— Включи свет! Слышишь, Ви-и-итька! — дрожащим голосом молил Шумейкин. Но Сбитнев молчал. Не мог он сказать товарищам, что фонарика нет и они теперь не сделают и трех шагов в этой кромешной тьме. Да и куда идти?
После теплой дождевой воды в пещере, кажется, стало еще холоднее, и мокрых с ног до головы ребят колотила дрожь. Витя уткнулся подбородком в руки, сложенные на коленях, и бессмысленно смотрел перед собой. Почему-то в памяти возникли несложные события его коротенькой жизни, которая прошла так быстро в одном городе, в одном доме.
«Мама, как же ты будешь без меня? — мысленно обращался он к матери и ясно представил себе ее лицо, утомленное, с сеткой мелких морщин под глазами. Ведь тебе так много приходится работать — и на фабрике, и дома. И все это ты делаешь для того, чтобы мы не чувствовали нужды, учились, росли. Как ты устаешь, родная! Как я ждал того дня, когда смог бы по-настоящему помогать тебе»…
Всякий, кто знал Сбитнева, не подумал бы, что у этого всегда суховатого и резкого в разговоре подростка могут быть такие ласковые и теплые слова.
«Сейчас мама, наверное, на работе», — соображал Витя, забыв, что было воскресенье. Он вспомнил с болью о сестренке Вальке, оставшейся дома за хозяйку, и о совсем глупом Мишке, который, провожая его в поход, принес клещи и котенка. «А я еще накричал на него», — подумал Сбитнев, и ему стало очень жаль несмышленого братишку.
Потом Сбитнев вспомнил, что не вернул Ване Горелову книгу «Овод» — еще подумает, что хотел присвоить!..
С запоздалым раскаянием Сбитнев обвинил себя за то, что всегда издевался над Васей Коркиным.
Почему-то вспомнилось, как он увидел однажды Коркина вместе с матерью в «Гастрономе». Она купила Васе пирожное и упрашивала, чтобы он не пил яблочный сок: он, мол, наверняка грязный и из гнилых яблок. Мария Ивановна ни на шаг не отпускала от себя сына, называла его деточкой, ягодкой и обращалась с ним, как с ребенком. Вася только виновато оглядывался по сторонам и ежился, словно под холодным дождем.
С этого дня Сбитнев стал презирать Коркина.
Теперь Витя чувствовал себя виноватым за такое отношение к Коркину.
«Ведь в сущности Вася хоть и рассеянный, а хороший парень. Честный, прямой, умный, — думал Сбитнев. — Он, наверное, весь в своего отца». Отца Васи Коркина — полного добродушного полковника с двумя рядами орденских планок на кителе — Сбитнев видел однажды в школе перед родительским собранием.
Родители тогда еще не все сошлись, и собрание не начиналось. Отец и сын стояли в тени дерева у входа и вели шутливый разговор.
Сбитнев невольно удивился тогда, глядя на своего одноклассника. Перед ним был совсем другой Вася Коркин.
Он не робел, не ежился, не оглядывался по сторонам. Держался прямо и независимо. Говорил спокойным голосом человека, уверенного в своей правоте. Он не терялся, не твердил свое «кого-чего» и казался очень самостоятельным, умным и рассудительным. «Как же я раньше не знал, что он такой?» — подумал тогда Сбитнев о товарище.
Но больше всего его поразило тогда то, что отец и сын разговаривали, как друзья, как равный с равным. У Сбитнева, не имевшего отца, шевельнулось чувство зависти к своему однокласснику, и впервые он с уважением посмотрел на Коркина-сына. Но вскоре этот эпизод забылся, и Вася Коркин остался для Сбитнева прежним маменькиным сынком-Ягодкой. Тем более, что в школу часто приходила Васина мать, которую Сбитнев очень недолюбливал.
Зинка громко чихнула и отвлекла Сбитнева от мыслей. Он повернулся, пристраивая удобнее замлевшую ногу, и замер в неудобной позе: в пещере появился какой-то новый, непонятный звук.
— Слышите, кто-то жует, — с тревогой прошептала Зинка.
Действительно, отдаленный звук напоминал медленное, ритмичное жевание огромного животного. С каждой секундой звук усиливался.
Так тянулось несколько минут. И вдруг непонятный звук раздался совсем отчетливо — уже в зале. Но теперь он не был похож на жевание. Скорее казалось, что кто-то огромный с жадностью гигантскими глотками пьет, роняя воду струйками с губ. Иногда звук замирал, но сейчас же раздавался снова и с большей силой.
Окаменевшие от ужаса ребята тесно прижались друг к другу. Они не верили в сказочные подземные чудовища, но в эту минуту у каждого появилась невольная мысль: «Неужели это то, что так страшно стонет в пещере?!»