— Тань, это детский сад, — заметил Егор, не дождавшись ответа на заданный сначала вопрос.

Таня молчала, не поворачиваясь к нему. Беззвучно, методично и возмутительно аккуратно складывала вещи в чемодан.

— Вот уж не думал, что ты так легко можешь сдаться, — сердито заметил Егор. Реакция была, но снова молчаливая. Только в лице что-то дернулось на долю секунды, но это тут же задавила та же ледяная отстраненность.

Да что вообще происходило? Не легче ли сейчас было запеленать эту истеричку в простыню и отвезти ее в больницу? Уж больно это все походило на осложнение после сотрясения. Егор не верил, что она могла столь достоверно изображать свой уход. Что это? Провалы в памяти? Она уже не помнила, как пользовалась шпорой? Ложные убеждения стали казаться ей уже настоящими? В принципе, врач говорил, что так могут проявляться ухудшения. Но это был самый крайний вариант. Так, ладно, сначала стоило попробовать унять ее спокойными методами.

Егор шагнул к Тане.

— Не дури, — произнес шепотом ей на ухо, перехватывая за руки. Это должно было сработать, должно было ее осадить, но… нет, не сработало. Она лишь досадливо дернула плечом, отмахиваясь от него как от надоедливого насекомого. Да, это точно не напускное. Таня сейчас делала ровно то, что делала три года до этого. Наступила на чувства каблуком и тщательно их давила. Это не могла быть демонстративная истерика. Она всегда чувствовала свою вину, до нее всегда доходило в чем она ошиблась, причем довольно быстро — до этого случая.

— Тань, это моя работа. Я не могу смешивать личное с рабочим, — спокойно заметил Егор, вставая рядом, чтобы видеть выражение лица, уже целиком. Впрочем, ничего не изменилось в ее настроении еще с института. Лицо ее было по-прежнему бледное и бесстрастное. А ведь ничего хорошего в ее выкрутасах не было. Сотрясение лечилось не за две недели, и облегчение не означало выздоровления. Нет бы подумать о себе, лечь отоспаться, успокоиться — нет, дергается, трепыхается, ерепенится, как может. Зачем?

— Ты уже смешал, — шепотом отозвалась Таня, — ты уже все что можно и что нельзя смешал, Васнецов.

Васнецов. Не Егор. Это был довольно хреновый звоночек, лично по фамилии с такой зашкаливающей резкозтью к нему обращаться она себе не позволяла. Теперь дистанцию устанавливала она, и это раздражало.

— Тань, прекрати страдать ерундой, — устало произнес Егор. Из возможных средств удержания у него было только принуждение. Можно было бы прихватить ее сейчас в охапку, швырнуть на кровать и держаться на ней столько времени, сколько понадобится, чтобы она унялась. Вот только ни хрена это не было правильно.

— Ерундой я страдаю уже третий год, — глядя прямо ему в глаза, ответила Таня. И дураку было ясно, на что конкретно она намекала. Боже, как захотелось заставить ее пожалеть об этих словах. Это стоило припомнить позже, чтобы получить опровержение.

— В чем конкретно ты видишь проблему? — скучающим тоном поинтересовался Егор. Хотя, скучно ему не было. Ему было охренительно раздражительно.

— Пока я с тобой не спала, ты меня уважал, — ровно ответила Таня, опуская глаза, — и если мне нужно выбирать между сексом с тобой и твоим уважением — я бы предпочла уважение. Только теперь уже поздно. Ты уже держишь меня на равных с идиотами.

— Шпорами пользуются не только идиоты, — спокойно произнес Егор, разглядывая бледное усталое Танино лицо. Кажется, этот эмоциональный вихрь ее изматывал. Но нет, даже не думала прекращать истерику.

Таня подняла взгляд.

— Я всегда играю по установленным правилам. Это ты обо мне понять мог, Васнецов, — медленно произнесла она, глядя прямо ему в глаза. И да, он бы с ней согласился, что это ей, действительно, свойственно, если бы не одно «но»…

— С Лазарем ты тоже встречалась по правилам? — поинтересовался Егор, отводя взгляд мимо ее лица. Потому, что эта претензия была высказана слишком рано, не тогда, когда стоило с Татьяны по ней спрашивать.

Девушка замерла, будто налетела бортом на риф. Судя по напряженному лицу — она силилась что-то поднять в памяти.

— Я не помню, как с ним встречалась, — тоскливо отозвалась Таня, — не помню, как…

Она недоговорила. Ее лицо вдруг замерло.

— Охренеть… — тихо выдохнула она и вдруг закопалась пальцами в волосы.

— Ты вспомнила, почему встретилась с бывшим, хотя я ясно тебе сказал, чтоб ты этого не делала? — ровно спросил Егор. Не то чтобы ему было любопытно, но кажется, на краткий миг она отвлеклась от идеи побега от проблем. Стоило попытаться потянуть за эту ниточку.

— О да, — ехидно улыбнулась Таня, — кажется, мне помогли. И хочешь, скажу, кто?

— Ну? — Егор бесстрастно поднял брови.

— Ардова и помогла, — резко воскликнула Таня, — она переименовала контакт в моем телефоне. Так что я приняла его сообщение за твое.

— И шпору она тебе подкинула, да? — устало уточнил Егор. Цирк творился какой-то совсем неадекватный. Нужно будет позже глянуть, нет ли в побочках Татьяниных таблеток обострения шизофренических маний. А то, кажется, сработал именно тот минимальный, но самый токсичный эффект.

— Молодец, пять, давай зачетку! — Татьяна уставилась на него лихорадочно блестящими глазами.

— Давай ты пойдешь поспать, а? — тоскливо предложил Егор. С этой неадекватной версией Татьяны сейчас было сложно разговаривать. Она выдавала уже какой-то откровенный бред.

— Ты не веришь, — пробормотала Таня едва слышно, — ты мне не веришь. Я же тебе даже повода не давала… А ты все равно не веришь.

— Такие вещи не говорят без доказательств, детка, — Егор поджал губы, — у тебя есть доказательства? Или хотя бы адекватная версия?

Промолчала, бледнея еще сильнее. Не было ни доказательств, ни даже складной версии. Так, надо уже было дать ей отдохнуть, еще чуть-чуть, и ее все-таки придется везти в больницу.

— Тань, зачем бы Оксане это делать? — поинтересовался Егор, не возвращаясь к вопросу «поводов». Если встреча с Лазарем не повод для сомнений — то, что вообще для нее было весомым поводом?

— Васнецов, ты совсем дурак? — впервые двадцатилетняя девица смотрела на Егора, как на идиота. — Хочет тебя наша Оксана Леонидовна. И я ей поперек горла — ясно же.

Егор вздохнул. Вот оно. То, чего он так долго ждал. Эмоциональность, экспрессия и полное отсутствие здравого смысла.

— Я с Оксаной знаком восемнадцать лет, — спокойно произнес он, — и знаешь, если бы у нее был ко мне какой-то интерес — уж, наверное, она бы о нем сказала, поди, не двадцатилетняя дурочка, которая по три года зреет.

Щеки Тани вспыхнули, и она, присев к чемодану, не заполненному на треть, дернула за молнию, застегивая его.

Что ж, пожалуй, сейчас, лучше дать ей уйти и выдохнуть. Говорить с ней было бесполезно, удерживать силой — могло быть травмоопасно для нее же. Да, долго бы она не протрепыхалась, попытайся он ее удержать, не та у нее весовая категория. Но как бы ей при этом ненароком не добавить чего-нибудь в анамнез к ее сотрясению. Ладно, Егор даст ей время остыть, избавиться от этих вот параноидальных мыслей, вспомнить, откуда же на самом деле взялась шпора. Приведет мысли в порядок — вот тогда-то он с ней поговорит. И о последствиях этого ее поведения тоже.

— Тань, — вздохнул Егор, давая ей последний шанс передумать. Не среагирует на него, значит, пусть идет.

— Остальные вещи завезешь в общежитие сам, — резко бросила и потащила к двери свой чемодан. Ну что ж, ладно.

— Ищешь повод, чтобы я к тебе зашел? — проходя за ней в прихожую, насмешливо поинтересовался Егор.

— Я буду у матери, — ледяным тоном отозвалась Таня.

— Я вызову тебе такси, — произнес Егор, когда она завозилась с ключами.

— Я обойдусь, — резко ответила Таня, закостеневая лопатками.

— Нет, не обойдешься, иначе ты даже до лифта не дойдешь, золотко, — как будто ей кто-то собирался позволять спорить, даже сейчас, — я вызову и оплачу тебе такси. А ты, как хорошая девочка, дождешься машину на лавочке у подъезда, так, чтобы я тебя видел с балкона, поняла?

— Я обойдусь, — еще резче повторила Таня, разворачиваясь к нему лицом. И как не надоело устраивать этот чертов цирк с отбрыкивающимися конями. У некоторых, между прочим, это все уже свербело в печени.

Егор пожал плечами и качнулся вперед, прижимая девушка к двери.

— Хочешь по-плохому, а, солнышко? — шепнул он. — Ну, давай, скажи еще раз это свое «обойдусь», и я сменю методы. Хочешь этого?

Он хотел. Хотел сгрести эту дуру в охапку, выцеловать ее дотла, чтобы больше не смела с ним спорить, пусть бы даже она и брыкалась, потуже стянуть эти чертовы руки ремнем над чертовой головой и вытрахать до последнего звука, что она могла издать, так, чтобы с кровати встать не смогла. И будь она здорова, Егор бы разрешил этот скандал именно так. А потом заговорил бы о наказании.

Таня смотрела ему в глаза расширенными зрачками как загипнотизированный кролик. На долю секунды Егору показалось, что ему получилось вызвать в ней отклик, пробиться через этот ее психоз, но потом она качнула головой. Влево-вправо. «Нет». Это был ответ на его вопрос. Ну, хорошо, пусть будет так.

Егор сделал шаг назад.

— Значит, я вызову тебе такси, детка, — ровно произнес он снова, — как там называется твоя Тьмутаракань?

Ни единого слова, кроме названия деревни, она больше не сказала. Простояла пару минут с неподвижным лицом, ежась, будто от холода, пока Егор дозванивался до диспетчера и договаривался о безналичной оплате.

— Вишневый ниссан, семь-два-восемь.

Вообще-то, она все еще могла одуматься. Никто ее не выгонял, никто, кроме нее самой.

Входную дверь Таня закрывала со хлопком, чтоб замок закрылся сам. Оставила ключи на тумбочке в прихожей. Она ушла, и в душе Егора стало тихо, как в морге.

В самом начале этих отношений Егор знал, что Таня от него сбежит. Сбежала. И от того, что он оказался прав, было тошно. Да, это все на время, он не позволит ей уйти насовсем, но даже осознание этого жизнь не облегчало. Он не хотел — даже на время. Пусть это было необходимо. Пусть — так лучше. Лишь бы не стало еще хуже с ее состоянием. Ладно, Егор это все отложит на потом.

Егор вышел на балкон, слушая матерок алкашей и смех детей, доносившиеся из соседнего двора. Достал из заначки пачку сигарет. Закурил.

Таня уже сидела у подъезда. Спиной к окнам Егора. Головы в сторону балкона не повернула, даже не взглянула.

Пока к ней ехало такси, Егор успел выкурить три сигареты, и тления в груди от этого не стало меньше.

Так и не повернулась. А потом просто прыгнула в подъехавшую машину и уехала.

Жаркий полдень третьего июня стремительно выстывал…