Восемь тридцать

Так и сделал спал с перерывами часов десять не обращая внимания на стоны не очень частые — их кстати и беспокойства было меньше чем прошлой ночью подходил 3–4 раза на прямой призыв и работал при этом протирал камфарным спиртом массировал менял белье пролежни есть и болят это серьезное основание для работы

Думаю мой «бессовестный» сон был правильным решением теперь нет той усталости и эмоциональной разрытости спаханности тревогой видел эротический сон в коем некая женщина на проспекте Плеханова больной матери которой я помог почти удовлетворила меня посреди проспекта потом промелькнула в окне дома во дворике ее мать объект помощи она привстала с постели благодарила но проснулся я сразу после этого сна совершенно не возбужденным

Заметил за собой сформировавшуюся в дни болезни матери дурную привычку нервно теребить крайнюю плоть на ходу и почти при посторонних как другие грызут ногти эротического возбуждения при этом нет и не может быть никакого (нервное — есть) он висит все это время тряпочкой но что-то все же побуждает к этому подсознательное желание напомнить что удовольствия все же существуют? какая-то эротическая символика?

Мое острое недосыпание было ошибкой следствием или причино-следствием повышенной эмоциональной подавленности ранимости причем само эмоциональное звучание во мне исполнение подавленности — не подавленными тупыми звуками а остро не тихо с хорошей амплитудой а подавляются в этом другие силы и эмоции самогрызение же этими силами организма (собственно не подавленность а подавление) не подавлено а работает делает свое дело

Юлии до сих пор нет десять утра мама страдает пролежнем стонет урывками засыпает

Какой-то неторопливый покой во мне возможно из-за потери чувствительности как-то все исходы похоже приму спокойно даже бодро в обыденных измерениях тут у меня «владение» не столько своими силами сколько своим отчаяньем оно не склонно зацикливать на себе и вообще высовываться в эмоциуме это конечно не прямо-волевое владение скорее так получилось

Восемь вечера

Первый наверно более-менее нормальный человеческий день Юлия пришла с лекарствами и продуктами мама в целом лучше бодрее хотя беспокоит и пролежень заставляет страдать и перелом меня тревожит срастется ли да и нельзя расслабляться с массажем динамизацией легких

Днем побрился ходил в домоуправление за хлебным талоном по дороге купил картошки — жизнь (квази-?) нормализуется маленькая лужица на асфальте в сумерках показалось встрепенулась взбугрилась будто замахала двумя крыльями попыталась улететь не получилось успокоилась улеглась зеркальцем это точно была не птица

Мама стала общительной рассказывает Юлии кулинарные истории и тонкости своего опыта хозяйки завтра будет руководить приготовлением блинчиков

Вечер свободен все же дело по уходу как-то наладилось — остается свободное время благодаря Юлии и не намечается резких изменений в ближайшие дни как бы отшумела стихла буря напряжение

Магистр уже сидел на диване когда я зажигал свечу в своей комнате на том месте где обычно садилась мать на коленях у него уютно сидел кролик тот самый Магистр гладил его и ласково трепал уши ее зовут Лотта сказал он она посмотрела на меня почти весело с девической укоризной что я отнесся к ней неправильно вроде схватил за косу а она уже взрослая почти невеста и пора ей уже ручку целовать но смотрела она на меня с интересом без страха понятно в руках Магистра страх невозможен

Мы довольно долго говорили о фундаментальности боли для человека Лотта кокетничала я записывал то что находил важным неожиданно Магистр придвинул к себе мой дневник казалось заинтересовавшись записанным но не вглядываясь в слова спокойно вырвал последний исписанный лист и сжег его на свече я не противился но удивился он вернул мне дневник на месте листа были маленькие обрывки бумажный шрам

— Это будет текст который никто не прочитал сказал Магистр

— Но я же сам написал его

— Ты не успел его прочитать

— Непрочитанный текст пепел?

Лотта соскочила с коленей не понравился запах горящей бумаги? и выбежала в комнату мамы Магистр за ней конечно Юлия их не заметила

Я не стал восстанавливать вырванный лист главное осталось все же вне торопливых слов на бумаге легко горящих трудно оживляемых в хорошо расположившейся в сознании на философской сцене интроарта смыслофеме смыслонесущем сгустке — а в нем много невербального предвербального и поствербального (смыслового звучания послевкусия уже сказанного слова) и моего и Магистра он умеет невербально передавать смысл — как Лотта на коленях Магистра не убежит ли? пусть присвоить заключить в себе навсегда смысл умертвить его скупой коллекционер смыслов рискует стать тюрьмой смыслов или их кладбищем в лучшем случае музеем живой=теряющий щедрее теряешь богаче живешь

Но есть одно больное исключение

Почему иногда Магистр ведет себя как отец?