Низкорослый, щуплый, с похотливым выражением глаз и тонкими губами — вот портрет Жана Буэ.

Несмотря на внешнее спокойствие, вдова, вводя под свой кров такого гостя, внутренне замирала от ужаса. Страх несчастной женщины был вызван той репутацией, которую Жан Буэ приобрел себе в Ренне. Город трепетал перед этим президентом своего революционного судилища.

Будучи правой рукой кровожадного проконсула Пошоля, этот экс-патер оставил свое духовное звание, столь оскверненное им, и предался чудовищным излишествам жестокости и сладострастия. Оказывала ли женщина склонность к этому отвратительному сатиру или нет — результат был один. Окончательной развязкой страсти Буэ к женщине был эшафот для бедняжки.

Лишь только Жан Буэ вошел в лавочку, как направился в тот угол, где стояла Елена, и бросил на нее пристальный взгляд.

При виде этого гнусного лица, на котором необузданный порок оставил свою печать, холод пробежал по телу девушки, и она пробормотала:

— Матерь Божья, защити меня!

С минуту Буэ рассматривал прекрасное создание. Звериная страсть закипала в нем. Он обратился к лавочнице с вкрадчивым вопросом:

— Как же это так, гражданка Бюжар? Ты до сих пор мне ничего не говорила об этой восхитительной девушке. Сегодня утром я впервые увидел ее на рыночной площади…

— Моя племянница только что приехала в Ренн, гражданин президент.

— Так это твоя племянница?

Чтобы избежать взгляда Буэ, Елена принялась приводить в порядок кипы товаров. Она была одета на манер бретонских крестьянок; короткие рукава платья только вверху закрывали ее руки, Буэ протянул к ней руку. Елена рванулась в сторону с неодолимым отвращением. Она бы дала пощечину бесстыдному нахалу, если бы дрожащая от страха лавочница не подала ей знак, чтобы она вела себя благоразумнее.

— Ого, — произнес судья, — посмотри-ка, Бюжар, какая она недотрога, твоя племянница!

— Ах, гражданин президент! Она еще немного дика… но она исправится…

— Скажи лучше, что ее исправят. Жаль, если красавица останется дикаркой, — цинично произнес Буэ.

Обе женщины обменялись взглядами, полными отчаяния.

— Откуда же приехала твоя племянница? — спросил судья, продолжая жадно разглядывать девушку.

— Она приехала из Пуансе, гражданин президент. Шуаны убили ее родителей, истинных республиканцев. Я приняла к себе сироту в надежде, что помогу ей пристроиться куда-нибудь…

Произнеся эту фразу, вдова спохватилась, но было поздно.

— А, ты хочешь ее пристроить? Так я возьму на себя эту обязанность, — подхватил Буэ.

У вдовы отнялся язык.

— Я предложу ей превосходное место. Работы там немного… Это место надсмотрщицы за домашней прислугой. Это довольно легкая обязанность — не правда ли?

— Да, да! — пробормотала вдова, которая уже поняла, на что намекал судья.

— Ну, раз ты согласна со мной, я сегодня же беру с собой эту девушку. Ты, вероятно, догадываешься, что я хочу пристроить ее в своем доме?

— Сердечное вам спасибо, гражданин президент! Но ведь моя племянница — бедная крестьянка, она так мало привыкла к городской жизни…

Не смея отвечать прямым отказом, вдова начала придумывать косвенные пути спасения девушки.

— Ах, господин судья, если вы обещаете, быть снисходительным к ее первым невольным ошибкам, я охотно согласилась бы на ваше предложение. Только позвольте ей поразвлечься маленьким путешествием, и тогда дня через три-четыре, я вам ее доставлю.

— Нет, нет, — произнес Буэ, — ты, пожалуй, еще скажешь мне тогда, что твоей племяннице не нравится жизнь в Ренне и что она хочет уехать. Я хочу быть ей полезным даже независимо от твоей воли. Собери-ка ее вещички!

Елена безмолвно слушала разговор, решавший ее судьбу. Она понимала, что ее смерть неизбежна. Она понимала, что в любом случае президент будет ее преследовать.

— Видите ли, господин президент, — произнесла, наконец, вдова, — я должна сказать, что не согласна принять место, которое вы предлагаете моей племяннице.

Молния гнева сверкнула в глазах Буэ, однако он сумел овладеть собой.

— Почему же это, Бюжар? — спросил он вкрадчиво.

Мнимая тетка наклонилась к уху судьи, будто она не хотела, чтобы ее предположение услышала молодая девушка, и шепотом произнесла:

— Говорят, вы любите шутки шутить, а потому молодой девушке жить у вас… несколько неприлично.

— Мало ли что там болтают!

— Конечно, но уже и половины этой молвы достаточно, чтобы испугать бедную девушку…

— Оставь. Пусть злые языки болтают, что хотят. Ведь если слушать все эти сплетни… Знаешь ли ты, какая о тебе носится молва?

— Нет, — отвечала Бюжар.

— Мне уши прожужжали, что ты только мнимая республиканка и что общаешься с шуанами.

— Вот уж чистая ложь! — вскричала женщина, задрожав от страха.

— Да, но ведь и половины молвы достаточно, чтобы отправить тебя на гильотину…

Вдова почувствовала, что находится в руках судьи, и он забавляется ею, как кошка мышкой. Отказ стоил бы ей жизни, но она все-таки решила спасти девушку.

— Ну, милая Бюжар, ты одумалась? — спросил президент с насмешливой улыбкой.

Мадемуазель Валеран все это слышала. Она отказалась принять жертву вдовы, и в ту минуту, когда та решила пойти на нее, она остановила ее словами:

— Дорогая тетушка, зачем же мешать добрым намерениям гражданина относительно меня?

Вдова бросила на нее изумленный взгляд.

— Ты недавно говорила мне, — продолжала Елена, — что у меня нет способностей заниматься торговлей. Давай же я воспользуюсь случаем, который дает мне хорошее место у гражданина… которого ты так превозносила.

— Ну вот видишь! Малютка умнее тебя, — с торжеством воскликнул негодяй.

Обе женщины вышли собрать вещи. Пользуясь этой минутой, Елена обняла вдову.

— Милая Бюжар, — сказала она. — Отказ погубит вас; а меня не спасет. Я пойду с этим человеком и одна буду его жертвой…

Взяв свой маленький узелок, она вышла к судье.

— Идем, — резко скомандовал Буэ, спешивший завладеть добычей.

Целуя в последний раз свою мнимую тетку, мадемуазель Валеран прошептала ей на ухо:

— Если увидите Ивона, скройте от него истину, скажите, что я оставила Ренн. Я не хочу, чтобы он подвергался опасности, пытаясь освободить меня.

Затем она спокойно пошла за судьей.

Через некоторое время за углом послышались энергичные ругательства:

— Тысяча чертей, — гремел голос Баррасена. — Это животное утащило малютку!

— Успокойся. Наоборот, ее согласие уйти с этим негодяем нам еще пригодится.

— Да, но как ее отыскать?

— Черт побери! Да мы пойдем к судье. У меня есть с ним старые счеты, — отвечал Точильщик.

С той минуты, как Жан Буэ вошел к лавочнице, два компаньона стояли на страже.

Но мы оставим Точильщика и его товарищей и последуем за президентом и Еленой.

Жилище судьи находилось в одной из лучших частей города. Это был великолепный дом, отнятый судьей у одной из его жертв.

Лишь только дверь захлопнулась за девушкой, тон негодяя переменился.

— Послушай, моя прелесть, — сказал он. — Перед тем, как ты вступишь в должность, я должен тебя предупредить, что не терплю ни притворщиц, ни тигриц. Сегодня вечером я расскажу тебе остальное…

И так как было рабочее время, то он вышел, приказав проводить Елену в отведенную ей комнату.

Войдя в комнату, она осмотрела дверь. На ней не было ни одного засова.

В ожидании вечера, когда Жан Буэ должен был возвратиться домой, Елена внимательно осмотрела дом. Он был построен для весьма многочисленной семьи, отправленной хищником на эшафот. Все было печально и угрюмо в этом громадном доме. Шесть человек из прежней прислуги, оставшихся при Буэ из страха, бродили из комнаты в комнату, как тени усопших, боясь даже звука собственных шагов. Когда Елена осматривала залы, они глядели на нее с жалостью и состраданием.

Перед домом был двор, вымощенный зеленоватым камнем. От улицы его отделяли широкие массивные ворота.

Вид этих ворот внушил Елене мысль о бегстве. Жан Буэ ушел, не сделав никаких распоряжений, он не приставил к ней надзора из своей прислуги…

«Может быть, они позволят мне выйти», — подумала девушка и направилась к воротам.

Они были надежно заперты. Здесь знали, что любая женщина, вошедшая в этот дом, выходит из него только на казнь, и потому не ставили часовых.

Мадемуазель Валеран прошла в сад, расположенный позади дома. Сад был большой, со старыми деревьями. Он примыкал к месту летних гуляний, которое еще и теперь носит название — табор.

Елена измерила глазами высоту ограды. Без посторонней помощи бегство было невозможно.

Возвратившись к дому, она начала искать лестницу, которую мог оставить садовник где-нибудь в уголке. Лестницы она не нашла, но в углу оранжереи обнаружила маленький, остро отточенный топорик, служивший для обрубки сучьев. Она тут же спрятала его под свой передник. Теперь у нее появилась возможность защищаться. В комнате она спрятала топор под матрац своей постели.

Затем стала ждать рокового часа.

Настала ночь. Вдруг глухой стук нарушил тишину. Это был звук закрывающихся ворот. Жан Буэ возвращался…

«Скоро он войдет сюда», — подумала девушка, решившая убить этого человека.

В течение получаса ничего не было слышно. Потом послышались твердые шаги, ничуть не похожие на шаги Жана Буэ, который лениво волочил ноги.

Это был слуга. Он шел объявить Елене желание своего господина, чтобы она пришла в столовую.

При виде человека, черты лица которого выражали симпатию и сострадание к ней, Елена внимательно посмотрела на него и спросила:

— Именем вашей матери, умоляю вас, скажите, можно ли безопасно сидеть за этим столом?

Слуга отвечал еле слышно:

— Не пейте воды.

Когда Елена вошла в столовую, Жан Буэ был уже там.

— Ну, красавица, принимайся за службу. Ты увидишь, что она не так уж сложна.

Судья был в отличном расположении духа. День у него был счастливый, он вынес обвинительный приговор, то есть, смертный, очередному десятку осужденных.

— Моя красавица!.. Ну, что? Одумалась ли ты? Согласна ли оставить манеры дикой кошки? — спрашивал сатир.

— Ах, поймите, когда не знаешь людей, нельзя же бросаться на шею всякому встречному, — произнесла с притворной наивностью Елена.

— Ну, а теперь?

— Теперь… когда вы выглядите таким добрым весельчаком, я, чтобы угодить вам, сделаю все!

Буэ со смехом покачал головой.

— Все, все, это мы потом увидим. Для всего есть свое время. А пока мы сидим за столом, нужно немного выпить.

Мадемуазель Валеран поднесла свой пустой стакан судье, тот наклонил над ним бутылку.

— О, гражданин судья, твое вино, наверное, дорого стоит!

— Что за вопрос?

— Да вы так мало налили, тут даже полстакана нет!

— Я оставил место для воды.

Елена засмеялась.

— Для воды! — повторила она. — Так вы уже забыли, что сказали мне совсем недавно?

— Что же я сказал?

— Что вы не любите притворщиц! Я бы, конечно, могла немного пожеманничать с вами, но ужасно люблю вино… А то — для воды! Это хорошо, может быть, для ваших городских куколок. В деревне мы пьем чистое вино!

И Елена быстро осушила свой стакан.

Судья, обманутый деревенской наивностью, решил, что вино само по себе усыпит свою жертву без приправленной воды.

— Ну, моя красавица, я думаю, что у тебя не было недостатка в ваших деревенских парнях?

— Фи! Какие у нас парни!.. Противные, как обезьяны!

— Так у тебя не было вздыхателя?

— Никогда!

После этого ответа глаза Буэ засверкали жгучими искрами. Он приблизился к Елене, которая раскинулась в кресле.

— Выпьем, милое дитя, — сказал он, берясь за бутылку.

Но она оттолкнула бутылку.

— Нет, нет!

— Как? Ты же только что говорила, что любишь вино…

— Да, но не такую дрянь, которую ты мне наливаешь!

— Глупенькая, да это самое лучшее вино!

— Но ваше вино не щекочет глотку, как наш деревенский напиток!

Жан Буэ расхохотался.

— Значит, ты никогда ничего не пробовала, кроме плохого вина?

— Может быть, но я люблю наше плохое вино! Дайте мне пуанского вина, я не собираюсь отказываться от него!

— Ты думаешь, что я буду держать в своем погребе такую дрянь?

— Ну, а я не стану ни капли пить ничего другого!

— По крайней мере, пей воду.

— Никогда! Воду пьют одни лягушки!

Стремясь напоить Елену, президент мало-помалу осушил бутылку.

Девушка с изумлением посмотрела на него.

— Что ты так на меня смотришь?

— Ого! — Елена наивно засмеялась. — Выпил целую бутылку и трезв, а я от одного стакана пьяная!

Судья недовольно улыбнулся.

— Ага! Вино, которое щекочет глотку, слабее! Ну-ка встань и попробуй пройтись.

Мадемуазель Валеран привстала с кресла, но тут же возвратилась к столу, бормоча:

— Ах, все кружится!

Жан Буэ развеселился до крайней степени.

— Что ж, — сказал он, — больше ты не будешь презирать того, чего не знаешь! Ну, моя дорогая, тебе пора ложиться спать. Ты скоро узнаешь, что мое вино дает счастливые сны… счастливые — понимаешь?

— Да, любезный судья. Вы мне дали хороший совет, я иду спать, — сказала она, направляясь к двери.

— А поцелуешь меня на ночь?

Девушка уже вышла, не ответив на этот вопрос.

— Ну, это теперь не имеет значения, — засмеялся судья, продолжая пить.

Елена удалилась в свою комнату. Она достала из-под матраца топорик и осмотрела его острие.

— Когда я шла сюда, то понимала, что погибну, ну так, по крайней мере, моя гибель принесет пользу городу Ренну. Я избавлю его от этого жалкого негодяя!

Положив свой топорик на стол, она ожидала прихода судьи. Ее глаза блуждали по комнате… Может быть, здесь страдали те девушки, которых Буэ отправил на эшафот?..

— Я отомщу за всех! — сказала она.

В этом продолжительном ожидании ей казалось, что каждая минута тянулась вечность. Она вспомнила Ивона, его чистую любовь… Две крупные слезы скатились по ее щекам.

Наконец послышались шаги пьяного Буэ. Крепко сжав в руке оружие, Елена вся обратилась в слух.

Вскоре дверь тихо отворилась, и в нее просунулась голова президента. Он был пьян.

— Э-э! — сказал он. — Ты еще не легла, ты ожидаешь возлюбленного?

И, весь дрожа, он направился к девушке.

Елена подняла свое оружие.

— Если ты подойдешь еще на шаг, Жан Буэ, то я убью тебя, как собаку! — произнесла она.

— О, вино прибавило тебе гнева! — бормотал судья, едва ворочая языком, подходя к девушке.

Но ее решительный вид отрезвил его. Он разозлился.

— Глупая притворщица! Ты решилась противиться Жану Буэ, ему, который укрощал самых бешеных?!

— Твои жертвы боялись смерти, подлый трус! Подходи же сюда ближе, я отомщу за всех, кого ты погубил, — произнесла мадемуазель Валеран дрожащим от гнева голосом.

Побагровев от ярости, судья подступал к ней. Трудно было представить что-нибудь отвратительнее его фигуры. На губах его была пена, пальцы были изогнуты, как у коршуна, желающего схватить добычу. Он прыгал и визжал, как дикая кошка. Вдруг судья остановился и уставился на девушку.

— Ну, подходи! — повторила Елена, подняв свой топор.

Он опять закружил вокруг нее.

— Ты знаешь, что тебя ожидает эшафот, если ты мне не уступишь?

— Но он ожидает меня в любом случае!

Дрожа и забывая об опасности, Буэ стремительно бросился на свою добычу.

Занесенный топор опустился мимо.

Жан Буэ отскочил назад.

— Ты все равно будешь в моих руках, если не живая, так мертвая, — произнес он задыхающимся от бешенства голосом.

Елена догадалась, что он хочет пойти за оружием.

— Ты не выйдешь отсюда, мерзавец! — закричала она.

Судья заметил, что девушка слабеет.

— Кажется, ты теряешь силы, мошенница. Что ж, я подожду!..

— Ну, подходи, — отвечала Елена.

Судья бросился на нее и сжал в железных объятиях. Топор упал на пол.

Отчаянный крик огласил мрачные залы. Она тщетно пыталась освободиться. Ненавистные поцелуи палача жгли ее.

— Ага, попалась, обманщица! Теперь я поиграю с тобой, как играл с другими, подобными тебе…

Бедная девушка отчаянно пыталась освободиться. Но тиран целовал ее, приговаривая:

— Ну, попытайся убежать, а я снова тебя поймаю. Ты, кажется, хотела отомстить за других, но ты пойдешь той же дорогой, что и другие!

Силы покидали ее.

Буэ разорвал на ней одежду. Чувство стыда вернуло ей силы, и она впилась зубами в его горло.

Почувствовав сильную боль, Буэ схватил ее за волосы и оторвал от себя.

Елена потеряла сознание.

— Теперь она моя, — произнес негодяй и отнес ее на кровать…

…Между тем как в одном уголке Ренна происходила эта сцена, в другом конце города все было в движении. Под грохот барабанов Клебер вступал в город во главе шести тысяч солдат.

Несмотря на победу при Савенее, где он истребил вандейскую армию, Клебер, впавший в немилость, был отозван в маленький городок, в гарнизон Шатобриана. Здесь он получил приказ собрать свои войска на правом берегу Луары, чтобы вести их в Ренн.

Понятно, с какой радостью это подкрепление было встречено Пошолем, которого известили о намерении шуанов овладеть Ренном.

Уже через час солдаты были размещены в жилищах буржуа. Угроза гильотины сделала жителей гостеприимными.

Теперь надо было подумать, как разместить командиров. Чтобы сохранить свою шкуру, Пошоль наполнил свой дом этими буйными защитниками. Но их было много.

Тогда он вспомнил о своем друге, Жане Буэ, которого не слишком любили шуаны.

— Где же вы разместите моих людей? — спрашивал Клебер.

— Будьте покойны, генерал. Я хочу послать их к одному из моих друзей. Судья Жан Буэ владеет самым большим домом в Ренне, а сам занимает лишь несколько комнат…

Двадцать офицеров, оставшихся на улице, последовали за проводником.

Подойдя к дому, офицеры пожелали представиться хозяину.

— Гражданин не может вас принять.

— Почему?

— Десять минут назад его разбил удар… когда он выходил из-за стола… он как раз беседовал с дамой… — сбивчиво отвечал слуга.

— А эта дама молода? — спросил красивый юноша с каштановыми волосами.

— Лет шестнадцати.

— Красива?

— Необыкновенно, — отвечал слуга.

Офицер обратился к товарищам.

— Вот как? С ним случился удар после обеда… во время беседы с очаровательной женщиной? Что вы скажете об этом судье?

— Должно быть, забубенная голова и волокита, — дружно ответил хор офицеров и покатился со смеху.

Красивый юноша обратился к лакею.

— Так как твой господин болен, то представь нас хозяйке!