Жил человек в селении одном, Бесхитростно трудился день за днем, Ни злата не имел, ни серебра, Был незлобив и всем желал добра. Желал добра — но что он сделать мог? Однажды к перекрестку двух дорог, Где степь кругом пуста и широка, Он саженец принес издалека. Вонзая заступ в жирный чернозем, Он яму рыл — и думал о своем: «Не вечен я. В каком-нибудь году С физического плана я уйду, Но дерево, посаженное мной, Останется — и каждою весной, Возобновясь по воле естества, Шуметь здесь будет юная листва; Здесь в знойные, безоблачные дни Рад будет путник отдохнуть в тени... Примите ж, люди, мой посильный дар, Будь я богаче, я б вам больше дал...» Вдруг звякнула лопата о металл. Был человек тем звуком поражен, Над черной ямой наклонился он И с изумленьем из земли извлек Окованный железом сундучок. Клад этот, видно, пролежал века — И нижняя прогнившая доска Отпала сразу... Вырвался на свет Поток колец и золотых монет. И тех граненых маленьких камней, Что золота и платины ценней, «О, диво! О, удача из удач! — Воскликнул новоявленный богач. — Предвижу я, какой мне с этих пор Для добрых дел откроется простор!» Все ценности, лежащие у ног, Упрятал он в дорожный свой мешок И, сгорбившись под ношей дорогой, Благословляя жребий свой благой, Пошел домой, исполнен новых сил. Но дерево он посадить забыл.

Мы знаем, чем мостят дорогу в ад, А наш добряк был волей слабоват. Удача навалилась, как медведь, — Не так-то просто золотом владеть. Сей благородный солнечный металл Владельца быстро перевоспитал, И светлые порывы прежних лет Затмились в блеске желтеньких монет. (Хоть не ржавеют эти кругляши, Но могут вызвать ржавчину души.) Земных соблазнов он не превозмог, Поселок скромный стал ему немил — Он место обитания сменил, Возвел высокий каменный чертог, Завел себе низкопоклонных слуг, Друзей дешевых, дорогих подруг. Пиры, увеселенья — без конца... Но днем и ночью у его дворца Стояли два наемных молодца И нищих отгоняли от крыльца. К чужим печалям стал и слеп, и глух Фортуной изнасилованный дух, И ползал он среди житейских благ, Как в мясе заблудившийся червяк. Лишь иногда, глухой тоской тесним, В толпе гостей бездонно одинок, Он вспоминал: забыто что-то им. Но что забыто — вспомнить он не мог.

Затем в чередованье праздных лет Зловещий обозначился просвет. Внезапно золотой запас иссяк, Жилище отобрали за долги, — Побрел искать пристанища босяк... Ни друга, ни подруги, ни слуги. И вот от пиршественного стола Нужда его в лачугу загнала, А там болезнь швырнула на кровать — Теперь, дружок, извольте умирать. И ощутил он, погружаясь в бред, Что он идет пустыней много лет; Нависло солнце над пустыней той Гигантскою монетой золотой. Шептал изнемогающий старик: «Я в огненной ловушке, взаперти, — Мне нужно тень зеленую найти, Чтоб от лучей укрыться хоть на миг, А нет листвы — хотя б древесный сук, Чтобы в петле избавиться от мук!..» В пустой пустыне он пустился в бег, Надеясь, веря из последних сил... Вот тут-то и припомнил человек, Что дерево он посадить забыл.