Эпилог

ЖИЗНЬ, МИР И БЕЙСБОЛ ПОСЛЕ ПОТОПА

У нас в Середке этот период, занявший около шестидесяти трех минут, ознаменовался многими необычайными явлениями. Во дворе сиротского приюта перуанского города Куско вдруг появился старый «мерседес», и девять воспитанников увидели в нем своих родителей, погибших в селевом потоке три года назад. Плотина будущей гидроэлектростанции в Юрских горах, во Франции, грозившая затоплением красивой старой деревне, исчезла бесследно за одну ночь. На южной оконечности Таиланда ныряльщики обнаружили, что коралловый риф, умиравший в течение десяти лет, кипит бурной жизнью. Девять тысяч раковых больных по всему миру внезапно пошли на поправку. Тысячи бывших в ссоре влюбленных помирились, сотни сбежавших из дому детей вдруг обрели желание вернуться обратно.

Не все события были столь яркими и драматичными. На тех ветвях Древа, что расположены подальше от Зеленого Ромба, эффект от взлома печати Сияния отразился слабее. Там люди находили любимые безделушки, фотографии и талисманы, которые считали давно пропавшими. Неудачливые любители лотерей выигрывали скромные суммы, засыхающие комнатные растения выздоравливали, чихуахуа с прооперированными голосовыми связками начинали весело тявкать, сполна отплачивая своим хозяевам за жестокое обращение. Часть земного шара, проспавшая удивительный час, видела чудесные сны: к одним возвращались любимые ими умершие, другие, напрочь лишенные способностей к музыке, сочиняли гениальные симфонии.

Нам должно быть стыдно, что мы, пренебрегая надеждой, верой и чудом, позволили так зарасти пространству, некогда соединявшему нас с Зеленым Ромбом. Почти вся целительная сила, излившаяся из пробитого Этаном отверстия, ушла на расчистку Терний. В итоге большинству из нас досталось разве что по капле из этого могучего потока. На детской площадке, сохранившейся от прежних Елисейских Полей в Хобокене, штат Нью-Джерси, не произошло почти ничего примечательного — если не считать найденного под качелями пожелтевшего бейсбольного мяча фирмы Сполдинг с загадочной подписью «Ван Лингл Мунго». Ребята в тот же день поиграли им немного, только и всего.

Однако теперь Тернии, повторяю, расчищены, и дорога в страну вечного лета, цветущих яблонь и зеленой травы открыта для вас. Пока, по крайней мере, и если вы знаете, где ее искать.

Но для тех, кто оказался на самом пути потока, эффект получился поистине поразительным. Этан, придя в себя, тут же ощутил на лбу сухую, прохладную отцовскую ладонь. Он сел. Пара влажных карих глаз смотрела на него с тревогой.

— Привет, папа, — сам себе не веря, сказал Этан.

— Привет, сынок.

Фельды молча смотрели друг на друга, заново переживая долгие недели разлуки, отчуждения и ужаса.

— Что-нибудь не так? — спросил наконец Этан.

— Д-да… Мои очки пропали. Но знаешь, они мне как будто больше и не нужны. Я прекрасно вижу твою мордашку и без них.

Отцовские руки наконец-то обняли Этана, и все отчуждение, весь ужас прошли без следа.

— Я нашел тебя, папа. Сказал, что найду, и нашел.

— Я слышал. Обо всем слышал. И очень тобой горжусь.

Этан увидел, что его рюкзак лежит на траве поблизости, и достал из него отцовский бумажник.

— Вот, держи. Ты забыл его, когда уходил.

— На меня это не похоже, — с недоумением приняв бумажник, заметил отец.

— Последнее время было для тебя трудным, папа. Я после объясню.

— Ладно.

— А мне нелегко было тебя найти. Ты уж лучше не уходи больше никуда.

— Ладно, — пообещал отец. Родители всегда это обещают, хотя и знают, что такое обещание сдержать нельзя. Но это ничего: главное, чтобы мы в это верили. Бейсбольный матч не заставит летний день длиться вечно, и хоум-ран не залечит всех страданий мира и даже одного-единственного человеческого сердца. Настанет день, когда мистеру Фельду, хочет он того или нет, придется покинуть Этана снова. Все родители когда-нибудь покидают своих детей. Этан понимал это теперь лучше, чем когда-либо прежде, и все-таки порадовался отцовскому обещанию.

Больше они не разговаривали — просто лежали бок о бок на траве и грелись на солнце.

— Что это за звук? — спросил наконец Этан и сел. — Похоже на детский плач.

— Так и есть. У одной из твоих подружек появился малыш.

Они вдвоем подошли к Колодцу. Роза-Паутинка, сидя у его бездонных вод, нянчила своего вопящего братца и целовала его ножки, каждая с фасолинку величиной. Он, как и все феришерские младенцы, походил не то на маленького старичка, не то на резинового пупса, а волосы у него так и остались жесткими и черными, однако брыкучие ножки вполне годились для поцелуев.

— Получилось! — с торжеством восклицала Роза-Паутинка. — Я знала, что получится. Ведь правда же, я всегда это говорила!

Около Колодца расположилось с дюжину феришеров — они валялись на траве, смеялись и заигрывали с малюткой. По широченной ухмылке на лице Клевера Этан сразу догадался, что это члены племени Кабаньего Зуба, взятые в плен при нападении на Белолесье. Теперь они снова превратились в феришеров из серошкуров, которые проводили меловые линии на Зеленом Ромбе. Шланг, насос и бронемашина исчезли, а кибитка раскололась в щепки, точно от удара гигантского кулака.

— Эй! — Дженнифер Т., Этан и Тор постояли немного чуть поодаль, как вершины треугольника, а потом сошлись вместе и обнялись. Этан, заметив в Торе какую-то перемену, не сразу понял, что дело в запахе. От его друга теперь пахло зеленью — сосновой хвоей или эвкалиптом. Этан отошел немного назад, посмотрел на Тора и сказал:

— Ты стал меньше ростом.

— Точно. Я уменьшаюсь. И вот еще, смотри. — Он показал Этану свою исцарапанную руку. Царапины, более бледные, чем им полагалось, отливали ржавым золотом.

— Да что же тут такое творится? — воскликнул Этан. — И где Койот?

— Его забрали. — Мистер Фельд показал на небо над правым краем поля. Сияние, прежде напоминавшее голубое стекло, все покрылось грозными багровыми тучами, а вдоль всего правого края стояли стофунтовые золотые столбы, соединенные серебряными полотнищами. Только очень большая сила могла бы повалить эту изгородь. В конце стены были видны деревянные ворота, наглухо запертые, а над ними висела серебряная табличка с цифрой 216.

— Двести шестнадцать? — сказал Этан. — А что это значит?

— Количество стежков на бейсбольном мяче, — сказала Дженнифер Т.

— Количество третей дюйма в морской сажени, — уточнил Клевер. — Именно такое расстояние отделяет «дом» от врат Сияния.

— А еще это количество возможных вариантов, когда бросаешь три игровых кубика, — заметил мистер Фельд. Это было как раз в его духе — сказать нечто подобное в столь драматический момент, и Этану захотелось снова обнять отца.

— А я слыхал, — вмешался Петтипот, — что в настоящем имени мистера Древесного ровно двести шестнадцать букв.

— На каждой стороне моей карты пятьдесят четыре деления — девять на шесть, — внес свою лепту Тор. — А если умножить пятьдесят четыре на четыре, будет двести шестнадцать.

— Двести шестнадцать? Это код Кливленда, штат Огайо, — сказал Родриго Буэндиа. — У меня там сестра. Великий бейсбольный город.

Он засучил штаны, и всем стало видно, что жуткие шрамы у него на коленях пропали.

Во всяком потопе бывают свои завихрения, свои карманы и островки, которые вода почему-то не затрагивает. Таффи нашли на краю Зимомира, на пятачке нерастаявшего льда — неподвижную, бесчувственную, полумертвую. Мех у нее заиндевел, на губах запеклась кровь. Знаменитые ступни отсутствовали — роковые капли Ничего растворили их.

— Так нечестно! — крикнула Дженнифер Т. и бросилась бежать.

— Дженнифер Т.! Вернись! — звал ее мистер Фельд. Но она все бежала, во всю прыть своих сильных ног — через третью базовую линию Зеленого Ромба, к дубовым воротам. Она стала молотить в них сперва кулаками, потом ногами, но это было все равно, что усилия мухи, бьющейся об оконный переплет. Когда к ней прибежал Этан, она успела отчаяться и скрючилась на траве у ворот.

— Они там сейчас очень заняты, наверно, — сказал Этан. — Разбираются с Койотом и все такое.

— Так нечестно! А как же Таффи? Как же я?

В самом деле: ее палец, сломанный когда-то, так и остался немного скрюченным. А внутри она осталась все той же Дженнифер Т. Райдаут из неблагополучных клэм-айлендских Райдаутов. Беспородной, дворняжкой, тенехвостом.

Этан плюхнулся на траву рядом с ней и сжал ее шершавую руку.

— Ты мне нравишься такая, какая есть. Я рад, что в тебе ничего не изменилось.

— Да брось, Фельд. — Она вырвала у него руку, вскочила и затянула потуже хвост, пропущенный в затылочную прорезь бейсболки. Потом улыбнулась, и Этан заметил, как зарделась ее щека. — Хватит трепаться.

Они соорудили носилки из обломков кибитки и потащили Таффи через Зеленый Ромб в Яблоневый Сад, место отдохновения раненых героев. Световой дождь, пролившийся на все Дальние Земли Летомира, погасил бушевавшие там пожары и вернул к жизни уже сожженные деревья. Яблони расцвели заново, и бобрихи трудились вовсю, восстанавливая Жилища Блаженных, Два дня наши путники пользовались легендарным гостеприимством этих Жилищ, лечили Таффи и готовились к долгому обратному пути. В книге племени На-Ве-Чу была глава о постройке плавучих средств, и они, руководствуясь ею, построили крепкий, вместительный плот. Туз вырубил шесты, и путешественники двинулись через Большую реку. На этот раз их никто не побеспокоил, и даже кончик уса не тронул гладкой поверхности вод.

В Кошачьей Пристани их радостно встретили Большие Лгуны, которые стали теперь гораздо крупнее, хотя прежнего величия так и не обрели. Пришлось им снести свой поселок до основания и построить новые дома, вдесятеро больше старых. Топор, переросший даже Джона Чугунный Кулак, вошел в реку и без труда выудил из нее старушку Скидбладнир, всю облепленную илом. Фельды были очень рады снова увидеть Скид, несмотря на ее плачевное состояние. Туз разобрал ее на части, заботливо почистил и протер каждую деталь и опять собрал (только педали сцепления и тормоза при этом поменялись местами). С гор доставили солидный запас самогона, и экспедиция, отъевшись на хлебах Энни Кристмас, тронулась к пику Кобольда, только теперь уже с другой стороны.

Туз соорудил из старого фортепьяно и тележных колес открытый прицеп, где разместились феришеры Кабаньего Зуба и Таффи. Она так ни разу и не пришла в сознание после того, как ее нашли на льду Зимомира. На всем пути через Зубастые горы она лишь слабо стонала да произносила отрывочные жалобные слова на языке Большеногих. Феришерки научили Розу-Паутинку варить из трав питье для ее братца, и она поила Таффи тем же целебным отваром, вливая его в рот через обрезок шланга, оставшийся после сборочных работ Туза.

В «Одуванчиках» их приняли куда радушнее, чем в первый раз. Они провели там несколько дней, и за это время розовые щечки и серьезные глазки Нубакадубы (Нового Мальчика, как его называли теперь), растопили заледеневшее сердце королевы Шелковицы. В этом случае целительное действие потопа, надо сказать, несколько запоздало.

Когда пришло время уезжать, Дик Петтипот тоже остался в «Одуванчиках». Он был счастлив вернуться к своим ходам и норам и жалел лишь о том, что лишился непревзойденного противника в лице Джона Тузика. Маленький великан решил добраться вместе с бывшими «тенехвостами» до своих родных мест. Потоп истребил в нем жажду отомстить братьям, продавшим его в рабство, но кое-какие счеты все же следовало уладить.

— Пусть посмотрят мне в глаза и попросят у меня прощения, — решил он. — Даже если для этого им придется распластаться на брюхе. Особенно если придется, — ухмыльнулся Туз.

— О, как мне будет недоставать твоих косолапых шагов, — причитал Петтипот, сморкаясь в кружевной платочек. — Они, бывало, за милю предупреждали меня о твоем приближении.

— А я буду скучать по твоей трескотне. И по твоему ослиному упрямству тоже.

И два закадычных врага расстались в тени холма «Одуванчики».

Скид проехала еще несколько дней на восток, и тогда Тор, тщательно изучив карту, пришел к выводу, что из этого места можно совершить прыжок в Зимомир, а оттуда — в Беллингем, штат Вашингтон, из которого ходит паром на Клэм-Айленд. Туз к этому времени стал чуять в воздухе нечто знакомое — «добрую старую великанью вонь», по его словам. Он попросил мистера Фельда высадить его здесь. Все они понимали, что Туз рискует. Клевер находил вполне возможным, что потоп смыл заклятье, наложенное на шкуру маленького великана — но кто мог знать, что будет с Тузом, когда он удалится на установленное расстояние от Этана Фельда? Оставалось надеяться на стружки от биты, которыми он набил карманы. Туз попрощался за руку со своими друзьями и с феришерами, вскинул мешок на плечи, оглянулся напоследок и ушел из нашей истории.

Три дня и два перехода спустя оставшиеся путешественники оказались на пристани Беллингема.

— Ну вот и все, ребятки, — сказал со вздохом Родриго Буэндиа, пребывающий в полной растерянности. Он собирался взять напрокат машину, но дальше его планы не шли. В тот день, когда Этан с Дженнифер Т. умыкнули его из дома, команда «Энджелс» отправлялась в двенадцатидневный тур, и Буэндиа полагал, что раз он не явился и никого не предупредил, его контракт с командой расторгнут. Он купил в газетном автомате «Сиэтл Таймс»: может, там что-нибудь сказано о таинственном исчезновении былого прославленного бомбардира? Но там упоминалось только, что игроки «Энджелс» сегодня выехали в Сиэтл. Тут рот и глаза Родриго раскрылись до почти невероятной ширины. Он показал на дату, и тогда все остальные тоже выпучили глаза. Они провели в Летомире около двух месяцев, но в Середке, если верить газете, прошло всего два дня после их отъезда с Клэм-Айленда — а до похищения Родриго Буэндиа из Ранчо Энкантадо и вовсе оставалась неделя! Не пытайтесь этого понять — просто поверьте мне на слово.

— Вы хоть понимаете, что это значит? — спрашивал Буэндиа. — Я помню: мы тогда играли в Сиэтле, точно, и я забыл про день рождения своей жены! Ну и… это стало началом… Бог ты мой, ребятки!

— Иди, — сказала Дженнифер Т.

— Да! Я пошел! До свиданья! Приезжайте ко мне в Анахейм, я вас на лучшие места посажу.

Так хоум-ран Этана (еще один запоздалый эффект) спас брак Родриго Буэндиа. Родриго позвонил жене из молочного бара и пригласил ее в Сиэтл, в отель «Четыре времени года», в номер для новобрачных. Впоследствии он, как вам известно, блестяще провел сезон, забил 32 хоум-рана, стал автором 98 ранов, и Союз Спортивных Журналистов объявил его Восстановившимся Игроком Года.

Остальные дожидались последнего, ночного парома, где народу, как правило, было меньше всего. Мистер Фельд купил большое полотнище брезента, которым они накрыли прицеп с мохнатым стонущим грузом. Феришеров никто, не веривший в эльфов, так и не видел. Но Беллингем славится широтой взглядов, поэтому там могли найтись и такие, которые верят. Учитывая это, безопаснее всего было подождать парома, отходящего на Клэм-Айленд в 1.14

Случилось так, что в ту же ночь возвращался домой Альберт Райдаут, совершивший очередную бесцельную прогулку по границе Канады и Соединенных Штатов. Всю переправу он просидел в буфете, попивая виски из банки «Севен ап».

Настроение у него было хуже некуда. Он никогда не чувствовал себя особенно счастливым, волоча за собой к дому длинный хвост мелких отсидок и происшествий, но на сей раз дело обстояло еще хуже. Дней десять назад, во время последнего запоя, ему попалось на глаза большое зеркало. Произошло это (о чем Альберт, конечно, знать не мог), когда пенный вал потопа докатился до городишка в штате Айдахо, где он как раз обретался. Альберт впервые за долгое время посмотрел на себя со стороны и увидел, во что превратил свою жизнь и каким никудышным отцом, в частности, оказался. Тот момент давно прошел, но память о нем до сих пор не давала Альберту покоя.

Когда серия железных содроганий в недрах парома возвестила о подходе к причалу, он рыгнул, закинул банку в мусорный бак и поплелся вниз, на автомобильную палубу. Западный ветер нес запахи его родного острова, обещавшие когда-то так много хорошего: запахи елей Дугласа, прибрежных отмелей, слабый аромат заброшенных клубничных плантаций. Огни причала быстро приближались — пора было садиться в свою старую лоханку.

Он пошел разыскивать недавно приобретенный «матадор» 1976 года, но на том месте, где он оставил ее, машины не оказалось — да он и не помнил толком, где оно, это место. Альберт не помнил даже, въехал он на паром в машине или некая дама по имени Шерманетта высадила его на причале. Он стал бестолково мыкаться между немногочисленных ночных автомобилей. Островитяне, поди, уже сидят в них и смотрят на него с привычным неодобрением — думают, он совсем уж пропащий. В это время ему послышался звук, напоминающий смачный плевок. За старым оранжевым «саабом», смутно ему знакомым, стоял чудный деревянный прицеп, покрытый новеньким брезентом. Альберту показалось, что звук донесся именно оттуда, и тут брезент дернулся. Кто-то ворочался там и стонал при этом. У Альберта забилось сердце от предчувствия, что под брезентом скрывается что-то очень нехорошее. В следующий момент на него уставилось растерянное, заросшее волосами лицо. Сначала он подумал, что это человек в костюме гориллы, но тут длинный розовый язык показался наружу и облизнул губы, как бы стараясь избавиться от дурного вкуса во рту. Волосатое существо откинуло брезент, и в отуманенном мозгу Альберта стало складываться понятие «большеногая» — пока он не увидел, что ног у этого существа вообще нет.

Когда с парома съехал последний автомобиль, матрос Дэйв Кардун, учившийся с Альбертом в школе, обнаружил своего однокашника мертвецки пьяным на палубе. Дэйв поднял его на ноги, запихнул в свой полугрузовичок и отвез на ферму Райдаутов. Альберт все это время безостановочно бормотал «Большеногая на меня плюнула». Сначала Дэйва это забавляло, потом стало раздражать, и он с радостью сгрузил беднягу на покосившееся крыльцо его дома.

Как только Скид съехала с парома, один из феришеров перебрался на крышу машины, заглянул в окошко и доложил, что Таффи пришла в себя и, похоже, очень страдает. В этот момент Этан услышал, как она стонет, а, заметив, как смотрит на прицеп один из грузчиков, понял, что и другие это слышат.

— Ей нужен врач, — сказал мистер Фельд. — Сейчас доставим ее обратно в Беллингем, в больницу Сент-Джозеф. Одному Богу известно, как мы объясним…

— Пап, — прервал Этан, — а мама сумела бы ей помочь?

— Мама? — Мистер Фельд уже приготовился развернуть машину, но передумал. — Ты знаешь — по-моему, да. Тут на острове есть ветеринар? Должен быть, полагаю.

— Есть, — подтвердила Дженнифер Т. — Маргарет, не помню как по фамилии. Около древесного питомника. Мы к ней собаку водили, когда другая собака откусила ей ухо.

— Кажется, это то, что нам надо, — сказал мистер Фельд и повернул руль.

Доктор Маргарет Педерсен жила в опрятном кирпичном домике с вывеской. Ввиду позднего времени в доме было темно, свет горел только на веранде. Когда Скид подъехала, сотня собак, судя по звуку, залаяла разом, и внутри тоже зажегся свет. Алюминиевая входная дверь отворилась, и крупная женщина в длинном халате вышла на веранду, вглядываясь во мрак.

— Кто там? — В ее голосе слышалась забота наряду с раздражением и некоторой долей страха.

— Доктор Педерсен? Это Брюс Фельд, — отозвался отец Этана, вылезая из машины. — Живу в бывшем доме Окава.

— Да-да? — Раздражение в голосе усилилось.

— У нас тут… несчастье…

Доктор Педерсен запахнула халат и сошла на лужайку. Феришеры быстренько выкатились из прицепа и скрылись в лесу, не исключая и Клевера — они, видимо, подозревали, что доктор Педерсен верит в эльфов, и решили ее не отвлекать.

— В чем дело? — Она с легким нетерпением смотрела на мужчину и трех детей, которых мистер Фельд зачем-то поднял с постели среди ночи. У этой высокой, плечистой женщины были большие светлые глаза и короткая стрижка. Именно эта стрижка и теплые нотки в голосе позволяли предположить, что такому врачу снежного человека доверить можно. Мистер Фельд помедлил еще мгновение и отдернул брезент. Таффи рывком села, точно пробудившись от страшного сна, и они с доктором Педерсен уставились друг на друга.

Доктора, как выяснилось позже, много раз будили по ночам. Она была единственным на острове ветеринаром, и ее кабинет помещался в трейлере за домом. Бывало, что часа в три утра какой-нибудь запоздалый, едущий из бара водитель с истерическими интонациями сообщал ей, что по дороге домой сбил чью-то собаку. А после того как пункт скорой помощи перестал работать круглосуточно, к ней иногда привозили и людей. Но таких пациентов у нее определенно еще не бывало. Доктор Педерсен закрыла глаза, открыла их снова и посмотрела на мистера Фельда. «Скажите, что это шутка», — без слов умолял этот взгляд. Но мистер Фельд кивнул с самым серьезным видом. Тут доктор разглядела, что у Таффи нет ног, и все ее ошеломление как рукой сняло.

— Бедняжечка, — сказала она.

На следующий день была назначена тренировка. Этан, Тор и Дженнифер Т. пропустили всего одну игру, которую команда «Рустерс» опять проиграла — «Большеногим» со счетом 2:8.

Мистер Олафсен, когда они явились на поле Мак-Дугала, сделал суровое лицо, которое иногда заменяло у него лицо разочарованное.

— Так-так. Пропустили матч, вы трое, а ведь мы в вас нуждались. Так нельзя, ребята. Нельзя просто взять и не явиться, даже не позвонив заранее. Если бы вам платили деньги, я бы вычел у вас из зарплаты. Нехорошо так, Брюс.

Мистер Фельд, который, как мы знаем, относился к бейсболу со всей ответственностью, так устал, что даже и не покраснел. Всю ночь и утро он, не смыкая глаз, делал для Таффи протезы из своего замечательного микроволокна. Искусственным ногам полагалось быть легкими, гибкими и в то же время выдерживать вес снежного человека. Кроме того, он навещал Таффи, которую доктор Педерсен поместила в своей гостевой спальне. Этан подозревал, что отец с удовольствием навещает также и доктора, которая, как выяснилось, всю жизнь болела за «Филлис».

— Извини, Перри, — сказал мистер Фельд, — больше это не повторится. — И действительно — не повторилось.

Тренировка закончилась, и мистер Олафсен, все время следивший за Этаном, подозвал его к себе.

— Любопытная бита. Где ты ее взял?

Этан, знавший, что рано или поздно это случится, протянул Щепку тренеру.

— Сам сделал. — Врать, конечно, не следовало — вдруг и другие начнут просить, чтобы он им сделал такие же, но не рассказывать же всю историю про Туза-великана.

— Только вот тут бугорок оставил. — Мистер Олафсен показал на Узел. — Натирает немного, наверно?

Волдырь у Этана на ладони давно уже превратился в твердую мозоль.

— Я привык, — пожал плечами он.

Втроем они пошли посмотреть, что делается на Хотел-бич. Землеройные машины исчезли оттуда, и все предупредительные знаки «Трансформ Пропертиз» — тоже. И это еще не все: срубленные березы снова росли на своих местах как ни в чем не бывало. Этан, стоя в этой тихой белой роще, чувствовал, что Летомир совсем близко и что он мог бы перескочить туда сам, без помощи Пройдисвета или Тора.

— Интересно, что они теперь поделывают? — сказал он, и другие сразу поняли, о ком он.

— Чтобы построить феришерский кнолл, нужно сто лет, — сказал Тор. — Им теперь долго придется жить в палатках.

С того дня друзья видели Тора все реже и реже: он то и дело перепрыгивал в Летомир или шмыгал по своему родному Миру, часто в компании Таффи. Всюду, где бы он ни бывал, он расспрашивал о рувинском ребенке, которого племя феришеров похитило из Кли-Эллама, штат Вашингтон, одиннадцать середкинских лет назад. В последний раз, когда Этан видел его, Тор был всего на пару дюймов повыше Клевера и оставался невидимым для 98,3 процента населения. Но этот последний раз случился уже довольно давно. Кто знает, где странствуют Тор и Таффи теперь, разыскивая подменыша, чье место занял Тор, и лес, где они могли бы поселиться?

А «Рустерс» даже без Тора продемонстрировала то, что после стали называть самым впечатляющим реваншем в бейсбольной истории Клэм-Айленда. Один хороший игрок не может вывести команду из прорыва, однако двоим это доступно. После возвращения Райдаут и Фельда «Рустерс» начала побеждать. На Дженнифер Т. они всегда полагались, но теперь очень скоро, хотя и не без удивления, убедились, что могут доверять и своему кэтчеру. А освоившись с этой мыслью, они и друг другу начали доверять. До них стало доходить, что лупить по мячу что есть силы или махать рукавицей в сторону летящего мяча, надеясь на лучшее, — это еще не бейсбол. Они стали ловить подачи, и делать дубли, и всячески поддерживать своих бегущих, не стараясь врезать по мячу любой ценой. Их стиль по самоотдаче стал напоминать феришерский. Они выиграли все двенадцать последних игр и, наконец, сразились с «Шопвэй Энджеле» за первое место в лиге Мустангов.

С «Энджелс» во второй половине сезона они встречались много реже, чем с «Редс» и «Большеногими», поэтому игроки «Энджелс» не сразу поняли, что парень, стоящий за «домом» в маске и доспехах — не кто иной, как их старый приятель Песик.

Понимание пришло к ним только тогда, когда Этан, скинув маску и старательно округлив рот, перехватил в воздухе хитрый флай и тем положил конец их успеху.

— Здорово словил, — сказал отбивающий Томми Блюфилд (он же кэтчер «Энджелс»).

— Это еще что, — ответил Этан. — Джон Гибсон из Негритянской лиги — самый лучший кэтчер за всю историю бейсбола, возможно — раз поймал мяч, который ему бросили с Вашингтонского Монумента.

Томми Блюфилд почесал в затылке и спросил сошедшую с горки Дженнифер Т.:

— Что это с ним приключилось?

— Он прочел книгу Душистого Горошка, — сказала она. — Тебе бы тоже не мешало.

— Вот-вот, — поддержал Альберт Райдаут, приветственно вскинув руку. Он присутствовал теперь на всех играх «Рустерс» и на всех семейных обедах, а работал подручным у мистера Фельда. Произошедшую с ним перемену, внезапную и, похоже, подлинную, заметили все. Настоящей причины этого не знал никто, но в «Таверне» поговаривали, что кто-то его здорово напугал: то ли «Адские ангелы» в Блане, то ли гангстеры в Такоме, то ли неонацисты на озере Флатхед.

— Заткнись, Альберт, — отрезала Дженнифер Т.

Она до сих пор не простила отца и не слишком спешила с прощением. Слишком много стыда она испытала из-за него, слишком много игр он пропустил, и утренников тоже, и спектаклей, и визитов ко врачу. А если он и присутствовал где-то, то зачастую портил все дело. Но он старался, а она, хотя и сомневалась, что это у него надолго, была слишком честным спортсменом, чтобы не оценить стараний противника. Проходя мимо отца, она хлопнула его по ладони.

— Так держать, Джи-Ти, — сказал он.

— Сделаем, пап, — ответила она и покраснела до ушей: она уже давным-давно не называла Альберта папой.

Этан всю игру работал на совесть. Была двойная кража во втором иннинге, когда он попал в захват между третьей базой и «домом». Был заковыристый третий страйк, который ему удалось поймать. В пятом иннинге на Дженнифер Т. нашло знакомое ему беспокойство. Она все время морщила нос и подтягивала носок. Она отдала две прогулки подряд, и Этан пошел поговорить с ней.

— Ты можешь, — сказал он.

— Знаю, что могу. Спасибо тебе большое. И катись с моей горки, Фельд.

Этан кивнул. Душистый Горошек в своей книге упоминает, что питчеры не любят, когда к ним приходят кэтчеры, даже когда такой визит жизненно необходим.

После этого носок Дженнифер Т., видимо, перестал ее беспокоить, и следующих двух отбивающих она отправила в аут.

В конце седьмого, при равном счете, бегущий «Энджеле» ринулся с третьей базы к «дому». Этан, приняв мяч от шорт-стопа, сошел со своего места, уперся ногами в землю и опустил плечо. За мяч, по словам Душистого Горошка, следовало держаться, «как за любовь своего лучшего друга». Этан представил себе, что держит в руке любовь Дженнифер Т. Райдаут, с которой они пережили вместе столько приключений. Эта игра захватила его целиком, и он забыл, что она последняя в сезоне. Бегущий, нагнув голову и работая кулаками, летел прямо на него.

Этан втянул в себя воздух с запахом дегтярного масла, которым Дженнифер Т. смазала его рукавицу. Кроме него пахло скошенной травой, бальзамом от ушибов и хот-догами с кетчупом. Этан видел зеленую ленту внешнего поля и длинную тень от трибуны. Слышал топот бегущего и стук своего сердца за нагрудным панцирем. Он чувствовал, даже не видя, как игроки «Энджеле» спешно перебегают между базами, а его товарищи по команде скачут и вопят, держась зачем-то за свои бейсболки. Отец в большеразмерной майке «Рустерс» тоже кричал. Дженнифер Т. наполовину сошла с горки. Она стояла, упершись рукавицей в бедро, и верила в него.

Этан, сбитый противником с ног, поднялся снова. Во рту полно земли, глаза подбиты, нос расквашен — но мяч он все-таки удержал.