Бормочет вода за кормою, Волна набегает на мель; Закат полукруглый над морем — Как вход в межпланетный тоннель. И город, в сиянье вечернем Встречающий ночи приход, В таинственно-вечном значенье Отсюда душе предстает. Как встарь — золоченые шпили И мирные окна вдали... А что, если не уходили Все те, что навеки ушли? И может быть, если вглядеться, — С залива увидеть смогу Друзей довоенного детства, Что ждут меня на берегу? Явились из тьмы сокровенной — И молча на пирсе стоят, И в должное время мгновенно Подхватят причальный канат.

У мирного домашнего огня Со мной присядьте на закате дня — Об Осторожном выслушайте басню. Он для себя построил прочный дом; Один, один он поселился в нем — Ведь одному живется безопасней. Грабителей он ждал со всех сторон, — Поэтому стальные брусья он Вмонтировал в оконные проемы; Он врезал в дверь четырнадцать замков, Чтоб от двуногих оградить волков Свои единоличные хоромы. Казалось бы, от всех дурных гостей, От всех воров, от всех плохих вестей Он защищен средь своего уюта... В тот вечер спать он преспокойно лег, — Но выпавший из печки уголек Бедняга не приметил почему-то. Он был разбужен дымом и огнем, И понял, что покинуть нужно дом, Что на учете — каждое мгновенье... Но не сумел он выйти за порог, Поскольку дверь открыть никак не мог: Ключи он перепутал от волненья. ...Тогда решил он выпрыгнуть в окно, Он выломать хотел решетку, — но, Внося в вопрос итоговую ясность, Скажу: когда бы ожил мой герой, Он сам бы вам признался, что порой Чрезмерная опасна безопасность.

На вазе — флейтист, окруженный врагами, Стоит, бессловесную песню слагая. Пусть он безоружен и жизнь быстротечна, — Поет его флейта о радости вечной. Себя он от гибели не защищает, — Убийцам он душу свою завещает. «Сегодня меня вы убьете, убьете, — А завтра слова к моей песне найдете! Плясать — не впервые и петь — не впервые Под музыку мертвого будут живые. В меня свои стрелы нацельте, нацельте, — А я вам — на флейте, а я вам — на флейте! Убейте, сожгите и пепел развейте, — А я вам — на флейте, из пепла — на флейте!»

В старом сквере у вокзала Доживает дни Одуванчик запоздалый, Выросший в тени. На него ты глянешь мельком, Чтоб забыть навек, — А состав, минуя стрелки, Ускоряет бег. Но, быть может, из-под спуда В день твоих невзгод Тот цветок случайным чудом В памяти всплывет; Расцветет перед тобою, Будто вещий сон; Что-то светлое, былое Вдруг напомнит он. И, себя тебе вручая, Он без похвальбы Перевесит все печали На весах судьбы.

Провижу это кладбище — оно нужнее нужного, — Там будет похоронено всемирное оружие. Под музыку негромкую, под песню безмятежную Плясать там будут дети над бомбой обезвреженной. Там в склепах твердокаменных навек уснут спокойненько Ракеты дальнобойные — желанные покойники. Провижу осененные густой зеленой чащею Стволы орудий ржавые, из-под земли торчащие; Сквозь почву надмогильную лафеты вижу ржавые, Схороненные бывшими военными державами. Там будут танки мощные в бетон по пояс вдавлены, Чтоб в бой вовек не ринулись, как в годы стародавние; Летать там будут голуби, воркуя по-домашнему, Над бронетранспортерами, над броневыми башнями. А чтоб с морей не веяло смертельными печалями, Линкоры будут к берегу там намертво причалены, И станут для желающих (я верю в диво дивное!) Авианосцев палубы — площадками спортивными. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Чтоб под ударом атомным, под огненною плазмою Людским не стала кладбищем Земля — отчизна разума, — Я верю — будет кладбище военного оружия, Спасительное кладбище, для всех на свете нужное!

Не надо к наядам, В морскую траву, — На дно ты не падай, Держись на плаву! Ты смерти незрячей Себя не дари, — Ты из неудачи Удачу твори! В минуту смятенья У смертной межи Набраться терпенья Себе прикажи! Пусть волны все круче, Ты помни, мой друг: Упорство — наилучший Спасательный круг! Все планы нарушив Злодейки-беды, Ты выйдешь на сушу Живым из воды!

Свидригайлов, случайный попутчик Всех, кто жжет пред собою мосты, Не скажу, что ты — лучший из лучших, Но и худший из худших — не ты. Ты за все свои злые удачи И за сделки с лукавой судьбой, Не торгуясь, не требуя сдачи, Расплатиться сумеешь собой. По Большому проспекту неспешно Ты идешь, чтоб навеки замкнуть Путь беспутный свой, путь многогрешный, Достоевским начертанный путь. А Всевышний играет в молчанку, Сверху сыплется влажная пыль, И Вселенная мокрой мочалкой На соборный намотана шпиль. Ты уйдешь из Петровской столицы Не в классически-огненный ад, — В Вечность серую, в баню к мокрицам, К паукам, что на стенках кишат... В двух шагах от такого Эреба Оглянись, передумай, должник... Петербургское мутное небо Тихо капает за воротник. Равнодушный к тебе, невеселый Город мокнет под мелким дождем, Шпилем, будто осиновым колом, К этой утлой земле пригвожден.

Милый друг, отключи телевизор И со мною постой у окна. Нам с тобою вручается виза В ту страну, что другим не видна. Ни колес там, ни крыльев не надо, С багажом — ни малейшей возни; Просто — добрым и пристальным взглядом Этот мир в свое сердце возьми. И прими, словно дар долгожданный, Старый флигель, и двор проходной, И невзрачный сарай деревянный, И деревья за низкой стеной. Полюби этот маленький скверик, Этой крыши заржавленный склон, Этот дом, этот быт,                              этот берег На краю океана времен.