С тех пор как японцы совершили налет на Пирл- Харбор, вражеские самолеты в Чунцин не прилетали. Воздушная тревога объявлялась по-прежнему, но налетов не было. После того как города Чэнду, Куньмин, Гуйлинь стали базой 14-го соединения американских военно-воздушных сил, Чунцин потерял свое военно-стратегическое значение.

Обманчиво мирный облик Чунцина и возраставшее с каждым днем чувство безопасности привели к тому, что семья Фан провела лето в Чунцине. В городе стояла страшная жара, но жилья хватало для всех, да и дела сценические шли хорошо.

В один прекрасный день Баоцин снова столкнулся с обстоятельством, которое глубоко потрясло его и огорчило. Он отправился в школу справиться об успехах дочери. Облачившись во все самое лучшее, он прихватил с собой подарок для учительницы и в приподнятом настроении под палящими лучами солнца с трудом вскарабкался на гору.

Директор была очень откровенна и рассказала ему о том, что произошло, и почему Сюлянь больше не хочет ходить в школу. Она предложила возвратить Баоцину уплаченную им солидную сумму за обучение, на что он не обратил никакого внимания. Он был подавлен. Понятно, ее оскорбили. Баоцин представил себе, какой это был удар по чувствительному сердцу. Ведь то же самое пережил когда-то и он. Если уж стал актером-сказителем, то и ты сам и вся твоя семья обречены нести бремя дурной славы и всю жизнь маяться. Однако жизнь продолжается, и нужно думать, как изменить ситуацию к лучшему. Иначе издевательствам не будет конца.

Домой Баоцин вернулся в подавленном состоянии. Он был очень сердит на Сюлянь, но в то же время не мог не сочувствовать ей. Как быть? Ведь сам он вел себя не хуже других, в актерской среде считался человеком незаурядным. И послужил неплохо делу сопротивления. Разве все это никак не учитывается? Он много раз выступал с благотворительными концертами и никогда не просил денег на транспорт, никогда не делал ничего во вред государству, во вред обществу. Почему же тогда людн всегда так презирали его? Печать огромных трудностей и горестей лежала на его лице, он тяжело вздохнул.

Баоцин вспомнил слова Мэн Ляна. Он действительно не мог понять современную эпоху и признавал это. Эпоха, о которой говорил Мэн Лян, совсем не уничтожила дурные привычки прошлых времен. Уже столько лет существует республика, зачем же губить людей искусства и рассматривать актеров так, будто они не идут в сравнение даже с грязью, прилипшей к подошве ботинка?

Сюлянь сидела на корточках в холле и раскладывала карты. Баоцин подумал, какой смысл корить ее в чем-то, лучше уж по-хорошему.

– Так, – сказал он, улыбаясь, – обезьянка, на этот раз ты попалась. Папа истратил столько денег, чтобы отправить тебя в школу, а ты ищешь развлечений. Разве это правильно?

Сюлянь покраснела. Она подняла голову, посмотрела на Баоцина и не произнесла ни звука. Закусив тонкую губу, она с трудом сдержалась, чтобы не расплакаться.

Баоцин продолжал в шутливом тоне:

– Молодая госпожа, куда вы ходили? Надеюсь, ваши новые друзья – порядочные люди. Я так за вас беспокоюсь.

Сюлянь поняла шутку и засмеялась.

– О, я всего лишь ходила в кино, люблю смотреть фильмы. Если девушка ходит в кино, в этом нет ничего дурного. В кинотеатре темно, никто меня не видит. Там можно узнать немало интересного, как в школе. Мне хочется вдохнуть немного свежего воздуха, погулять по улицам, но люди пялят на меня глаза. Вот мне и остается смотреть фильмы.

Баоцин нахмурил брови.

– Куда девались твои книги?

– Порвала. Я больше не буду учиться.

– Ты говоришь это всерьез?

– Да. Зачем все это? Не учишься, тебя в грош не ставят, учишься – та же картина. Зачем попусту время тратить, да еще столько энергии? Мне хочется немного развлечься. – Сюлянь побледнела, в ее голосе чувствовались боль и тоска.

– Значит, ты поверила матери, что люди искусства плохо кончат?

– Сюлянь молчала.

– Ты подумай, – продолжал Баоцин. – Вот мы прибыли в Чунцин, никого и ничего не знали. Сколько же пришлось хлебнуть горя, сколько потратить сил, чтобы создать нам доброе имя. Если бы мы не поступали так, чтобы мы имели сегодня? Почему люди смотрят на нас свысока? Мы же не семья Тан. Ты забыла, что говорила госпожа командующего Вана?

Сюлянь покачала головой:

– Не забыла, – сказала она с ехидством, как бы поддразнивая отца. – Если ты не будешь сам себя презирать, то никто нс сможет тебя презирать.

Слезы брызнули из ее глаз. Баоцин хотел нагнуться и утешить ее, похлопать по плечу, но, сам не зная почему, не сделал этого.

 – Папа, – сказала она наконец с горечью, – пусть все остается как есть. Так все же полегче. Дни будут незаметно идти, ни о чем не надо думать, это намного приятней.

Получалось, что она, как и другие девушки-актрисы, махнула на себя рукой. Люди их презирали, и им оставалось лишь опускаться все ниже и ниже. В душе у них уже не было завтрашнего дня, порядочная жизнь отошла в сторону. Сначала поиски увеселений, затем дурные привычки и в конце – падение. В молодости такие люди – игрушка, а в старости – выброшенный хлам. От одной этой мысли его сердце от страха сжалось в комок. Цветочек ты мой хороший! Теперь и ты ступила на этот путь.

– Я найму тебе учителя, будет приходить к нам домой и заниматься с тобой, – сказал он наконец.

Сюлянь молчала.

– Сюлянь, добрая девочка, – умолял Баоцин. – Подумай хорошенько, некоторые школьные предметы можно изучать и дома.

Она молчала. Он разозлился. Это уж слишком. Она,видите ли, молчит, эта бессовестная... Он сдержался и в отчаянии развел руками.

– Сюлянь, – он снова стал ее умолять. – Сюлянь, у меня тоже есть характер, терпению тоже приходит конец. Сейчас еще не поздно, послушайся меня, сделай, как я говорю. Если ты пойдешь по пути, о котором твердит твоя мать... – он помедлил, губы его побелели, и у него сорвалось с языка; – Если доведешь меня до такого состояния, что я не смогу поступить иначе, чем предлагает мать... будет уже поздно.

Сюлянь вскочила и бросилась к нему. Лицо ее стало серым, в глазах появился злой огонек. Густые черные волосы растрепались, гибкое молодое тело напряглось струной, как у маленького зверька.

– Хорошо, как тебе угодно. Я теперь уже выросла, мне восемнадцать, могу сама себя обслуживать. Кто посмеет меня продать?

Он перебил ее строгим, с нотками раскаяния голосом:

– Я не продам тебя, Сюлянь, ты что, этого не знаешь? – Он стал заикаться и не смог продолжать. – Не... эх... не... не заставляй меня переживать. Жизнь и так горька, нужно стараться войти в положение друг друга.

Она, не проронив ни слова, ушла к себе в комнату, легла на кровать и глубоко задумалась. Может, не нужно возражать против приглашения учителя? Но интерес к книгам уже потерян. Все-таки другие вещи гораздо интереснее, более важны. Она поняла это сама, без помощи Мэн Ляна и Циньчжу. Не нужно ждать, когда тебе дадут добро на то, чтобы держаться за руку с мужчиной. Ей этого было мало, она хотела значительно большего. Любовь отличается от книг, музыки. Она спрятана внутри человека, существует между мужчиной и женщиной. Она теплая, страстная, сочная. Тело Сюлянь горело желанием.

Она лежала в задумчивости на кровати, мышцы ее онемели, руки были крепко сцеплены. Вдруг ударил гром, она соскочила с кровати. Ой, как громыхнуло, как страшно! Она стремглав бросилась в гостиную. Отец, склонив голову, неподвижно сидел на прежнем месте. Казалось, что он постарел на несколько лет, на лице резко обозначились морщины. Она села на стул возле двери, надеясь, что отец ее не заметит. Снова загремел гром, она задрожала. Баоцин вдруг поднял голову.

– Не бойся, Сюлянь. Гром не приносит вреда человеку. Помнишь, господин Мэн говорил, культурные люди не боятся грома, они понимают, что это такое.

Вернувшись в комнату, она разделась и тихо легла. В теплом темном ночном небе полыхали молнии.

Ждать, чего ждать? Мэн Лян хотел, чтобы она ждала. Другие тоже говорили, что нужно подождать. Чего она должна ждать? Когда отец ей подыщет мужа или подвыпившая мать ее продаст? Как глупо! Герои фильмов никогда не ждут. Чего хотят, к тому и стремятся, всегда добиваются своего. И при этом не ходят в школу. Она тоже не будет учиться и не хочет ждать. Ей хочется поиграть с огнем, даже обжечь руки, что тут такого? Будет больно, ну и пусть. Любовь может разрешить любые проблемы.

Сюлянь вспомнила Ли Юаня, и сердце ее учащенно забилось. Она познакомилась с ним в кинотеатре. Это был красивый парень, ее тайный друг. Ему было лет двадцать пять, высокого роста, мощного телосложения, с открытым и честным лицом. Правильные черты лица дополняли небольшие выразительные черные глаза, такие теплые и чуть влажные. Среди тех, с кем ей приходилось общаться, он отличался хорошими манерами. Когда он смеялся, обнажая два ряда ровных и красивых зубов, у нее неизвестно отчего замирало сердце.

Ли Юань служил секретарем у жены какого-то чиновника. Эта служба не требовала особых знаний, тем не менее он умел читать, мог писать, бегать по делам, вести финансы, в общем – делать все. Если кто-нибудь дарил госпоже подарки, он это фиксировал. Надо куда сбегать – он бежал.

Госпожа не числилась на государственной службе, но жалованье ее секретаря оплачивалось правительством. Им всегда были довольны, работа была относительно спокойной, и он очень дорожил таким местом. Ложкой дегтя во всем этом был маленький оклад. Однако все же он находился в должности секретаря, а это кое-что ему давало.

Однажды в кинотеатре он встретил Сюлянь, увязался за ней и познакомился. Сюлянь нравилось, что в темноте рядом с ней сидит мужчина, а Ли Юань был чрезвычайно рад тому, что встречается с самой знаменитой в Чунцине исполнительницей сказов под большой барабан.

Когда он впервые с ней заговорил, она покраснела. Однако вскоре оба они чинно сидели вместе и смотрели фильм.

Первоначально их отношения развивались медленно. И он, и она были очень осторожны. В темном зале их лица порой были почти рядом, Сюлянь всегда отодвигалась первой. Однако его лицо все равно было близко, отчего ее

бросало в жар и дрожь. Иногда щека Ли Юаня почти касалась ее лица, и она чувствовала, что все ее тело горит.

Их отношения становились все теснее и теснее. Она мечтала о том, чтобы он перед концом фильма поцеловал ее, как это делает герой фильма, но у Ли Юаня и в мыслях не было ничего подобного. Она начинала нервничать, не поворачивая головы, косо поглядывала на него, он сидел прямо и смотрел перед собой. Как-то раз она рассердилась; встала и ушла, даже не попрощавшись. Разве он не понимает, что на душе у его девушки? Когда она встала, он успел бросить:

– До завтра, в то же время.

Она вернулась домой, а он продолжал сидеть и смотреть фильм.

На следующий день ей не захотелось идти в кино. Зачем смотреть фильм рядом с таким бесчувственным человеком? Он никогда не изъявлял желания пройтись с ней вместе по улице. Зачем же так унижать себя, встречаться с ним? Почему он никогда не- пригласит ее куда-нибудь поужинать? Она была сердита, но, когда наступило два часа, она все-таки поспешила в кинотеатр. Что бы зам ни было, а он был первым человеком, к которому она проявила интерес. Он хоть и сидел как истукан, но все-гаки был очень красив.

Ли Юань ждал ее в фойе, они вошли в зал и сели на свои обычные места. В темноте Ли Юань казался симпатичнее. На этот раз он пододвинулся к ней ближе, чем обычно. Когда они разговаривали, его губы были так близко к се уху, что она чувствовала его горячее дыхание. Сердце Сюлянь учащенно забилось.

Он придвинулся и взял ее за руку. Она оказалась зажатой в его ладони, как пойманная белая птица – мягкая, нежная, трепетная. Рука его была хоть и большая, но очень ласковая. Сюлянь боялась шевельнуться, ее ладошка даже вспотела.

Она тихонько отняла руку и вытерла платком ладонь. Зачем он это сделал? Нельзя быть такой легкомысленной.

После фильма губы Ли Юаня почти коснулись ее уха и тихо заговорили. Как насчет того, чтобы пойти с ним пообедать? Сердце ее громко стучало. Намечался сдвиг, он хочет ее пригласить в ресторан. Пообедать с Ли Юанем, конечно, хочу, вот здорово!

Они пришли в малюсенький и грязный ресторанчик с отдельными кабинетами. Ли Юань пригласил ее сюда, чтобы показать, что и он повидал свет. Однако его старания были напрасны, потому что Сюлянь и не подозревала, что такие небольшие ресторанчики с отдельными кабинетами были самыми дорогими в Чунцине.

Он заказал вино. Она поперхнулась от первого же глотка, но продолжала улыбаться, делая вид, что ей это нравится. Сюлянь пила впервые в жизни, можно немножко и попробовать, она мечтала постичь настоящую жизнь на практике.

Ли Юань как-то странно молчал. Она почувствовала, что он внимательно ее рассматривает. Его взгляд ощупывал ее сверху донизу, руки, шею, лицо.

– Зачем ты так на меня смотришь? – спросила она, не без удовольствия, впрочем, воспринимая его взгляды.

Он покраснел, не зная, что ответить.

Вино возбудило ее. Она думала спеть ему что-нибудь, да не хватало смелости. Хотелось многое сказать. Для этого, конечно, можно было использовать сказы про красавиц и молодых героев. Но выразить то, что было на душе, не было никакой возможности. Он тоже не мог найти подходящих слов. Так и сидели, наслаждаясь молчанием.

С этих пор их встречи участились. Они ни о чем особенном не говорили, сердца их были переполнены чувствами, и они прекрасно понимали друг друга без слов. Иногда Сюлянь обижалась, что он не хотел идти с ней рядом, не желая, чтобы их видели вместе в общественных местах,

– Ты меня за кого принимаешь? Я тебе не нравлюсь? В чем я тебе уступаю?

В ответ он только смеялся, и его выразительные глаза с обожанием смотрели на Сюлянь.

Получив очередную нахлобучку, он покупал ей что-нибудь в подарок. Коробку конфет или платочек, Сюлянь нравилось, когда он делал подарки, но она всякий раз колебалась и боялась их принимать. Отец говорил, что нельзя принимать подарки от мужчин. Как же можно не взять того, что преподносит Ли Юань? Нельзя его обижать. Однажды она, поколебавшись, не решилась взять подарка. Он очень огорчился.

Спустя два месяца Ли Юань по-прежнему осмеливался лишь взять Сюлянь за руку. Тут были свои трудности. Конечно, он хотел овладеть ею, но все это было не так просто. У него не было денег, и ему не на что было жениться. Его немного беспокоила и сама Сюлянь. А что, если она проститутка? Нет, кажется, это не так. Что ни говори, а на обычных девушек она не похожа. Впрочем, так это или нет – неважно, а хлопот все равно не мало. Ли Юань был без ума от Сюлянь и не хотел с ней расставаться. Но он всего остерегался, не смея ни овладеть ею, ни даже поцеловать. Каждый раз в нужный момент он покрывался испариной, томясь в нерешительности.

Его поведение сердило Сюлянь. У нее появился кавалер, который может ходить с ней за руку, болтать. Где же его смелость, которой так наделены герои серебряного экрана? Где же? Где?

Снова наступило лето. В Чунцине люди страдали от жары. Однажды Баоцин по пояс голый сидел у себя дома. Вдруг пришел посыльный с приглашением посетить небольшую частную резиденцию. Он отправился со спокойной душой, предполагая, что речь пойдет о домашнем концерте.

Его провели в гостиную. И тут он почувствовал что-то неладное. Напротив него сидела очень модно одетая женщина. Он знал ее. Однако она явно не желала вспоминать прошлое.

– Ты и есть Баоцин, который исполняет сказы? – закричала она сердито.

Он кивнул головой, не улавливая, к чему она клонит,

– У тебя есть дочь по имени Сюлянь?

Он снова с тревогой кивнул головой, перепуганный насмерть.

– А, старая тварь, слушай, что я тебе сейчас выдам. Твоя дочь продает... пусть поищет богатого, нечего заманивать бедных служащих! – Женщина вела себя очень странно. Одежда и украшения ее были изысканными, волосы – в локонах, ногти тщательно ухожены и покрыты лаком. Но, о небо! Как вульгарно она выражалась! Простые люди и то никогда не произносят таких грязных слов. Да и он сам так не разговаривал. Эта женщина пользовалась только низкопробными словечками на уровне профессионального жаргона публичного дома.

Когда она закончила, он, улыбаясь, сказал:

– Расскажите мне толком, я ничего не понимаю.

– А чего тут говорить, ты, старый... – заорала она. – Мой секретарь потратил на твою дочь, потаскушку, пятьдесят тысяч юаней. – Она смачно сплюнула на пол. Баоцин еле увернулся и поспешил отодвинуться в сторону, на почтительное расстояние.

– Это действительно так? – спросил он.

– Да уж куда действительней. Ты что, не знаешь про свою собственную дочь?

Он покачал головой.

– Я вырастил ее чистой и незапятнанной, послал ее учиться в школу. Она еще девственница и никогда не занималась такими делами. Что же я могу сказать после ваших слов? Я просто в затруднении.

Она холодно и вместе с тем зло зыркнула на него,

– Ли Юаня уже забрали, – сказала она, – он не может вернуть растраченных денег и признался, что потратил их на твою дочь. Выкладывай-ка лучше денежки, чтобы не срамиться.

– Деньги уплатить можно. Но, заплатив деньги, нужно выпустить человека. Я не могу бросать денег на ветер.

– Принеси деньги, и человека, конечно, выпустят, – сказала она сердито. Ей казалось, что деньги важнее человека. Пятьдесят тысяч потратить на потаскушку! Она за всю жизнь еще не встречала такой глупости!

Баоцин поспешно вернулся домой. Он спросил Сюлянь, знает ли она Ли Юаня. Она покраснела.

– Он что-нибудь тебе дарил? – стал сердито допытываться отец.

Она кивнула головой,

– Несколько коробок конфет, платочек. Вот и все, экая невидаль.

– И ничего другого?

– Нет. Он приглашал меня обедать. Я вовсе не была голодна, но он настаивал.

Склонив голову набок, Баоцин внимательно посмотрел на нее. Пятьдесят тысяч! Конфеты, платочек и приглашение обедать! У нее появился молодой человек, и она легко во всем этом призналась. Господин Мэн говорил, что она начнет говорить о любви, вот это и случилось. Что это за человек – Ли Юань? Надо ли ей срочно подыскивать другого и быстро выдавать замуж? Если же ее наказать, она наверняка сбежит.

– Сюлянь, – спросил он, прикинувшись равнодушным, – что там между вами, какие, собственно говоря, у вас отношения?

– Э, всего лишь дружеские, – ответила она непринужденно. – Мы вместе ходим в кино, иногда держимся за руку. Вот и все. Ничего другого. Ничего предосудительного не делали, и не было ничего особенно интересного.

– Хм. – Баоцин покачал головой. – Что бы там ни было, а твой кавалер сел в тюрьму. Он взял у людей пятьдесят тысяч и сказал, что все истратил на тебя.

Сюлянь просто не поверила словам отца. Человек из-за нее сел в тюрьму! Как романтично! Прямо как в сказах под барабан! Может, Ли Юань из-за любви к ней скоро умрет в тюрьме? Он хоть и не очень умел выражать свои чувства, но получилось просто здорово! Прямо как герой сказа, оказавшийся в беде. Все равно наступит день, когда

его выпустят, они поженятся и всегда будут безгранично счастливы. Нужно обязательно будет отнести ему что-нибудь поесть и прихватить сигарет. Она чувствовала себя верной женой – героиней лирических сказаний, которая отправляется в тюрьму, чтобы повидать своего любимого. Да, надо, чтобы в глазах стояли слезы, а на лице блуждала скорбная улыбка. Несчастный Ли Юань! Какой же он милый и смелый!

– Сюлянь, – сказал отец серьезно. – Я действительно не понимаю. И ты еще можешь улыбаться! Мы здесь с таким большим трудом завоевали себе добрую репутацию, а ты не слушаешься, совершаешь опрометчивые поступки, позоришь нас.

Сюлянь смотрела на него и не могла сдержать улыбку. Что позорного в любви? Несчастный отец, он слишком стар, не понимает. Если любовь так неприлична, то почему люди поют при этом лирические песни и их показывают на экране? Америка ведь очень сильна, вместе с Китаем бьет японцев? Раз так, значит, и в любви нет ничего плохого.

– Ладно, Сюлянь, – сказал отец. – Что ты еще хочешь сказать?

– Вот только это. Любовь не позорит человека и не является преступлением. Ли Юань сел из-за меня в тюрьму, и я этим очень горжусь. Я хочу только любви, отец. Ты слышишь, любви! Мне нужна любовь!

Баоцин тут же принял решение. Раз она действительно полюбила Ли Юаня, нужно принимать меры, а когда молодого человека выпустят, быстрее их поженить