«Ты будешь съеден и забыт», — Быку сказал прохожий. А бык в ответ ему мычит: «Ты будешь съеден тоже. Мудрец ты или идиот, Богат ты или беден, — Когда настанет твой черед, Ты тоже будешь съеден. К тебе, не постучавшись в дверь, Придет мадам Кончина; Для посещения, поверь, Отыщется причина. И вот тогда, и вот тогда Свершится дело злое, — Ты будешь съеден навсегда Огнем или землею. Обоих нас на все века Забудет мирозданье... Пока, товарищ мой, пока — До скорого съеданья! »

Томик дряхленький, без переплета, Я листал у прилавка — и вот Отделилось от томика что-то И в недолгий пустилось полет. Я малютку-бумажечку поднял, Удивился на старости лет: Из былого мне прислан сегодня Довоенный трамвайный билет. Не помят он и выцвел не очень, Обозначена четко цена... Может быть, он еще не просрочен И зовет меня в те времена? Там четверка по Невскому ходит, Там еще патефоны в чести, Там гитары гавайские в моде, — Побывай там, душа, погости. Погости — и к друзьям довоенным, К незабвенным друзьям загляни. Их при встрече узнаешь мгновенно, — Постареть не успели они.

Память, минувшее унаследуй, Помни сентябрь сорок первого года! Друг мой, не веровавший в победу, Жизнь за Отчизну бесстрашно отдал. Это теперь незрячим и зрячим Видно сквозь годы, что в отдаленье Май сорок пятого нам маячил В дни самых горестных отступлений. Ну а тогда не каждый, не всякий Верил, что злую силу осилим, — Но, не колеблясь, в час контратаки Жизнь был готов отдать за Россию. Память людская, все унаследуй, — Помни о тех, кто давней порою Просто за Родину, не за победу, Пали смертью героев.

Среди могил во мгле осенней, При свете тусклого костра Старик — придурковатый гений — Пилил на скрипке до утра. Он сам себе казался юным, Спланированным на века, — Но отсыревшим старым струнам Была нагрузка нелегка. И слушала концерт нелепый Сентябрьская ночная мгла; Дремали каменные склепы — Кладбищенские терема. «Уйди, — ему шептала осень, — Вконец простынешь, чудачок!» А он чихнет, ветвей подбросит В огонь — и снова за смычок. Так, памятью в былое вдавлен, Забыв, что смерть была и есть, Играл он для подруги давней, Когда-то погребенной здесь. И звуки стаей многокрылой, Пробив сырую немоту, Кружились над ее могилой И возносились в высоту.

Ни справочников, ни программ Судьба не издает; Она вовек не скажет нам, Что нас в дальнейшем ждет. Ей, равнодушной, просто лень В известность ставить нас, Что нам сулит грядущий день, Что будет через час. Ты сам лепи свою судьбу Из глины бытия! Тебе, пока ты не в гробу, Подвластна жизнь твоя. О будущем гадалки лгут, Примет правдивых — нет, — И только долгий, честный труд На всё дает ответ.

Не пиши для всех, — Не взойдет посев, И напрасен твой будет труд. Для себя пиши, Для своей души, — И тогда тебя все поймут.

Все свои годы решил созвать я, Чтоб оценить их, окинуть взглядом, Чтобы они, как дружные братья, Все в моей памяти встали рядом. Гости явились, галдят в прихожей, Гости меня затолкали в угол... Ну до чего же они несхожи, Многим из них не узнать друг друга! ...Глупые годы, умные годы, Годы-красавцы, годы-уроды, Годы-невзгоды, годы-счастливцы, Годы-трудяги, годы-ленивцы... Годы — в обносках, годы — в обновках, Годы — в шинелях, годы — в спецовках; В кепках приперлись годики-шкеты, Годы-хрычи снимают береты... Год-второгодник сжался в комочек, Год-юбиляр ему что-то бормочет; Годы-солдаты стоят в сторонке, Свой разговор ведут негромкий... Год-весельчак зовет на танцы, Год-забулдыга требует водки; Годы-юнцы и годы-старцы Спорят вовсю, надрывая глотки... Разные взгляды, разные лица — Не столковаться им, не сдружиться... Рано созвал я вас, годы-братцы, — Старшего брата надо б дождаться. Вверю я вас ему, командиру, — Он вас построит всех по ранжиру, Всех приструнит, подведет итоги... Он — самый строгий — уже в дороге.

О чем историк умолчал стыдливо, Минувшее не вычерпав до дна, — О том на полках строгого архива, Помалкивая, помнят письмена. Бумажная безжалостная память, Не ведая ни страха, ни стыда, Немало тайн сумела заарканить В недавние и давние года. Пером запечатленные навеки, Здесь тысячи событий и имен, Как бы в непотопляемом ковчеге, Плывут по морю бурному времен. И, отмечая все хитросплетенья, История — бессмертная карга — Здесь, словно Ева в час грехопаденья, Бесхитростно-бесстыдна и нага.

Так что же такое былое? Былое — не склеп и не храм, Былое — строенье жилое, Где место найдется и нам. Былое — дворец, возведенный Над бездной скорбей и утрат; В дворце том людей миллионы У солнечных окон стоят. Там наши друзья фронтовые, Которых убила война, Там всем, кого помнят живые, Надолго жилплощадь дана. И мы туда тоже прибудем, Родной не покинув земли, — Поскольку не боги, а люди Строение то возвели. Никто не очутится в нетях И не растворится в былом, Пока средь живущих на свете Хоть кто-нибудь помнит о нем.