Есть вспышки памяти, но бывают у неё и осечки.
Был у меня школьный товарищ по кличке Стульчак, парень очень развитой. А кличку такую ему присобачили из-за его фамилии, — вполне пристойной, но отдалённо схожей по звучанию с наименованием этого бытового предмета. Одно время я сидел с этим Стульчаком на одной парте, и он задавал мне иногда очень хитроумные вопросы; на них и мудрец не смог бы дать точных ответов. Например: «Гроб — это что: мебель или жилплощадь?» А однажды он написал карандашом на промокашке: «Я иду с мечем судия», — и спросил, не догадываюсь ли я, в чём тут дело. Я честно признался, что нет, не догадываюсь. И тут он предложил мне прочесть эту фразу с конца. Я прочёл. Получалось то же самое! Вот здорово!
А как-то раз Стульчак спросил меня на ушко, знаю ли я, что жираф — длинношеее животное. Я ответил, что это каждый дурак знает.
— Тогда так и напиши: «Жираф — длинношеее животное». А я уж проверю, дурак ты или умный.
Я написал эту фразу на обложке тетради. Стульчак прочёл и ехидно прошептал: «Тебе „неуд“ причитается». Окунув ручку в чернильницу, он добавил к слову «длинношее» (так я написал его) третье «е». Затем заявил, что я начинаюсь не с буквы «у», а с буквы «д».
Я был не столько обижен, сколько удивлён и даже очарован. Только подумать, — оказывается, существует совсем особенное слово, — слово с тремя одинаковыми буквами на конце! Дома я стал поочерёдно экзаменовать взрослых, а также кузину и кузена, — но все они, представьте, давно знали, в чём тут секрет, и слово это писали правильно, к некоторому моему огорчению.
С неделю я ломал голову — искал другое слово, которое бы тоже оканчивалось на три «е». На эти поиски толкали меня, так сказать, два самолюбия: внешнее, — ибо мне хотелось блеснуть своим открытием перед Стульчаком, и внутреннее; я хотел доказать самому себе, что котелок у меня всё-таки варит неплохо. Кроме того, во мне, наверно, и лингвистический интерес пробудился.
И вот однажды утром я это слово нашёл. Нашёл я его в полусне — и стал твердить, зубрить его. Радость моя была прямо-таки необычайна. Но потом я снова вздремнул, а когда пришло время встать и одеться, я вдруг забыл это слово. Весь день я мучил свою голову, пытался вспомнить его — и всё впустую. С того дня прошло много десятилетий — и до сих пор не могу воскресить его в памяти, хоть и пытаюсь время от времени. Быть может, я тогда просто выдумал о сне какое-то бессмысленное слово с тремя «е», а когда проснулся, то, естественно, забыл его? Но иногда мне кажется, что есть в русском языке это таинственное слово, — надо только его найти, вспомнить.