Вил складывал новые песни каждый день. Одни он пел и потом; другие возникали, как налетевший ветерок, и исчезали бесследно. Энтис их жалел: ему казалось, песня рождается, как живое существо, а если её забыть — умирает. Вил не смеялся над ним, а серьёзно кивал — но, видимо, понимания и согласия было недостаточно. Обрывки песен таяли в дрожащем от зноя раскалённом воздухе.

Вил уходил в деревню, Энтис некоторое время выжидал, лёжа в траве и сердясь на глупость людей за Чертой, и шёл следом. А там даже ночью поболтать не удавалось: Вил ночевал в гостинице, а он не успевал до неё дойти — его перехватывал лучащийся дружелюбием незнакомец (почему-то всякий раз он оказывался местным старостой) и вёл к себе домой. Получалось, они с Вилом вроде как незнакомы.

Лгать запрещала Заповедь Истины. Но о чём-то промолчать — почему нет? Даже Рыцарь не обязан открывать душу всем подряд! Он ещё ребёнком решил: «соврать» и «не сказать правду» — не одно и то же, и второе Заповеди Истины не противоречит. Вот если его спросят, знаком ли он с тем менестрелем, — он, конечно, обманывать не станет… Жаль только, поговорить с другом нельзя! Но может ведь Рыцарь любить хорошую музыку и пение? Вряд ли у Вила будут неприятности, если он подойдёт и послушает!

Вил украдкой вздыхал, наблюдая его манёвры: он-то видел, как удивлённо смотрят люди на Рыцаря, которому явно нравятся менестрели. Хотя ему, разумеется, ничего не скажут. Ещё бы — Рыцарь! Куда Рыцарю ни вздумается забрести — можно не сомневаться, внимание и забота ему обеспечены. Всюду ему уступят самую уютную комнату, дадут всё, что пожелает, лишь бы избежать ссоры с Орденом!

Дела шли неплохо: крестьяне изнемогали от жары и безделья, и менестрель им был очень даже кстати. Денег, правда, почти не давали: у кого водились деньги, те приберегали их для путешествия в столицу, на День Кораблей. Но большего Вил и не ожидал, и потому не расстраивался.

К радости Энтиса, хмурое молчание прекратилось. Он нашёл отличную тему для разговоров: книги. Книг он прочёл множество и мог их пересказывать часами. Вил слушал, иногда непонятно фыркая или сдержанно усмехаясь, — а потом говорил сам, и Энтис замирал от восторга: читая, он никогда не видел мир так ярко, а людей — такими живыми! Вил менял голос и выражение лица; был то старцем, то юным, крестьянином, Вэй или сьериной; а его руки всё время касались струн — похоже, он этого и не замечал…

А Вил был беспредельно счастлив. Книг он сроду не читал: слишком они дорогие. И вдруг — будто их у него целая куча! В них, конечно, глупостей тоже хватает, и про Войну Чар Энтис почему-то знает совсем мало… зато он прекрасно знал другое: повесть о Войне Теней и рождении Ордена.

В те немыслимо далёкие дни ни Звезды, ни Созвездия не было, а Чар считали не наукой, полезной и необходимой, а злым колдовством, и Чар-Вэй поневоле таились и от людей, и зачастую друг от друга. Только после войны их объединила нелёгкая задача: хранить Поле — чудесный покров над Тефрианом, забывшим звуки сражений… Небольшую плодородную страну, расположенную меж двух судоходных рек, атаковал союз трёх соседних королевств. Силы были неравны, исход — печально предсказуем, но вдруг в обречённом лагере воинов-защитников появился тот, кого звали на языке тех дней, хиан-эле, давно забытом, — Алфарин, Факел Надежды, и Трэйел, Сын Мерцания, и Энджейсин, Озаряющий Тьму. Не-человек-не-Сумрака, таинственный, могущественный и прекрасный, он совершил много подвигов и невиданных чудес, странно умер и совсем уж невероятно воскрес из мёртвых… а главное — он открыл одному из юных воинов удивительную тайну, позволившую Тефриану не только победить, но двадцать три века, с той победы и по сей день, не бояться враждебных соседей. Великая Тайна Ордена…

Вил едва верил в такую удачу: знания были сокровищем, а сокровище всегда кому-то принадлежит, кто ж станет делиться драгоценностями с нищим бродягой? Энтис дарил ему драгоценность Ордена. Энтис не был ни безумцем, ни дураком — он просто не знал цены. Вил знал. И задавал вопросы.

— И Алфарин тоже был воином?

— Нет, я же говорю. Он не был сыном Сумрака, как мы. Он явился из Мерцания Изначального.

«Не-Сумрачное» происхождение Алфарина казалось Вилу более чем сомнительным. Но сказать это — нет уж! Трудно вообразить поступок глупее, чем затевать с Рыцарем спор о истории создания Ордена!

— Арден первым узнал Великую Тайну и рассказал братьям по мечу. Алфарин видел: они считают счастьем и великой честью, что сумеют спасти свою страну, и никогда не используют Тайну для зла. И в ночь перед битвой он чудесным образом отнёс их на вершину скалы Гас — и вдали от людских тревог, наедине с сиянием звёзд и свободно летящим ветром, произнёс им Заповеди. И они приняли Заповеди в сердца и поклялись следовать им до конца дней своих в Сумраке. С помощью Тайны их отряд, во главе с Алфарином, разбил врага, а потом они пошли по Тефриану и говорили людям об Озарении. И тем, кто хотел принять Заповеди, а их было много, назначали встречу — там, где Арден встретил Алфарина, сына Мерцания. Через год после Откровения Скалы Гас они основали Орден, и день тот назвали — День Провозглашения. Алфарин стал Первым Рыцарем Света. А Арден — Лордом Трона первого Замка.

— Арден? — удивился Вил. — Ведь главным был Алфарин. Почему же не он?

— Лорд Трона — он просто управитель в Замке. В каждом — свой. А Алфарин стоял на вершине Ордена. Его ещё звали Лордом Звёзд — в память о том, как лился звёздный дождь на поле боя, озаряя победу…

Голос его замер; взор устремился вдаль. Вил выждал минуты три и тихо окликнул:

— Энтис?

Его друг вздрогнул и смущённо улыбнулся.

— Значит, Рыцари появились раньше, чем Орден?

— Они были совсем другие. Тогда воинов называли — рыцари. Очень старое слово, ещё из Дней Тьмы.

— И тем же словом зовут сыновей Ордена, которым нельзя убивать? Почему?

— Но ведь рыцари и создали Орден. Арден и его братья по мечу убивали в бою, это был их долг. Но Заповеди могли принять только те, кому победа важнее мести, кто не хочет гибели даже врагам и будет защищать, а не нападать. Арден и его друзья были именно такие — воины по необходимости, а не по желанию сердца. Они с радостью и облегчением обещали никогда в жизни больше не убивать. В Орден приходили и люди мирных занятий, но слово «рыцари» осталось с братьями Трэйела навсегда.

— Я думал, в Ордене его имя Алфарин, — заметил Вил.

— А сам он звал себя Трэйел. Сын Мерцания. И это имя было на свитке, где он записал Заповеди.

— Записал? — Вил с лёгким разочарованием кивнул: — Всё же он был человек!

— Он был похож на человека, — терпеливо разъяснил Энтис. — Но у людей тела и разум от Сумрака, а от Мерцания только душа. А он был создан Мерцанием. Сумрака в нём вовсе не было.

— Тогда как же он мог писать? — упрямо пробормотал Вил. Энтис пожал плечами:

— У него и люди летали, и оружие его не брало, и после смерти он оживал. А писать-то куда проще!

— Верно, — признал Вил. — А почему в Ордене вейлинов не любят, если Трэйел сам был Вэй-лордом?

Удар по щеке сбросил его с корня на землю. Он ошеломлённо глядел на друга и молчал. Ни мыслей, ни чувств, пустота. Голова тяжёлая и неудобная, будто чужая. Энтис весь красный от гнева, стискивает кулаки и, похоже, едва сдерживается, чтобы не ударить ещё раз… Вил закусил губу и встал.

— Объясни. Ну?

Боги, почему я не могу просто сделать испуганное лицо и заткнуться?

— Можешь целый день меня бить, я всё равно не пойму! Ладно. Я ухожу. До встречи в Мерцании.

Энтис схватил его за руку и дёрнул вниз. Он попытался вырваться (непонятно зачем, прекрасно ведь знал — не получится) и сел снова. У него оглушительно колотилось сердце.

— Рано или поздно отпустишь, и я уйду. Или привяжешь? И поведёшь тоже на привязи, как собачку?

Его руку сжали сильнее: он едва не закричал от боли. Он перевёл дыхание и холодно усмехнулся:

— Ну, давай. Ударь снова. Ты ведь мой друг, а Орден создан для служения. Да ты бей, не стесняйся. Я же менестрель. Меня можно. А уж тебе-то особенно, Рыцарь, правда?

— Ты понимаешь, что оскорбил меня даже не один, а несколько раз? — очень тихо спросил Энтис.

— О, извини. Может, к тебе другой щекой повернуться? Или лечь? Веточку срезать, или обойдёшься?

— Сказать о Первом Рыцаре «Вэй» — и ещё просить объяснений! А сам ты не понимаешь?! Смешно!

— Что ж ты не смеёшься? — хмыкнул Вил. — Ну, смейся: да, не понимаю. Таким уж глупым уродился.

Энтис долго и сосредоточенно вглядывался ему в глаза. Потом отпустил его и отвёл взгляд.

— Тогда ударь меня тоже. — Он помедлил. — Ударь десять раз, если хочешь.

— Всю жизнь мечтал. С тобой не соскучишься. — Вил вздохнул. — Я не хотел тебя обидеть. Веришь?

Энтис кивнул, подобрал из травы кожаный пояс, снял ножны. Волнуется, думал Вил, вот и теребит всё, что под руку попадётся.

— Я же об Ордене почти ничего не знаю. Откуда мне знать? Я потому и спрашивал.

Его друг смотрел, как усталый и очень растерянный ребёнок.

— Конечно. Я не ожидал… забыл, что ты не из Ордена. Позволь мне заплатить. Пожалуйста.

Я забыл, что ты не из Ордена.

Остального Вил уже не слышал. Теперь он простил бы не одну, а пять пощёчин: Энтис забыл, что он не Рыцарь! Энтис вёл себя с ним, как с сыном Ордена. Как с равным. Мерцанье!..

— Вил?

Я забыл… А Энтис, оказывается, зачем-то бросил пояс ему на колени. Стоит и глаз с него не сводит, и вид у него какой-то странный. Вил тоже встал и, недоумевая, протянул ему пояс:

— Зачем? Мне не надо.

Энтис был бледным, как осеннее небо за час до рассвета.

— Ты не простишь меня?

Вил, изрядно озадаченный, пожал плечами:

— Да ладно тебе. Всё в порядке. Подними-ка руку… — и со смущённой улыбкой обвил поясом талию друга; тот замер, глядя в сторону. — Ну, ты ж меч на нём носишь, а меч-то ты мне не отдашь? — Вила не оставляло чувство, что сути происшедшего он не понял. — В следующий раз постарайся не бить сразу, хорошо? Объясни сперва, а уж потом бей. — Он усмехнулся: — Если знать, за что, оно как-то приятнее.

Я забыл, что ты не из Ордена. Чудесное воспоминание из тех, которые стоит хранить вечно!

Энтис осторожно коснулся его руки — словно Вил был вроде бабочки, и он боялся стряхнуть пыльцу.

— Я запомню, — непонятно высказался он. — Увидишь.

— Ну-ну, — протянул Вил, обеспокоенно гадая, успеет ли «увидеть» до того, как будет уже поздно.

— Ты можешь говорить всё. И задавать любые вопросы. Я больше так не сделаю, Вил. Никогда.

Он помедлил, тихо вздохнул и с тем же странным неуверенным видом отступил на шаг. Вил улёгся в траву, а Энтис опять сел на корень, явно стараясь на друга не глядеть.

— Армию врагов возглавляли Вэй, чьи Кружева были черны, как ночь, и сплетались для зла. А у нас люди, наделённые Даром, хотели с помощью Чар сделать жизнь легче, а мир — прекрасней. Но война научила их разрушать. Война дала им власть, славу, богатство. Когда ураган сбивает с ног, цепляешься за травинки. Кроме Вэй, у Тефриана ничего не оставалось. И Вэй прекрасно этим воспользовались!

— В смысле, кто-то сыграл на обе стороны? Стал предателем? — Вил поморщился, произнося самое грязное ругательство в Тефриане. Губы его друга скривились от отвращения, но голос был ровный:

— Может, и нет. Король им доверял. Здорово с ними носился. Ещё бы, последняя надежда Тефриана! — Энтис усмехнулся: — Вряд ли они сильно порадовались, когда несколько мальчишек без всякой Чар взяли и победили за день, а они за много знаков не справились!

— Но это ты дал мне по физиономии за сравнение с Вэй, Рыцарь.

— А тебе случалось сравнивать Вэй с Рыцарями, беседуя с лордом Звезды?

Вил чуть заметно вздрогнул.

— Скрести пальцы на солнце! Тоже шуточки!

Энтис с серьёзным видом сложил указательные пальцы крестиком и сквозь них прищурился в небо.

— Думаешь, поможет? Слишком мало, чтобы привлечь внимание богов.

— Так не богов зовут, а закрывают всякие глупые слова от Судьбы, чтоб не сбылись ненароком!

Вил посвистел; из травы тут же отозвалась перепёлка.

— Великая Тайна — оружие против Вэй, весь Тефриан знает. У них есть причина бояться Ордена. Кого боишься, любить не будешь. Но они же вам ничего плохого не делают, почему вы-то их не любите?

— Ты правда не понимаешь? Орден был создан в стремлении к свободе и во имя свободы, а Чар-Вэй властвуют и подчиняют. Нам Заповеди запрещают лгать и отнимать силой, а в Звезде сплошь насилие и обман. И жизнь для них разменная монета, они даже детей убивают во время безобразия, которое зовут обучением! Боль, страдания, издевательства над слабыми — во всём Тефриане этого нет, только у них!

«А у вас?» — думал Вил, вспоминая белый круг, кожаные петли на руках и глаза Мейджиса Сатсела.

— Ты не можешь знать наверняка, — сдержанно возразил он. — Только слухи. Как все, кто не Чар-Вэй. Ведь никто из Рыцарей никогда не шёл по Семи Ступеням.

— Да знает любой ребёнок! — вскипел Энтис. — Они что, скрывают? Наоборот, гордятся! Им нравится выглядеть ледяными и бесстрастными. Уменье абсолютно скрывать свои чувства — тоже мне доблесть!

— А в Ордене считают — это плохо? Ну, скрывать чувства.

— Почему? Чувства твои, и скрывай, если хочешь! Люди все разные: один сдержанным родился, а у другого всё на лице написано. Но разве я стану лучше, если всегда буду запертой дверью? А Вэй чем меньше на человека похож, тем больше собой доволен. И всем им надо у кого-то отнимать свободу. Ученик подчиняется учителю, вейлин — Магистру. А Лучи, наверно, пляшут под дудочку Верховного. Вот он-то свободен — за счёт остальных! И весь Тефриан у них в руках, кроме Ордена, все до единого!

— И все их любят, — заметил Вил.

— Все? — Энтис сощурился и насмешливо фыркнул. — Не верю. Все побаиваются — вот это вернее!

— Они многое делают для Тефриана.

— Они правят Тефрианом! Ты не видишь… Как они обращаются с учениками? Будь покорным или умрёшь. А ученики терпят. Им необходима власть, а на цену плевать. Но тот, кто готов отдать за власть свою свободу, непременно будет отбирать её у других. Не для Тефриана, а для себя они стараются.

— Но они управляют погодой, — напомнил Вил. — И лечат, и следят, чтобы никто не нарушал законов. И ведь законы-то не Звезда выдумывает! Правит король. Звезда выполняет его приказы. Помогает ему.

— Да — из-за Ордена! Они не могут властвовать явно: Великая Тайна держит их, как ошейник и цепь держат собаку. Но у них есть власть, Вил. Только скрытая. Законы издаёт король — а кто их шепчет ему в ухо? Верховный. Много ли сьер сделает, не спросив совета у вейлина? Разве что детишек своей подруге! Вот какая свобода у Тефриана. Лишь Орден стоит между Звездой и этим подобием свободы!

Правильно он меня ударил, грустно думал Вил. Хватило же ума лезть к Рыцарю с вопросами о Вэй! Но ведь я прав, а он не понимает, я мог бы объяснить… Нет! Незачем. Он — Рыцарь, и этим всё сказано.

И всё-таки я пока ещё не Чар-Вэй. Ну… по крайней мере, не настоящий.