать к гостям, чтобы посмотреть, не отравились ли. Обняв девушку за плечи, он притянул ее к своей груди и слегка коснулся губами лба.
– Скоро, милая, мы будем вместе. Сегодня приходили родители невесты Зборка. Договорились, что на Купалу она к нам придет. Вот тогда и я обращусь к отцу за благословением. Недолго осталось ждать, потерпи немного.
При появлении жениха все мысли из головы исчезли, и Ярина даже не вспомнила о том волнении, в котором провела весь день. Теперь куда больше ее интересовала невеста Зборка.
– А невеста красивая? – не удержалась она от вопроса.
– Разве наш Зборк свое упустит? – улыбнулся Добрята. – Она и красавица, и замечательная искусница. Ее руки такое тонкое полотно ткут, что даже сама княгиня не считает зазорным покупать его. Правда, за невесту большое вено уплатить надо, но отец согласился, потому что сторицей все окупится.
– Зборк себе хорошую жену подыскал, – приуныла Ярина. – Одобрит ли отец твой выбор? Разрешит ли назвать женой сироту-повариху?
– Ну что ты, Ярина! Отец очень доволен тобой. С тех пор как умерла наша матушка, мы так вкусно не ели. А сегодня какой обед ты закатила! Отец только покрякивал от удовольствия, уплетая все за обе щеки. Даже гости твое мастерство похвалили.
Ярина теснее прижалась к жениху, ощущая его теплоту и слушая биение сердца. Она искренне верила, что не знает большего счастья, чем стать его женой. Парень казался надежным человеком и вселял уверенность в завтрашнем дне.
Добрята наклонился, поцеловал невесту в трепещущие губы, но тут же отстранился.
– Заболтал я тебя совсем, а ты, наверное, устала очень. Ложись спать, а я пойду.
Ярина, вспомнив, что собиралась перед сном помыться, – на печи уже стоял большой глиняный горшок с горячей водой, – не держала жениха, и он, на прощанье чмокнув ее в нос, вышел из поварни.
Глава пятая
Ярина перелила воду в деревянное корыто, закрыла дверь на щеколду, зажгла лучинку, разделась и влезла в теплую воду. Посидела немного, блаженно зажмурив глаза, отмокая. Взяла нутряной бычий жир, намылила им тело и не торопясь принялась смывать с себя жирную грязь. В последний раз она мылась в Десне дней десять назад. Но в русалочью седмицу перед Купалой купаться в реках опасно – водяная может утащить на дно. Поэтому сейчас Ярина получала мало удовольствия, размазывая грязь в корыте, но тело требовало чистоты, и она старательно терла его, мечтая о теплой речной воде.
Вдруг щеколда вяло звякнула, дверь дернулась. Ярина испуганно вскочила, расплескав воду по глиняному полу. Кто-то нетерпеливо постучал.
– Кто там? – Девушка лихорадочно вылезла из корыта, схватила рушник. – Я легла спать.
Это не мог быть Дар. Он всегда ночевал в сторожке и еще ни разу не приходил к ней после захода солнца, уважая ее короткий сон. К тому же он откликнулся бы – чего ему скрываться? И с Добрятой она уже распрощалась.
Непрошеный гость продолжал настойчиво трясти старую дверь, еле державшуюся на ржавых петлях. Ярина отбросила рушник и натянула рубаху на мокрое тело. И вовремя: щеколда не выдержала напора и отлетела. Дверь резко распахнулась. В поварню ввалился Зборк и воззрился на девушку, мокрое тело которой проступило сквозь облепившую его рубаху.
Ярина поежилась. Зборк – не Добрята, его приход на ночь глядя не сулил ничего хорошего.
– Зачем ты явился, Зборк?
Мужчина молча шагнул к ней, протянул руки. Ярина невольно отшатнулась, попятилась назад. При слабом свете лучинки его пальцы показались ей щупальцами страшного чудища. Она хотела закричать, но вовремя прихлопнула рот: сбежится вся усадьба. Хуже нет, чем очутиться с хозяйским сыном ночью наедине. Не докажешь, что не давала повода для визита, – к порядочным девицам ухажеры по ночам не ходят.
Отступая, Ярина поскользнулась на мокром полу, наткнулась на лавку, ударилась об нее коленом, взвыла от боли и села. Зборк грузно навалился на нее, дохнув в лицо перегаром.
«Да он пьян», – еще более испугалась Ярина, уперлась обеими руками ему в грудь, пытаясь скинуть с себя, но не смогла даже сдвинуть, не то что сбросить его.
– Зборк, отпусти меня! – взмолилась она, от своей беспомощности теряя самообладание, чувствуя, что силы покидают ее.
Широкая ладонь зажала ей рот. Вторая заскользила по телу, спустилась к бедрам. Ярина обмякла, из зажатого рта выдавился жалобный стон, из глаз хлынули слезы.
Зборк убрал ладонь, потрогал лицо девушки шершавыми пальцами, вздохнул, ощутив ее влажные щеки.
– Ну, чего плачешь, глупая? Для кого ты бережешься? Кто замуж тебя возьмет, грязную повариху? Нет у тебя ни родителей, ни добра. Один брат – щенок-заступничек! Да он сам рад был бы тебя с рук сплавить, да некому.
Ярина еще больше залилась слезами.
– Со мной ты хорошо заживешь. Из поварни тебя вызволю. При доме станешь жить. Одену как василису. А хочешь, второй женой тебя назову? А что? Будь поласковей со мной, не ерепенься – женюсь на тебе…
– У меня уже есть жених, – всхлипнула девушка.
Зборк отпустил ее. Ярина вздохнула полной грудью: как он не раздавил ей все кости?
– Кто же он?!
Ярина уже проклинала свой болтливый язык, ведь просил же Добрята хранить все в тайне.
– Да нет у тебя никого, – усмехнулся Зборк. – Врешь, чтобы меня отвадить.
Она хотела возмутиться: еще никто никогда не называл ее лгуньей, – но не успела. Мужчина вновь наклонился к ней, потянулся ко рту влажными губами.
Ярина зажмурилась. Горячая потная ладонь пролезла в ее раскрытый ворот и больно стиснула нежную грудь. Терпеть дальше Ярина уже не могла. Пожалуй, девичья честь дороже тайны – все равно вскоре все узнают. Уж лучше сейчас признаться, чем потом всю жизнь жалеть о погубленной чести.
– Мой жених – твой брат Добрята.
Зборк отпрянул от нее. Впервые в жизни Ярина увидела, как глаза человека наливаются кровавой злобой.
– Вон оно что! – протянул мужчина зловеще. – Богатого жениха подцепила? Быстро же ты, ведьма, моего братишку окрутила. Но ты просчиталась! Не быть тебе его женой никогда! Так и знай!
Зборк стремительно вышел, почти выбежал из поварни.
Чувство жалости к себе вызвало поток новых слез. Ярина сидела и думала о несправедливости. За что он ее обругал и напраслину возвел? Она никого не привораживала. Добрята ей нравится сам по себе, и богатство тут ни при чем. Она его уважает за доброту и отзывчивость. Ну и богатство, разумеется, тоже в семейной жизни не помеха. Но был бы Добрята бедным, все равно за него замуж пошла бы.
Найда без стука ворвалась в поварню. Сонная Ярина протерла красные после высохших слез глаза и с удивлением обнаружила в открытом пролете двери, за спиной ключницы, воинственно упершей руки в бока, взошедшее солнце. Проспала!
Ярина бросилась к печи и принялась проворно запихивать в ее жерло дрова.
– Не гневайся, Найда. Проспала я. – Она не сомневалась, что ключница пришла бранить ее за опоздание с завтраком.
– Вот как! – Найда неожиданно подскочила к ней. – Ласки молодого хозяина, знать, всю ночь тебе спать не давали?! Ах ты, змея подколодная, пригрели тебя здесь, одели, накормили, а ты и рада. Мне насолить вздумала?!
Ярина удивленно повернулась к женщине. Надо же, только вчера она призналась, что является невестой Добряты, а уже с утра все об этом знают. Но с чего Найда взяла, что жених ночевал у нее?
Ключница между тем, принимая бессловесность девушки за признание вины, разошлась вовсю:
– Знай, ведьма, не выйдет у тебя ничего! Зборк мой, и я его тебе не отдам! Наплачешься еще, если сама от него не отстанешь…
– А при чем тут Зборк? – еще больше изумляясь, перебила Ярина.
Найда остановила поток упреков и ошалело воззрилась на девушку.
– Ну хитра… Ты мне зубы-то не заговаривай.
– Напрасно гневаешься, Найда. Не пойму я, о чем ты говоришь?
– Не ври мне, змеища, я сама вчера видела, как Зборк к тебе в дверь шмыгнул.
Так вот почему ключница прибежала ни свет ни заря! Ревность замучила. Но здесь совесть Ярины чиста, обвинять ее не в чем.
– Ну приходил, что ж с того? – Девушка пожала плечами. – Между нами ничего не было. И зря ты набросилась на меня – я девушка честная.
– Ой, красавица, для кого же ты мылась на ночь глядя? – Ключница кивнула на корыто с грязной водой. – Или вы с хозяином друг другу спины терли перед любовной утехой? Ты кого обмануть вздумала?! Мне ли не знать, как умеет обихаживать девиц наш Зборк. Да ни одна перед ним не устоит! Не зря он вчера велел тебе выдать чистую рубаху…
Перепалка была неприятна Ярине и порядком надоела. Надо бы остановить поток незаслуженных упреков. Но как это сделать, не обидев ключницу? А с другой стороны: чего она испугалась, ведь сама вскоре хозяйкой станет? Ярина воодушевилась от этой мысли и решительно сказала:
– Оставь меня в покое, Найда. Мне нужно обед готовить. Некогда с тобой лясы точить.
Найда онемела, услышав дерзкие слова. Ярина удовлетворенно отвернулась от нее, подхватила бадью и уже собиралась выйти за водой, но невольно остановилась, услышав гневный голос.
– Вот что я скажу тебе, девонька: не отстанешь от Зборка, горько пожалеешь!
Найда обошла застывшую в дверях девушку, переступила порог и, обернувшись, прошипела ей в лицо:
– Попомни мои слова: я тебя со света сживу.
Дверь захлопнулась. Ярина поставила бадью, враз потеряв охоту выходить из поварни вслед за лихой женщиной. Нет, ну как это понимать?! Зборк вот-вот женится, а ключница из-за него готова глотку перегрызть, будто имеет на него какие-то права.
Несмотря на кажущуюся мелочность угроз Зборка и Найды, они все же пугали неприкрытой ненавистью. Весь день Ярина думала о людской злобе и несправедливости. Почему именно их с братом преследуют всякие несчастья?
От грустных мыслей дела в поварне не ладились: каша подгорела, уха оказалась пересоленной.
И только Добрята, придя вечером к невесте, кое-как развеселил ее, не понимая, что явилось причиной ее мрачного настроения. Но как он ни допытывался, выведывая правду об обидчиках, Ярина молчала, не решаясь своими наговорами поссорить братьев и навлечь на себя еще большую беду.
Глава шестая
Наконец-то Ярина дождалась праздника Купалы, бога земных плодов. В эту ночь соединяются в браке юноши и девушки, и Ярина тоже надеялась, что Добрята подтвердит свою любовь. Нет ничего зазорного, если между ними случится то, что бывает между мужем и женой. Более того, она жаждала этого, и не только потому, что в ней взыграл зов плоти. Расчет ее был дальше: если между ними произойдет соединение, то жених обязан будет представить ее своему отцу как жену. Таков уж славянский обычай, который еще никто не нарушал.
Ярина знала, что к этой простой девичьей хитрости прибегают многие девушки, желающие поскорее выйти замуж, но не стыдилась сделать то же самое. Она ни у кого ничего не крадет, а только подгоняет событие, которое все равно рано или поздно произойдет.
Перед гуляньем Добрята принес зеленые бусы. Славяне такие бусы дарили только женам, и сердце Ярины невольно дрогнуло, когда парень достал их из-за пазухи.
– Отныне я каждое лето буду дарить тебе по бусинке, – пообещал он, надевая бусы на шею девушки.
– Тогда в старости я голову не смогу поднять от их тяжести, – улыбнулась Ярина.
– Зато все будут знать, как я люблю тебя.
На поляне возле Святой Рощи, куда Добрята привел Ярину и Дара, веселье было в самом разгаре. Ни на миг не смолкали шумный говор и смех. Кругом водили хороводы, пели, плясали. Горели костры. Молодые пары прыгали через них. Девицы визжали, перемахивая через огромное пламя.
Посередине поляны покорно дожидалась своей участи соломенная кукла Купала. Ночью ее утопят, и тогда можно будет купаться.
Ярина с интересом наблюдала за празднично одетыми горожанами. Одежда их была намного чище и разнообразнее, чем у сельских жителей. Бренчали жестяные, медные, бронзовые украшения. Шуршала и скрипела кожаная обувь: простые постолы и дорогие сапоги на твердой подошве.
Несмотря на явное различие горожан в одежде, что соответствовало определенному достатку, и бедняки, и богачи веселились одинаково, от души радуясь Купале – самой прекрасной поре лета. Ласковый теплый вечер дарил надежды на счастливую жизнь, на большое потомство, на продолжение рода.
Добрята повел Ярину к костру.
– Добрый вечер, Добрята, – вдруг окликнул приятный мелодичный голос.
К ним подошла девица в яркой цветной одежде. На шее у нее висели такие же зеленые бусы, как у Ярины. Незнакомка была на удивление красива. Белые волосы под кожаным расшитым серебряными нитями венцом рассыпались по плечам волнистыми прядями. Светлые брови и густые ресницы обрамляли яркие голубые глаза. Влажные алые губы были раскрыты в приветливой улыбке.
– Добрый, – Добрята остановился.
– А Зборк где? – Девица огляделась, глаза мельком равнодушно скользнули по Ярине.
– Куда денется твой Зборк? – усмехнулся парень. – Прихорашивается. Скоро придет.
Незнакомка улыбнулась и отошла к небольшой группе девиц в таких же богатых одеждах, как и она.
– Кто это? – Ярина изумленно проводила ее глазами, восхищаясь ее непринужденным поведением и чудесным нарядом.
– Невеста Зборка.
Ярина нахмурилась, обидевшись на то, что жених не познакомил ее с невестой брата, но благоразумно промолчала: зачем проявлять недовольство в такой счастливый день?
Они подошли к костру. Бушующее пламя взметало вверх снопы искр. Теплая ладонь Добряты успокаивающе сжала Яринину ладонь. Девушка сразу приосанилась и с гордостью осмотрелась. Скоро Добрята получит благословение отца и назовет ее своей женой. Ах, как отрадно осознавать, что именно ей принадлежит сердце завидного жениха, хотя вокруг так и снуют красивые и богатые девицы. Сейчас и огонь подтвердит ее право на брак и благословит их на долгую счастливую жизнь.
Добрята и Ярина взметнулись в мгновенном полете. Казалось, удержать вместе руки ничего не стоит. Но ладонь Ярины сама собой, помимо воли, выскользнула из ладони Добряты. Он силился удержать нежные пальчики, но будто злой дух, насмехаясь, отобрал их.
Парень и девушка приземлились поодаль друг от друга. Сначала Ярина смотрела на жениха с некоторым удивлением, затем губы ее задрожали, глаза заблестели от слез.
– Дурной знак, – всхлипнула она.
– Это ничего не значит, – попытался успокоить Добрята. – Я ведь все равно люблю тебя…
Он замолчал, неожиданно осознав, что больше уговаривает себя, чем ее. Руки во время полета расцепились – не быть в семье согласия и лада. Добрята свято чтил обычаи предков и верил во все приметы. В его душу закралось предательское опасение: стоит ли связывать свою судьбу с девицей, если животворящий огонь против нее?
Подбежал Дар.
– Ярина, ты не ушиблась? – обеспокоенно спросил он, помогая сестре подняться с земли.
Ярина наконец пришла в себя: все вокруг видели ее падение, ее позор. Ей никак нельзя оставаться здесь. Она твердо встала на ноги.
– Дар, отведи меня домой, – и двинулась в сторону города, оставляя позади себя поляну с беззаботно веселящимися людьми и растерянного Добряту.
Бобыль сидел на лавке перед избой, устало привалясь спиной к шершавой стене. Молодежь ушла на купальские игрища, и во дворе стояла непривычная тишина. Чернигов будто вымер: еще при закате солнца опустели улицы, не слышны были разговоры на соседних усадьбах.
Все веселились в Святой Роще. Бобыль вздохнул. Обычно после тяжелого трудового дня он еле доползал до своей лавки в избе и валился на нее как убитый, не раздеваясь и не снимая обуви, чем всегда раздражал ключницу, изредка менявшую покрывало, наперники и шкуры.
Но сегодня спать не хотелось.
В последнее время бобыль вдруг заметил перемену в отношении к нему Найды. Что греха таить, он давно и безнадежно желал эту женщину. Любил ли он ее? Наверное. С тех пор как во время пожара погибли его жена и двое детей, он так остро не мечтал ни об одной женщине.
После пожара бобыль остался без крова, и покойная сестрица позвала его, одинокого, к себе жить. Ее дети тогда были малы, а муж, в то время здоровый и сильный, часто уезжал на гостьбу. Взрослый мужчина в доме был просто необходим: мало ли что может приключиться? И бобыль согласился.
Найду, еще несмышленым ребенком, он увидел у ворот как-то утром, когда выгонял корову в стадо. Жалкая девчушка сидела, скрючившись, прямо на земле и плакала, размазывая слезы по грязным щекам. Бобыль привел ее в избу.
О себе девочка ничего не знала. Она не смогла объяснить, кто ее родители, где живут, и только затравленно глядела на большой пирог на столе. Сердобольная сестрица отрезала большой кусок, протянула ей. Девочка жадно вонзила в него мелкие зубки.
Назвали ее Найдой. Никто ее не искал, и она прижилась в богатой купеческой семье.
Бобыль тоскливо вздохнул: кто бы мог подумать, что девчонка вырастет в этакую красавицу и будет дразнить его покачивающимися бедрами, плавной неторопливой походкой и призывной улыбкой.
Но Найда на бобыля смотрела как на бедного родственника, живущего здесь по милости хозяев, напрочь забыв о своем собственном положении подкидыша. Она отдавала ему приказы, ворчала на него и даже кричала, обзывая дармоедом и нахлебником. Бобыль все прощал, отчасти потому, что выросла она на его глазах, и еще потому, что понимал: в девках засиделась – вот и мечет громы и молнии.
И вдруг Найда переменилась, стала ласковой с ним и приветливой. А недавно подошла к нему, обняла за шею и поцеловала. Бобыль разволновался как мальчишка, зашептал о том, что он любит ее, что будет хорошим мужем. Найда кокетливо улыбнулась, пообещав подумать.
И сегодня дала ответ.
Бобыль горестно вздохнул. Если он выполнит ее просьбу, то она выйдет за него замуж, о чем он и мечтать не смел. Если откажется, она будет потеряна для него навсегда. Ради нее он готов пойти на многое, но ославить Ярину и Дара, позабыв про честь и совесть?! Сможет ли он сделать это? Награда заманчива и вполне досягаема, надо только пересилить себя, внушить себе, что он тоже имеет право на счастье, неважно какой ценой добытое.
Разве он не достоин быть счастливым? Много ли радостей видел он на своем веку, чтобы обделить себя сейчас? Родившись небогатым и рано женившись, он старался обеспечить семью всем необходимым, хотя иногда казалось, что она связывает руки и без нее было бы вольготнее. А после смерти жены и детей понял, что жизнь без них потеряла всякий смысл. И не хотелось вновь создавать семью, чтобы вновь не испытывать боли и страдания от ее потери.
Но вот выросла Найда, и случилась эта поздняя любовь. Она будоражит кровь в жилах и заставляет чувствовать себя молодым, крепким и здоровым. Стоит ли лишаться любовной услады из-за какой-то глупой жалости к чужим людям?
Пребывая в совестливых муках и раздумьях, бобыль еще не принял окончательного решения, когда к нему подошла Найда и присела рядышком.
– Что же ты, красавица, на гулянье не пошла? – охрипшим голосом спросил мужчина.
– Да че там делать? Скукотища. Я лучше с тобой посижу.
Прижавшись к его боку грудью, Найда взяла его руку и провела ею по своему бедру. Мужчину бросило в жар.
– Помнишь наш разговор? – Она как кошка потерлась щекой о его плечо. – Что надумал?
Незамысловатая женская ласка привела бобыля в трепет, руки сами собой потянулись к груди и животу Найды, потные ладони стали мять и поглаживать мягкое тело. Но ключница резко отстранилась и кокетливо погрозила пальчиком.
– Не спеши. Сначала – ответ, затем – дело.
– Я согласен. – Внутреннее сопротивление мужчины было сломлено, слова вылетели непроизвольно, но он уже не жалел об этом.
Найда удовлетворенно кивнула, радуясь своей власти над ним. Ах, если бы она могла так же владеть и человеком, которого любит с детства! Неужели только старый бобыль ее награда в жизни? Ну уж нет! Она, рано или поздно, добьется своего, а пока, пожалуй, надо еще крепче привязать этого грязного мужичонку к себе и закрепить тем самым сделку.
Найда снова прижалась к мужчине всем телом. Ради этого движения бобыль готов был согласиться даже на собственную смерть.
Глава седьмая
Утром Ярина поднялась с зарей и принялась за обычные дела. Накануне она долго не могла заснуть: ворочалась, переживала, прислушивалась и к отдаленным веселым звукам, и к близким: мимо усадьбы проходили группы, пьяно горланя на всю улицу песни. Она ждала Добряту, но он все не шел. Наконец она уснула, но сон был болезненно тяжелым: лачуга Белавы, зловещий огонь в печи, черепки от крышки горшка, разлетающиеся в разные стороны.
Ярина проснулась в поту и сразу подумала о своем незавидном положении. Зачем ушла из Святой Рощи? Подумаешь, рука выскользнула. Мир перевернулся, что ли? Вот и Добрята заверял, что случившееся не имеет для него значения. Надо ли было бежать сломя голову с праздника?
Придя к мучительному выводу, что все страхи, преследовавшие ее накануне, по-детски глупы и несерьезны, Ярина успокоилась и с нетерпением стала ждать жениха, не сомневаясь, что он скоро явится утешать ее.
Послышались недовольные громкие голоса. Дверь с грохотом распахнулась, и в поварню ввалилась Найда. Следом за ней вошли Добрята, Зборк и хозяин-отец. Позади них плелся угрюмый Дар. Замыкала необычное шествие девушка, с которой Добрята разговаривал накануне. Девушка зябко куталась в большой плат и спросонья позевывала.
Найда откашлялась и произнесла елейным голоском:
– Яринушка, у наших хозяев пропал мешочек с кунами. Мы всю избу обыскали, смотрели и в сторожке. Осталось у тебя проверить.
– У меня? Откуда он у меня?
Глава семьи слыл человеком честным и справедливым, и происходящее его очень угнетало, поэтому он попытался сгладить неловкость:
– Понимаешь, мы не знаем, когда монеты пропали. Хватились сегодня, потому что надо идти платить вено за жену Зборка, – хозяин неопределенно махнул в сторону двери, где стояла девица. – Сунулись в заветное место, про которое только наша семья знала, а мешочка там нет!
Пока он объяснял, Найда обходила поварню, зыркая по сторонам, заглядывая во все щели и углы. Двинулась за перегородку, отделявшую спальный закуток, подошла к лавке, откинула льняное покрывало, перебрала овчинки, потрясла подушку, сунула руку под соломенный тюфяк и радостно вскрикнула, выхватив из-под него кожаный мешочек, украшенный разноцветными нитками.
– А это что?! А?! – победно потрясла им перед обомлевшей Яриной.
Все остолбенели, не отводя глаз от мешочка в руках ключницы. Первой опомнилась Ярина, воскликнула:
– Я не знаю, как он попал ко мне!
Найда презрительно скривила губы, вертя в руках злополучный мешочек. Зборк насмешливо смотрел на Ярину, спокойно поглаживая свою холеную бородку. Добрята ошарашенно застыл. Старый хозяин свел в гневе брови; лицо его медленно заливала краснота. Сон разом слетел с девицы в дверях, и она посмотрела на повариху с любопытством.
– Да как я могла взять его? Я из поварни никуда не хожу, в избе ни разу не была и, где монеты лежали, не знаю, – стала оправдываться Ярина, с ужасом понимая, что ей никто не верит.
– Тебе и знать не надо было, – подтвердил обвинение Зборк, – твой брат часто в избу заходил. Наверное, он подглядел, где мы монеты хороним. Взял, а у тебя спрятал. Вы думали, что в поварне никто искать не будет?!
Ярина села на лавку. Это Дар-то вор! С отчаяньем поглядела на брата. Он открыто встретил ее взгляд.
– Я не брал монеты, – произнес он отчетливо и твердо. – Это кем-то подстроено.
В поварне повисла гнетущая тишина, но ненадолго. Разорвал ее гневный вопль хозяина-отца:
– Вон из моего дома! Чтобы и духу вашего здесь не было!
Ярина испуганно метнулась с лавки в сторону двери, но напоролась на сильную руку Найды, толкнувшую ее назад.
– Разве можно отпускать воров безнаказанно, хозяин? – кинулась ключница в ноги купцу. – Они тогда у других чего-нибудь стащат. А люди нас обвинят, потому что не наказали воров, не предали их княжьему изводу, преступление от мира скрыли.
– Она хоть и баба, а права, отец, – вмешался Зборк. – Позор падет на нашу семью, если просто так отпустим воришек. Надо отвести их к князю.
– Ну что ты, Зборк, говоришь? – ужаснулся Добрята. – Ты ведь знаешь: парнишке отрубят руку, а Ярину накажут плетьми за соучастие. Зачем отдавать их на муки? Пусть уходят и впредь ничего чужого не берут.
– Наивен ты, братец, – не сдавался Зборк, усмехаясь. – Известно, пока вора не накажешь, будет тянуть все, что плохо лежит. Но последнее слово за тобой, отец. Как скажешь, так и будет!
Старый хозяин остыл немного от первоначального гнева и теперь раздумывал. Речь младшего сына за душу брала, но и Зборк с Найдой правы: дурная слава покрывателей воров знатному купеческому дому ни к чему – доброе имя, раз испачкав, не отмоешь.
Он вздохнул, печально разглядывая притихших повариху и ее брата. Ярина сидела на краешке лавки, съежившись, глядя прямо перед собой заплаканными глазами. Дар стоял с поникшей головой. Жалость затопила сердце старика. Но что тут можно сделать, ведь они сами виноваты?
– Да, воров наказать надо, – нехотя принял он решение. – Поведем их на княжий извод. Добрята, позови дядю.
Добрята, бросив на Ярину тоскливый взгляд, вышел. Вслед за ним удалились Зборк с женой. Ярина не заметила их ухода, поглощенная собственными переживаниями.
Явился угрюмый бобыль, связал брату и сестре руки за спиной и повел их из усадьбы на княжий двор. Позади шли, охраняя каждый их шаг, хозяин и Найда. Но Ярина и Дар до того были напуганы, что и не помышляли о сопротивлении и бегстве.
Дорога до крепости и княжьей усадьбы показалась им мучительной вечностью. Каждый встречный, хотя народу было на улицах мало после ночного гулянья, с удивлением смотрел на процессию, а ребятня показывала на узников пальцами и откровенно потешалась над ними.
Княжеская усадьба встретила их тишиной и покоем. Все отдыхали после ночного веселья и гулянья. Узников усадили прямо посреди двора в серую пыль. Солнце, все выше поднимаясь над городом, начинало жарко припекать.
– Хоть бы кто водицы подал, – прошептала Ярина: горло от жажды пересохло.
Но никто не обратил на ее слова внимания.
Наконец из хором вышел сам князь Черный – пожилой мужчина, довольно еще привлекательный, несмотря на возраст: поджарый, высокий.
Он был не один. Молодой мужчина в княжеском облачении сопровождал его. Рыжие волосы и бородка и россыпь мелких веснушек совершенно не портили его худощавое длинноносое лицо. Зеленые глаза были обрамлены по-девичьи загнутыми ресницами. Эта нежная красота лишь придавала лицу завершенный вид и не скрывала сильную волевую натуру, проявлявшуюся и в гордой осанке, и в твердом взгляде, и в строгости четко очерченных губ.
Князь Черный обвел всех присутствующих мрачным взглядом. Видно было, что его оторвали от отдыха и он не успел еще полностью проснуться и прийти в себя. Спутник же его, напротив, выглядел бодрым, в лице его не было заметно и тени загула.
Старый купец, запинаясь и оглядываясь на Найду, как бы ища поддержки, рассказал суть дела.
Внимательно слушая, князь Черный хмурился все больше. Дар и Ярина, наблюдая за ним, совсем упали духом.
Но у князя голова раскалывалась и ломилась с похмелья, и когда купец замолчал, он почесал затылок и обратился к своему спутнику:
– Что скажет гость мой, князь Бажан? Как у него в княжестве извод вершится?
Молодому князю не было никакого дела до чужих подданных, и вопрос, заданный напрямик, застал его врасплох и несколько смутил, тем более самому ему еще никогда не приходилось судить воров.
Он посмотрел на узников в пыли. Девица показалась ему симпатичной, но вот ее волосы цвета воронова крыла внушали какую-то непонятную неприязнь – не иначе колдунья. И смотрит исподлобья. С такими женщинами опасно связываться.
Бажан откашлялся и произнес:
– Воров наказывать надо, чтобы другим неповадно было. Но хорошо ли вершить извод в праздничные дни? Может, перенести его на седмицу вперед?
Молодой князь знал, что говорил, к этому времени его уже в Чернигове не будет – и совесть чиста. Но Черный тоже с радостью принял предложение. Он не был кровожадным и не больно-то стремился лицезреть, как будут пытать воров. К тому же он слишком боялся гнева богов. Бажан действительно прав: зачем омрачать праздничные дни?
– Я согласен с тобой, Бажан. Купала все-таки. Ты, купец, вот что, отведи-ка их пока к себе, да смотри, стереги крепко. Приведешь на извод, когда праздник закончится.
Хозяин явно не ожидал от князя такого равнодушия.
– Да куда же я их дену, князь? – возопил он.
– У тебя что, кладовой нету? – удивился Черный. – Ты же знаешь, мой поруб сгорел на днях, и помещать узников некуда. К тому же стражу к ним надо ставить, а мои гридни тоже на празднике гулять хотят.
Считая, что вопрос полностью исчерпан, он повернулся к Бажану:
– Пойдем, гость мой, продолжим пир.
Князья и их сопровождающие скрылись в хоромах.
Незадачливый купец почесал затылок, произнес тоскливо:
– И вправду не вовремя мы князя побеспокоили. Придется воришек у себя в усадьбе седмицу держать.
И мрачная процессия в том же порядке, в каком явилась на княжий двор, двинулась обратно.
Лишь в кладовой, оставшись одни, брат и сестра, усевшись на земляной пол и тесно прижавшись друг к другу, почувствовали некоторое успокоение. Отсрочка наказания давала призрачную надежду на благоприятный исход.
От холода, царящего в кладовой, мысли стали проясняться.
Первым заговорил Дар:
– Послушай, как ты думаешь, кто это сделал?
– Я во всем виновата…
– Ты?! – воскликнул пораженный Дар.
– Да нет, я не брала монеты. Думаю, все это подстроила Найда, а может, Зборк, чтобы избавиться от меня. Кто бы это ни был, им это ловко удалось.
Ярина рассказала брату события последних дней.
– Чего же ты раньше молчала? – укорил Дар. – Теперь ничем нам свою невиновность не доказать. Остается уповать на справедливый княжий суд. Но я думаю, что и князь нам, пришлым, не поверит, не поможет.
– Я втравила тебя в это, – всхлипнула Ярина, – я и должна нести наказание.
Дар ответить не успел, дверь раскрылась. Вошел бобыль, бросил в угол охапку соломы.
– Вот вам подстилка.
Вышел, закрыл дверь, забренчал висячим замком.
Ярина и Дар быстренько перебрались на солому и снова прильнули друг к другу, чтобы согреться.
День тянулся муторно долго. Казалось, он не закончится никогда. Во дворе усадьбы стояла непривычная тишина. Ни единого звука не доносилось из избы.
В кладовой было не только холодно, но и сыро, и сумрачно. Небольшое окошко располагалось под самой крышей, и лучи солнца редко касались мрачных стен и пола. То и дело ребят пробирала дрожь от жуткого шуршания и писка, доносившегося до их слуха из углов. Они даже стали подозревать, что к утру обитатели усадьбы найдут только их обглоданные косточки. Оставалось надеяться, что крысы сыты бесчисленными купеческими запасами и не позарятся на двух худосочных узников.
Вечером вновь пришел бобыль, подал ребятам миски с едой. Пока они ели, все охал:
– Ох, угораздило же вас хозяевам за пазуху залезть.
– Мы не брали монеты, – не выдержал Дар.
– Кто ж взял-то? У нас до вас отродясь краж не было. Да и как же мешочек в поварне оказался тогда, а?
Брат и сестра промолчали: как бы ни было обидно, навряд ли мужчина поверит, что кто-то в доме способен на подлог.
Бобыль вздохнул, забрал пустые миски и вышел, оставив узников в кромешной темноте.
Ярина проснулась оттого, что ей послышался какой-то звук. Она толкнула брата. Дар недовольно что-то буркнул, но скрип открываемой двери и его привел в чувство. Оба насторожились. Кто-то крадучись вошел.
– Тихо, это я.
– Добрята! – обрадовалась Ярина.
– Не шумите, – осадил он, – а то всех разбудите. Выходите скорее.
Во дворе занималась заря, гася тусклые последние звезды. Брат и сестра удивились: неужели они после такого жуткого дня могли спокойно проспать всю ночь? Поистине юность безмятежна.
От избы отделилась фигура в белом и двинулась к ним. Узники отпрянули назад в кладовую.
– Не бойтесь, – предупредил Добрята, – это жена Зборка. Она вытащила у него ключи. Зборк сегодня их даже Найде не доверил.
Парень запер кладовую и перебросил ключи девице. Она ловко поймала их на лету и, прежде чем скрыться в избе, участливо произнесла:
– Не волнуйся, Добрята, я сейчас же верну их на место. Зборк и не почувствует ничего.
Девушка ушла. Ярина, Дар и Добрята вышли в огород и, перейдя его, добрались до свалки позади усадеб. Вонь от гниющих отбросов невыносимо плотно висела в воздухе, мешая дышать полной грудью.
– Я дальше не пойду, – остановился Добрята. – Когда выйдете из города, ступайте на полунощь. Если снарядят погоню, то направят ее в сторону Киева, на полудень. Все ведь знают, что вы туда ехать собирались.
Ярина только теперь поняла, что жених отказывается от нее.
– Добрята, ты отказываешься от данного мне слова? – возмутилась она.
Ярина никак не могла поверить, что он смалодушничал и вот так просто выпроваживает ее со двора, снимая с себя всякую ответственность за ее судьбу. А ведь он мог обратиться к отцу и поручиться за нее.
– А чего ты хотела? – рассердился парень. – Я рискую добрым именем, помогая вам. Я подвергаю опасности жену Зборка. И все ради тебя. А ты хочешь, чтобы я воровку еще своей невестой назвал?!
– Но мы ничего не брали, за нами нет никакой вины!
Добрята не стал слушать оправданий, повернулся и заспешил обратно в усадьбу, даже не попрощавшись. Обида мучительной болью отозвалась в сердце Ярины. Она считала Добряту честным и надежным человеком, а он предал ее.
Ярина с яростью сорвала с шеи бусы и швырнула их в спину жениха.
– Забирай свой поганый подарок!
Добрята даже не обернулся.
– Ярина, успокойся! – Дар схватил ее за руку. – Пойдем отсюда, а то скоро все проснутся.
Солнце взошло, когда они миновали городскую окраину и вышли на пыльную дорогу. Она уходила вдаль, петляя среди бесконечных нив, пастбищ и лугов, и терялась в лесу у самого горизонта.
В Чернигов спешили первые путники. Никто не обращал внимания на девушку и парня, стремящихся уйти как можно дальше от злополучного города.