— Я тебя очень прошу, не делай этого, — сказал Юзеф маленькому Юзеку. — Ни к чему тебе лишние неприятности, да и до несчастного случая недалеко. К тому же ничего интересного там нет, поверь мне.

— Ты говоришь, как мама, — надулся Юзек. — Она тоже всего боится. От нее только и слышишь: «Не ходи туда, не ходи сюда, смотри, будь поосторожнее». Как будто у меня собственного ума нету! Наверняка все наши ребята пошли, один я дома торчу. Снова скажут, что я струсил.

— Участие в хулиганских сборищах — вовсе не доказательство смелости, — убеждал его Юзеф.

— Почему ты так выражаешься? — возмутился Юзек. — Ты же сам прекрасно знаешь, что это неправда. Студенты из Университета даже специально надели белые форменные фуражки, чтобы их можно было отличить от хулиганов. Мне очень хочется хотя бы посмотреть. Могу пообещать тебе, что я с тротуара не сойду. А если хочешь, то пойдем вместе.

— Нет, Юзек, я не желаю иметь с этим ничего общего. Зевак там и без нас хватает. Давай лучше займемся делом. Я не уверен, что ты уже хорошо знаешь пятнадцатую главу. А может, ты предпочитаешь писать?

— Нет, лучше я повторю. А ты повторишь четырнадцатую.

— А может, повторим все с самого начала?

— Хорошо, только, чур, я первый, — согласился Юзек.

И оба — маленький и большой — по очереди начали читать наизусть главы из собственной повести. Юзек повторял нечетные главы, а большой Юзеф — четные. Потом они поменялись, а потом, когда уже повторили все целиком, стали проверять друг друга с любого места. Маленький Юзек начинал какой-либо отрывок, все равно какой, из какой угодно главы, а большой Юзеф кончал — и наоборот. Выходило это у них очень здорово. Они не забыли ни одного слова, ни одной запятой, ни даже точки.

А когда немного устали, принялись за яичницу, которую как раз поджарил Юзеф. Они были очень собой довольны.

— Теперь, — сказал Юзек, — даже сто недоделанных Хенеков ничего у нас не украдут. Могут искать себе рукопись, сколько им влезет, и фигу найдут.

— Даже целая армия Мазуркевичей, — добавил Юзеф, — хотя бы она всю землю перекопала и все реки выкачала, не нашла бы нашу повесть, ведь в голову-то нам не заглянешь. Ловко мы их провели, правда?

— А чья была идея? — с гордостью спросил Юзек.

— Твоя, конечно же, твоя, Юзек. Рукописи нет, а повесть есть!

— Только вот сдержал ли ты слово? — спросил Юзек. — Никому не рассказал?

— Никто на свете об этом не знает, — заверил его Юзеф, — и никто, кроме нас, знать не будет.

— Даже Марыля? Даже Критик? — подозрительно выпытывал Юзек.

— Даже они, клянусь тебе, — торжественно заверил его Юзеф и разлил чай по стаканам.

Маленький Юзек взял уже третье пирожное и спросил:

— А больше пирожных у тебя нет?

— Нет, но ты ешь, я не хочу, — ответил Юзеф.

— Я тоже не хочу. Оставлю — ка Марыле, — и Юзек положил пирожное обратно на тарелочку.

— Ей уже давно пора быть дома, — сказал Юзеф. — Как бы чего не случилось, — и он потянулся за газетой. — Давай-ка, Юзек, почитаем, что пишут про хулиганствующих студентов.

— Не желаю этого читать, — буркнул Юзек. — Пресса лжет!

Большой Юзеф внимательно посмотрел на маленького.

— Кто это тебе сказал? — спросил он. — Ты, наверное, уже там был и скрываешь от меня?

Маленький Юзек немного смутился, опустил голову и тихо сказал:

— Только минуточку, когда к тебе шел.

И он вытащил из кармана листовку, где было написано: «Пресса лжет! Читай только „Сверчка“ — он еще не лжет».

Юзеф взял листовку, прочел ее, разорвал на мелкие кусочки, положил в пепельницу и поджег.

— Если бы что-то подобное у тебя нашли, то тебя тут же вышвырнули бы из гимназии и…

— Я эти надписи повсюду видел, — сказал Юзек. — Он немножко злился на Юзефа за то, что тот уничтожил листовку. — И ничего бы мне не сделали, потому что все об этом знают. Все знают, что это правда.

Юзеф задумался и ничего не сказал, но газету отложил.

А Марыля все не возвращалась.

— Почему, — спросил вдруг Юзек, — газеты пишут, что это сионисты подстрекают молодежь?

— Потому что среди их вожаков есть сионисты, — ответил Юзеф, но как-то неуверенно, не глядя на Юзека.

— Ты от меня скрываешь правду, — сказал Юзек. — Я знаю, студенты хотят, чтобы в театре шли «Дзяды» Адама Мицкевича, и вовсе не выступают против арабов.

— Ну, это не совсем так, — ответил Юзеф.

— Ага, я давно хотел тебя спросить, но все забываю, — заговорил Юзек. — Это правда, что я родственник Адама Мицкевича?

— Ты? Не понимаю, — удивился Юзеф.

— Ну, ведь фамилия моего дедушки, — ответил Юзек, — Мицкевич, Израиль Мицкевич.

— Это простое совпадение, — рассмеялся Юзеф. — Однофамильцы — и все. Очень многие евреи, которые родились там, где и Адам Мицкевич, носят эту фамилию.

— Так, может, поэтому, — продолжал расспросы Юзек, — студентов обвиняют в сионизме?

— Не болтай глупостей, Юзек. Здесь нет ничего общего.

— А может, потому, — не переставал расспрашивать Юзек, — что Адам Мицкевич… я где-то об этом читал, только не помню, где… что Адам Мицкевич сформировал еврейский легион? Ты об этом что-нибудь знаешь?

Юзеф снова рассмеялся, но ничего не ответил. Он начал только нервно расхаживать по комнате, потому что Марыля все еще не возвращалась.

Маленький Юзек не удержался и отрезал себе половину пирожного, которое оставил Марыле.

— Ты мне обещал, — сказал он, — рассказать, что было на собрании в Союзе.

— Ничего интересного, — отозвался Юзеф.

— А ты выступал «за» или «против»? — спросил Юзек.

— Я вообще не выступал, — неохотно ответил Юзеф.

— Я вообще не выступал, — неохотно ответил Юзеф.

— А Критик? — продолжал расспрашивать Юзек.

— Критик выступал против.

— Против постановки «Дзядов» Мицкевича, да? — домогался Юзек.

А когда Юзеф не ответил, маленький Юзек презрительно добавил:

— …Этот Критик — самый трусливый трус, какого я видел в своей жизни. Вот уж я б не удивился, если б оказалось, что он еврей. Скажи мне, почему евреи такие трусы?

— Это неправда, — ответил Юзеф. — Возьми, к примеру, Израиль.

— В Израиле легко быть смелым, — сказал Юзек. — У них сильная армия…

— Вот видишь, — прервал его Юзеф. — Когда нет армии, особо не похрабришься.

Зазвонил телефон. Это Профессор спрашивал о Марыле.

Юзеф ответил, что она еще не вернулась, и что он очень беспокоится.

Стало совсем поздно. Маленький Юзек улегся на кровати, а Юзеф, не раздеваясь, прикорнул рядом с ним. Они не могли уснуть, потому что очень переживали, что Мары-ли до сих пор нет.

Только под утро Юзеф сказал Марыле:

— Пройдемся немного, а то у меня голова очень разболелась.

Они шли напрямик через какие-то газоны, вокруг серело, потому что надвигались сумерки. Потом вышли на освещенную площадь, которая выглядела почти пустой, и поднялись на железнодорожный мост. Внизу громоздились груды металлолома и погасшие печи, видимо, для обжига глины.

— Я дальше не пойду, — сказала Марыля, надела на голову белую фуражку и вытащила из кармана рогатку. — Буду здесь ловить такси.

— Здесь нет такси, — ответил Юзеф и потянул Марылю вниз по каким-то крутым ступенькам.

Они снова вышли на площадь и подошли к каменному стулу, на котором сидел… Юзеф не успел посмотреть, кто сидел на этом стуле, так как Марыля вдруг начала разбрасывать листовки с шестиконечной звездой Давида, и он до того испугался, что кинулся прочь. Обернувшись, он увидел, что Марыля бежит за ним, схватил ее за руку и спросил:

— Кто это был? Ну, тот, что сидел?

— Адам Мицкевич, — сказала Марыля. — Посмотри, что он мне дал.

Марыля вытащила из сумки кукушку, ту самую, что скучала в испорченных часах.

— Зачем тебе это? — спросил Юзеф.

— Она просила взять ее с собой, когда я уеду, а за это обещала прокуковать вашу рукопись, — и Марыля начала громко хохотать.

Тут кто-то схватил Юзефа сзади за руки, вывернул их и применил двойной нельсон.

— Попался, — кричал майор Мазуркевич, — сионист проклятый! Я видел, как ты разбрасывал листовки у памятника нашему Поэту-провидцу!

Марыля продолжала смеяться, потом натянула рогатку и стрельнула камнем.

Юзеф почувствовал, как камень очень больно ударил его в лоб, но на ногах устоял. Зато майор Мазуркевич плашмя рухнул на землю головой вперед, а маленький Хенек пустился наутек…

Юзеф резко вскочил, сел на кровати и долго не мог понять, где он, собственно, находится. Он увидел маленького Юзека, который спал, отвернувшись к стене, и услышал громкий стук в дверь.

Юзеф встал, открыл дверь и увидел дворника, который привел с собой нескольких мужчин.

Они чрезвычайно вежливо поздоровались, извинились за то, что служебный долг заставил их прийти сюда в столь ранний час, и сказали, что майор Мазуркевич тоже приносит свои извинения за вторжение в квартиру писателя, однако, для пользы дела необходимо проверить вещи Марыли.

Обыск длился недолго, но пришедшие интересовались не вещами Марыли, а скорее книжками и ящиками письменного стола Юзефа.

Маленький Юзек спал, и никто его не тревожил. Один из тех, что пришли от майора Мазуркевича, сунул, правда, руку под матрас, но сделал это крайне осторожно, чтобы не разбудить спящего ребенка. У него дома тоже такой бутуз, сказал он, и вообще он очень любит детей — «цветы нашего будущего», как он поэтически выразился, поскольку являлся специалистом по литературе.

Попрощались они тоже крайне вежливо, но на вопрос Юзефа, где может быть Марыля, не ответили.

Потом пришел Критик и немного удивился, что в комнате все разбросано. Он увидел маленького Юзека, который еще спал, и сказал:

— Разумеется, все из-за этого сопляка. Я столько раз просил вас, уважаемый коллега, но вы упрямы, как осел.

О Марыле Критик сказал, что она наверняка арестована, и что лучше майору по этому поводу не звонить.

— Самое главное, — добавил Критик, — что они не нашли рукописи. А если хотите знать мое мнение, то я бы советовал вам немедленно отправится в Дом Партии, добровольно отдать рукопись и выразить раскаяние. Я вчера был там и поставил свою подпись под протестом против оккупации арабских земель и пыток, которым израильтяне подвергают беззащитное местное население. Советую вам сделать то же самое.

И он принялся резать хлеб к завтраку, хотя время было уже обеденное.

Юзеф начал ему помогать, а маленький Юзек проснулся и все вместе сели есть.

— Что они могут сделать с Марылей? — спросил Юзеф.

— Я знаю только, что многие арестованы по подозрению в участии в уличных беспорядках, — сказал Критик и намазал себе хлеб маргарином, так как масла не ел.

— Может быть, Профессор сумеет чем-то помочь? — не унимался Юзеф.

— Я бы советовал не проявлять интереса к этому делу. Интерес может лишь возбудить подозрения, — сказал Критик. — Марыля — человек взрослый и сама за себя отвечает. Впрочем, если она невиновна, ее выпустят. У нас соблюдают законность, уважаемый коллега. Не следует об этом забывать и не следует поддаваться провокационным слухам, распространяемым нашими врагами.

Юзек прислушивался к этому разговору и молчал.