Словно облака — светлы, овальны, ожиданья тайного полны, — На зеленом склоне косогора прилегли на отдых валуны. Кажется, сильней подует ветер, раскачает дальние леса — Легкими, прозрачными кругами валуны взовьются в небеса. А вверху, в себя вбирая тяжесть всей земли, всех нив ее и вод. Пепельная туча грозовая с неба, будто оползень, ползет. Вот она все тяжелей и ниже к темной опускается реке... Как растений рвущиеся корни, молнии мелькают вдалеке.

О давней любви, о забытой, о давней, Мне ветер рассветный поет, Он Устье напомнил, озерные плавни, Касаток весенних прилет. Бывало, ты скажешь «прощай» или «здравствуй» — И счастлив я этим полдня. Но часто, пожалуй намеренно часто, Ты не узнавала меня. Не сед я, не мудр, а печаль позабылась, Обиды меня не гнетут, — Насмешки твои вспоминаю как милость, Размолвки — за встречи идут. Улыбка, и стан, и насмешливый голос, Прогулки то вместе, то врозь — Годами все в памяти перемололось И в память о счастье слилось. Вернуться — и ветер, качая скворешни, Смоленые лодки креня, Тебе пропоет: «Узнаешь его — здешний?», Но ты не узнаешь меня.

В ущелье увидал я старика, Вдруг выпала из рук его клюка. Я вниз сбежал и подобрал клюку, И низко поклонился старику. Я вопросил его: «Ответь, старик, Как тайну долголетья ты постиг?» И, выслушав с улыбкой мой вопрос, Самодовольно старец произнес: «Я с женщиною ложа не делил, Не ел мясного, трубки не курил, Ни разу в жизни в рот не брал вина, — Вот почему так жизнь моя длинна. О да — я стар! Вчера сказал сосед, Что мне уже сто двадцать с лишним лет, — Но точный счет отец ведет годам, Ему я в этом должное воздам: Хоть в нем и нету мудрости моей, Признаться, память у него сильней». «Позволь, схожу к отцу я твоему?» «О нет, прохожий, не ходи к нему! Увы, увы, отец мой — мой позор, — Прошамкал старец, свой потупя взор. — Он мясо ест, и курит за троих, И отбивает жен у молодых. Увы, отец мой во грехе силен, Но долголетью не научит он!»

...Но сердце работает тише и глуше, И комнату серый туман заволок... А сколько сердец он за жизнь переслушал И скольким не остановиться помог! Сегодня — последнее в жизни сегодня, И он отбывает на вечный ночлег. И голову он от подушки приподнял, Чтоб мир оглядеть — и проститься навек. Дохнуло весною и солнцем горячим, И он увидал сквозь предсмертную тьму — Шли матери, улыбаясь и плача, Прощаться детей подводили к нему. И все, кто нашел у него исцеленье, Явились к нему, молоды и сильны, Со скоростью света пройдя за мгновенье По тысячеверстьям великой страны. Всю жизнь он окинул от края до края — И радость, и труд, и борьба, и покой... И доктор подумать успел, умирая, Что, может быть, смерти и нет никакой.

Руду дробят, бросают в воду, Толкут, трясут на все лады — И отделяют от руды Пустую горную породу. Так перед тем, как стать оружьем Или орудием труда, Потерей примесей ненужных Обогащается руда. И жизнь обогащает нас Не только тем, что счастье дарит, — Она по самолюбью нас Порой безжалостно ударит, Повязку с глаз порой сорвет, Порой жестоко осмеет Блеск незаслуженной удачи, Порой за мимолетный взлет Отплатит горечью невзгод; А смотришь — мы душой богаче...