По дороге в РГУФК мой сизоносый от раздражения Критик припомнил все мои предыдущие попытки заняться серьезно спортом. А со спортом отношения у меня складывались неровно. Периодически я вообще забывала об его существовании. Время от времени кто-то напоминал о нем бодрыми рассказами о своих успехах на поприще фитнеса или плавания. И тогда я, мучимая раскаянием, принимала очередное твердое решение ввести спорт в свою жизнь и отыскать в нем, наконец, то удовольствие, которое до сей поры оставалось мне недоступным. Я радостно приветствовала Спорт покупкой новой спортивной формы, кроссовок, носочков и прочей необходимой атрибутики. Почти каждый раз мое возвращение на спортивную стезю было связано с экспериментом. За десять лет, прошедших со школы, я опробовала шейпинг, аэробику, тренажерный зал, плавание, ушу, айкидо, танец живота, пилатес. Где-то в недрах моего шкафа до сих пор хранилось айкидошное кимоно, балетки и чешки.

И теперь Критик услужливо напоминал мне, что единственное, на чем я продержалась больше года, – это обычный шейпинг. Все экзотические виды спорта вроде ушу, айкидо и совсем уж не известного никому калари поначалу безумно вдохновляли меня, но уже через несколько месяцев начинали утомлять. Единообразие тренировок, жесткий график – строго три раза в неделю – все это приводило к тому, что я начинала пропускать занятия. А потом почти незаметно для меня самой они и вовсе сходили на нет.

Так что спортсмен из меня был никудышный. Понятно, что в глазах любого здравомыслящего человека – а такими мнят себя все Критики – фехтование было очередной блажью, которая пройдет в течение месяца-двух.

– Может, сделаем ставки, сколько ты продержишься? – издевательски спросил Критик. – Ставлю на два месяца. В течение первого тебе даже будет нравиться – в силу новизны. Второй ты будешь терпеть из-за упрямства.

Сказать, что я нервничала – это как назвать подъем на Эверест аттракционом. Мне неисчислимое множество раз приходилось браться за незнакомое дело. Говорят, иногда привычка чудодейственным образом начинает компенсировать недостаток мужества. Но со мной этот фокус не проходил: раз от раза легче не становилось.

Я думала, что очередной раз в своей жизни буду начинать дело с нуля. А это значит – опять проходить сквозь стоклятые чувства неловкости, неуклюжести и неумения.

К сожалению, дорога до РГУФК от моего дома занимала полчаса, и все эти мысли успели не просто пронестись у меня в голове, но и обрасти изрядным количеством подробностей.

Тем не менее в семь вечера я все-таки оказалась в холле института и, решив, что отступать поздно, набрала номер тренера.

Тренер, вышедший меня встретить, оказался высоким, худым и слегка сутуловатым мужчиной, абсолютно не похожим на красавцев со шпагами из старых фильмов. Но зато он очень дружелюбно улыбался. Казалось, он искренне рад, что некая странная особа около тридцати наконец заявилась в их фехтовальный клуб.

– Какая красивая девушка к нам пришла! – сказал он с ходу, и внутри у меня, под слоями куртки, свитера и футболки, что-то уютно замурлыкало.

– У вас отличные данные для шпажистки! – заявил он, оценив мой рост и сложение.

– Спасибо, – пробормотала я.

И хотя мой Критик тут же заверещал, что тренер говорит эти слова каждому новичку, я отмахнулась. Посадила Критика на пол в вестибюле, сославшись на то, что у него – в отличие от меня – нет пропуска внутрь.

Каковы бы ни были мотивы для слов, сказанных Александром Борисовичем в нашу первую встречу, я решила их принять как благословение.

По дороге к раздевалке, а потом – от раздевалки к залу тренер рассказал мне порядок занятий. Сначала новички учатся ходить и колоть: осваивают правильный шаг, выпады, уколы.

– Понимаю, что это может показаться скучным и нудным. Но, поверьте, чем лучше вы это освоите – тем легче будет в дальнейшем.

Я заявила, что верю.

В зале Александр Борисович перепоручил меня и еще одну новенькую девушку своей ученице Тасе, которая должна была нас натаскивать в течение первых месяцев. У Таси было крепкое стройное тело легкоатлетки, живые глаза человека, не обремененного психоанализом, и роскошные вьющиеся волосы, которые она тщательно закалывала на время тренировки. Ее свойская манера общения разбудила Пофигистку лучшей поры.

За первые полчаса, проведенные в стенах РГУФК, мне – вопреки хандре – понравилось все: атмосфера, зал, люди, тренер, Тася. Я почувствовала себя так, словно нырнула в бассейн с теплой водой, где каждую рыбу знаешь в лицо.

Уже после нескольких минут я поняла, что никаких барьеров в общении преодолевать не придется: я прекрасно обойдусь без мучительного поиска слов, вопросов, демонстрирующих интерес к собеседнику, и прочей казуистики. И тренер, и Тася болтали со мной так, словно мы были знакомы уже триста лет.

Первый час занятий нас с Сашей учили передвигаться в боевой стойке. Это умение требует особых навыков и подготовленных мышц, поскольку фехтовальщик всегда передвигается только на полусогнутых ногах. А теперь – если вы не спортсмен – попробуйте хотя бы четверть часа походить на полусогнутых. И тогда вы в полной мере прочувствуете удовольствие моей первой фехтовальной тренировки.

За десять минут я покрылась потом с ног до головы. Волосы стали влажными и тяжелыми. Колени дрожали, а бедра нещадно ныли. Тех пауз, которые давала нам Тася, мне едва хватало, чтобы восстановить дыхание и потянуть замученную ногу за стопу к ягодицам. Со времен шейпинга я помнила, что это лучший способ снять напряжение.

Но, несмотря на все муки, я, как это ни странно, получала удовольствие. Потому что с самого начала четко видела, к чему ведут меня эти дающиеся с трудом шаги на полусогнутых. Я понимала, что моя конечная цель – победа над соперником, который еще невидим, но уже маячит на горизонте. Память извернулась змеей и выкинула подборку картинок из моей биографии: мне часто приходилось уходить с поля боя непобежденной, но почти никогда – победителем. Мне был незнаком этот сладкий, кружащий голову вкус, который хотя бы на миг не позволяет усомниться в собственной силе.

И вот теперь, меряя зал шагами на гудящих от боли ногах, я чувствовала, как во мне пробуждается незнакомая жажда. Это было предощущение: каждый мой шаг грозит противнику ударом, а каждый выпад – поражением. Во мне просыпалось новое, абсолютно незнакомое чувство воинского азарта.

– Так, хорошо держишь корпус! – подбадривала меня Тася. – Не забывай выпрямлять ногу при выпаде.

Но если в процессе разучивания шагов мой азарт только начал загораться, то, когда пришло время для отработки уколов, он потек по телу, как обжигающе-крепкий коньяк.

От каждого укола в мишень, когда шпага вонзалась в черную резиновую поверхность и изгибалась, словно пытаясь одолеть каменную стену, я ощущала прилив сил. И хотя очень скоро начала неметь рука, внутренняя крепость только прибывала. К своему удивлению, я не чувствовала себя неуклюжей растяпой – ощущение, которым сопровождалось почти каждое мое начинание. Даже когда укол выходил неудачным, мое сознание отметало это лишь как досадный, но несущественный промах. А в какой-то момент, когда я от усталости разжала пальцы и шпага со стуком рухнула на пол, странно-незнакомый голос сказал совсем рядом с моим ухом: «Ничего страшного, ты просто отвыкла».

Я не стала оглядываться в поисках того, кто это сказал. Я уже знала, что проснулась еще одна моя ипостась – Дева-Воин.

Той ночью, после первой моей фехтовальной тренировки, я спала одна.

И той же ночью мне приснился сон про Виргу – Деву-Воина. Она пришла в мою жизнь, словно разбуженная звоном шпажных клинков. Никогда до этого, сколько бы недописанных шедевров не хранилось в недрах моего компьютера, ко мне не приходил герой настолько цельный. Всех других персонажей я придумывала, лепила по образу и подобию себя или своих знакомых, выводила в мир: думала, какой сорт чая они будут пить и в каких кофейнях сидеть после полуночи. С Виргой все вышло иначе. Она заявилась из моего сна абсолютно живой: не было ни одной черты, которой бы она уже не обладала. Я могла бы влет рассказать о том, что она любит, а что терпеть не может. Так, я точно знала, что она родилась и провела детство в Вероне, но больше туда не возвращалась. Я могла рассказать, как она впервые взяла в руки шпагу и сколько раз ее после этого заставили переписывать «Отче наш». У меня не было сомнений, что она обожает яблоки, запах моря и звук скрещивающихся клинков и не выносит проповедников и черный цвет. Она явилась в мой дом такая, какая есть: дерзкая, неугомонная, несгибаемая. Разметав все прочие образы по углам, заняв все пространство моей одинокой ночи.

Едва проснувшись, я тут же подумала о ней – со страхом, что сейчас морок развеется, и в памяти, как это бывало, останутся лишь мутные образы. Но ничего подобного не происходило. За окнами начиналось утро летнего четверга. Будильник, отзвенев положенное, обиженно умолк. А я лежала и вспоминала все детали сна, которые вставали передо мной ярко, как в только что просмотренном кино. Я помнила фразы, интонации и выражение лица Вирги, когда она впервые увидела Вито.

Я думала о ней, умываясь, принимая душ и заваривая себе чай. И поняла, что не отделаюсь от этой настырной девицы, пока не сяду за компьютер и не запишу ее историю в деталях. Точнее, только ее начало, поскольку сон оборвался тогда, когда история лишь начиналась. Однако у меня уже не было сомнений, что продолжение последует.

Мой Критик в полную мощь легких кричал, что я творю безобразие: утром рабочего дня, отодвинув длиннющий список планов, сижу и записываю приснившуюся мне блажь, которую любой грамотный историк разнесет в пух и прах за недостоверность.

Но Вирга стояла у меня над душой хуже настырного родителя, следящего за тем, чтобы нерадивое чадо сделало уроки.

Я начала писать новую книгу.