«В конце недели» обещанное лечащим врачом Таньки в конечном итоге вылилось в почти что неделю, и только во вторник врач, недовольно хмурясь, согласился разрешить выписку на амбулаторное лечение.

Танька подыхала. От неподвижности — да, голову она уже могла поднимать. Медленно — даже вставать. И передвигаться по несколько минут, потом тело все равно норовило принять горизонтальное положение. От нервяка — потому что на подготовку к зачету оставалось всего ничего, а голова отчаянно плохо работала. От волнительной, но такой тревожной перспективы съехаться с Егором — она сейчас была невыносима дерганная, уже сама себя ненавидела. Раздражало все, яркий свет, громкие голоса, сильные запахи. Тошнило практически от всего. Если бы Егор не приносил ей еду, а Анька не таскала бы бананы — Танька за эту неделю в больнице усохла бы до состояния глиста. Потому что у них тут то каша пригорала, то суп был какой-то совершенно непонятной консистенции с плавающими пятнами жира, то рагу приносили такого вида и с таким запахом, будто для его изготовления пользовались части тела пациентов, скончавшихся в больничных стенах…

На третий день Танькиного лечения в больницу пришел полицейский, предложил оформить заявление. Танька согласилась. Честно говоря, трепета перед Лазарем у нее не было ровным счетом никакого. Она вообще не очень догоняла, насколько к себе паршиво нужно относиться, чтобы отказаться от того, чтобы мудака, отправившего тебя больничную койку, привлекли к ответственности.

Танька впервые за время учебы в МФТИ влетела в больницу. Она обычно довольно серьезно относилась к заявленному преподавателям девизу «Даже смерть — не повод не приходить на лекцию», как-то даже самоубийственно приперлась на лабораторку к Егору с высоченной температурой — бледная как смерть, но отважно готовая на подвиги. Тогда Егор, кстати, отправил ее домой, сказал, что ответственность — это, конечно, хорошо, но ему, мол, не нужно, чтобы Локалова вот в таком вот виде, настолько же бледная, являлась к нему укоризненным призраком, после того как скончается от передозировки этой самой ответственности.

Суть произошедшего во вторник Танька до сих пор не особенно понимала. Она нашла в телефоне СМС от Егора Л. и, честно говоря, подзависла на это. Во-первых, Лазарь в принципе у нее всегда был «Егорчик», во-вторых… если ее не глючило, она удалила его номер буквально в тот же день, как завизировала перед обоими Егорами свой с Лазаревым разрыв. Хотя… Может, и глючило. Памяти сейчас Танька не верила в принципе. Весь вторник, когда она получила по голове, целиком не складывался. Только из каких-то отрывков, осколков, без четкой картины случившегося. Когда Танька сказала об этом своему врачу, тот сказал, что это как раз нормально, и к сожалению — ничего с этим было сделать нельзя. Последствия гематомы. Может, память о дне сотрясения восстановится, а может — нет. Очень вероятно, что нет.

Хреново это было. Потому что Танька очень бы хотела вспомнить, действительно ли удаляла номер Лазаря и вне зависимости от ответа на этот вопрос — правильно ли она помнила, как был назван контакт в телефонной книжке.

И почему такой странный текст у самого сообщения.

«Буду ждать тебя у машины»

Егор сказал, что драка произошла у его машины. Да, может, случился космический прокол и Танька перепутала Егора В. с Егором Л., но откуда Лазарев-то мог знать, что это все-таки произойдет? Нет, ничего не было ясно. Совсем ничего. В Танькиной больной голове этот пазл сейчас не складывался ни в одну внятную картинку. Она не стала рассказывать это Егору, честно говоря, она себя чувствовала перед ним виноватой — все-таки с Лазарем-то она пересеклась, пусть и не помнила особенно, каким это макаром.

Она думала, что Егор заберет ее вечером, но он приехал буквально в обед, видимо, сразу после утренних пар. Явился — такой восхитительно деловитый, энергичный, собранный, что хотелось пищать и издали любоваться этим широкоплечим совершенством.

— Солнышко, я говорил, чтоб ты не собирала вещи? Тебе нельзя переутомляться, — сердито произнес Егор, заметив у кровати уже подготовленную сумку.

— Это медсестра помогла, — оправдываясь, произнесла Танька, медленно присаживаясь на кровати. Она дремала уже одетой — поверх покрывала. Медсестра же обещала забрать постельное вечером, в конце смены.

— Помогла или собрала? — Егор сощурился.

— Она почти все собирала, — честно ответила Танька, — я совсем чуть-чуть, правда.

— Ох, ладно, — Егор качнул головой, видимо, решив, что с больными не спорят, а теперь у Таньки еще и справка в доказательство была, и, взяв сумку, склонился к Таньке, обхватывая ее за плечи. От него сильно пахло табаком, и это было ужасно непривычно. Впрочем, запах ему шел. Пахни сейчас от него каким-то парфюмом — Таньку могло и затошнить. Идти с Егором вот так было тепло. Но тяжело — пространства было слишком много, голова то и дело порывалась кружиться. Все-таки ощущалось с каждым сделанным шагом, что лечащий врач был прав, и Таньке было бы лучше остаться в больнице, но сдаваться Локалова не собиралась.

Поэтому — коридор, лифт, пройти через холл больницы. Дойти до машины Егора. Сползти пластиком на заднее сиденье и съежиться там. Все силы кончились, голова раскалывалась. Как она послезавтра доползет до зачета и даже там что-то ответит — было загадочно и непонятно, но Танька изо всех сил надеялась, что она — как супермен, — сможет сотворить невозможное.

— Ты жива? — забросив сумку в багажник, Егор вернулся в машину и уставился на Таньку. — А то я, кажется, зря повелся на твои капризы, и надо было оставить тебя в больнице.

— Нет, нет, — испуганно воскликнула Танька, — я жива.

— Неубедительно, но ладно, — Егор вздохнул, — раз уж из больницы мы уже вышли — давай попробуем добраться до дома.

Он вел машину так бережно и медленно, что в какой-то момент Таньке показалось, что быстрее было бы пешком дойти.

— А в универе у тебя нет дел сегодня? — тихонько пискнула Танька.

— Были. Но закончились. И не отвлекай водителя.

Не было никакой проблемы. Танька в принципе ощущала легкую сонливость и продремала практически всю дорогу.

— Могла и лечь, — заметил Егор, уже запарковавшись. Действительно, можно же было и лечь, наверняка Егор это предусматривал, загружая Таньку на заднее сиденье.

— Не подумала, — шевелить мозгами в принципе было сложновато. Честно говоря, до Таньки уже сейчас дошло, что скорей всего на зачете она будет зависать и пытаться связать три слова в одно предложение. Перспектива медотводов и заваленной сессии становилась все отчетливей. И Таньке было страшновато, но выхода… выхода она не видела. Ладно. Сначала попробует, ну а когда провалится — вот тогда и будет плакать.

— Ну, давай пойдем, солнышко, — с поддержкой Егора было возможно все. И не только до подъезда дойти, но и в принципе куда угодно. И плевать, что голова нещадно кружилась. Все-таки правы были те господа, что раскладывали влюбленность на гормональные реакции и говорили, что, мол, эйфория вполне может справиться с болью. Да. Помогало. Даже стоять вертикально помогало, в том же лифте — лишь бы вот так, лишь бы так — уронив голову на плечо Егора и прикрыв глаза. Жаль только недолго тот лифт взлетал на двенадцатый этаж, Танька бы позависала подольше.

Уже в квартире, пока Танька подтормаживала, Егор даже не помог ей раздеться, нет, он фактически «распаковал» Таньку из куртки и, присев, развязал шнурки на ботинках.

— Егор, ну зачем? — у Таньки от этого зрелища едва ноги не подкосились.

— Тебе нельзя наклоняться, солнышко, — деловито отрезал Егор и сжал пальцами Танькину лодыжку, заставляя ее приподнять ногу. Может, Золушка была на седьмом небе, когда на нее надевали хрустальную туфлю, у Таньки же зазвенело в ушах от того, что с нее снимали банальный обычный ботинок.

— И ты две недели меня разувать будешь? — офигевая, поинтересовалась Танька.

— Детка, мне не нужны твои обмороки, — насмешливо отозвался Егор, — поэтому да, буду. Хоть месяц, если ты столько не будешь в форме.

— Блин, — Танька чуть пошатнулась, и Егор, выпрямившись, опустил тяжелую ладонь ей на талию.

— Какие-то проблемы, Тань? — тихо спросил он, впиваясь взглядом в ее лицо.

— Мне кажется, это перебор, — в тон ему ответила Танька, — что это слишком, потому что…

Потому что это было на грани со сказкой, на грани с обходительностью самого шикарного героя мелодрамы, настолько далекого от реальной жизни, насколько в принципе возможно. Но вот он, реальное, синеглазое совершенство, стоял, прижимая ее к себе, после того как собственноручно снял с ее ног оба ботинка.

— Тань, нет, это — не слишком, — Егор чуть улыбнулся, — ей-богу, не глупи. Я же с врачом консультировался. Мне все подробно расписывали, как с тобой обращаться в домашних условиях.

— И кормить с рук будешь? — с легкой иронией поинтересовалась Танька.

— Ну, если ты сама будешь отказываться есть — да, буду, — Егор фыркнул, — пристегну наручниками к стулу и накормлю.

Вообще, он сказал это слегка вкрадчиво, настолько, что Таньке даже наперекор отвратному самочувствию захотелось один раз взять и поотказываться от еды… чтобы он ее покормил, да.

Некая часть Таньки хотела побрыкаться, поспорить, отстоять какую-то дистанцию. Другая же — другая же устала. Она же прибалдела от этого момента, он был такой трепетный… Аж мир замер, а Танька забыла, как ей дышать, на пару мгновений. Так Егор точно не относился ни к какой из своих студенток. Он выделял ее. Боже, как это было… Как это было охренительно. Практически волшебно — если бы материалистка Танька все еще верила в волшебство, она бы сказала именно так.

— Люблю тебя, Васнецов, — снова роняя ему голову на плечо, тихонько пробормотала она, потому что держать это в себе уже было невыносимо, — ты даже не представляешь, насколько.

— Ох, Таня, — Егор вздохнул, прижал ее к себе плотнее, — посмотрим, как ты запоешь через неделю. Ты будешь ждать своей выписки, как амнистии.

— Я буду ее бояться, — Танька чудом не засмеялась — за неделю с сотрясением она усвоила, как болезненно это делать.

— Дурочка, — Егор невесомо коснулся губами ее виска, — знала бы ты, как я за тебя боялся, дурочка ты моя.

Он был такой непривычный, будто выпустил из внутреннего панциря некую толику собственных чувств, и, боясь спугнуть этот странный, такой волнующий, такой потрясающий момент, Танька так, не шевелясь ни единой мышцей, простояла бы и час, наверное. Вопреки даже подкатывающему головокружению. Вот только Егор опомнился довольно быстро. Отстранился, скользнул по Танькиному лицу внимательным взглядом.

— Давай-ка уже в постель, солнышко, — заметил он, — лежачий режим у тебя до конца недели минимум.