Из окон больницы видны корабли, Пульсирует свет маяка, Рыбацкие шхуны ушли от земли, На мачты надев облака. Валы не кидаются на волнолом, Волнения на море нет. Сидит санитарка за белым столом, Девчонка семнадцати лет. При матовой лампочке в сорок свечей Красотка сидит в уголку, В кудрях ее — гребень из лунных лучей, И губы — в вишневом соку. Она бестолкова, она влюблена, Наскучил ей белый халат. В приемном покое дежурит она, А мысли над морем летят. И тянет в окошко травою морской, И дальний гудит пароход. Что завтра — то завтра. А ночью такой Никто на земле не умрет.

Паденье по горизонтали, За горло берущий полет! Кипит на горячем металле Роса стратосферных высот. Внизу расплеснулись просторы, Зубчатка морских берегов, И тянут к нам смуглые горы Ладони альпийских лугов. И купол небесный проколот, И сердце поет на лету, Восторга стремительный холод Бежит по спинному хребту. Нет, мы не корысть и не горесть, Не бога с тяжелым крестом — Богиню крылатую Скорость Возводим на звездный престол! Она еще медлит на грани И крылья боится обжечь В преддверье иных расстояний, Иных расставаний и встреч. Но в реве турбин все теснее Смыкается мир за спиной. Земные! С крылатою, с нею Готовьтесь в полет неземной!

Много слов на земле. Есть дневные слова — В них весеннего неба сквозит синева. Есть ночные слова, о которых мы днем Вспоминаем с улыбкой и сладким стыдом. Есть слова — словно раны, слова — словно суд, — С ними в плен не сдаются и в плен не берут. Словом можно убить, словом можно спасти, Словом можно полки за собой повести. Словом можно продать, и предать, и купить, Слово можно в разящий свинец перелить. Но слова всем словам в языке у нас есть: Слава, Родина, Верность, Свобода и Честь. Повторять их не смею на каждом шагу, — Как знамена в чехле, их в душе берегу. Кто их часто твердит — я не верю тому, Позабудет о них он в огне и дыму. Он не вспомнит о них на горящем мосту, Их забудет иной на высоком посту. Тот, кто хочет нажиться на гордых словах, Оскорбляет героев бесчисленных прах, Тех, что в темных лесах и в траншеях сырых, Не твердя этих слов, умирали за них. Пусть разменной монетой не служат они — Золотым эталоном их в сердце храни! И не делай их слугами в мелком быту — Береги изначальную их чистоту. Когда радость — как буря, иль горе — как ночь, Только эти слова тебе могут помочь!

В квартире одной коммунальной, Средь прочих прописанных лиц, Живет пожилой и печальный Чудак, выпускающий птиц. Соседи у рынка нередко Встречают того чудака — С большой самодельною клеткой Стоит он у зооларька. С получки своей небогатой Накупит чижей и синиц И за город едет куда-то Чудак, выпускающий птиц. Плывут мимо окон вагонных Сады и асфальт автострад, На месте поселков сожженных Другие, не хуже, стоят. Качаются дачные сосны, И речки прозрачны до дна, И даже сквозь грохот колесный Земная слышна тишина. А все же душа не на месте, И радости нет в тишине: Без вести, без вести, без вести Пропал его сын на войне. И вот полустанок невзрачный У стыка рокадных дорог... В болотистом месте, не дачном, Рубеж обороны пролег. Отыщет старик не впервые Пехотной дивизии тыл, Где встали цветы полевые На холмики братских могил. Но где приклонить ему взоры, Куда ему сердцем припасть, Где холмик найти, над которым Он мог бы наплакаться всласть?.. Он с клетки снимает тряпицу, Потом открывает ее — Молчат присмиревшие птицы И в счастье не верят свое. Но крылья легки и упруги, И радость растет на лету, — В каком-то счастливом испуге Взмывают они в высоту. Летят над землею зеленой, Летят без дорог и границ, И смотрит на них умиленно Старик, выпускающий птиц.

Если долго на месте живешь — Начинает казаться, Что не так уж земля велика, С каждым месяцем меньше она. Вкруг тебя постепенно Сжиматься она начинает. Словно вишня вкруг косточки, Сохнет она вкруг тебя. Так мелеет душа. Ты большим себе кажешься, мудрым, Но корабль твоей жизни Цепляется днищем за дно: То в душе обнажаются Отмели темных желаний, Мелкой зависти ил, Отложенья умерших обид. Только с места сорвись — И земля под тобой вырастает, Обретает свой запах и цвет, Наливается спелым плодом. Ты не центр ее больше, Ты — равный со всеми живыми. Как ты мал и всесилен На этой огромной земле!

Какая светлая воля, Радость в душе и теле!.. Весною он вышел в поле, С больничной сойдя постели. Природы тайны живые, Лесные сизые дали Не заново, а впервые, Казалось, ему предстали. Где он проходил — мгновенно Сужались пред ним канавы, Доверчиво и смиренно Пред ним расступались травы. Он шел, он пьянел и слушал, Хвалу ему листья пели, И мир шептал ему в душу: «Таков я на самом деле! Таков я весь — без обмана, — Поющий и говорящий; Я завтра привычным стану, Сегодня я — настоящий!»

Ни город здесь, ни пригород. В тумане, За кочками болотистых полей, Видны домов ступенчатые грани И острые обводы кораблей. Старик понурый в серой душегрейке Шагает вдоль морщинистой воды; В его ведре — щурята и уклейки И отблеск Марса — огненной звезды. Горит над ним комочек света алый, Мерцает, будто уголек в золе. При нем он больше никогда, пожалуй, Так близко не придвинется к Земле.

Снова листья легли на дорогу И шуршат под ногами опять — Так их в мире бесчисленно много, Что никак их нельзя не топтать. Мы спешим, мы красы их не ценим — В жизни есть поважнее дела, Но вчера на асфальте осеннем Ты упавший листок подняла. Как он вырезан точно и смело, Как горит предзакатным огнем! Ты на свет сквозь него поглядела — Кровь и золото смешаны в нем. Может вызвать он гордость и зависть, Драгоценностью вспыхнуть во мгле... Как дивились бы, как изумлялись, Если б был он один на земле!

Сидит задумчивая птица В лесной глуши у родника, И тихо капает водица Из каменного желобка. И по извилистому ложу Бежит на северо-восток Весь в серебристой мелкой дрожи Едва приметный ручеек. Бежит серебряною тропкой К судьбе, к погибели морской. Сперва он речкой станет робкой, Потом — степенною рекой. Впадая в море, загордится, Забудет важная река, Что где-то капает водица Из каменного желобка, Что где-то в тишине зеленой Немая радость разлита, Что так светла воды студеной Младенческая чистота.