— Мне уже надоело об этом писать, — сказал Юзек.

— Тебе надоело писать нашу повесть? — удивился Юзеф.

— Нет, только хватит с меня твоих секретарей, их болтовни и твоего Критика. Ты так с ними носишься, что совсем позабыл о нашем дворе.

— Что ж, понимаю. Я согласен с тобой, но, поверь — иначе нельзя. Ты ведь не хочешь, чтобы я перестал писать о себе, а я ведь тоже секретарь…

— Да кто ж тебя заставляет? — перебил его Юзек. — Не будь им — и все тут!

— Не так это просто, как тебе кажется, — Юзеф снова задумался. Задумался, закурил и опять погрустнел.

Юзеку стало жалко большого Юзефа, и он сказал:

— Ладно, будь по-твоему, только не надо больше писать об этом. Напиши, так уж и быть, последний разочек — и хватит.

— И потому, товарищ Поточек, — сказал Секретарь Дома Партии, — мы должны подготовить съезд писателей.

Разработайте тезисы вашего выступления на съезде в соответствии с указаниями Дома Партии и представьте их нам на утверждение. Подготовьте также нескольких товарищей для выступлений в прениях. Скажем, человек двенадцать. Желательно, чтобы о роли поэзии высказался на съезде поэт Бородач. Вы знаете его не первый день… Знаю, знаю, что вы хотите сказать. Я ознакомился с вашей докладной о его выходе из партии, но это неважно, не придавайте этому значения. Поэт может быть и беспартийным, так даже лучше. Мы обсуждали этот вопрос и даже пришли к выводу, что на сегодняшний день Бородач — самая подходящая кандидатура на пост председателя Союза писателей. Удивляться нечего, товарищ Поточек. Вы читали последние сообщения западной прессы. Наши враги возводят Бородача в ранг национального героя, который положил на стол партбилет, за что, того и гляди, как они пророчат, будет исключен из Союза, а потом и посажен. Западные любители всяческих скандалов — и, скажем прямо, провокаций, — уже подготовили протесты и начали собирать подписи под требованием освободить Бородача из тюрьмы, а мы тут сделаем его председателем Союза. Я смотрю, вам нравится такая игра. Однако это не игра, это борьба с врагом, у которого надо выбить из рук оружие. Разумеется, избрание Бородача председателем Союза писателей будет немедленно прокомментировано как бунт всего Союза против нашей партии. На Западе сразу же возрастет интерес к нашей литературе, они будут переводить и издавать наши книги, а об остальном мы уж сами позаботимся. Итак, за дело, товарищ Поточек.

Итак, за дело, товарищ Поточек.

— Лучше всего, — сказал Юзек, — взять такси: сегодня воскресенье, Бородач живет далеко, и мы можем не застать его дома. В такую погоду он наверняка ходит на рыбалку.

Дверь им открыла девочка. Сначала вошел Юзеф, а за ним Юзек, который сразу попробовал дернуть ее за косу. Она показала ему язык и пошла впереди них по коридору, а они за ней. Девочка подошла к двери, тихонько ее приоткрыла, заглянула вовнутрь, потом снова тихонько закрыла дверь и прошептала:

— Извините, вам придется немного подождать. Пан поэт сейчас пишет стихи и мешать ему нельзя, а то его покинет вдохновение.

Ждать им пришлось недолго. Поэт сказал «войдите», и они вошли в комнату, а девочка за ними. Бородач сидел в кресле, положив ноги на столик, и курил трубку.

— Вот это сюрприз! — воскликнул он. — Партийная гора пришла к Магомету. Садись, старик. Сюда, на диван, так будет удобнее. Здесь мягко, а ты любишь удобства. Садись и выкладывай, с чем пришел и зачем тебя сюда нелегкая принесла. А ты, Ханночка, займись ассистентом товарища писателя. Как тебя звать, хулиган? — и подмигнул Юзеку.

— Юзек.

Бородач ему понравился, поэтому он простил ему «хулигана» и тоже подмигнул. Только Ханночка оставалась серьезной, как и подобает хозяйке дома. Взяв Юзека за руку, она увела его в другую комнату.

— Поможешь мне стирать пыль с книг, — сказала она, дала ему в руки тряпочку и сама тоже взялась за работу. — Это мой брат, он поэмы пишет. А это, наверное, твой папа?

— Нет, — буркнул Юзек. — Это мой друг. Мы вместе пишем повесть, — и он дернул ее за косу.

— Без фамильярностей! — сказала она, но язык на этот раз не показала.

Она взобралась на стул и стала вытирать полки, а Юзек держал книги, которые она ему подавала.

— Зачем твой друг пришел к моему брату? — спросила она.

— Поговорить, — ответил Юзек.

— А он пишет книжки для детей?

— Он пишет для детей, а я — для взрослых. Так что не для тебя.

— Ясно, что не для меня. Я, к счастью, не твоя учительница и не обязана читать школярские сочинения.

Из соседней комнаты, где беседовали Поэт и Юзеф, теперь было слышно, что они ссорятся. Ханка и Юзек подошли к двери и стали прислушиваться.

— Твой брат при немцах был в подполье?

— Был, — ответила Ханночка. — А твой друг?

— Тоже, — сказал Юзек.

— И в восстании участвовал?

— Участвовал.

— Так, может, они в одном отряде были и там познакомились?

— Может. Только мой друг был в Народном отряде.

— А мой брат — в Патриотическом. А потом за это в тюрьме сидел. Кто-то на него донес, заявил, что он хранит оружие, но это была неправда. Они хотели, чтобы мой брат сознался, что он для немцев шпионил. Но он не признался, и они его жутко пытали. Он больше не мог этого выдержать и перерезал себе горло. Теперь он носит бороду, чтобы не было видно шрама. Потом его выпустили, реабилитировали, приняли в партию…

— И что дальше?

— Теперь он с ними порвал.

— Они — это кто? — спросил Юзеф.

— Спрашиваешь, как будто сам не знаешь. Евреи! — крикнул Бородач. — Это они учили меня ненавидеть, истязали, топтали, унижали — и в конце концов научили. Мало того, они по-прежнему нами правят! А ты сказки рассказываешь о новых временах.

— Послушай, — прервал его Юзеф, — скажи мне только, разве еще два года или даже год назад ты бы осмелился швырнуть партбилет на стол? Или я, секретарь парторганизации, которому ты этот партбилет швырнул, разве я пришел бы к тебе, человеку, все еще ослепленному личной обидой, хотя уже и реабилитированному, и уговаривал тебя стать председателем Союза? А ведь я это делаю не по собственной инициативе. Каждый честный человек, будь он партийный или беспартийный, но на ответственном посту, своей работой, своим влиянием на других будет медленно, но неуклонно способствовать углублению перемен, которые сейчас происходят в нашей жизни. Нужно раз и навсегда пресечь попытки возврата к недавнему прошлому. Кто это сделает за нас? Кто, если не мы — в партии, в литературе, в органах власти — одним словом всюду, где бы мы ни оказались?

Ханночка отворила дверь и подбежала к Бородачу, который сидел в кресле и ковырял в своей трубке. Она наклонилась к нему и зашептала на ухо:

— Соглашайся, очень тебя прошу, соглашайся, мне хочется, чтобы ты был председателем.

Бородач засмеялся и сказал:

— Ну ладно, поглядим, искусительница, — и шлепнул ее.

Ханка подбежала к Юзеку, который стоял в дверях, и они отправились стирать пыль с книг.

А Юзеф этой ночью увидел, как к Бородачу пришли его товарищи по отряду, а он им приказал вступить в партию и во все творческие союзы, чтобы потом, когда они там будут в большинстве… Что им предстояло сделать, когда они уже будут в большинстве, Бородач приказать не успел, потому что зазвонил телефон. Юзеф встал, снял трубку, но оказалось, что кто-то ошибся номером.