Глава 20

В спину бьет холодный лунный свет. Чувствую, как он рассыпается на мелкие осколки, соприкасаясь с живыми. С нами. Тишину вновь разбавляют пугающие шорохи, шелест, раздающийся отовсюду и ниоткуда. Деревья словно застыли по велению какого-то великого волшебника, впрочем, как и все вокруг кажется застывшим, только шелест и шепот проникает сквозь корявые ветви деревьев. Оттого каждый шаг дается с трудом. Хочется обернуться и сбежать, вернуться. В первый раз все казалось сном, а во сне не так страшно, во второй раз меня мало занимал окружающий мир, я старалась успеть поговорить с мамой, а теперь, идя бок о бок с Ядвигой Петровной, которая, как и всегда, была невозмутима и непрошибаемо спокойна, я смогла оглядеться. Неприятное место — эта дорога снов и туманов. Вот уж действительно, если и существует граница между мирами, то она, наверное, именно такая — пугающая и завораживающая, простая и загадочная. А еще давящая. Будто воплощается главный кошмар клаустрафоба, кажется, что невидимые стены двух миров сжимаются в попытке раздавить тех, кто посмел пересечь границу.

— Не беспокойся, Милана, — тихий голос Ядвиги Петровны, прозвучавший внезапно, заставляет вздрогнуть, — со мной тебе здесь ничего не грозит. А ощущения, — она повела плечами, — пройдет, как только выйдем. Именно поэтому впервые на лунную тропу все ступают во сне. Но чем чаще ею будешь пользоваться, тем меньше будет ощущаться здешняя магия.

— А без вас мне что-то грозит? — зацепилась за странную оговорку. Говорила тихо, шепотом, боялась нарушить тишину, царившую на этом пути.

— Ты удивительно внимательная девушка, — улыбнулась женщина уголками губ. — Тропа не так безобидна, как кажется. Те, кто не ведает, как по ней пройти и найти выход, рискуют заблудиться и никогда не выйти. Но о правилах прохождения и сопровождения вам расскажут на третьем году обучения. Тогда же некоторые желающие смогут посетить твой мир.

— Вы и экскурсии к нам водите, — хмыкнула я.

— Некоторые заблуждаются, когда думают, что там их ждет лучшая жизнь. Стремятся любыми, не всегда безопасными и безвредными, способами туда попасть. Твои предшественники зачастую недовольны тем укладом, к которому привыкли мы. Жизнь без техники и благ цивилизации не каждому по нраву, вот и стремятся наивные и глупые одаренные в ваш мир за лучшей жизнью. А побывав там, большинство понимает, что не стоят никакие блага того, что они теряют, уходя из нашего мира. Ты поймешь сейчас. Там, — она нахмурилась и поджала губы в задумчивости, — словно пустота вот здесь возникает, — она коснулась груди, — а заполнить ее нечем.

— Понятно. А я как прошла в первый раз? Меня ведь никто не вел?

— Никто ли? — она покачала головой. — Чую бабушка твоя к тебе не только душой привязана была, но и дарами своими, она-то тебя и провела. Да только сама преодолеть границу не может. А ты бы, красавица, о доме думала, да во всех красках его представляла, а то кружить будем тут до рассвета, или выйдем туда, куда я заведу, а до дома твоего потом неизвестно, как добираться будем.

Уже через несколько минут я почувствовала, как тело обдало теплом, в глаза ударил свет, заставив зажмуриться, а носа коснулся до боли знакомый аромат. Так пахнет дом.

Мамин шок от нашего внезапного появления в квартире передать сложно. Она, вооружившись любимой вазой, крадучись вышла из своей комнаты, готовая обрушить весь свой гнев, замешанный на страхе, на наглецов, пробравшихся в квартиру.

— Совсем ворье страх потеряло, — с этим возгласом она размахнулась, да так и замерла с занесенной над головой вазой, когда увидела меня, опешившую не меньше нее.

После невнятных извинений, звучавших с обеих сторон, перешли к слезам и объятиям, и только после покашливания Ядвиги Петровны, которой пришлось пережидать наш слезорозлив, перебрались из коридора в кухню. И за чашкой чая все же перешли к объяснениям нашего странного появления, а потом и вовсе — к вопросам.

— Правда, Миланка, правда, — мама уткнулась и носом, и взглядом в чашку и тихо вздохнула. — Проклятые мы. Всю жизнь нам жить в одиночестве. А если любовь повстречаем, то она несчастьем нам оборачивается.

— Мам, а почему раньше не сказали?

Ядвига Петровна деликатно не вмешивалась в разговор, но слушала внимательно, переводя взгляд от меня к маме и обратно.

— Так ты же ребенок еще, — на этих словах мамы Ядвига Петровна странно усмехнулась, но молчание все же сохранила, — чего говорить, если поделать ничего не можем. Мама сказала, чтобы я не смела даже заикаться. Она была уверена, что ты по ее стопам пойдешь, да разговор этот сам собой случится. Права была.

— Что ты знаешь, мам? Рассказывай. Я всю жизнь шарахаться от мужиков не хочу. Я нормальной жизни хочу.

Мама сделала большой глоток чая, словно давала себе время собраться с мыслями, сжала чашку ладонями и прикрыла глаза.

— Я ведь из-за любви в том мире не осталась. Судьба у нас, что ли, бежать оттуда из-за нее, проклятой, — горько хмыкнула мама, — влюблена была, вот и не захотела учиться там, вдалеке от любимого. Какой скандал был с мамой. Тогда-то она мне и рассказала о том, что любовь моя обречена. Только я не поверила. Думала, что она специально это говорит, чтобы меня в школу эту волшебную запихнуть. В общем, Мил, я и сама знаю все только из ее рассказов, да предположений. Была у нее подруга, имя такое странное, редкое.

— Мстислава, — подсказала я, когда мама нахмурилась, пытаясь вспомнить.

— Ты знаешь?

— Подслушала однажды обрывок вашего разговора. Дальше, мам.

— Ну так вот, дружили они крепко. Их там целая компания была. А среди них и твой дед. Уж не знаю, что и как, но мама в него влюблена была, а он за этой Мстиславой увивался. А она от него нос воротила.

— Санта Барбара, короче, — подытожила я, за что получила укоризненный взгляд мамы.

— А потом все изменилось. Как по мне, так я думаю, что ему просто надоело бегать за этой Мстиславой и получать крохи внимания, которые она все же ему оказывала.

— Ага, на коротком поводке, значит, держала. Типа, и сам не ам, и другим не дам.

— Мила, — раздраженно окликнула мама, но тут же успокоилась, — не перебивай. Хотя, по рассказам мамы, примерно так все и было. Да только в один момент на каком-то празднике, он не к Мстиславе пошел, а к маме. И все, роман закрутился такой, что даже мне мама не обо всем рассказывала, — хитрая улыбка расползлась на лице мамули. — Да только в Мстиславе то ли ревность взыграла, то ли чувство собственности, то ли просто чувства, которые она так старательно прятала, но дружба между ними разладилась. Мстислава маму обвинила в том, что она опоила деда твоего, приворожила. Да только глупости это. А Мстислава стала изводить маму с отцом. Да и он по маминым рассказам сам не свой был. Здоровый мужик, а болеть стал часто, да в бреду Мстиславу звал всегда, а как в себя приходил, так от любви к маме сгорал. Мама говорила, что то время было самым счастливым и ужасным одновременно. А уж как мною забеременела, так и он успокоился. Все наладилось. Да только стоило мне только что рожденной вскрикнуть, как он рухнул замертво. Так и умер со слезами счастья на глазах. Сердце встало.

— Мам, какая жуть, — передернула я плечами. Вот уж такого и врагу не пожелаешь.

— И не говори, доча. Мама много печали в своей жизни пережила. А на похоронах с Мстиславой и столкнулась нос к носу. Эта женщина и там не постеснялась скандал устроить. Гадостей маме наговорила, но самое главное — дала понять, что не быть ей счастливой. Ни ей, ни мне. Как оказалось, и тебе тоже. Прокляла она маму еще тогда, когда поняла, что отца не заполучить, а на похоронах призналась. И как только мама убедилась в том, что проклятие есть, собрала кое-какие деньги, пожитки, меня забрала, да и ушла в этот мир. Надеялась, что из-за малого количества магии проклятие ослабнет, если и вовсе действовать не перестанет. Перекладывать на кого-либо она не стала бы, а снимать его было некому. И она опять оказалась права. Проклятие ослабло, только мы от того счастливее не стали. Теперь наши мужчины не умирали сразу. По крайней мере, здесь. Ты прости нас, Миланка, за ложь, но не могли мы иначе. Когда ты родилась, а через неделю твой отец в кому впал по неведомой причине, я решила, что больше не приближусь к нему. Передачки в больницу носила, на крыльце рыдала от бессилия, но к нему больше не приходила. А когда он больной и бледный сам заявился на пороге, то и его прогнала. Мы тоже переехали на другой конец города.

— Мам, подожди, — я соскочила со стула и замерла, глядя на нее огромными глазами, — так это что же значит, папа жив? — закричала я, прикрывая рот руками.

— Жив, доча, да только долго он не проживет, если мы постоянно в его жизни появляться будем. Не суди меня, скажи я тебе правду, и ты бы искать его стала. А сейчас сама понимаешь, что ему это сильно дорого может обойтись.

— Боже, — я рухнула обратно на стул, не чувствуя ног, — мне иногда кажется, что я вообще вас не знаю. Ничего о вас.

— Это наша вина, и я пойму, если ты будешь злиться. Пойму и приму, но любить тебя меньше не стану.

— И ты не отправилась искать эту Мстиславу, чтобы из нее душу вытрясти и заставить снять проклятие?

— Куда мне, когда у меня ты на руках была? Мама уходила. Думаю, к ней и ходила, только вернулась хмурая, мрачная и печальная. Ничего у нее не вышло. Я так поняла, что Мстислава та к тому моменту уже умом немного тронулась, да и ненависть к маме с годами никуда не ушла. Не стала она помогать нам.

— Почему не закольцевали проклятие на матери? — вклинилась в разговор Ядвига Петровна. — Думаю, она была бы согласна.

— Пыталась она что-то там сделать. Нашла ведьму какую-то, да что-то там пошло не так. Мама сказала, что больше рисковать не станет посторонними людьми.

— Если подводить итог, — уныло проговорила я, — сидим мы, мам, по самые уши в одной крайне неприятно пахнущей субстанции. Если уж в то время Мстислава уже была ненормальной, то сейчас вообще вряд ли жива.

— Рано еще вешать нос, — как и всегда спокойно проговорила Ядвига Петровна. Конечно, это ведь не над ней проклятие висит и давит, давит, давит… — Ольга, нам нужно попасть на могилу вашей матери. И еще в магазины заскочить. Будем вам признательны за помощь.

Мама, конечно же, не отказала. Отпросилась с работы и провела весь день с нами. Заварила травяного чая, залила его в термос, и мы покинули нашу квартирку. Вопреки моим ожиданиям, сначала мы отправились по магазинам. Оказалось, что ведьмы из волшебного мира продавали в нашем свои магические штучки — зелья, отвары, настои, заговоренные амулеты, травы и прочую ерунду, чтобы иметь запас наших денег. Предусмотрительные они. Впрочем, и они не гнушались использованием вещей нашего мира, изготовленных из натуральных материалов.

И пока Ядвига Петровна покупала что-то себе, мы с мамой отправились за покупками для меня. Я рассказала маме о тяготах своего проживания в иномирной деревне, и о том, что попала туда в неглиже, вооружившись шалью и дневником бабушки. Так что, совместно было принято решение, что мне крайне необходимы несколько платьев из натуральных материалов, без грамма синтетики, и нормальное белье. Хлопковое и удобное.

И уже с полными пакетами, купив бабушкин любимый белый шоколад и букет гвоздичек, сели в машину и отправились на кладбище.

Могилку нашли без труда. К горлу привычно подступил ком, который мне не сразу удалось сглотнуть. Я очень скучала по бабушке, мне не хватало ее тепла, улыбки и мудрых советов. На секунду прикрыла глаза и почувствовала легкое прикосновение к макушке. Так, как делала только она. Зажмурилась и тут же распахнула глаза, ошарашенно глядя на портрет родного человечка. Неужели, это была она?

— Ты готова, Милана? — отвлекла меня Ядвига Петровна.

Я мотнула головой, потом кивнула и подошла к ней ближе, пока мама разливала чай, ставила цветы и прибиралась на могилке.

— Что нужно делать?

Когда мама вышла за оградку могилы, вошла я. Тихо поздоровалась с бабушкой, опустилась на корточки и глубоко вдохнула. В руке сжимала небольшую баночку, которую дала Ядвига Петровна, на плечах лежала бабушкина шаль, а в голове звучали замысловатые строчки, которые мне нужно повторить трижды.

— Не волнуйся, Милана, это не сложно. Просто закрой глаза и почувствуешь, как земля откликается на твою магию, — наставляла Ядвига Петровна. — Как будешь готова, начинай. Когда закончишь, почувствуешь результат. Если все получится, то сомнений не останется.

Прикрыла глаза и попыталась услышать, почувствовать отклик природы. Как же это сложно человеку не привыкшему и неподготовленному. К тому же, если верить тому, что я уже узнала, и магии в этом мире немного — крупицы. Хотя я теперь и сама чувствовала это свербящую нехватку чего-то. Что-то вроде того ощущения, когда где-то зудит, но где именно — непонятно.

Я слушала. Себя, природу, все вокруг. И слышала — шелест листьев, которые шевелил легкий ветерок, шорох шин проезжающих машин, недалеко — перекличку птиц, собственный стук сердца и дыхание… Ничего нужного. Но продолжала дышать глубоко, размеренно и слушать. И даже сама не поняла, в какой момент вдруг поняла, что не слышу больше этих звуков, а чувствую странное тепло в ладони, которой упиралась в землю, ощущаю ласковые касания ветра, который словно что-то шепчет, неразборчиво, но тепло и по-доброму, словно встретил старую подругу. И мне от этого так хорошо стало, что захотелось улыбаться. Вот оно, то, что нужно.

Взяла горстку земли, раскрыла глаза и медленно стала насыпать в приготовленную баночку, а губы уже нашептывали нужные слова:

Зачерпну земли пригоршню полную

Той, что домом стала, последним пристанищем.

Привяжу к вещи, душу опутаю,

Оторву от мира ее ранящего.

Уведу за собой дорогой лунною,

Проведу меж мирами, узкими коридорами,

Возверну на родную землю, жизни полную,

Чтоб душа освободилась, стала вольною.

Пока наполняла банку землей, шептала и шептала заговор, чувствуя, как мой шепот превращается в беззвучную мелодию, которую слышу только я, природа и нужная мне душа. Ветер затанцевал, отзываясь на мои слова, завертелся вокруг, ластясь и отгораживая меня от всего мира, затягивая в этот вихрь душу, которую я в последний момент сумела даже увидеть. Испугалась немного, но не остановилась, была уже захвачена этим волшебством. Лишь сдернула шаль с плеч, завернула в нее полную банку земли и улыбнулась светлому туману, сгустившемуся напротив меня. Может, мне хотелось так думать, но ответную улыбку я все же ощутила.

С последними словами магия развеялась, и в мой тихий уютный мир волшебства ворвались звуки привычного мира. А вместе с ними навалилась такая дикая усталость, что я повалилась вперед, и носом не пробороздила землю только потому, что уперлась в нее руками. Вот так волшебство! Похоже, я сейчас потеряю сознание, чего со мной еще не случалось.

— Умница, девочка, — меня с двух сторон подхватили мои сопровождающие и помогли встать. Перед носом тут же появился одноразовый стаканчик с чаем. — Магии тут крохи, поэтому и сил тратить приходится больше. Но ты справилась. Сейчас посидишь пару минут, и все пройдет. А вечером сможем уже вернуться.

— Хорошо, — пробормотала я, грея ледяные руки о бока стаканчика, — успею в ванне поваляться. Как я соскучилась по нормальной ванне!