Спину обдало холодом. Тело нещадно болело, в голове шумело и звенело. Воздух в лёгкие поступал с трудом, каждый вдох отдавался болью. Веки налились свинцом и не хотели подниматься. Никогда не думал, что после смерти будет так плохо. Я хотел увидеть, где нахожусь. На руки и ноги будто положили каменные плиты, не мог пошевелиться. Сквозь гул в голове доносились чьи-то голоса. С трудом разлепил веки. В глаза ударил яркий свет. Зажмурился и захрипел. Надо мной появился тёмный силуэт.

— Живой, — словно издалека донёсся крик.

Что значит, живой? Я умер! Умер там, на поляне, вместе с самыми дорогими мне людьми. Проморгался. Рядом со мной на коленях стоял Милорад. Его лицо было бледным, руки, которые он держал на весу, были покрыты ожогами.

— Целителя сюда, — донёсся до меня чей-то новый крик. Гул в голове не прекращался. Милорад что-то говорил, но я не слышал. В глазах друга стояли слёзы. А я не мог поверить в то, что произошло. Я жив. Это новость оглушила. Я не желал жизни. Я был так счастлив, что умираю, был рад принять смерть. Но судьба решила поиздеваться надо мной и оставить в живых. Оставить в этом мире без души и сердца. Забрала всё, отвергнув меня самого. В чём так провинился, что жизнь наказала меня столь жестоко? В груди застрял крик отчаяния. Я не должен жить. Мне незачем жизнь! У меня отняли всё! У меня отняли пару и дочь, я не должен был выжить, но я лежал на каменном полу и смотрел в глаза друга. Друг. В этот момент меня словно молнией прошибло. Дёрнулся всем телом и застонал от боли. Весь прошедший день пролетел перед глазами. Милорад нашёл дочку Вадима сегодня. Сегодня Святослав убил мою семью. И единственный, кто знал место нахождения моих девочек — мой друг. Вадим. Я онемел от внезапной догадки.

— Будимир, только не теряй сознание, — донёсся до меня голос Милорада, — сейчас придёт целитель. Тебе помогут, — уговаривал он.

А можно ли мне помочь? Можно ли помочь тому, кто потерял в одно мгновение всё. Семью: жену и дочку; друга, которого считал родным. А он предал. Я был практически уверен, что именно он и есть тот предатель, который помогал магам. Было так больно в душе, что хотелось кричать, хотелось сброситься с самой высокой скалы, чтобы разбиться и не думать о той боли, которая выгрызала изнутри.

Надо мной склонилась ведьма. А моя ведьма больше никогда не подарит мне солнечную улыбку. Никогда не развеет мрак своим звонким смехом. Никогда не подарит мне своих тёплых объятий. Я больше никогда не смогу взять на руки свою малышку Агнию. Мой огонёчек. Как же недолго она согревала моё сердце. В груди словно образовалась чёрная дыра, в том месте, где раньше полыхал яркий огонь связей с женой и ребёнком, не осталось ничего. Я бы хотел обманывать себя и верить, что раз уж я выжил, то и они тоже, но пустота говорила об обратном. Ведьма суетилась вокруг меня, постепенно избавляя от боли. От физической. Душевную боль, которая рвала своими когтями моё сердце, никто не мог заглушить. Повернул голову, и сердце пропустило удар. В белом куске ткани, заляпанном сажей, было завёрнуто тело. Из-под ткани выбился оплавленный тёмный локон волос. Мне не нужны были слова, чтобы понять, кто это. Слёзы горячими потоками заскользили из глаз. Вот она, в десятке сантиметров от меня. Моя девочка, которая и десятой части своей жизни не прожила. Из-за меня. Лишь только я виновен в её смерти. Если бы не доверился предателю, если бы был рядом с ней, ничего бы не случилось. Она была бы жива. Как же мало я проводил с ней времени. А она всегда ждала. Но в этот раз не дождалась. Если бы я мог, то изменил бы всю жизнь. Не пригласил бы в тот зимний вечер её на танец и ушёл. Лишь бы не причинять ей столько боли. Ненавидел себя за то, что остался жив, когда мои девочки погибли в огне. Завертел головой, в поисках такого же маленького свёртка, но ничего не увидел.

— Агния, — прохрипел я, глядя на Милорада.

Дракон опустил голову и качнул головой.

— От дома остался лишь пепел. Веренею нашли на полу. С обгоревшим телом. Всё остальное превратилось в пепел, Будимир. Ещё несколько секунд, и от Веренеи бы тоже ничего не осталось. Прости, друг, — он не поднимал глаза от пола.

Я сжался, как от удара. Сквозь стиснутые зубы вырвался хриплый вой боли. Закрыл глаза в надежде, что это всё лишь жуткий кошмар. Не хотел верить, что это творилось со мной. И не знал, как жить дальше.

Ведьма продолжала что-то делать. Попытался подняться, но девушка не позволила.

— Где Вадим? — спросил у Милорада.

— У себя, наверное, могу написать ему.

— Не надо. Вообще не говорите ему, что я выжил, — слова приходилось выталкивать из себя с усилием. Ком в горле не позволял спокойно говорить.

— Почему? — Милорад поднял взгляд на меня. К нам подошёл Змей Горыныч.

— Потому что он думает, что я умер.

— Мы никому не успели сообщить, — сказал Горыныч.

— Я говорил тебе, что среди нас предатель, — Горыныч нахмурился. Милорад сжал повреждённые руки в кулаки, но, опомнившись, встряхнул их и разжал.

— Почему он? — задал вопрос Горыныч.

— Он единственный, кто знал, где Веренея. И сегодня ему вернули дочь. И я сам спрошу у него, почему он предал нас, меня. Почему он убил моих девочек, — в конце перешёл на шёпот.

Горыныч кивнул. Ведьма, лечившая меня, наконец, поднялась с колен и принялась за руки Милорада.

Я поднялся и пододвинулся к белому свёртку. Откинул край ткани. Бледное лицо Веренеи с одной стороны было обезображено ожогами. Она была испачкана в саже. Склонился к ней. Упёрся лбом в её холодный лоб. Хотелось сгрести её мертвое тело в охапку и никогда не отпускать. Закрыл глаза, из которых лились слёзы.

— Прости, — прошептал я, касаясь губами обожжённых губ. — Я никогда не прощу себе вашу смерть. Моя девочка, — покрывал поцелуями любимое лицо.

— Будимир, оставь её, ничего уже не вернуть. Она умерла, — оторвал меня от жены и поднял на ноги Горыныч.

— И я вместе с ними, — не мог отвести взгляда от ожогов на лице всегда красивой ведьмочки.

— Ты остался жив. Это невозможно, но ты жив. А значит это для чего-то нужно, — заметил дракон, сжимая моё плечо в знак поддержки.

— Для мести, — сквозь зубы ответил я.

— Идём, сначала нужно переодеться, успокоиться и всё обсудить.

Как я мог успокоиться? Я больше никогда не буду спокоен. Я остался без души. Совершенно одинок. Не зная, как можно жить без любимых. Оглядел себя. От одежды остались лохмотья. Она истлела на мне, когда я горел от разрыва связей. Я проклят, потому что не умер в этом огне, а остался жить в бесконечном огне боли, отчаяния и вины перед женой и дочерью.

— Над ней поработают иллюзионисты, чтобы все, кто придут на проводы твоей жены запомнили её такой, какой она была. Идём. Тебе нужно привести себя в порядок. И нужно сообщить всем о том, что случилось, — Горыныч уводил меня из зала, в котором мы оказались.

Меня напоили успокоительным и отправили в душ. Не осознавая, что-то делал. Мысли подёрнулись туманом. Только когда взглянул в зеркало, вздрогнул. Оттуда на меня смотрел бледный, худой мужчина с жёлтыми, выгоревшими глазами и чёрными как смоль волосами с проседью. Я больше не был магом, да и дракона у меня не было. Я теперь и сам не знал, кто я. Мне дали сонного зелья и уложили спать в замке главного дракона. Как проваливался в темноту сна, уже не помню.

Проснулся рано. Теперь каждое утро казалось кошмаром. Пустота в груди затягивала. Я не видел смысла жить дальше. Повернул голову. У моей кровати, сидя в креслах, спали отец и мать. Мама вздрагивала во сне, но не отпускала руку отца. Мысли о смерти были такими привлекательными, но только сейчас понял, что если позволю себе умереть добровольно, лишу родителей магии. Я не мог так поступить с ними. Посмотрел на их руки, закусил кулак, чтобы не завыть. Вспоминал, как также держал тонкую ручку своей жены. Как цеплялась за палец своими крохотными ручками Агния. Это было невыносимо. Невыносимо больно понимать, что больше никогда не сумею почувствовать их тепла. А от моей дочери остался только пепел. Пепел, который заполнил душу. Пепел, который запорошил всю мою жизнь.

Мама распахнула глаза, увидела меня и рванула к постели. Уткнулась лицом в мою грудь и зарыдала. Отец проснулся следом.

— Будимир, сынок! Живой, — заливала она слезами мою ночную рубашку. А я не знал, что ответить. Слёзы катились и из моих глаз. Отец сжал мою руку, пытаясь поддержать, другой рукой он поглаживал мать.

— Мы почувствовали надрыв связи, — тихо сказал отец. — Думали, ты умираешь. Перенеслись в дом, а там пусто. Никто ничего не знает. Рванули к Горынычу, а тут, — он замолчал, сжав мою руку.

Мне не стало легче от их приезда. Было стыдно смотреть в глаза родителям. Стыдно, что не смог уберечь жену и дочь. Мама продолжала плакать, что-то неразборчиво шептала и вздрагивала всем телом.

— Горыныч всё рассказал нам, — снова заговорил отец. — Мы останемся с тобой столько, сколько нужно. Я не представлю, сын, что ты пережил, — в его глазах плескалась боль, отчего мне становилось только хуже.

— Спасибо, — поблагодарил их за поддержку.

Отец напоил маму успокоительным зельем, я тоже выпил его для трезвости ума, и чтобы хоть немного притупить нестерпимую боль в груди.

Вскоре к нам присоединился Горыныч.

— Будимир, я понимаю, что сейчас не самое время, но нам нужно что-то делать с Вадимом. Как ты и просил, ещё никто не знает о случившемся, но если то, что ты сказал — правда, то его нужно задержать и отдать на суд Совету. И родителям Веренеи тоже нужно сообщить о случившемся.

— Я хочу сам, — сглотнул подступивший ком, — поговорить с ним. И родителям сообщу сам.

От предстоящей встречи с родителями жены хотелось удавиться. Не представлял, как буду смотреть в глаза Дарине и Виктору. Они доверили мне свою дочь, а я… Встряхнул головой. Сначала нужно разобраться с другом. Бывшим другом.

— Мне нужно время, чтобы собраться, — ответил Горынычу.

Меньше чем через час я в компании Милорада, Есения, Дарена и Горыныча были готовы к отправлению. Вся группа решила узнать причины предательства того, кому мы все доверяли свои жизни. Они первыми вошли в дом Вадима, оставив меня позади. Служанка, хорошо знавшая нас, повела в гостиную, откуда раздавались голоса. Ребята остановились в дверном проёме. Впереди стоял Горыныч. Я не видел, что происходило, мог лишь слушать.

— Здравствуй, Вадим, — прозвучал голос Горыныча.

— Змей Горыныч? — Вадим был удивлён, судя по голосу. — Ребята? Что случилось? От вас пахнет… Смертью.

— Семью Будимира убили. Всю. Вчера, — сказал Горыныч.

— А Будимир? — в голосе Вадима всё также сквозило удивление.

Ребята прошли вперёд, пропуская меня. Видим стоял возле кресла, а когда увидел меня, побледнел и осел.

— Будимир? — хриплым голосом спросил он.

— Надеялся, что и я сгину там, с женой и дочерью? — с горечью спросил я.

— Я не понимаю, — попытался взять себя в руки Вадим.

— Вадим, что происходит? — спросила его жена, держа на руках малышку.

— Расскажи, Вадим, жене, как предал нас, — я скривился от отвращения. — Расскажи, как с твоей подачи воровали детей, как ты сдал мою жену и дочь, зная, что Святослав за ними охотится, ну же! — закричал на него. Пришлось сжать руки и сглотнуть ком в горле.

Вадим словно постарел на пару сотен лет в одно мгновение. Он опустил голову, его плечи поникли. Он больше не пытался оправдаться.

— Вадим, скажи, что это неправда, — по щекам его жены покатились слёзы. Их дочь притихла и прижалась к матери.

— Прости, Лика, но у меня не было выбора, — тихо произнес Вадим, не поднимая головы.

— Объяснись, Вадим, — приказал Горыныч. — Твои бывшие товарищи имеют право знать, почему тот, кто был им братом по духу, предал их. Почему ты предал того, с кем вырос.

— Прости, Будимир, — он с горечью посмотрел мне в глаза и снова опустил голову. — Тогда, когда похитили Алину, мне прислали две записки. Одну я показал тебе, а вторая, — он замолчал. — Святослав писал, что если я не стану помогать ему, он убьёт Алину. Я тогда к тебе пришёл, хотел рассказать всё, но испугался. Испугался, что больше никогда не увижу дочь живой. Он заставил меня предать вас. Да, я сливал им информацию, но Святослав так и не захотел отдавать Алину. Я тонул в этой грязи всё глубже. Но моя дочь оставалась живой, как и другие дети, которых украли после похищения Алины.

— Украли с твоей помощью, сволочь, — выплюнул Милорад.

— Да, — воскликнул Вадим, — а что бы ты сделал, будь на моём месте? У меня забрали дочь!

— У меня есть друзья, те, кому бы я рассказал всё, — скривился Милорад, — а ты предал нас и покалечил жизни стольких драконов.

— Ты мог предупредить меня, — я смотрел на бывшего друга, и мне хотелось задушить его. Выкинуть из своей жизни, как он вышвырнул меня. — Мог рассказать всё вчера, когда получил свою дочь. Тогда бы моя семья осталась жива. Но ты предпочёл промолчать. Надеялся, что я умру, и никто не узнает правду о тебе? Хотел выйти из этой истории чистым? Ведь ты знал, что я должен умереть, но ты сидел дома и не собирался признаваться в том, что сделал. Никто не знал о том, что я рассказал тебе о доме Веренеи. И если бы там, в огне, мы все погибли, всё бы осталось в тайне.

— Да, у меня семья, — воскликнул он, — жена и дочь! Я не могу их бросить, — закричал Вадим.

— У меня тоже была жена и дочь, но из-за тебя их не стало, — по щеке прокатилась одинокая слеза. Стёр её тыльной стороной ладони.

— Прости, Лика, надеюсь, ты понимаешь, ради чего я это делал.

Его жена плакала и смотрела на своего мужа. Она долгое время молчала, а потом прошептала.

— Я никогда не расскажу дочери, каким ничтожеством оказался её отец. Спасибо, что спас её, но я уже никогда не смогу забыть того, что ты сделал.

Вадим поморщился, как от удара. В его глазах блеснули слёзы.

— Идём, Вадим, — Горыныч открыл портал, — ты сам всё уничтожил.

Он поднялся с кресла, долгое время смотрел на плачущую жену и жмущуюся к ней дочь, опустил голову и вошёл в светящийся портал.

— Я останусь с Ликой, — сказал Дарен.

— Ты хотел перенестись к родителям Веренеи, — положил руку мне на плечо Милорад, — я пойду с тобой.

Молча кивнул. Мне теперь даже одноразовые порталы активировать нечем, поэтому помощь друга не помешает. Мы перенеслись на окраину ведьмовского поселения. Ледяной ветер шевелил волосы, врезался в лицо, забирался под тёплую одежду. Крыши домов укрывал снег. Я знал, куда мне идти, но ноги словно приросли к земле. Долгое время настраивался на тяжёлый разговор. Выдохнул сквозь зубы и двинулся к дому родителей ведьмочки. Им только предстояло пережить то, что переживал я каждую секунду с того момента, как оказался у горящего дома.

— Я буду ждать здесь, — Милорад хлопнул меня по плечу, остановившись за воротами нужного дома. Кивнул и вошёл во двор. Не давая себе и секунды на раздумья, поднялся на крыльцо. Понимал, что стоит только на секунду остановиться и будет сложнее переступить порог. Распахнул дверь и вошёл в дом. В лицо пахнуло теплом. Видимо, услышав шум, в прихожую вышел Виктор — отец Веренеи.

— Эм, Будимир? — не сразу узнал меня Виктор, а когда понял, что со мной случилось, побледнел. Я опустил голову не в силах смотреть ему в глаза. — Агния? — охрипшим голосом спросил он. — Дарина! — закричал Виктор.

Мама ведьмочки выбежала из комнаты на крик и замерла.

— Агния! — прошептала она.

Изменения в моей внешности ясно говорили о том, что случилась беда. Но они ещё даже не подозревали, что беда случилось не только с моей дочерью, но и с их. Дарина осела на пол. По её щекам потекли слёзы. Мои колени подогнулись. Рухнул на них, не поднимая глаз. Стыдно и больно.

— Что случилось, Будимир? — пытался поднять с пола плачущую жену Виктор. — Где Веренея? — он то и дело скрывался на крик.

— Их, — хриплым голосом начал я. Каждое слово давалось мне с трудом, — нет. Они погибли.

Ответом мне стала тишина. Виктор, который пытался поднять жену, осел рядом с ней. Я боялся смотреть на них. Знал, что они возненавидят меня за то, что не уберёг их дочь. За то, что принёс в их дом эту страшную весть.

— Что значит, нет? — ошарашено спросил отец ведьмочки.

— Святослав нашёл их. Я не, — дыхание сбилось, мне не удалось сдержать слёзы. — Я не успел спасти их.

— Веренея и Агния мертвы? — переспросила Дарина, будто надеялась, что ослышалась.

— Простите меня, — поднял на них взгляд. По щекам Дарины катились слёзы. Она смотрела на меня с ужасом. Виктор сжимал руку жены, глядя в пустоту. — Я должен был умереть с ними, там. Я больше всего желал смерти. Но остался жив. Простите меня. Я не смог уберечь девочек. Я ничего не смог сделать и в наказание остался жив. Я больше всего на свете хотел бы умереть вместо них. И я не знаю, что мне теперь делать и как жить.

— Ты жив, — эхом повторила Дарина, заливаясь слезами, — жив! — выкрикнула она, уткнувшись в ладони. Она скрючилась на полу, вздрагивая от рыданий. Она потеряла дочь и внучку.

— Уходи, Будимир, — тихо сказал Виктор, не глядя на меня. — Уходи. Я сам приведу в чувство жену, а потом мы перенесёмся, чтобы проводить дочь в последний путь. Уходи.

Ещё некоторое время я не мог сдвинуться с места. Потом с трудом поднялся на ноги. На плечи будто давил тяжкий груз. Не оглядываясь, вышел из дома. Вдохнул холодный воздух и прикрыл глаза. Сердце словно сдалось, и каждый удар отдавался эхом в пустоте груди. Хотелось закричать. Закричать о своей боли. Сжал зубы, выдохнул и подошёл к Милораду. Он ничего не говорил и не спрашивал. И за это я был ему благодарен. Мы перенеслись в мой дом.

— Тебе нужна помощь? — спросил Милорад у входа в дом. Мотнул головой. Я не хотел никого видеть. — Просто знай, что мы с ребятами всегда рядом, и если что-то понадобится…

— Спасибо, Милорад, — кивнул я, — знаю.

Милорад ушёл порталом, а я вошёл в дом. Вокруг царила тишина. Мёртвая. Даже слуг не было слышно. Родители наверняка в своих комнатах. Потёр лицо руками и глубоко вздохнул. Нужно было устроить похороны жены. Нужно было брать себя в руки. Но как это тяжело. Драконов сжигали в огне, чтобы проводить в мир мёртвых, Веренея же была ведьмой. Она — дитя природы, и её нужно предать земле.

Через два дня были похороны. Горыныч, как и обещал, привлёк иллюзионистов, и моя ведьмочка лежала в деревянном гробу словно живая. Лишь мёртвенная бледность говорила о её гибели. Сине-зелёное платье обтянуло хрупкую фигурку. Она была прекрасна. Я не мог оторвать от неё взгляда. И она была мертва. Мы хоронили её за холмом от моего дома. Здесь собрались все, кто её знал и любил. Белые траурные одежды пришедших попрощаться сливались с белоснежным полотном снега. С тяжёлых свинцовых туч падал снег, ещё больше создавая ощущения сна. И я так хотел проснуться. Ко мне кто-то подходил, что-то говорил. Какая-то ведьма читала заговор, чтобы природа приняла своё дитя после смерти, вокруг плакали люди и нелюди. Со мной рядом были друзья и родители. Я слышал, как плакали подруги Веренеи. Дана несколько раз теряла сознание, Дарину напоили успокоительными, потому что она была на грани. А я стоял на коленях перед своей девочкой и просил прощения. Целовал холодные губы и ненавидел себя. Мутная пелена застилала глаза. Кто-то увёл меня от Веренеи, и маги земли опустили гроб в подготовленную яму, а после засыпали. Навсегда. Теперь моя девочка ушла в мир мёртвых, а дочь, как и полагается дракайне, погибла в огне. Но не по моей воле.

— Ты, — раздался крик Дарины, когда последний ком земли упал на маленький холмик, — это ты виноват! — Женщина билась в руках своего мужа и кричала на меня. — Если бы тебя не было, она бы осталась жива! — я стоял молча, не в силах что-то ответить. Да и ответить было нечего, Дарина была права. Она имела права на эти слова. Но как же было больно их слышать. Каждое слово словно удар. — Мы доверили тебе самое ценное, а ты не сберёг её. Они погибли из-за тебя. Это была месть тебе! Ты подставил под удар наших девочек, — кричала Дарина. Виктор пытался её успокоить, но разве можно успокоить убитую горем мать. — Я ненавижу тебя, Будимир. Всем сердцем ненавижу за то, что погибла моя дочь! — она уткнулась в грудь мужа, вздрагивая от рыданий.

Я принял её слова и не был зол из-за них. Я был согласен. Сам себя ненавидел. Но не мог ничего поделать. Постепенно все стали расходиться. Лишь я оставался стоять, глядя на тёмную землю могилы жены. Снег мягко укрывал холмик, скрывая от глаз. Словно одеялом укрывал навсегда заснувшую ведьму.

— Идём, сынок, — ко мне подошла бледная мама. — Идём, это был тяжёлый день для всех. Тебе нужно отдохнуть.

Они увели меня, напоили усыпляющим зельем и уложили спать. Это не день был тяжёлым, а вся жизнь теперь будет тяжёлой.

Я не понимал, что сплю. Веренея была в огне, но я крепко держал её в своих объятиях, руки, грудь и лицо обжигало пламя. Моя ведьмочка билась в объятиях, плакала и бесконечно шептала одну и ту же фразу.

— Отпусти, отпусти меня, — по её щекам лились слезы, испаряясь в огне. Она упиралась в грудь руками, пытаясь оттолкнуть меня, — отпусти меня. Отпусти!

А я сжимал её хрупкую фигурку в своих объятиях. Боялся и на секунду отпустить. Знал — если отпущу, она исчезнет. А она повторяла снова и снова свое "отпусти". Огонь причинял боль, но я не собирался разжимать объятия.

— Отпусти, — закричала она мне в лицо, — слышишь? Отпусти! — ударила кулачками меня в грудь. От неожиданности разжал объятия. Впервые я видел её такой злой. Её образ начал растворяться в огне.

— Ты должен жить! — твёрдо произнесла она, — и не смей замараться местью! Не смей! — эхом разнеслось по заснеженной поляне. Попытался ухватить её, но поймал только воздух.

Девять дней каждую ночь меня мучил один и тот же кошмар. Веренея умоляла меня отпустить, но я не желал этого, а под утро она просила не мстить. Нет, не просила, а даже требовала. Каждое утро я просыпался в холодном поту и с болью в сердце. И каждое утро шёл к ней на могилу. Она просила отпустить, но я был не способен это сделать. А на десятую ночь она не пришла. Мне было плохо каждое утро, но я ждал ночь, чтобы увидеть её. И вот её не стало даже во сне. Болото боли и ощущения безысходности затягивало с каждым днем всё сильнее. Это было какое-то сумасшествие. Вскоре родителям нужно было возвращаться на работу. Они долго уговаривали меня ехать с ними, но я отказался. Я не хотел жить. Жил только, чтобы не лишить их магии. Но я хотел остаться рядом со своей женой. Они уехали. Мама плакала, просила и умоляла не сходить с ума от горя, я обещал. Но не мог сдержать своего обещания. Я остался один. Слуги редко заходили в мои комнаты. Я не хотел видеть друзей, которые норовили навестить меня. Я закрылся ото всех. Упивался своим горем. Я больше ничего не мог. У меня не было магии, не было ипостаси. Был тенью самого себя. И решил, что буду доживать свою жизнь в своём замке. Я часами смотрел в окно или на картину, которую подарила нам Лида. Подруга Веренеи после свадьбы заставила нас одеться в свадебные наряды и позировать. Теперь я смотрел на свою ведьмочку и каждый день просил прощения. Наверное, я сошёл с ума, но мне казалось, что сначала она смотрела на меня с холста с невыносимой болью, но с каждым днём я видел в её глазах всё больше упрёка. Сколько прошло времени в таком существовании? Не знал. Снег за окном растаял, а значит пришла весна.

В один из таких дней я сидел в кресле, глядя в окно и вспоминая наше свадебное путешествие. Открылась дверь. Даже не обернулся, чтобы посмотреть, кто вошел. Мне было всё равно. Окно загородил мужчина. Поднял глаза. Милорад.

— Идём, — протянул мне руку. — Для тебя есть сюрприз.

— Милорад, уходи. Оставьте меня в покое, — устало ответил ему.

Дракон опустил руку. Достал кристалл портала и активировал его. Рывком поднял меня с кресла и впихнул в портал. Я даже удивиться не успел или не сумел. Мы перенеслись во дворец Горыныча. В огромном зале стояла вся моя бывшая группа. На полу, склонив голову, на коленях сидел мужчина. Перед ним расхаживал сам Горыныч.

— Наконец-то, — вздохнул главный дракон. — Я думал, тебе не удастся привести его, — обратился он к Милораду.

— Я же сказал, что приведу его, чего бы мне это ни стоило, — ответил Милорад, — это тебе, как дань уважения и скорби твоему горю, — подтолкнул меня в спину к сидевшему на полу мужчине.

Обошёл пленника и посмотрел на него. Мне не понадобилось много времени, чтобы узнать Святослава. Дракон был в ссадинах и царапинах. Он поднял на меня взгляд и побледнел.

— Не рад встрече? — спросил я спокойно. Ненависть поднимала свою голову внутри меня. Не жгучая и яростная, а жуткая, холодная, спокойная ненависть. Такая, какую я не испытывал никогда.

— Ты жив! Но как? — охрипшим, дрожащим голосом спросил он.

— К сожалению, да, — улыбнулся я. Мужчина побелел ещё больше. Видимо, моя улыбка была ужасающей.

— Он твой, Будимир, — сказал Горыныч. — Это твоя месть, об этом никто никогда не узнает. Все присутствующие согласились, что будет справедливым, если смерть он примет от тебя.

Я смотрел в полные ужаса глаза Святослава. Смотрел на того, кто убил мою душу. Убил то, что было для меня самым ценным в жизни. Он уничтожил меня. Уничтожил все чувства во мне, кроме ненависти к нему. Рука сжалась на его шее. Я смотрел в его глаза, чувствовал, как он брыкался в моих руках, видел, как тухнет в его глазах жизнь. А он наверняка видел в моих выгоревших глазах свою смерть. Я молчал, молчал и смотрел, как он умирает, ничего не видел вокруг, перед глазами полыхал огонь, унёсший жизнь моих девочек. Видел тёмные глаза моей Веренеи, огненные глаза Агнии, маленькой девочки, которые оставили в душе только чёрный провал пустоты.

— Не смей! — будто наяву услышал голос Веренеи. Вздрогнул и отпустил шею Святослава. Только сейчас понял, что Веренея бы не одобрила мои действия. Не захотела бы, чтобы я убил его вот так, когда он связан.

— Пусть его казнят, как предателя, вместе с Вадимом. Пусть клеймо позора ляжет на них навсегда, — стряхнув с руки невидимую грязь, отошёл от хрипевшего полудракона.

— Почему? — спросил Горыныч.

— Веренея не хотела бы, чтобы я утопил себя в мести. Да и месть ничего не вернёт. Мои девочки мертвы. Этого не изменить.

— Уведите его, — приказал Горыныч. — Идём, он рассказал, с чего всё началось. И нам, драконам, есть над чем подумать.