В назначенный срок я явился на лужайку возле Храма Одиночества. Звездолет прилетел вовремя, меня сразу с него увидели, и ладья-лифт, в которой восседал мой друг, приземлилась возле меня. Юрий был ошеломлен тем, что я удрал из Храма. Когда мы поднялись в звездолет, я соврал своему спасителю, что Храм покинул не из страха, а потому, что соскучился по природе. Затем коротко поведал ему о зверях, которых мне довелось видеть.
— Узнаю твой героический нрав! — воскликнул наивный иномирянин. — Ты не по природе соскучился, тебе захотелось свое земное бесстрашие проявить! Ты намеренно рисковал! Я не должен был высаживать тебя на Фемиде! Я — полуубийца! Я обалдуй, олух, остолоп, охламон, обормот, очковтиратель, обидчик…
— Оборотень, охальник, опричник, отравитель, обыватель, обжора, — продолжил я.
— Спасибо, Серафимушка! Как приятно слышать задушевные земные слова! Слушаю — и уши радуются! — растроганно произнес Юрик. — А теперь спеши в кают-компанию, обедай вовсю! Ты ведь изголодал себя.
— Прежде всего я должен побриться, — заявил я. — А то твои однопланетники с опаской на меня поглядывают.
В салоне звездолета кроме тех подкидышей, которые, подобно Юрику, возвращались на изучаемые планеты, находилось четверо отцов с малолетними сыновьями — будущими подкидышами. Я спросил Юрика, не страшно ли этим папашам за своих детей.
— Не страшно, не ужасно, не жутко, не боязно, — ответил мой друг. — Детишек подбросят не к каким-нибудь живодерам, живоглотам, жуликам, жадинам, жмотам, а к заранее разведанным добрым иномирянам. И учти: подбрасывают только мальчиков, девочки менее выносливы и более стыдливы. А ведь есть планеты открытого секса. Там…
— Я человек женатый, меня такие бардачные планеты не интересуют, — целомудренно прервал я иномирянина. — Ты лучше расскажи, как твои сердечные дела движутся.
— Дела великолепны! Свадьба сбылась! Я теперь вполне женатый человек! Я на Землю в последний раз лечу! — восторженно сообщил Юрик и пригласил меня слетать на — его планету, когда он будет туда возвращаться; обратно на Землю я смогу вернуться рейсовым звездолетом. Я поблагодарил его за это дружеское приглашение и добавил, что обдумаю его, но не произнес строк, которые у меня возникли в этот миг:
Когда я вспоминаю свой обратный полет на Землю, он кажется мне очень коротким. Это потому, что во время этого полета я обращал очень мало внимания на все, что окружало меня, ибо моя голова была занята разработкой проекта СТРАХОГОНА. Миниатюрный прибор должен иметь круглую шкалу с двумя стрелками. Черная стрелка показывает человеку степень его испуга или ужаса; зеленая стрелка показывает степень фактической опасности. Благодаря этому владелец прибора получит возможность даже в самых экстремальных условиях действовать в пределах разумной осторожности. Ведь часто мы, люди, преувеличивая степень опасности, впадаем в необоснованную панику и ведем себя так, будто нам угрожает неизбежная гибель. И этот слепой страх нередко приводит людей к гибели фактической. СТРАХОГОН поможет людям при самых неожиданных обстоятельствах сберечь свою нервную систему, самоуважение, а иногда и жизнь.
Однажды, когда я, взяв записную книжку, принялся набрасывать некоторые детали будущего прибора, Юрик поинтересовался, чем это я занят. Мне почему-то не хотелось, чтобы он знал о моем открытии, но и врать не хотелось другу. И я изложил ему суть дела. Он был восхищен. Он заявил, что и его однопланетникам СТРАХОГОН мог бы иногда пригодиться, но, к сожалению, подкидыши имеют право заимствовать на чужих планетах только гуманитарные и кулинарные знания, но отнюдь не технические. В заключение он сказал, что ему понятно, почему я додумался до своей формулы: я хочу, чтобы все земляне стали такими же отважными, как я. Возражать Юрику я не решился.
Мы благополучно приземлились на крыше моего родного дома. По земному времени наше отсутствие равнялось десяти минутам. Первым делом я заглянул к своим родителям. Их удивило, почему это я с рюкзаком и топором, — и я соврал им, что отправляюсь на субботник. А когда мать спросила, почему у меня такой радостный вид, я пробормотал что-то невнятное. Да, меня прямо-таки шатало от радости, что я опять на Земле. Когда мы с Юриком вышли из подъезда (друг решил проводить меня до трамвая), какая-то старушка, взглянув на меня, молвила укоризненно:
— С утра надрался, гопник!
— Голодранец, грязнуля, головотяп, гордец, глупец, греховодник, — восторженно продолжил Юрик. — А что еще? Подскажи, Фима!
— Грабитель, графоман, головорез, громила, гужбан, горлодер, гангстер… Кажется, все.
После комфортабельного звездолета странно было ехать в дребезжащем трамвае, а в душе пела радость: сейчас увижу Настю! И вот моя квартира, кругом — никакого космоса. Настя отворила дверь и озарила меня улыбкой No 8 («Я тебе рада!»). А я первым делом выложил на стол топор, а затем честно вернул ей 200 рублей, которые, как помнит уважаемый читателе, она мне вручила перед моим отлетом в надежде, что я обменяю их на инопланетную валюту и куплю каких-нибудь неземных дамских шмоток для пополнения ее гардероба. Сперва Настя огорчилась тому, что это коммерческое мероприятие не состоялось, но когда я рассказал ей о своих космических мытарствах, она зарыдала. Затем на лице ее возникла улыбка No 47 («Радость сквозь слезы»), и она заявила, что я, слава Богу, привез из этого путешествия самое главное — самого себя, и взяла с меня клятву, что впредь я ни на какие планеты летать не буду. Эту клятву я ей дал очень охотно. Когда я сообщил Насте о Формуле Бесстрашия и о СТРАХОГОНЕ, она, к моему удивлению, отнеслась к этому без особого восторга. Она сказала, что такой прибор очень бы мне пригодился, но ведь его так трудно осуществить практически… В этот момент из-за стены послышался шум; соседи приступили к музыкальной тренировке. Настя сочувственно посмотрела на меня, но я был спокоен. После пребывания в Храме Одиночества я стал бояться тишины. Теперь всякий шум действовал на меня успокоительно.